Сложнейшие безусловные рефлексы

Инстинкты, как показывает подробный ана­лиз, — те же самые рефлексы, только обыкновенно) несколько более сложные в их составе.

И. П. Павлов-

Инстинкты

Можно ли путем словесного внушения оказать прямое воздействие-на инстинктивную деятельность? Можно ли с помощью слова повлиять на инстинкт сохранения жизни или на половой инстинкт, перестраивая-эти сложные врожденные рефлекторные деятельности организма или. внося в них те или иные изменения?

Мы можем дать положительные ответы также и на эти вопросы. Возможность прямого воздействия слова на инстинктивную деятель­ность мы наблюдали неоднократно.

Бывают случаи, когда жизнь человека подвергается смертельной¹ опасности, что влечет за собой острое перенапряжение корковой и под­корковой динамики, обусловленное совершенно непреодолимым прояв­лением силы основного инстинкта — инстинкта сохранения жиз­ни. В значительном числе случаев это приводит к возникновению-невротического состояния, иногда приобретающего характер зафиксиро­вавшегося на несколько лет навязчивого, остро переживаемого страха смерти (танатефобия).

Приводим ряд примеров, говорящих о том, что возникший таким путем навязчивый страх смерти может быть устранен воздей­ствием словесного внушения, содержание которого будет, конечно, за­висеть от особенностей каждого случая в отдельности. Таким путем по­следствия пережитой психической травмы обычно полностью устраняют­ся, после чего инстинкт сохранения жизни вновь получает свой прежний нормальный характер.

1. Больной О., 42 лет, обратился к нам с жалобами, что он не может самостоятельно ходить по улице (вообще по широким пространствам), так как боится «умереть от паралича сердца». При попытке ходить са­мостоятельно появляются сердечные перебои, учащенное сердцебиение и непреодолимое чувство страха умереть от остановки сердца («Вот сейчас остановится, упал и готов!»). Состояние тревоги и страх смерти от па­ралича сердца упорно держатся в течение 7 лет.

Заболевание возникло в апреле 1919 г., когда белыми был пригово­рен к расстрелу. В результате ужаса перед ожидавшейся смертью появи­лись резкое учащение сердцебиения, перебои и боли в области; сердца.

Приговор был отменен. Однако сердцебиения и перебои продолжались.. В течение месяца лечился в санатории, но без успеха: не может перено­сить одиночества, из-за сердцебиений никуда далеко не ходит. В даль­нейшем ежегодно лечился в санатории и поликлинике с кратковремен­ным успехом. С начала 1925 г. сердцебиения стали затихать, с сентября того же года прекратились. Остался «страх смерти от паралича сердца», из-за чего всегда должен ходить в сопровождении кого-нибудь, так как при попытке идти в одиночку его охватывает непреодолимый ужас, по­является сердцебиение и мысль о немедленной смерти.

После проведенной нами разъяснительной беседы перемены к луч­шему не произошло, так как разговор о состоянии сердца еще больше взволновал больного. На следующий день проведен сеанс психотерапии во внушенной дремоте. Сделано внушение о невредимости сердца и о забвении пережитого в 1919 г. На следующий день больной отметил зна­чительное улучшение: впервые ходил самостоятельно по городским ули­цам, сердцебиений, перебоев и страха не было. На 3-й день повторены те же внушения в глубокой дремоте, утром и вечером. После 5-го сеанса уехал домой уже без сопровождения товарища, которого отпустил, ре­шив обратно ехать самостоятельно. В своем письме больной писал: «На 2-й день по приезде домой в 7 часов вечера пошел в поликлинику само­стоятельно, без провожатого, а поликлиника от меня около 2 км... Стра­ха не испытывал, а раньше мог ходить только с провожатым. Если: бывают сердечные толчки или появляются тревожные мысли, или начи­нает биться сердце, то я мобилизуюсь для борьбы, вспоминая ваши сло­ва». В последующих письмах он сообщал: «Настроение преобладает в об­щем хорошее, веселое, увлекаюсь занятиями в Коммунистическом уни­верситете». Через год посетил нас, сообщив о хорошем состоянии (наблю­дение автора).

Остановимся на небезынтересном во многих отношениях случае припадков эпилептического характера, обусловленных острым перена­пряжением инстинкта сохранения жизни.

