Совершенствование и совершенство

Неисчерпаемая область гуманистического совершенствования складывается из самосовершенствования и совершенствования социальных нравственных отношений. Кроме того, она включает со­вершенствование нравственных аспектов в отношениях с природой, неизвестностью и ничто (небытием [13]). То есть здесь предполагается возможность нравственного совершенствования в сфере всех действительных и возможных коммуникаций, диалога, сотрудничества и совместного существования.

Совершенствование, само стремление к нему – это абсолют­ный императив человечности.

Абсолютным мы назвали этот императив потому, что он выражает центральное качество человека – качество быть, быть как таковым, в глубине своей абсолютности безотносительным существом, causa sui (причиной себя), т.е. самодетерминированной индивидуальностью.

Осмысленное и целеустремленное восхождение че­ловека демонстрирует, доказывает ему и другим его абсолютность и творческий динамизм. Совершенствование – проявление аб­солютной ценности, уникальности человека. В сфере нравственности оно обретает черты лич­ного нравственного абсолютного императива.

Но если совершенство­вание связано с самородностью и несводимостью личности к чему бы то ни было, то совершенство – это максимум реализации уникальности индивида в данных объек­тивных условиях. Другими словами, если совершен­ствование в определенном смысле абсолютно, то совершенство относительно.

Стандарты этического совершенства не абсолютны и не обязательно объек­тивны. В большей степени они относительны и субъективны, поскольку их центр погружен в личность. Совершенство – это всегда совершенство конкретного чело­века или даже коллектива, хотя оно может выражаться и в каком-то вполне объективном достижении, скажем, установлении мирового рекорда в прыжках в высоту. Совершенство отвечает талантливости (креативности) и развития лич­ности. Можно добиваться совершенства в областях, которые большинством сочтутся за малоцен­ные. Однако для личности достижение совершенства именно в этом, а не ином может быть наиважнейшим способом морального самоутверждения и восхождения.

Совер­шенствование – это не привилегия аристократов, счастливчиков или избранных, а прерогатива, суверенное право любого человека.

Если в совершенстве запечатлеваются уникальность че­ловека и особенности условий его существования и потому совершен­ство релятивно и всякий раз уникально, то совершенствованию, всяко­му совершенствованию, присущи некоторые общие черты. Главные из них: достижения, постоянство и творчество. Все они входят в программу нравственного совершенствования как важной этической ценности.

Без достижений нет совершенствования, поскольку они составляют его фактическую сторону. Постоянство усилий здесь также не­маловажное обстоятельство, так как случайный успех не может рассматриваться как признак восхождения и совершенствования, а успокоение на достигнутом означает его конец. Столь же существенно для совершенствования творче­ство, т.е. поиск нового результата, нового пути к нему, открытие ранее неизвестного, оригинального. В принципе, даже не важно, является ли это «изобретением велосипеда» или «открытием Америки», важно, что человек сделал это сам, самостоятельно совер­шил для себя и других творческий прорыв.

Поскольку совершенствование – это такой ценностный про­цесс, который вовлекает в свою орбиту значительный комплекс чело­веческих качеств и ценностей, то необходимо хотя бы перечислить их, чтобы наше представление о совершенствовании было полнее и кон­кретнее. Если мы говорим о самосовершенствовании, то этот процесс предполагает автономию, возможность и способность человека управ­лять своей собственной жизнью. Быть автономным, значит в данном случае быть сво­бодным, независимым, самостоятельным в оценках, суждениях и поступках, смелым, мужественным, энергичным и волевым.

Для совершенствования не менее важна разум­ность, без которой невозможно ни организовать, ни управлять, ни осуществлять этот процесс восхождения. Разумность предстает в этом контексте как здравомыслие, рассудительность, благоразумие. Далее это самодисциплина, которая в отличие от разумности обращена в основном не к интеллектуальной, а к волевой и эмоциональной об­ласти внутреннего мира человека. Чтобы наилучшим образом организовать и направить силы и способности человека к цели самосовершенствования, самодисциплина должна быть разумной.

