Политическая оппозиция как коллективное поведение

 

Политическая оппозиция проявляется через коллективное поведение (событие), первоначальным субъектом которого является, как правило, социальная группа.

В условиях низкого уровня структурирования и организованности общества источником оппозиционного государству поведения может быть и неструктурированная масса — совокупность участвующих в событии индивидов, не принадлежащих к какой-либо определенной политической, профессиональной или статусной группе. Действия неструктурированной массы имеют наиболее непредсказуемые последствия для политической системы, поскольку она обычно не имеет ясно осознанных целей и склонна к разрушению как способу выражения недовольства своим положением. Появление неструктурированной массы как субъекта политического действия означает чрезвычайно острую ситуацию, когда под угрозу ставится жизнь всех людей независимо от национального, социального и иного положения.

Индивид, будучи существом социальным, всегда вступает в «отношенческие» связи с другими индивидами и принадлежит к определенной группе, а иногда и к нескольким, на которые структурируется общество.

Даже на доисторическом этапе жизни человечества групповая структурированность была необходима для решения, как минимум, возникавших между индивидами споров и защиты от внешних врагов. В соответствии с классификацией, используемой К. Райтом, человечество еще на догосударственном уровне развития прошло, а иногда еще продолжает проходить, путь от клана (рода) — простого общества без главы или только с руководителями по случаю — через деревню — простое общество с главою или публичным управлением правосудия — до племени — составного общества, имевшего общий механизм и управления, и правосудия, и, наконец, раннего государства.

С появлением постоянной государственности эти структуры переходят в традиционное (историческое) общество, в рамках которого изменяются их приоритеты: на основе деревень возникают общины, а родственные племена образуют этносы (этногенные группы).

О сохранении в России остатков доисторического общества свидетельствуют сохранившиеся, например, у осетин роды алагата, бората и ахсарката или чеченские и ингушские тейпы, которые и ныне сохраняют черты клана, стоявшего у истоков социальной структурированности человеческого общества. Живыми символами групповой структурированности традиционного общества остаются сегодня русские деревни, казачьи общины и сохраняющие свою культурную идентичность племена (например, иронцев, дигорцев и кударцев, из которых складывается нынешний осетинский этнос).

Если традиционное общество структурируется по этногенному принципу — за счет групп, основой существования которых является родовая или племенная общность языка, культуры и религии, то принципиальная особенность современного общества состоит в том, что оно структурируется на основе статусных (классовых) социогенных групп.

Различие этногенных и социогенных групп, как и общины и общества, объясняется социологами противопоставлением недобровольных групп добровольным, первичных групп вторичным и т.д. Например, К. Болдинг рассматривает недобровольные группы как неподвластный их контролю результат генетической истории индивидов. Это группы, имеющие половую, возрастную, расовую, поколенческую (родители — дети) и родственную основы. Под добровольными группами, состав которых может изменяться, понимаются религиозные, социальные, политические, классовые, статусные, экономические, образовательные и территориальные группы.

Сбои в процессе структуризации общества — объективные или субъективные — приводят к неравномерности цивилизационного развития. Поэтому все человеческие общности, сосуществуя в объективном времени-пространстве друг с другом и испытывая как части единого человечества одни и те же внешние воздействия, обладают собственным историческим временем, придающим им ту степень индивидуальности, которая ставит их по отношению друг к другу в неодинаковое, а порой и конфликтное положение.

Это объясняет, почему по целому ряду показателей Россия до сих пор не имеет законченного опыта собственной революции, в ходе которой между недобровольными этногенными общинами возникает общая культура как целостная система символов и правил поведения, обеспечивающих индивидам необходимый для нормальной жизни общий порядок в рамках единой нации. Перевес национализма над этничностью, а с ним — современности над традиционализмом, происходит только в том случае, когда первичная структурированность человеческого общества сменяется вторичной структуризацией, в процессе которой представители разных этнических групп становятся участниками одних и тех же статусных групп, смягчающих их этнокультурные различия и создающих условия для возникновения единого общества.

С этих позиций классовая природа победившей в 1917 г. власти на долгие десятилетия приостановила естественный процесс современной структуризации российского общества за счет искусственного взращивания и политической монополизации практически одной социогенной группы — пролетариата, интеллектуальные ресурсы которого объективно не могли быть достаточными для решения задачи трансформации этнокультурного разнообразия России в единую для нее современную культуру. Выход был найден в марксистско-ленинской идеологии, которая должна была служить фундаментом для строительства так называемой советской общности людей.

