Я глубоко вздохнул и потом повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза. Эта разновидность откровенности давалась мне не легко, но уже совсем по другой причине.

— Мне очень неспокойно, — я подумал, что это слово подойдет, хотя оно не соответствовало силе моих переживаний, — когда ты далеко от меня. Я не шутил, когда в прошлый четверг просил тебя не упасть в океан и не попасть под машину. Все выходные я места себе не находил, беспокоясь о тебе. После того, что случилось сегодня, я удивлен, что ты пережила те выходные без повреждений, — тут я вспомнил виденные мною царапины, — ну, почти без повреждений, — уточнил я.

— Что? — удивилась она.

— Твои руки, — напомнил я.

— Я упала, — вздохнула она, поморщившись.

Я так и думал.

— Вот об этом я и говорю, — я не удержался от улыбки, — Я так думаю, что, если говорить о тебе, все могло быть гораздо хуже — и эта вероятность мучила меня все время, пока я был далеко. Это были очень долгие три дня. Я порядком потрепал нервы Эмметту.

Честно говоря, употребление прошедшего времени было не уместно, потому что я продолжал раздражать Эмметта и всю остальную свою семью. За исключением Элис…

— Три дня? — ее голос внезапно стал резким, — Разве ты вернулся не сегодня?

Я не понял резкости в ее голосе, — Нет, мы вернулись в воскресенье.

— Тогда почему тебя не было в школе? — спросила она. Ее нервозность смутила меня. Похоже, она не понимала, что этот вопрос был одним из тех, что касался мифологии.

— Ну, солнце действительно не причиняет мне вреда, — сказал я, — но я не могу выйти на солнечный свет, по крайней мере, не там, где кто-то может меня увидеть.

Это отвлекло ее от непонятного мне раздражения.

— Почему? — спросила она, наклонив голову.

Я сомневался, что смогу найти подходящую аналогию, поэтому просто сказал, — Когда-нибудь сама увидишь.

А потом подумал, не станет ли это обещанием одним из тех, что мне придется нарушить. Увижусь ли я с ней еще раз после сегодняшнего вечера? Хватит ли моей любви, чтобы вынести разлуку?

— Ты мог бы позвонить мне, — сказала она.

Какое странное умозаключение, — Но я же знал, что с тобой все в порядке.

— Но я не знала, где ты. Я… — она замолчала и уставилась на свои руки.

— Что?

— Мне так плохо, — сказала она, застеснявшись, ее щеки порозовели, — Когда я не вижу тебя. Я ведь тоже беспокоюсь.

Ну, теперь ты счастлив? Спросил я сам себя. Вот и награда всем моим надеждам.

Меня переполняли смущение, ликование и ужас — большей частью ужас — оттого, что все мои безрассудные мечты были так близки к реальности. Так вот почему для нее не имело значения то, что я монстр. И именно поэтому для меня больше не было никаких правил. Поэтому «правильно» и «неправильно» не оказывали больше на меня своего неодолимого воздействия. По этой причине все мои приоритеты отошли на задний план, превыше всего стала эта девушка.

Белла тоже переживала за меня.

Я знал, что в сравнении с моей любовью к ней, это было ничем. Но этого было достаточно для того, чтобы она сидела рядом со мной, рискуя своей жизнью. Делая это с такой радостью.

Этого было достаточно, чтобы причинить ей боль, если я поступлю правильно и оставлю ее.

Было ли хоть что-нибудь, что я мог бы сделать, не причинив ей боли? Хоть что-нибудь?

Я должен держаться от нее подальше. Я должен навсегда уехать из Форкса. Я не причиню ей ничего кроме боли. Только остановит ли это меня сейчас? Смогу ли я уйти и не сделать все еще хуже?

Нет. Ничто меня не остановит.

— Нет, — простонал я, — Это так неправильно.

— Что я такого сказала? — спросила она, тут же взяв всю вину на себя.

— Разве ты не видишь, Белла? Одно дело — мучиться самому, совсем другое — впутывать в это тебя. Я не хочу слышать, что ты чувствуешь что-то ко мне.

Это было правдой, это было ложью. Наиболее эгоистичная часть меня парила от осознания того, что я был нужен ей, также как она мне.

— Это не правильно. Это не безопасно. Я опасен, Белла. Пожалуйста, пойми это.

— Нет, — она с обидой надула губы.

— Я не шучу, — я изо всех сил боролся сам с собой — отчаянно желая, чтобы она поняла, и также отчаянно желая не произносить больше никаких предупреждений — слова вырывались сквозь мои зубы с рычанием.

— Я тоже, — настаивала она, — Я тебе уже сказала, мне все равно, кто ты есть. Слишком поздно.

Слишком поздно? Мир внезапно на одну бесконечную секунду утратил краски, я видел, как в моих воспоминаниях, тени ползут к Белле, спящей на солнечной лужайке. Неотвратимые, неумолимые. Они наплывают на нее, и Белла погружается в темноту.