Этика совер­шенства включает в себя и самоуважение, которое складывается из по­нимания ценности я, чувства собственного достоинства, естествен­ности и нужности взыскательной любви к себе, самоподдержки, трезвой и критической самоуверенности. Но, возможно, наи­более яркой чертой этики самосовершенствования является креативность, творчество, способное своими успехами укрепить, развить и «вдохновить» все остальные позитивные качества и ценности человека.

Поскольку де-факто этика совершенствования не аристокра­тична, а скорее демократична, или, точнее, гуманистична, поскольку она не знает избранных и привилегированных и до­ступна каждому, то ее характерными чертами являются и некоторые общие, широко распространенные и простые человеческие ка­чества: душевная и физическая активность, мотивированность, т.е. тяга и заинтересованность в чем-то или в ком-то, утверждающий (аффирмативный) характер мышления и поведения, оптимизм, некоторая хотя бы минимальная веселость и здоровое чувство радости и эстетики жиз­ни.

Все эти качества не только стимулируют процесс совершенствования, но и получают в нем и от него обратные импульсы, позволяющие человеку жить богатой а, возможно, и великолепной нравственной, психической, интеллектуальной, эмоциональной и телесной жизнью. Самосовершенствование, таким образом, спо­собно охватить весьма широкий спектр внутренней и внешней жизне­деятельности человека: от мужества и подвига до радости и веселья, от самодисциплины и «мук творчества» до чувства истинного удовлетво­рения своими достижениями.

Но все это – только одна сторона совершенства. Другая его сторона раскрывается как совершенство в отношениях с другими людьми и обществом. Многие моральные и иные качества и ценности человека имеют смысл там и постольку, где и поскольку мы вступаем в коммуникации, обнаруживаем свою вовлеченность в реальности себе подобных, общества и природы.

Самое дорогое для человека, чье совершенствование и совершенство продуктивно для общества – это искреннее признание и одобрение его достижений окружающими. Так, уже через признание и одобрение совершенствование и совершенство связано с общением. Но и само общение подвержено совершенствованию.

Само по себе оно является фундаментальной способностью и потребностью человека, а человечное общение – это комплексная ценность, которая может развиваться и совершенствоваться до бесконечности. Весьма многие ценности не замкнуты на индивиде, на внутреннем мире человека. Большинство – хотя бы потому, что разделяются и примерно одинаково понимают­ся всеми, т.е. они транссубъективны, идут от человека к человеку. Другие просто не существуют вне общества.

В целом коммуникативные аспекты этического совершенства отвечают многим гуманным качествам личности. Наиболее существенные из них: честность, правдивость, искренность, верность, благожелательность, терпимость, сочувственность (эмпатия), уважительность, заботливость, порядочность, кооперативность и сдержанность. Без них трудно себе представить гуманное общение и прогресс в этой сфере челове­ческого существования.

Особой ценностью нравственного совершенствования, имеющей характер итогового состояния, самочувствия и самооценки совершенного нравственного прорыва, состояния, наполненного переживанием не столько ценности до­стигнутого, сколько ценности достижения, является нрав­ственный катарсис, очищение или чистота – роскошный и ред­костный подарок, который мы в состоянии себе преподнести и которо­го действительно иногда заслуживаем.

Нравственный катарсис – это мгновение, отражающее реальное состояние личности, а не ее мистиче­ские или иллюзорные состояния. В этом чувстве нет ничего эгоистичного. Это свежий глоток воздуха, вздох на горной вершине накануне нового восхождения личности и общества к истине, добру и красоте.

 

Ценности познания

Чаще всего человек определяется как Homo sapiens, человек ра­зумный, что говорит о первостепенности для него как биологического вида его способности к мышлению, познанию и целесообразному поведе­нию. Человек – это познавательное существо. По своей любознательности человек не имеет себе равных. Подобно суперроботу, снабженному массой ре­цепторов, анализаторов, коммутаторов, интеграторов, синтезаторов и т.п., он проводит лучшую часть своей жизни в познании и исследовании.