Перестройка в России стала объективно неизбежной, поскольку упразднение, например, колхозов и совхозов, в форме которых была, по существу, воскрешена социальная структура традиционного общества — община, до сих пор встречает сопротивление не только номенклатуры, но и крестьян, в большинстве своем утративших навыки индивидуального ведения сельского хозяйства. Или, например, восстановление казачьего движения, выдвигающего общинную альтернативу фермерскому переустройству сельского хозяйства; воссоздание на промышленных предприятиях страны социальных условий, характерных для коллективного деревенского уклада; наконец, активизация этнополитической деятельности, которая в соединении с расколом в правящей элите привела в конечном счете к распаду СССР, — все это объясняется еще живыми в народе традиционными ценностями, которые, будучи отвергнутыми в годы советской власти, стремятся в условиях попыток демократизации к самовоспроизводству.

Соразмеряя результаты социологических опросов на севере Западной Сибири и на Северном Кавказе с периодизацией процесса модернизации на идеологическую, политическую и экономическую фазы, можно утверждать, что:

• сельское население России остается преимущественно на традиционном уровне развития;

• городские группы в России, хотя и с разной степенью активности, уже участвуют в процессе модернизации;

• нерусские этногенные группы, в том числе городские, находятся, в лучшем случае, на идеологическом этапе модернизации — в стадии выбора стратегии развития;

• что касается русского городского этноса, то он находится в начале политической фазы модернизации — в стадии создания современного государства как инструмента развития;

• все группы российского общества еще далеки от экономической фазы модернизации.

Поскольку каждая группа осуществляет свою деятельность на основе собственной системы ценностей и порой вопреки формально установленному порядку, в стране возникает система конфликтов ценностей, которые инициируют социальную, а вслед за ней — политическую оппозицию. Так, разрыв в уровне социокультурного развития северных селькупов с мигрантским населением г. Нового Уренгоя, доходящий до 4,4 условных единиц, который в переводе во временной интервал измеряется более чем тысячелетием, свидетельствует о наличии в стране конфликта ценностей между всеми немногочисленными народами Сибири и Дальнего Востока и остальным населением России.

Другая сторона проблемы коллективного поведения, проявляющаяся в ходе модернизации, выражается в активизации участия социальных групп в политических процессах, что предполагает определенную меру политической организованности общества — его способности через создаваемые им организации (объединения, партии и т.д.) контролировать государство.

Показателем политической организованности общества является индекс политической конкуренции (Gurr T.R.). Даже в настоящий момент, когда этот индекс достиг значения «фракционной ограниченной конкуренции», в России сохраняется противостояние различных политических сил, которые в политических структурах власти (особенно высших) представлены неадекватно политическим ориентациям населения. Это усугубляется еще и тем, что многопартийность в России не состоялась, несмотря на то, что официально существуют более 120 политических партий.

В советский период российской истории, особенно со времен Сталина, политика государства в отношении общества, будучи направленной на собственное самосохранение, опиралась главным образом на номенклатурную консолидацию, благодаря которой государство получало возможность осуществлять такой масштаб принуждения и репрессий, который исключал какую-либо политическую оппозицию.

Между тем минимальный уровень организации, необходимый для осуществления массовых действий, выступает условием возникновения манифестируемой оппозиции. Наличие или отсутствие институционализированных оппозиционных организаций со сложившейся структурой интересов, способных сгруппировать вокруг себя недовольных существующим положением вещей и канализировать коллективное поведение групп в политическое русло, создает базу для политической стабильности современного общества.

В качестве таких организаций обычно выступают:

• этнокультурные объединения — добровольные объединения граждан, сформированные на основе единой этнической принадлежности их членов, ставящие целью сохранение национальных традиций и культуры народа, отстаивание его прав, интересов и претензий в политической, экономической и иных сферах общественной жизни;

• профсоюзные объединения — объединения граждан по профессиональному признаку, призванные отстаивать права и интересы своих членов прежде всего в экономической сфере;

• политические партии — организационно устойчивые объединения активных сторонников каких-либо целей или идеологий, имеющие целью овладение и/или использование политической власти.