Жадность, паразитизм, подозрительность, враждебность, агрессивность

Жадность – хорошо известная человеческая черта, она реля­тивна, т.е. относительна, у нее может не быть четких эмпирических критериев, и она граничит с некоторыми ценностями психологического и поведенческого характера, как то с бережливостью, экономностью и рацио­нальностью. Она является как бы гипертрофией этих свойств, пре­вращающей их из позитива в негатив. Тем не менее границы между ними размыты, и иногда трудно сказать – имеем ли мы дело с бережливостью или с жадностью. Од­нако безусловная жадность существует, и она бывает всеохватывающей и разрушительной, независимо от того, пассивна она (страх потерять имеющееся) или наступательна (страсть захватывать, приобретать). Пример пассивной жадности – или, иначе, скупости – гоголевский Плюшкин, пример активной – любая ростовщическая и, потенциально, коммерческая деятельность, если она превращается в самоцель.

Универсальным признаком жадности является ее господство над большинством или даже всеми позитивными качествами и ценностями личности: доброжелательностью, милосердием, уважением и лю­бовью к ближнему, дружбой, родственными чувствами, патриотизмом, собственным достоинством и даже чувством самосохранения. Жад­ность (или скупость) способна так оковать человека, что он подобно пушкинскому скупому рыцарю будет «чахнуть», погибать от этой страсти и антиценности. При этом неважно каков, скажем, денеж­ный эквивалент того, ради чего страдает и чем упивается скупой человек. Это может быть и заплесневелый сухарь и сундук с золотом. Важно то, что человек оказывается во власти античеловеческого, того, что стимулирует в нем эгоизм, бессердечие и подозрительность, толкает его на предательство, иногда на преступления, вплоть до убийства. Жадность таится глубоко в душе, она не желает быть замеченной ни самим жадным человеком, ни его окружающими, но если она переступает определенный рубеж, разви­вает бурную активность, т.е. становится алчностью, то скрыть ее или выдать за что-то другое уже невозможно.

Как это бывает едва ли не со всеми другими моральными изъянами, жадный человек менее всего склонен считать себя ущербным или неправым. Нужны настоящие потрясения, особо благоприятное для пробуждения совести стечение обстоятельств, чтобы жад­ность, тяготеющая быть безграничной и всепожи­рающей, могла быть осмыслена, оценена и преодолена человеком как серьезный порок и антиценность.

Первая жертва жадности сам жадничающий, скупой. Скупость и алчность тащат за собой едва ли ни всю цепочку антигуманных качеств и антиценностей. Неизмен­ными ее спутниками являются подозрительность и недоброжелательность, враждебность. Но прежде нужно сказать несколько слов о паразитизме.

Паразитизм как особый тип существова­ния присущ не только человеку, но и живым существам различного уровня организации: микроорганизмам, растениям, насекомым, жи­вотным. В биологическом смысле паразитизм означает такое использо­вание энергии и биологических резервов другого живого организма, которое, хотя и не ведет непосредственно к его гибели, ничем не компенсируется и наносит донору лишь один ущерб. Специфическая черта биологического паразитизма – неспособность паразита выжить, так ска­зать, в одиночку, без своего донора.

Однако паразитизм как антиценность человеческого мира явление не столько биологическое, сколько бытовое, экономическое, психологиче­ское или социальное. Бытовой паразитизм может порождаться низким культурным уровнем семьи, нищетой, многодетностью и другими со­циальными факторами. Традиция приживальщичества, имевшая место в России до революции 1917 г., переродилась в случаи паразитизма взрослых детей, живущих, скажем, на пенсии своих родителей и не желающих ни работать, ни помогать им хотя бы в домашних делах. Воз­можны и обратные варианты.

С паразитизмом этого рода не имеет ничего общего ситуация, когда чело­век в силу определенных физических ограничений не в состоянии, ска­жем, зарабатывать на жизнь или в полной мере ухаживать за собой. Общество и окружающие его люди, прежде всего родные и близкие, несут опреде­ленные юридические и моральные обязательства перед таким чело­веком. И, возможно, главное, что они должны сделать – это создать усло­вия, при которых человек с физическими или психическими недостат­ками сумел бы плодотворно реализовать те физические и моральные ре­сурсы, которыми он располагает, т.е. помочь ему быть не стопроцентным иждивенцем, а в той или иной степени самостоятельным человеком.

Формой настоящего паразитизма можно назвать явление, которое в терминологии так называемых парапсихологов часто именуется «вампиризмом». Дело здесь не в том, что один человек («вампир») якобы способен «высасывать» особую «биопсихическую энергию» из другого, а в определенных более прозаичных и естественных качествах, способно­стях или привычках. Этого рода паразитизм – смесь нахальства или наглости, бесцеремонности, невоспитанности и эгоиз­ма. Некоторые люди чрезвычайно навязчивы, особенно в эмоцио­нально-психологическом плане, тогда как другие скорее пассивны и в той или иной мере поддаются этой экспансии. Они уступают и терпят, когда другие более или менее явно, бессознательно или сознательно используют их время, внимание, физические и психические силы или даже принадлежащие им вещи. Та или иная мера подобного паразитизма, особенно не слишком явно выраженного, встречается сплошь и рядом.