2. Больной Б., 25 лет, в марте 1929 г. обратился с жалобами на припадки, начинающиеся с ощущения жара во всем теле, удушья, поте­ри сознания и судорог, с последующим чувством слабости и разбитости. Длительность припадка, по словам больного, 15—20 минут. Заболел в октябре 1925 г. при следующих обстоятельствах: в его дыхательное гор­ло попала пилюля, которую удалось извлечь минут через 20—30, вслед­ствие чего перенес сильный страх смерти. В тот же день с ним произо­шел припадок, наступлению которого предшествовал приступ страха с комплексом ощущений, испытанных им во время несчастного случая. В дальнейшем этот комп­лекс всегда предшествовал припадкам, являясь, таким образом, аурой. Первое время припадки повторялись 1—2 раза в месяц, а в дальнейшем дошли до 5—7 раз в месяц, возникая без вся­кого внешнего повода и всегда с одной и той же аурой — реакцией на пилюлю.

Во время сеанса психотерапии больному была разъяснена причина возникновения его припадков, а затем было сделано соответствующее внушение в дремотном состоянии. Беседа подействовала благотворно, он «воспрянул духом», появилась вера в выздоровление, а при следую­щем посещении заявил, что «так хорошо чувствовал себя только до забо­левания». Сеансы внушения в дремотном состоянии производились сна­чала 2 раза в неделю, а затем реже. С начала лечения и по октябрь-1929 г. припадков не было, больной чувствовал себя вполне хорошо (на­блюдения Ф. Б. Цейкинской).

Переходим к заболеваниям, при которых нормальный инстинкт жизни угнетен или даже полностью утрачен.

Как отмечает И. П. Павлов, «жизнь перестает привязывать к себе, как только исчезает цель». При этом при продолжительном ограничении основных влечений и основных рефлексов «падает даже инстинкт жизни, привязанность к жизни». В результате рефлекс цели «может ослабнуть и даже быть совсем заглушён обратным механизмом», что мы и видим в записках, оставляемых самоубийцами: они «прекращают жизнь, пото­му что она бесцельна»¹.

Путем воздействия словом мы имеем возможность восстановить утраченный инстинкт сохранения жизни и вернуть человеку интерес к ней и к ее целевой направленности. Иллюстрируем это примерами из нашей врачебной практики.

1. Больная Ф., 37 лет, учительница, обратилась к нам с жалобами на угнетенное состояние, раздражительность, постоянные головные бо­ли, частые слезы, тревожный сон с кошмарами, безотчетный страх, боязнь остаться одной, внутреннюю тревогу, отсутствие интереса в жиз­ни. Общество людей ее тяготит, она его избегает, занятия в школе с уче­никами, по ее словам, для нее «составляют пытку». Последние месяцы одолевает тоска, мысль о самоубийстве; совершенно неработоспособна. Заболела год назад после смерти матери, которая скончалась во время одной из ссор этой больной с мужем, отношения с которым были плохи­ми. Считая себя виновницей смерти матери, больная до сих пор не мо­жет с этим примириться, мысли о матери, ради которой она жила и тру­дилась, неотступны. С мужем развелась.

Медикаментозное лечение безрезультатно, успокоения и убеждения больную волнуют еще больше. Напоминание о матери вызывает резко отрицательную мимико-вегетативную реакцию. Успокаивающая и убеж­дающая психотерапия в бодрственном состоянии, естественно, была не­возможна. Мысли о самоубийстве были настолько упорны, что возникло намерение направить ее в психиатрическую больницу. Но предваритель­но была применена психотерапия во внушенной дремоте, во время кото­рой делалось внушение о неосновательности самообвинения, спокойном отношении к случившемуся. Вместе с тем внушались бодрость и стой­кость, хороший сон, интерес к жизни.

После 1-го сеанса такого мотивированного внушения в дремотном состоянии больная хорошо спала всю ночь, а весь следующий день, по ее словам, «чувствовала себя обновленной, о матери ни разу не вспомина­ла, была все время на людях, настроение хорошее», причем «если вчера была апатична и безразлична, то сегодня бодра, энергична, с верой в свои силы!» На следующий день проведен 2-й сеанс, повторены те же внушения. После этого больная уехала. Она писала нам, что чувствует себя «хорошо во всех отношениях: бодра, жизнерадостна, энергична, работоспособна, действительно как бы обновленная». Была под наблюде­нием в течение года, катамнез оставался положительным (наблюдение автора).

Таким образом, явление острого перенапряжения инстинкта жизни, как и угнетение этого инстинкта, может быть устранено, а инстинкт со­хранения жизни может быть восстановлен и приведен в нормальное со­стояние путем словесного воздействия. Тем самым область врожденной, безусловной, инстинктивной деятельности также может перестраиваться под прямым воздействием импульсов, идущих через вторую сигнальную

¹ И. П. П а в л о в. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 200.

