Она еще чуток отхлебнула, после чего вздрогнула.

— Замерзла?

— Это из-за колы, — сказала она и снова задрожала, было видно, что у нее зуб на зуб не попадает.

Симпатичная блузка, в которой она была, выглядела слишком тонкой, чтобы защитить ее от холода; она облегала ее, словно вторая кожа, почти столь же хрупкая как и первая. Она была настолько ранимой, настолько смертной.

— А куртки у тебя с собой нет?

— Есть. — Она осмотрелась, немного озадаченно. — Только вот она осталась в машине Джессики.

Я снял собственную куртку, при этом так жалея, что она не нагрелась теплом моего тела. Было бы гораздо лучше, если бы я смог закутать ее в теплое пальто. Белла посмотрела на меня, при этом на щеках снова выступил румянец. О чем теперь она подумает?

Я передал ей куртку через стол, она сразу же надела ее, а затем снова продолжила дрожать.

Да, было бы замечательно, если б куртка оказалась согретой.

— Спасибо, — сказала она. Она глубоко вздохнула, а после этого подкатила слишком длинные для нее рукава, высвобождая руки. Еще один глубокий вздох.

Неужели за весь вечер она наконец освоилась? Цвет ее кожи по прежнему оставался замечательным; она отливала сливками и оттенками розового на фоне насыщенного синего цвета её блузки.

— Этот синий цвет так тебе идет, — сделал я комплимент Белле. Это была чистая правда.

Она мгновенно вспыхнула, от чего эффект только увеличился.

Она хорошо выглядела, но рисковать не было никакого смысла. Я придвинул корзинку хлебцев поближе к ней.

— Правда, — запротестовала она, угадывая мои помыслы. — Я не в шоке.

— Похоже на то, но это не нормально. Ты и потрясенной то, особо, не выглядишь.

Я неодобрительно посмотрел на нее, задаваясь вопросом, почему она не могла быть нормальной и затем, снова спрашивая себя, а действительно ли мне этого хотелось?

— Мне как-то очень безопасно рядом с тобой, — сказала она, а ее глаза, снова, наполнились благодарностью. Я не заслуживал её доверия.

Интуиция подводила ее. В этом и была проблема. Она не чувствовала той опасности, какую ощущали окружающие люди. Ее реакция была иной. Вместо того, что убегать, она останавливалась, привлеченная к тому, что должно было испугать ее…

Как я мог защитить ее от самого себя, если ни один из нас не хотел этого?

— Будет сложнее, чем я думал, — бормотал я.

Я мог пронаблюдать, как она переиначивает мои слова у себя в голове, только догадываясь, какой смысл она в них вложит. Она взяла хлебную палочку и начала жевать, не предав этому никакого значения. Она жевала еще какое-то время, а затем, склонила голову и глубокомысленно произнесла:

— Обычно у тебя приподнятое настроение, когда твои глаза светлые, — сказала она это самым обыденным тоном.

Это ее наблюдение, произнесенное как факт, заставило меня переспросить:

— Что?

— Ты, обычно, становишься раздражительным, когда твои глаза чернеют — я заметила. У меня есть целая теория об этом, — добавила Белла.

Так значит, этому обстоятельству, она придумала собственное объяснение. Конечно же придумала. Я в полной мере ощутил ужас от этого, потому что мог только догадываться, как близко она подобралась к правде.

— Новые догадки?

— Мм-угу, — она еще раз прожевала, делая это с такой беспечностью, как будто не вела сейчас беседы с чудовищем о самом чудовище.

— Надеюсь, на этот раз ты проявила большую смекалку… — солгал я, когда она прервалась. На что я действительно надеялся, так это то, чтоб она оказалась неправа — очень далека от цели. — Или ты все еще черпаешь идеи из комиксов?

— На этот раз нет, не из комиксов, — сказала она, смутившись. — Но опять же, я не сама придумала.

— И что же это? — процедил я сквозь зубы.

Наверное, она не говорила бы об этом так спокойно если собиралась закричать.

Пока она раздумывала, покусывая губу, появилась официантка с заказом для Беллы. Я немного пронаблюдал за процессом сервировки и установки блюда перед Беллой, после чего официантка спросила, не решился ли я заказать что-то.

Я отказался, но попросил еще колу. Официантка не обратила внимания, что стаканы пусты. Забрала их и удалилась.

— Так и на чем мы остановились? — с волнением возобновил я беседу, как только мы остались снова одни.

— Я скажу тебе об этом в машине, — сказала она, понизив голос. Ох, неудачная идея. Она не желала говорить о своих предположения когда среди так много очевидцев.

— Если только… — добавила Белла.

— Есть условия? — я был в таком напряжении, что почти прорычал это.

— У меня тоже есть несколько вопросов.

— Конечно, — еле выдавил я из себя.