Особенно омерзителен паразитизм, когда он расцветает на почве любви, дружбы, родственности, маскируясь любезностью и сенти­ментальностью, лицемерными заверениями в преданности и лучших чувствах. Он способен осквернить многие человеческие ценности и держать свою жертву в цепях многие годы.

Осознание человеком своей свободы и достоинства, самоува­жение, здравый смысл, элементарная наблюдательность и решитель­ность – лучшие средства противостояния паразитизму. Основа паразитизма не сила, а слабость, поэтому, как правило, он по большому счету беспомощен, и одного решительного действия может оказаться достаточным, чтобы все поставить на свои места и разда­вить, отбросить эту антиценность.

Нередко паразитизм становится явным, когда меняется струк­тура и статус семьи. Скажем, при возникновении новой семьи родители какой-нибудь из сторон, лишившись привычной для них сыновней или дочерней близости и заботы, вольно или невольно пытаются восстановить прежнее положение вещей или компенсируют его так, что подры­вают саму возможность совместной жизни новобрачных. Случается и обратное, когда муж или жена, лишившись родительской опеки, чувствуют себя беспомощными и вместо того, чтобы изгонять из себя все инфантильно-паразитарное, стремятся вернуться в прежнее состояние, либо «присосаться», на правах ребенка, друг к другу, – что, естественно, означает скорый раз­вал семьи. Опыт преодоления паразитизма – и своего, и чужого – есть, надо полагать, у каждого, иначе паразитов было бы видимо-невидимо.

Подозрительность, напротив, связана с затаенностью, само­изоляцией, со склонностью подозрительного человека к сворачиванию или минимализации общения, контактов с миром. Подозрительность вырастает, с одной стороны, из негативного в нас: жадности, страха, недоверчивости, нигилистического скеп­сиса, пессимизма, с другой – из гипертрофии положительных или ней­тральных качеств и ценностей человека, таких как осмотрительность, взвешенность, осторожность. Общей чертой подозрительности являет­ся негативизм мышления, ожидание, готовность и желание увидеть в человеке или каком-либо явлении прежде всего угрозу, злой умысел или что-то иное, пусть еще неведомое, но обязательно дурное. Подозрительность опасна не столько для окружающих, сколько для носителя этого состояния, по­скольку она лишает человека многих радостей и ценностей, унижает его, лишает инициативы, творчества, возможностей совершенствовать­ся. Если же подозрительный человек наделен от природы сильным, энергичным характером, то подозрительность может подчи­нить себе эти его качества и перерасти во враждебность.

Враждебность – это некоторое производное от подозрительности и агрессивности. Враждебно настроенный человек способен находить своих врагов всегда и везде. Весь мир для него, рассматриваемый сквозь призму субъективной враждебности, обесценивается и воспринимается как антиценность.

Враждебность выносит человека из пространства ценностей и ввергает в пучину античеловечности и антиценностей. Когда они начи­нают превалировать в человеке, их единственный позитивный исток – стремление человека к самосохранению посредством противостояния всему угрожающему –извращается и приносит ему же вред, а сама враждебность ослабляет многие жизнеподдерживающие и жизнесохраняющие ка­чества и ценности. Потери здесь неизбежны, жизнь человека становится более опасной и иррациональной, чреватой выходом из под контроля разума, резким сужением сознания и способности трезво и всесторонне оценивать ситуации.

Особой формой враждебности является агрессивность, у которой явнее позитивный исток, о котором мы говорили: чувство само­сохранения, самозащиты, обеспечения жизненного пространства и т.п. Однако агрессия в узком или собственном смысле слова – это ничем не спровоцированное нападение, враждебное действие по отношению к другому. В определенной степени агрессив­ность роднит нас с животными. Однако в отличие от человеческой аг­рессивности агрессивность животных практически всегда мотивирова­на потребностью выживания и самосохранения, защиты своего семейства, рода или ареала обитания.

Человеческая агрессивность – это жестокость и насилие, ко­торые не вызываются никакой жизненной необходимостью, а проистекают из античеловеч­ности, этой темной стороны Homo sapiens.

Глубинные истоки агрессивности кажутся не совсем ясными. От­части они, возможно, лежат в абсолютности и тотальности че­ловека как субстанциального деятеля. Однако всякое субстанциальное бытие обладает качествами абсолютности и тотальности, но только человек демонстрирует столь яркую и разрушительную агрес­сивность. Более очевидной детерминантой агрессивности как античеловечного и антиценностного, точнее разрушающего любые ценности человеческого акта, возможно, является сама человеческая свобода. Когда она проявляется как не ограниченная разумом, лишен­ная позитива и доброты устремленность, тогда она пронизывается враж­дебностью, злобой, ненавистью, жестокостью и жаждой насилия, становится темной и жуткой. Синоним такой свободы – произвол.

Самые страшные и разрушительные проявления агрессии – это насилие, убийство, терроризм, война и геноцид. Специфическим выражением агрессивности человека является и биоцид, а также осквернение и разрушение окружающей среды.