— 208 —

■4F

систему. Это вновь подтверждает правильность воззрений школы И. П. Павлова о ведущей, определяющей роли коры мозга во всех дея~ тельностях организма.

Согласно учению И. П. Павлова, для полного и правильного, плодо­творного проявления каждого инстинкта «требуется известное его на­пряжение». Перенапряжение инстинкта или длительное «истязание» его (например, вследствие невозможности его реализации) может обусло­вить возникновение невротического состояния.

Приводим наблюдения по устранению словесным воздействием последствий длительного «истязания» материнского инстинкта.

1. Больная М., 27 лет, страстно желавшая иметь ребенка, внезапно потеряла его через месяц после родов (умер от пневмонии). Впала в глубокое депрессивное состояние с бредовыми явлениями, диссомнией, чувством потери смысла жизни, гипнагогическими галлюцинаторными явлениями (засыпая, тотчас вскакивает, так как явственно слышит крик своего ребенка). Обратилась с жалобой на это состояние, длящееся уже 5 месяцев. Больная находилась в одиночестве, ее муж длительное время был в дальней командировке.

Проведено 4 сеанса внушения во внушенном сне, которыми депрес­сивное состояние и сопутствующие ему явления были устранены. Была под наблюдением в течение 6 месяцев, относительно спокойна, рециди­вов не было, приступила к работе (наблюдение автора).

2. Больная К-, 41 года, обратилась в диспансер с жалобой на со­стояние депрессии и галлюцинации (видит сына, втягиваемого в канали­зацию), длящиеся в течение 8 месяцев, с того дня, когда трагически по­гиб ее 8-летний сын (был втянут потоком воды в канализацию). Тяжелая депрессия, яркая зрительная галлюцинация, повышенная раздражи­тельность, не выносит шума, стуков, тягостна для окружающих, апатич­на. Ежедневно температура 37,2—37,5° (чего раньше не было), бессон­ница, общее истощение. Диагноз: реактивная депрессия с галлюцина­цией и эмоциогенной гипертермией.

Проведена гипносуггестивная терапия. После первого же сеанса внушения во внушенном сне (средней глубины) и получасового гипноза-отдыха началось улучшение. Проведено 8 сеансов с хорошим результа­том. Температура нормализовалась. Больная стала более уравновешен­ной, вспоминает о сыне спокойнее, лучше спит, лучше относится к своему младшему сыну, стала обращать внимание на себя, на окружаю­щих, на кладбище ходит значительно реже (не ежедневно, как прежде) и там проявляет большее спокойствие (наблюдение автора).

Приведем пример эффективного словесного воздействия, проведен­ного в целях устранения возникшего извращения материнского инстинкта.

3. Больная К., 30 лет, замужем, обратилась с жалобами на мучи­тельное навязчивое стремление задушить собственного 8-месячного грудного ребенка, возникшее со дня его рождения и обостряющееся пре­имущественно во время кормления. К своему ребенку испытывает «тупое чувство». Невыносимо мучительное состояние «бесплодной борьбы» со своим навязчивым стремлением заставило обратиться за помощью к врачу.

Этиологического комплекса вскрыть не удалось и психотерапия бы­ла проведена чисто симптоматически. Больная оказалась хорошо гипна-бильной. Во внушениях, проводимых во внушенном сне, разъяснялась несуразность ее влечения и внушалось материнское отношение к ребен­ку. После 3-го сеанса было отмечено ослабление навязчивого влечения и пробуждение внимания, чувства жалости и нежности к ребенку. После

1й Слово как лечебный Лактои

_ 9П9 —

7-го сеанса почувствовала себя совершенно здоровой. Была под наблю­дением один год.

Особый интерес данного случая невроза навязчивости заключается в том, что истинная причина навязчивого влечения была выяснена лишь через 23 года после выздоровления. Обратившись в диспансер по друго­му поводу, она нам о прежней своей жизни рассказала следующее: имея сына от первого мужа, вышла замуж вторично, так как хотела «дать от­ца своему сыну». Второй муж оказался хорошим человеком, оправдал ее надежды, она питала к нему дружеские чувства, дорожила им как чело­веком и ценила как «отца» первого сына. Сексуального влечения к не­му у нее не было, беременности избегала из боязни, что у мужа изме­нится отношение к ее сыну. Забеременев по настоянию мужа, она стала испытывать отвращение к будущему ребенку. После рождения его раз­вилось непреодолимое влечение задушить его. Впоследствии же своего второго сына, в отношении которого проявилась указанная навязчивость, она очень любила (наблюдение автора).