У человека масса познавательных способ­ностей, потребностей, страстей, форм и способов познания. Но человек, к счастью, не суперробот и не суперкомпьютер. Сами по себе нейтраль­ные познавательные качества человека мудро и гармонично встроены в общую бесконечно и исключительно богатую область человеческих способностей и устремлений. Это не лишает познавательные качества человека их относительной самостоятельности. Однако, ра­зум и познание как одна из составляющих внутреннего мира человека только тогда обретает полноту своего смысла, когда сочетается с другими областями внутричеловеческой реальности.

Слова «познание», «сознание» и «знание» – однокоренные, однако, область познания в чем-то шире области сознания и даже об­ласти знания. В самом деле, есть такие виды интуитивного или чув­ственного (рецепторного) познания, которые не обязательно проходят через сознание, а если и проходят, то уже на конечном этапе, как плод их рефлективного осознавания. Иногда мы обладаем знанием, о котором не знаем, и, кроме того, наши умственные усилия бывают направлены на опознание того, что принципиально не является и не может быть ни знанием, ни позна­ванием, например, неизвестность.

Познание совершается и разумом, и чувствами, и инстинктами, соответственно оно бывает рациональным, чувственным, инстинк­тивным и интуитивным. Познание выражается в формах логического мышления, чувственных данных, ощущений, воображения, представле­ния, созерцания, чувственной и интеллектуальной интуиции и т.д.

В поле познавательной активности оказывается все, что есть в человеке и что существует вокруг него. Оно присутствует или стремится проникнуть и в нравственные, эстетические и все другие сферы человеческого бытия. Все эти сферы имеют когнитивный (знаниевый) коррелят и без той или иной меры осознания, познания и знания немыслимы. Познание – это не что-то теоретическое, это способ человеческого существования, образ его жизни, само проявление жизни.

Пожалуй, единственным достойным соперником познания является не­известность. Не та неизвестность, которая становится, превращается в известное в результате познавательного усилия, а неизвестность как таковая и ей соответствующее «незнаниевое» знание, т.е. знание неиз­вестности как таковой, а не трансформированной познанием в знание.

Уникальность познания как деятельности состоит в том, что оно обладает абсолютной проницаемостью и не деструктивностью по отношению к своим объектам.

Нет области реальности (кроме, может быть, неизвестности и ничто), куда бы оно заведомо не могло проникнуть и вынести отту­да некоторое позитивное знание. Трудно представить себе границу мыслимого, предполагаемого или воображаемого. Это свойство присуще и сознанию, и знанию как таковым. Наша познавательная «кухня» изучена человеком лучше много другого, ведь познанию свойственно оглядываться на себя и познавать самого себя. Это закономерно и необходимо, хотя подавляющее большинство людей не склонно углубляться в рефлексию, «копаться» в себе и анализи­ровать свое сознание, познавательный аппарат, саму его работу и т.д.

Познание и практика (вообще, трудно отделимые друг от друга) включают в себя все средства ориентации, выживания и развития человека. Вместе с тем, познание, его орудия и формы обретают статус ценности только тогда, когда сочетаются с человечностью и бытуют в ее сфере. В самом деле, трудно признать гуманной, скажем, разработку убийцей плана своего преступления с помощью наблюдения, анализа и т.д.

Одно из самых распространенных обвинений в адрес рационального познания, знания и науки (сегодня в этом упражняются постмодернисты) связано с указанием на антигуманное использование плодов рациональности. Но эта критика, как говорится, не по адресу. Разум не антигуманен. Антигуманны другие, негативные качества человеческой природы, оказавшиеся в состоянии эксплуатировать рациональные способности человека и их результаты. Эти качества – жажда разрушения, жажда власти, проявляемая господствующими элитами, особенно технократическими, безумный и равнодушный эстетизм, религиозный и идеологический фанатизм. Это и неизжитая животная агрессивность человека, выражающаяся, скажем, в терроризме, – агрессивность, которая в своей брутальной слепоте не забывает, тем не менее, хладнокровно и «рационально» использовать для своих преступных целей современные воздушные лайнеры или бактерии сибирской язвы.

