Так не должно быть. Нужно найти способ обмануть будущее. Я не позволю видениям Элис управлять мной. Я могу выбрать любой путь. Выбор был всегда.

Должен быть.

Глава пятая

Приглашения

Старшая школа. Больше она не была для меня чистилищем, она стала чистым адом. Мука и огонь… да, я чувствовал и то и другое.

Теперь я все делал правильно. Все точки над «i» расставлены. И никто теперь не сможет пожаловаться на то, что я увиливаю от ответственности.

Чтобы порадовать Эсме и защитить остальных, я остался в Форксе. Вернулся к старому плану. Теперь я охотился не больше, чем все остальные. Каждый день я ходил в школу и изображал из себя человека. Каждый день я осторожно прислушивался к мыслям, стараясь услышать что-то новое о Калленах, но ничего не было. Девушка не проронила ни единого слова о своих подозрениях. Она просто снова и снова повторяла одну и туже историю — якобы я стоял рядом с ней и оттолкнул ее с дороги, до тех пор пока ее неугомонным собеседникам это не наскучило и они перестали выпрашивать у нее подробности. Не было никакой опасности. Мое необдуманное действие не имело серьезных последствий.

Но только не для меня.

Я был полон решимости изменить будущее. Не так-то просто с этим справиться одному, но у меня не было никакого другого варианта, с которым бы я мог жить дальше.

Элис сказала, что мне не хватит силы воли, чтобы держаться на расстоянии от девушки. Но я докажу ей, что она ошибается.

Я думал, что первый день будет самым трудным. К концу дня я был уверен, что без этого не обойтись. Но я ошибался.

Я страдал от мысли, что мне придется причинить девушке боль. Но утешал себя фактом, что ее боль будет не больше, чем от укола булавкой, (по сравнению с моей) просто маленький ожог от моего отказа. Белла — человек, и она знает, что я являюсь чем-то другим, противоестественным, устрашающим. Наверняка она почувствует себе не столько уязвленной, а испытает облегчение, когда я отвернусь от нее и притворюсь, что ее не существует.

— Здравствуй, Эдвард, — поприветствовала она меня в первый день после происшествия на биологии. Тон её голоса был приятным и дружелюбным, изменившимся на 180 градусов с нашего прошлого разговора.

Почему? Что значило это изменение? Она все забыла? Решила, что тогда ей все показалось? Неужели она простила мне то, что я не сдержал данного ей обещания?

Эти вопросы обжигали меня, как жажда, вспыхивающая во мне при каждом вздохе.

Только один раз взглянуть в ее глаза… Один раз прочесть там все ответы…

Нет. Я не мог себе позволить даже это. Не мог, если принял решение изменить будущее.

Я лишь слегка повернул к ней голову, не отрывая взгляда от противоположной части класса. Я кивнул в ответ и повернул голову обратно.

Она больше не заговаривала со мной.

Днем, сразу после того, как школа закончилась, а моя роль была сыграна, я помчался в Сиэтл, как и днем ранее. Казалось, что я мог контролировать себя немного лучше, когда летел над землей, когда все вокруг превращалась в сплошное размытое зеленое пятно.

Такая пробежка стала моим ежедневным занятием.

Любил ли я ее? Не думаю. Пока еще нет. Я не мог отделаться от мимолетных видений будущего Элис, в которых я видел, как просто мне будет полюбить Беллу. Это будет сродни падению,[5 - В английском языке выражение «fall in love» — влюбиться, полюбить, дословно переводится, как «упасть в любовь», поэтому здесь «падение» относится именно к оригинальному выражению. (прим. редактора)] свободно и без малейших усилий. А вот не влюбиться в нее для меня было очень сложно, я сдерживал себя, как мог, становясь непроницаемым, скрещивал руки на груди — все это изнуряло меня настолько, будто бы я был простым смертным.

Прошло уже больше месяца, а мне с каждым днем становилось все сложнее. Но для меня это не имела никакого значения, я все еще ждал, когда смогу преодолеть это, когда мне станет легче. Это должно быть именно тем, что имела ввиду Элис, когда говорила, что я не смогу держаться на расстоянии от девушки. Она видела, что моя боль только увеличивалась. Но я мог контролировать это.

Я не уничтожу будущее Беллы. Если мне было предначертано любить ее, самым малым из того, что я мог бы для неё сделать — это избегать ее.

Но та сила воли, что я затрачивал, чтобы не приближаться к ней иссякала, я едва мог справиться с собой. Я мог притворяться, что игнорирую, мог не смотреть в ее сторону. Я мог делать вид, что она меня не интересует. Но я, по большой степени, просто притворялся, это было обманом, а не тем, что мен бы хотелось в действительности.