В данном случае в основе развития навязчивости лежал сниженный тонус коры мозга, вызванный угнетенным состоянием (нежелание иметь новую беременность). На этой основе у лица, по-видимому, принадле­жащего к слабому общему типу высшей нервной деятельности, кора мозга находилась в переходном, фазовом состоянии, с преобладанием ультрапарадоксальной фазы (что, по И. П. Павлову, и ведет к ослабле­нию у больных понятия противоположения) '.

Таким образом, извращение материнского инстинкта также может быть устранено путем соответствующего словесного воздействия.

Переходим к вопросу о том, можно ли путем речевого воздей­ствия устранять разнообразные функциональные нарушения высшей нервной деятельности, связанные с половым инстинктом. Эти на­рушения могут развиваться по различным физиологическим механиз­мам: по механизму навязчивости в случае неосуществимой или же обма­нутой любви, с одной стороны, и по механизму кортико-висцеральной патологии, в виде психогенного расстройства функции половой сферы — с другой.

Остановимся на рассмотрении картины патологического реактивно­го состояния, вызванного остро переживаемым сексуальным влечением. Как мы знаем, такая ситуация нередко приводит к тя­желым внутренним конфликтам, иногда кончающимся трагически. Од­нако эти тяжелые личные переживания врачами обычно расцениваются как «естественные» при определенных условиях человеческих отношений, причем врач ограничивается советом «взять себя в руки», «отвлечься» и т. п., а в арсенале медикаментозных средств, какими врач распола­гает, обычно для их устранения нет ничего, кроме бромидов или валерь­яновой настойки. Вследствие этого врач в таких случаях нередко ока­зывается в роли немого свидетеля, бессильного чем-либо помочь, если только он не владеет методами психотерапии.

1. Больная К-, 33 лет, обратилась к нам с жалобами на тяже­лое душевное состояние и со своеобразной просьбой, сначала озадачив­шей нас, а затем живо заинтересовавшей. Весь ужас ее положения за­ключался в следующем.

Любя и уважая своего мужа как человека, имея от него 10-летнюю дочь, любя свою семью, она стремилась к полному семейному счастью и все же его не имела, смутно чувствуя, что ей «чего-то не хватает»: у нее

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Меигиз, 1961, стр. 402.

— 210 —

не проснулось сексуальное чувство к мужу. И вот теперь это весьма бур­ное чувство у нее возникло, но оно было обращено не к мужу, а к его двоюродному брату, поселившемуся незадолго до того в их квартире. После долгой и мучительной борьбы она поддалась охватившему ее порыву и поняла, «чего ей не хватало для личного счастья». Несмот­ря на любовь к мужу,- ее стало безудержно тянуть к другому человеку, с которым ее связывало чувство совсем иного порядка. Создался чрез­вычайно тяжелый внутренний конфликт, самостоятельно освободиться от которого она не имела сил. Это привело ее к мысли о самоубийстве. Лишь вопрос о судьбе дочери удерживал ее от этого шага.

К. явилась к нам с совершенно необычной просьбой: «дать для ее личного счастья-то, чего ей не хватало, получить от мужа то, что она имела от другого, забыть последнего, как и все, что связано с ним». Имея некоторый опыт в аналогичных, но менее сложных случаях конф­ликтных отношений, мы не были, однако, уверены в положительном ре­зультате психотерапевтического вмешательства в сферу столь интимных отношений —оказания прямого, направленного влияния на сексуальный инстинкт. Тем не менее мы решились применить психотерапию. Инте­ресующую нас часть этого наблюдения приводим в виде выдержек из дневника, который больная по нашей просьбе систематически вела в те­чение всего этого времени.

«16/Х. Многие тяжелые условия привели мою нервную систему в со­стояние, трудно поддающееся лечению. Почти 2 года я страдаю от физи­ческой и психической двойственности, страдаю не только душой, но и телом, часто целыми днями лежу из-за мучительных головных болей, вся разбитая, бессильная, лишенная сна. Пришлось оставить любимую, вдохновлявшую прежде работу. Лечение у различных врачей не облег­чает, и лишь мысль о самоубийстве меня успокаивает. Когда же мои мысли останавливаются на ребенке, и самоубийство становится невоз­можным, мною овладевает неизъяснимое отчаяние... Что мне делать? Где спасение? Я ^очу покоя, но нет его нигде...