Слишком поздно? Видение Элис всплыло в моей голове: красные, налитые кровью глаза Беллы равнодушно смотрят на меня. Бесстрастно — но она не может не ненавидеть меня за это будущее. Она будет ненавидеть меня за то, что я украл у нее все. Украл ее жизнь и ее душу.

Нет, не может быть настолько поздно.

— Никогда так не говори, — прошипел я.

Она уставилась в окно, закусив губу. Ее руки были сжаты в кулаки. Дыхание участилось, а потом прервалось.

— О чем ты думаешь? — я должен был знать.

Она помотала головой, не глядя на меня. Я увидела, как на ее щеке, что-то блеснуло, будто кристалл.

Немыслимо.

— Ты плачешь?

Она плачет из-за меня, я настолько больно задел ее.

Она смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— Нет, — соврала она, ее голос сорвался.

Какой-то древний давно забытый инстинкт заставил меня протянуть к ней руку — в этот момент я почувствовал себя человеком как никогда ранее. А потом я вспомнил, что я… не человек. И убрал руку.

— Прости, — сказал я, мои челюсти сжались. Как я мог ей сказать, насколько мне было жаль? Я сожалел обо всех глупых ошибках, которые я совершил. Я просил прощения за свой бесконечный эгоизм. Я просил прощения за то, что она была настолько не удачлива, что разбудила во мне первую, несчастную любовь. Я сожалел обо всех своих чувствах, которые не мог обуздать — больше всего о том, что я был тем самым монстром, который волей судеб был предназначен прервать ее жизнь.

Я глубоко вздохнул — игнорируя мои низменные инстинкты на запах в машине — и постарался сосредоточиться. Я хотел сменить тему, подумать о чем-то другом. Хорошо, что мой интерес к этой девушке был неиссякаем. У меня всегда были вопросы.

— Скажи мне кое-что, — сказал я.

— Да? — хрипло спросила она со слезами в голосе.

— О чем ты думала, когда я выехал из-за угла? У тебя было такое лицо — не испуганное, а будто бы очень сосредоточенное на чем-то, — я вспомнил ее лицо, стараясь не задумываться над тем, через чьи глаза я его видел, оно было полно решимости.

— Пыталась вспомнить, как вывести из строя противника, — уже более спокойно сказала она, — ну, знаешь, что-нибудь из курса самозащиты. Сломать ему нос, например.

Ее спокойствия не хватило на всю фразу, под конец голос зазвенел от ненависти. И она не преувеличивала, в этой ее реакции рассерженного котенка не было ничего забавного. Я мог видеть тогда ее хрупкую тонкую фигурку, перекрываемую мощными, крупными монстрами в человеческом обличии. Где-то на краю моего сознания закипал гнев.

— Неужели ты собиралась драться? — мне хотелось рычать. Ее реакции были убийственны — для нее самой, — Ты не думала о бегстве?

— Я часто падаю, когда бегу, — сказала она застенчиво.

— А кричать не пробовала?

— Как раз собиралась.

Я неверяще покачал головой. Как ей удавалось оставаться в живых до приезда в Форкс?

— Ты была права, — мрачно сказал я, — Спасая тебе жизнь, я действительно сражаюсь с судьбой.

Она вздохнула и посмотрела в окно, потом взглянула обратно на меня.

— Я увижу тебя завтра? — внезапно спросила она.

Шагая по дороге в ад, я еще и наслаждался путешествием.

— Конечно, мне тоже надо сдавать сочинение, — я улыбнулся, мне нравилось ей улыбаться, — я тебе займу место за ланчем.

Ее сердце затрепетало, на моем сердце неожиданно стало теплее.

Я остановился у дома ее отца. Она не пошевелилась.

— Ты обещаешь, что придешь завтра? — настаивала она.

— Обещаю.

Как могли такие ошибочные поступки дарить мне столько счастья? Безусловно, все это было совершенно неправильно.

Она кивнула сама себе, довольная ответом, и начала стаскивать с себя мой пиджак.

— Ты можешь оставить его себе, — быстро уверил я ее. Мне хотелось, чтобы у нее осталось что-то мое. Талисман, как та крышка от бутылки, что была сейчас в моем кармане…, - Тебе же не в чем теперь идти завтра.

Она протянула его мне, печально улыбнувшись.

— Не хочу ничего объяснять Чарли, — сказала она.

Ну, конечно. Я улыбнулся.

— Да, верно.

Она взялась за дверную ручку и замерла. Ей не хотелось уходить, также как и мне не хотелось отпускать ее, оставлять ее беззащитной даже на несколько минут…

Питер и Шарлота уже наверняка были на пути домой, давным-давно миновав Сиэтл. Но всегда остаются другие. Этот мир никогда не будет безопасным местом для человека, а для нее он, похоже, был гораздо опаснее, чем для всех остальных.

— Белла? — позвал я, удивленный тем, как приятно мне было произносить ее имя.

— Да?

— Пообещай мне кое-что.

— Конечно, — пообещала она, но тут же напряглась, будто придумывая заранее причину для отказа.

— Никогда не ходи в лес одна, — предупредил я ее, гадая снимет ли эта просьба напряжение в ее глазах.