Вероятно, вопросов будет достаточно, чтоб рассказать мне, какими мыслями она руководствуется. Но как мне на них отвечать? Аккуратно лгать? Или обрушить на нее всю правду? Или молчать, в нерешительности?

Вот так вот мы и сидели, в тишине, до тех пор, пока не пришла официантка с новой порцией содовой.

— Ладно, давай начинай, — сказал я, сжав челюсть, когда официантка ушла.

— Как ты оказался в Порт Анжелесе?

Для нее — это был слишком простой вопрос. Он ничего не значил, в то время как мой ответ, если бы говорить правду, расскажет слишком многое. Лучше позволить ей выяснить что-то другое.

— Следующий вопрос, — сказал я.

— Но, неужели так трудно ответить?

— Следующий, — повторил я.

Мой отказ расстроил ее. Отведя от меня взгляд, она устремила его вниз, на еду. Медленно, с трудом, она взяла кусочек и, пережевывая, стала обдумывать ситуацию. Она запила еду большим количеством колы, и затем, наконец, взглянула на меня. Она с подозрением прищурилась.

— Ладно, тогда… — сказала она. — Скажем, гипотетически, конечно, что ели это… вернее кто-то… мог знать, о чем думают люди, читая их мысли, надеюсь, ты понимаешь о чем я — только за редкими исключениями.

Делалось все хуже.

Это объясняло ту ухмылку, в машине. А она быстро подметила — никто другой, никогда, не заподазривал меня в этом. Не считая Карлайла, конечно, тогда, в самом начале, это было более чем очевидно, когда я ответил на все его мысли, как будто он сказал их вслух. Он понял мои способности прежде, чем я сам осознал их…

Это уже был неплохой вопрос. Было совершенно понятно, она знала, что со мной было что-то не так, возможно, все не настолько серьезно, как могло бы быть. Телепатия, в конце концов, не была определяющим аспектом, означающим, что я вампир. Я решил согласиться с ее гипотезой.

— За исключением лишь одного, — подправил её я. — Но это гипотетически.

Она подавила улыбку — моя неопределенная честность понравилась ей, после чего продолжила:

— Хорошо, тогда так. Как это должно работать? Есть ли какие-то пределы? Как бы тогда… этот кто-то… находил кого-то, да еще в определенное время? Как бы он узнал, что она была в беде?

— Гипотетически?

— Определенно, — она поджала губы, а карие глаза стали очень сосредоточенными.

— Возможно, — я колебался. — Если… этот кто-то…

— Будем звать его «Джо», — предложила Белла.

Её энтузиазм меня порадовал. Она действительно думала, что правда лучше всего? Если мои тайны были столь безобидными, зачем бы я держал их в секрете?

— Договорились, пусть «Джо», — согласился с ней я. — Если бы Джо был более внимательным, то подобрал бы ещё более подходящее время, — я покачал головой, подавив мысленную дрожь от того, как близко сегодня я был к тому, что бы опоздать. — В таком маленьком городишке только ты умудряешься попадать в неприятности. Ты бы испортила криминальную статистику лет на десять.

Она надула губы, и уголки осунулись:

— Мы говорили о гипотетическом случае.

Её раздражение меня позабавило.

Ее губы, ее кожа … Они выглядели настолько мягкими. Я хотел коснуться их. Мне хотелось кончиком пальца загладить морщинку, пролегающую между ее бровей. Это было невозможно. Мое прикосновение было бы ей неприятно.

— Да, точно, — отозвался я, возвращаясь к беседе прежде, чем я полностью погрузился бы в мрачные размышления. — А тебя мы назовем «Джейн»?

Она наклонялась ко мне через стол, в ее широко открытых глазах больше не было места шуткам и раздражению.

— Как ты узнал? — она спросила с напором, понизив голос.

Должен ли я раскрыть ей правду? И, если да, то какую ее часть?

Я хотел открыться ей. Я хотел заслужить доверие, которое я все еще мог видеть в её глазах.

— Мне ты можешь довериться, — прошептала она, вытягивая одну руку вперед, как будто желая коснуться моих рук, покоившихся передо мной на столе.

Я отодвинул их от неё — мне была ненавистна сама мысль о её реакции на мою холодную каменную кожу — и она убрала свою руку.

Я знал, что мог ей доверять, и быть уверенным в сохранности своих тайн; она целиком и полностью этого заслуживала. Но я не мог доверить их ей, так как не был уверен, что она не придет от них в ужас. А тайны, определенно, должны были напугать ее. Правда была ужасной.

— Не знаю, есть ли у меня теперь вообще выбор, — пробормотал я. Мне припомнилось, как я когда-то поддразнивал ее, называя — «исключительно невнимательной». Тем самым оскорбив ее, если я правильно прочитал это по ее лицу. В конечном итоге, я мог исправить эту единственную несправедливость:

— Белла, я был не прав — ты гораздо более наблюдательна, чем я ожидал.