17/XII. Я нашла успокоение. После 1-го сеанса гипноза мне сразу стало лучше... Светлеют мысли... Я значительно спокойнее.

18/ХП. 2-й сеанс дал мне ночной сон и мягкость настроения... О „нем" не думаю...

19/ХП. После 3-го сеанса была у друзей, которых до того не могла видеть, как и всех остальных... Тяжело мне было быть на людях... С ра­достью пошла к ним... здесь был и муж, от которого мне не хотелось отходить...

2/1. Сеансы гипноза возвращают мне сон, дали мне приятные сно­видения взамен кошмарных... Волнующих меня мыслей о „нем" почти нет. Я настаиваю, чтобы „он" оставил меня... чтобы он женился... Спо­койна, когда он уходит из дому с целью вызваать во мне ревность. Сего­дня ночью на его звонок я даже не вздрогнула, я к нему холодна... Я спокойно реагирую на проявление отелловской ревности с его стороны, на безумное его желание возвратить меня к себе, на его до виртуозно­сти доходящие угрозы...

10/IJ. Физическая близость с мужем становится для меня все прият­нее, все нужнее... К насильственным ласкам „того" я безразлична, и они становятся даже неприятными...

I5/II. Сама удивляюсь своей стойкости и спокойствию при наших сложных условиях: общая квартира с ним, физическое его превосходст­во, его темперамент, его назойливость, его страдания, его угрозы

27/П. Я не узнаю себя... Вчера, ожидая к себе мужа, как будто ж та­ла его впервые после долгой томительной разлуки... как будто я никогда

>5* _ 211 -

не испытывала с ним прозы и неудовлетворенности. Я и муж мой счаст­ливы... Получила всего лишь 8 сеансов, и как много они мне дали!

5/1II. Прошлое, хорошее и дурное, как эхо, слышится где-то дале­ко,.. Я живу новой жизнью... Я могу читать, писать, мыслить, заботиться о семье и не думать о смерти.

17/Ш. 11-й сеанс... Да, я выздоровела... То, что казалось в „нем" прекрасным, теперь раздражает... В прошлое не верится. Кажется, что не я сама пережила все, что было, что кто-то мне рассказывал о траги­комической, безумно нелепой любви. ^;

26/Ш. Я зла на „того", кто был причиной наших общих семейных не­счастий. Теперь я живу только мужем и дочерью. Только о них хочется думать и заботиться, только с ними радоваться и горевать. За прошлое готова броситься перед мужем на колени... А,,он" предъявляет мне уль­тиматум: или возвратить ему любовь, или я буду лежать в луже своей крови... Даже это меня не страшит и не трогает.

31/Ш. Только теперь, после 12-го сеанса гипноза, я поняла и осяза­тельно почувствовала, как невысок его интеллект, как мы расходимся идеологически и как не нужна и гибельна была эта связь. О „нем" не хочется больше ни писать, ни говорить...

15/V. Вот уже 1'Д месяца живу без сеансов. Я имела достаточно времени, чтобы проанализировать свои чувства к мужу и к „нему". К мужу у меня глубокое, цельное чувство, какого до лечения гипнозом не было... А к „нему"? „Он" для меня не существует, и я в отношении его даже жестока».

Впоследствии нам стало известно, что К. даже способствовала же­нитьбе объекта своего прежнего страстного влечения.

Мы умышленно привели выдержки из дневника самой больной, что­бы лучше проследить развитие метаморфозы, происшедшей в характере высшей нервной деятельности женщины под влиянием произведенной нами перестройки сильнейших положительных сексуальных условных рефлексов, связанных с определенным лицом, в тормозные, отрицатель­ные, а сексуально-нейтральные для нее раздражители, связанные до того со всем обликом ее мужа, — в положительные.

Все это определило новое отношение со стороны больной к этим двум конкурирующим раздражителям. Каков же физиологический ме­ханизм, лежащий в основе возникшего невротического состояния? Как мы видим, создавшаяся ситуация требовала длительного острого пере­напряжения основных корковых процессов у лица, по-видимому, принад­лежащего к сильному неуравновешенному типу высшей нервной дея­тельности и художественному частному. Это был случай «трудной встречи», выйти из которой оказалось возможным лишь путем пере­стройки отношений и переключения сексуального инстинкта. Эта задача и была выполнена при помощи 12 сеансов комбинированной психоте­рапии (наблюдение автора).

С аналогичными переживаниями мы встречаемся и в следующем наблюдении, когда словесная терапия устранила такую же ненормаль­ность развития полового влечения, имевшую место у мужчины.