Я все еще улавливал каждый ее вздох, каждое ее слово.

Я разделил мои мучения на четыре категории.

Первые две были хорошо мне знакомы. Ее запах и ее тишина. Ну, или если перевести это все на себя, то, как и должно быть, это — моя жажда и мое любопытство.

Жажда была самым примитивным из моих мучений. Теперь не дышать на биологии стало моей привычкой. Конечно, иногда приходилось делать исключения, к примеру, когда мне нужно было отвечать на вопросы или что-то в этом роде, когда мне требовалось мое дыхание, чтобы говорить. Каждый раз, когда я выдыхал воздух рядом с девушкой, ощущения были такие же, как и в первый день, огонь, желание и грубое неистовство, жажда вырваться из оков. В такие моменты было очень сложно подобрать хоть какую-нибудь маломальскую причину, чтобы подавить подобные чувства. Так же как в первый день, чудовище во мне ревело, ведь я был так близко к желаемому…

Любопытство было одним из постоянных мучений. Вопросы никогда не покидали мое сознание, мне было интересно, о чем она думала каждую секунду. Когда я слышал ее тихий вздох. Когда она, задумывалась, начинала закручивать прядь волос на палец. Когда она швыряла свои книги на парту, прилагая к этому больше силы, чем обычно. Когда она с опозданием заходила на урок. Когда она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Я улавливал боковым зрением каждое ее движение, и все это сводило меня с ума. Когда она говорила с другими учениками, я анализировал каждое ее слово, ее тон, интонацию. Высказывала ли она свои мысли, или думала, прежде чем ответить? Мне казалось, что она часто говорила то, что от нее ожидали окружающие, и это напомнило мне мою семью и нашу ежедневную жизнь, полную иллюзий, мы справлялись со своими ролями лучше, чем она. Возможно, я был неправ на счет этого, может это только мои фантазии. Зачем ей играть роль? Она была одной из них, подросток, человек.

Майк Ньютон был самым неожиданным из всех моих мучений. Мог бы я представить, что настолько посредственный и скучный смертный сможет так меня взбесить? Если быть откровенным, мне надо проявлять хотя бы немного благодарности к этому надоедливому парню. У него лучше, чем у других получалось разговорить девушку. Я так много узнал о ней через их разговоры. Я все ещё пополнял свой список о девушке, но вопреки этому помощь Майка в этой задаче только ещё больше раздражала меня. Я не хотел, что бы Майк был тем, кто раскрывал ее секреты. Я сам хотел раскрывать их.

Спасало то, что он никогда в действительности не замечал ее маленьких откровений, ее крошечной небрежности. Он ничего о ней не знал. Он нарисовал себе в своей голове Беллу, которой не существует. Нарисовал обычную девушку, такую же обычную, как он сам. Он не придавал значения её смелости и самоотверженности, то, что отличало ее от других людей. Он не слышал невероятную зрелость в ее словах. Он не воспринимал, что когда она говорила о своей матери, это звучало так, как-будто заботливая мама говорит о своем ребенке, а не наоборот. Она говорила с любовью, со снисходительностью, и что забавно — в ее голосе слышалось желание защитить. Он не слышал вежливость в ее голосе, когда она изображала интерес к его бессвязным историям, и не видел скрывающуюся за вежливостью доброту.

Через ее разговоры с Майком, я смог узнать самые важные ее черты для моего списка и самые показательные из них встречались весьма редко. Белла была очень хорошей. И все остальные ее особенности — очарование, немного заниженная самооценка, отсутствие эгоизма, любовь и смелость делали ее все лучше и лучше.

Однако эти полезные открытия не позволили мне изменить отношение к нему в лучшую сторону. Он видел Беллу так, как будто уже владел ей, так, будто она была его приобретением, я видел, как он к ней относиться по его грубым фантазиям на её счет. Он становился более уверенным, считая, что сможет добиться ее. С течением времени ему стало казаться, что она симпатизирует ему больше, чем тем, кого он считал своими соперниками — Тайлера Кроули, Эрика Йорка и даже меня. Он постоянно садился рядом с ней перед уроком, болтая, ободряясь ее улыбками. Обычными, вежливыми улыбкам, твердил я себе. Так же я часто забавлялся, представляя как отшвыриваю его схватив за шкирку в противоположный конец класса, в дальнюю стену… Вполне возможно это даже не сильно ему повредит…

Майк не очень часто думал обо мне, как о сопернике. После аварии он думал, что пережитое нами обоими событие свяжет нас, но очевидно его опасения исчезли. Однако, он все еще беспокоился, что я смогу отбить Беллу у оравы её поклонников. Но я игнорировал Беллу так же, как и остальных, что прибавляло ему самодовольства.