2. Больной О., 32 лет, обратился в диспансер с жалобами на тяже­лое нервно-психическое состояние, связанное с сильным половым вле­чением, испытываемым им к жене его брата, не шедшей навстречу его вожделению. Много раз в порыве озлобления пытался убить ее. В то же время к своей собственной жене не проявлял никакого интереса. Жизнь в семье стала невыносимой.

После 6 сеансов мотивированного словесного внушения, произве­денного в состоянии внушенного сна, влечение к жене брата и чувство

— 212 •■-

злобы к ней совершенно исчезли. Наряду с этим появилось длительно отсутствовавшее нормальное влечение к своей жене. Катамнез поло­жительный, без каких-либо рецидивов, прослеженный в течение 2 лет (наблюдение 3. А. Копиль-Левиной).

Переходим к рассмотрению природы и патогенетических факторов развития невротического заболевания, обусловленного неосуществи­мостью возникшего неодолимого любовного влечения. По этому вопросу И. П. Павлов говорил, что «...длинный ряд жизнен­ных ударов, как потеря дорогих лиц, обманутая любовь и другие обма­ны жизни», связанные с «истязанием чувства собственного достоинст­ва», «вызывают у слабого человека сильнейшие реакции с разными ненормальными, так называемыми соматическими, симптомами» '.

По словам И. М. Сеченова, такая непреодолимая страсть «ведет роковым, образом ко всяким так называемым самопожертвованиям, т. е. может в человеке идти наперекор всем естественным инстинктам, даже голосу самосохранения», причем «...этого рода явления в сущности суть рефлексы, только осложненные примесью страстных элементов» (разрядка наша.— К- П.).

В случае неосуществимости влечения, нередко приобретающего характер неодолимой навязчивости, развивается заболевание в форме невроза (К- И. Платонов, 1925, 1926). В его основе лежит механизм концентрированного раздражения определенного пункта или района больших полушарий, вызванного эротической эмоцией, имеющей в сво­ей первооснове мощный стимул со стороны сексуальной сферы.

Мы имеем в виду напряженное чувство, неотступное эротическое влечение, которое или отвергается, или же по каким-либо иным причи­нам не может быть реализовано.

Такая преобладающая и неодолимая эмоция, остающаяся неудов­летворенной, может привести к острому перенапряжению нервных процессов коры мозга и ближайшей подкорки и вызвать срыв высшей нервной деятельности, проявляющийся в форме острой реактивной депрессии, иногда приводящей к катастрофической развязке.

Следует подчеркнуть, что при такого рода «эрогенном» невроти­ческом состоянии больной нередко остается без всякой лечебной помо­щи, ибо не только сам врач не находит нужным опросить больного в этом направлении, но и больной считает это свое состояние «стоящим вне возможностей врачебного воздействия». Часто бывает и так, что больной в силу понятной застенчивости не решается быть откровенным с врачом в области столь интимных переживаний, к тому же связан­ных с огромной эмоциональной напряженностью, сила и значение кото­рой легко могут недооцениваться врачом.

Такие переживания нередко служат источником тяжелого срыва высшей нервной деятельности, подчас доводящего до суицидальной развязки. Можно полагать, что в этих случаях речь идет о прочно зафиксировавшейся сложной динамической структуре, крайне тяжело отражающейся на всем характере высшей нервной деятельности. Это проявляется чувством тоски, внутреннего разлада, апатии, острой ревности, сопровождаясь различными, чрезвычайно мучительно пере­живаемыми компонентами со стороны вегетативной нервной системы, и может вести к угнетению деятельности наиболее важных отделов коры мозга, представляющих, как говорит И. П. Павлов, «коренные интересы всего организма, его целости, его существования».

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 378.

При наличии такого остро и напряженно развившегося невротичес­кого депрессивного состояния, вызванного столь деликатным и интим­ным по своему характеру переживанием, ни фармакотерапия, ни гид­ротерапия, естественно, не дают эффекта. В то же время психотерапия, проведенная в бодрственном или в дремотном состоянии, или во вну­шенном сне, в большинстве случаев в весьма короткий срок дает поло­жительный и радикальный эффект.

Последнее обстоятельство явно противоречит утверждению извест­ного швейцарского психиатра и гипнолога Фореля (1910), говорящего о том, что «напрасно было бы внушать влюбленной девушке ненависть и антипатию к ее возлюбленному, так как чувство половой любви гораздо могущественнее, чем влияние постороннего внушения». Фо­рель, видимо, не имел в виду того, что в этих случаях успех лечения обеспечивается желанием самого па­циента избавиться от своего чувства.

Яркой иллюстрацией эффективности психотерапии могут служить наши наблюдения, касающиеся 52 лиц (12 мужчин и 40 женщин), страдавших «эрогенным» невротическим состоянием, причем у 30 чело­век успех лечения был исключительным: патологическое состояние не только полностью ликвидировалось, но было устранено или резко ос­лаблено и самое чувство. У 12 лиц успех был частичный (облегчение) и лишь у 10 эффекта не было. Причина заключалась в том, что у троих из них не было желания лечиться, семеро остальных не поддавались гипнозу, психотерапия же, проводимая в бодрственном состоянии, успе­ха у них не имела.

Наиболее частыми причинами эрогенного депрессивного состояния у наших больных были: неудачная первая любовь, оставшаяся без взаимности, или же осложненная теми или иными препятствиями к браку, уход любимого человека (мужа, жены); моральная неполноцен­ность объекта влечения, сознание неприемлемости чувства из-за боль­шой возрастной разницы, душевной болезни и т. п., второе замужество при наличии сохраняющегося чувства любви к первому мужу и выра­женном стремлении избавиться от этого чувства, разрыв, происшед­ший в силу несходства характеров, но при наличии у обоих прежнего чувства, и пр.

Недоучет врачом этих этиологических факторов неизбежно ведет его по ложному пути. Так, один наш 45-летний больной, страдая эро­генным невротическим состоянием, безрезультатно лечился в поли­клинике в течение 6 месяцев как страдающий артериосклерозом. После выяснения истинной причины заболевания и комбинированной психо­терапии больной выздоровел. Эффект такой терапии обычно стоек и радикален.

Приводим относящиеся сюда наблюдения.

1. Больная М., 28 лет, за полгода до обращения в диспансер вне­запно была покинута мужем, к которому продолжает питать сильное чувство. Находится в угнетенном состоянии, страдает психогенными зрительными и слуховыми галлюцинаторными явлениями (образ и голос мужа), продолжающимися в течение 6 месяцев. Совершенно избавлена от этого состояния 5 сеансами психотерапии, в которых внушалось безразличие к мужу и полное выздоровление. Положитель­ный катамнез 22 года (наблюдение А. Е. Бреслава).

2. Больная Н., 21 года, обратилась с жалобами на угнетенно? состояние, тоскливость, чрезмерную раздражительность, отсутствие интереса к жизни, мысли о самоубийстве, плохой сон, бессонные ночи, полное отсутствие аппетита, резкое похудание. Больна несколько меся-

— 214 —

цев. Причина—чувство влюбленности в человека, чрезвычайно амо­рального и стоящего во всех отношениях ниже нее, что вызывает «му­чительные переживания». Самостоятельная борьба с чувством и помощь в этом направлении окружающих безрезультатны; просит избавить ее от этого чувства.

Разъяснительная психотерапия положительного эффекта не дала. В течение 5 сеансов мотивированного словесного внушения во внушен­ном сне чувство влюбленности постепенно исчезло, причем восстанови­лись сон, аппетит и прежнее хорошее настроение, а через 2 недели пос­ле начала лечения больная почувствовала себя «полностью освободив­шейся от своего кошмара». Положительный катамнез 2 года: здорова, бодра, жизнерадостна, успешно окончила художественное училище, об «объекте тяжелой любви» никогда не вспоминает. Таким образом, с помощью психотерапии была устранена основная причина этого сложного реактивного страдания. Впоследствии полюбила другого че­ловека и вышла за него замуж (наблюдение автора).

3. Больной X., 32 лет, обратился с жалобами на бессонницу, утрату интереса к жизни, резко упавшую трудоспособность, потерю аппетита, исхудание. Связывает это состояние с «охватившим его чувством страстной любви» к одной из сотрудниц по службе. Бесплодная борьба с этим чувством, по его словам, «терзает» его в течение последнего месяца, причем его «страдания чрезвычайно мучительны».

Пришел с просьбой «помочь избавиться от этого чувства и вновь стать трудоспособным». Приводим его слова: «Она с первой встречи завоевала меня, — говорил он с волнением. — Первое время относилась ко мне доброжелательно, будто оказывая мне внимание и предпочте­ние, и я был в плену чувства к ней...

Ни минуты не мог быть без нее... Я жил и живу для нее. И дрожу, когда ее вижу... Вскоре я заметил, что она начала встречаться с други­ми... появилась ревность... начал терять самообладание... это плохо отражалось на моей работе... Причем, когда я видел ее с другими оживленной, у меня начиналось сердцебиение, краснело и горело лицо, кружилась голова, так что сослуживцы часто принимали меня за пьяно­го... Все связанное с ней приводило меня в трепетное состояние. Но она надо мной издевалась, кокетничая с другими. Узнав о ее новом романе, я совсем потерял голову. Сослуживцы уговаривали меня перестать думать о ней. Наконец, я решился на это, но забыть ее не мог: я не представлял себе жизни без нее, хотя и сознавал, что по умственному развитию она мне не пара и к тому же некрасива, но... меня тянуло к ней, и я был бессилен уйти от нее...»

Мы провели психотерапию в дремотном состоянии. Во время 1-го сеанса, когда больной лежал с закрытыми глазами и слушал слова внушения, он, по его словам, «страдал, когда говорили, что он ее забу­дет». Но придя через неделю на 2-й сеанс, сообщил, что чувствует зна­чительное улучшение. Несмотря на ежедневные встречи с ней после службы, влечение к ней стало значительно слабее, общее самочувствие, аппетит и сон улучшились, чувства ревности не испытывает, несмотря на имеющиеся к этому основания. Придя на 3-й сеанс, сказал: «Хотя я думаю о ней довольно часто и влечение к ней все еще имеется, но оно носит уже совсем иной характер». Если до начала психотерапии у него была неотступная, мучительная мысль о «ней» и всякое воспоминание вызывало «душевную и сердечную боль», то теперь этого нет. «Сейчас у меня больше силы воли», — заявляет больной. При этом его чувство также сделалось иным: «Она мне нравится уже как-то спокойно. Сейчас я уже учитываю, что она не устроит мою жизнь, а испортит ее!» Придя

— 215 —

на 4-й сеанс, больной заявил: «Чувствую полное хладнокровие по отно­шению к ней, не хочется даже и думать, что она мне так нравилась. Я переродился, чувствую, что стал другим». Во время этого сеанса впер­вые была достигнута глубокая дремота. В последующие дни отметил. что после этого сеанса по ночам стал спать глубоким, крепким сном и что относится к «ней» совершенно спокойно. На ее приглашение зайти ответил отказом: «Мыслей о ней нет, настроение прекрасное». Наконец, после следующего сеанса заявил нам: «Чувства к ней нет и следа. Часто сижу и думаю: как может человек переродиться! Будто никогда ее не любил! И как-то странно подумать: как смог я избавиться от своего кошмарного состояния?»

После последнего, 8-го сеанса сообщил, что чувствует себя «окон­чательно избавившимся от своей мучительной болезни», причем вос­становился нормальный сон, интерес к жизни, работоспособность и окрепла воля: «Я теперь тот же, каким был до болезни, влечения к ней уже нет, о ней и не думаю!»

Через 4 месяца демонстрировался на конференции врачей-психо­терапевтов, продолжает хорошо себя чувствовать. Несмотря на частые встречи в служебной обстановке с бывшим объектом своей любви, он к «ней» совершенно равнодушен (наблюдение автора).

Нужно сказать, что в литературе почти нет указаний на наблюде­ния подобного рода. Только Молль (1909) в своей известной моногра­фии вскользь упоминает «о вероятной возможности суггестивного воздействия на чувство влюбленности». Приведенные нами примеры гб-ворят о том, что путем направленного словесного внушения можно ока­зывать воздействие на весьма глубокие и чрезвычайно напряженные процессы, происходящие в корково-подкорковой динамике, в частности в сфере сложных эмоционально-сексуальных переживаний человека.

Следует отметить, что тяжелое перенапряжение в сфере чувств при определенном стечении обстоятельств может создаваться и у людей с сильной уравновешенной нервной системой и приводить к отдельным истерическим реакциям. Однако и в таких случаях возможно полное восстановление высшей нервной деятельности.

Перейдем к рассмотрению второй группы сексуальных нарушений, развивающихся в форме функциональных расстройств по­ловой сферы.

Нужно сказать, что этот вопрос долгое время был наименее разра­ботанным. В затруднительном положении в отношении диагностики и терапии находились как урологи и гинекологи, так и психоневрологи. Не разбирались в них и венерологи, к которым ошибочно часть этих больных обычно попадала. Не понимая ни этиологии заболевания, ни лежащих в его основе физиологических механизмов, они были лишены возможности добиться надлежащего терапевтического эффекта и лишь травмировали больных, так как еще больше фиксировали их внимание на нарушенной функции их полового аппарата, который, как правило, был в полном порядке, ибо патолог