Нужна изрядная степень недобросовестности и цинизма, чтобы поставить на одну доску террориста и конструктора самолета, отравителя и ученого, исследующего болезнетворные бактерии. Лицемеры, обвиняющие ориентацию на разум в бессердечии, указывают на тот факт, что большинство ученых работают на военно-промышленный комплекс. Действительно, чисто научный интерес, сама сложность инженерных задач и т.п. нередко соблазняют ученого, склоняют пренебрегать ответственностью перед человечеством. Но в любом случае не ученые обостряют международную обстановку и развязывают войны. Агрессивные силы – террористы, националисты, религиозные фанатики – ставят общество и перед прямой моральной необходимостью разрабатывать новые виды вооружений.

Беда, а не вина этих ученых состоит в том, что они, как и другие граждане своих стран, становятся заложниками неразумной политики национальных правительств. Мужество А. Эйнштейна (кстати говоря, принявшего участие в разработке атомной бомбы), Б. Рассела, А. Сахарова и многих других ученых-гуманистов проявилось и в том, что они возвысили голос против ВПК и милитаризма.

Но было бы наивностью считать, что все ученые вдруг и сразу станут пацифистами. Путь к всеобщему миру и царству разума тернист и долог.

Примерно таким же образом можно ответить и тем, кто обвиняет ученых в ущербе, причиненном среде обитания человека, т.е. в загрязнении воздуха, почвы и воды, хищническом природопользовании и т.д. В конечном счете, здесь виноваты все, поскольку практически все мы, люди, на деле весьма равнодушны к природе [14]. Но особенно большая вина лежит на транснациональных корпорациях и сверхбогатых слоях населения, которые не хотят отказаться даже от малой части своих сверхприбылей или поделиться ими во имя решения глобальных проблем.

Познание связано с большинством чело­веческих (в том числе и негативных) качеств и способностей и потому его гуманизация особенно необходима. В той мере, в какой познание и знание направлены на поддержание и обогащение достойного, гуманного существования че­ловека, они являются ценностью и благом. К таковым следует отнести орудия и формы познания: разум, чувства, мышление и т.д., и его ре­зультаты: истину, смысл, значение, открытие, изобретение.

Разум – это свойство, состояние и процесс. Как свойство он специфицируется в понятии разумности. Поэтому мы и говорим, что человек – это разумное существо. Как состояние (достояние) оно обозначается собственно словом «разум». Поэтому мы и спрашиваем иногда: «Да в своем ли вы уме?». А как процесс – прежде и чаще всего понятием «мышление». В этой ипостаси его значение столь велико, что позволило великому французскому философу и математику Рене Декарту сформулировать принцип: «Мыслю, следовательно существую».

Что бы ни говорили иррационалисты, человек склонен считать разум цен­ностью самой по себе. Семантически и психологически мы воспринимаем разумность и разумение, рассудительность (подвид разумности, а не рассудочности – формальной и нейтральной способности мышления) как нечто изначаль­но позитивное, окрашенное в гуманистические тона.

Это дает основания считать, что в самом разуме как свойстве и способности есть такие внутренние компоненты и силы, которые естественным, имманентным, т.е. внутренне присущим ему образом заставляют его тяготеть к человечности.

Не случайно «понимание» во многих языках является синонимом «сочувствия». Дурак не может быть добрым – это давно открытая истина. С известной степени разумности начинается само золотое правило нравственности – ведь, чтобы поступить с другим так, как хотел бы, чтобы с тобой поступали, надо сначала суметь встать на его место, то есть его понять.

Одна­ко едва ли собственных гуманных ресурсов разума достаточно для того, чтобы противостоять антигуманному. Гению добра потенциально и в жизни противостоит гений зла, доброму уму –хитрость и сметка злоумышленни­ка, злодея. И все-таки есть доля правды в том, что человек вольно или невольно попавший во власть антигуманного ни в коем случае не мо­жет быть признан разумным, хотя бы он и обрел большую власть, богатство и даже славу. Разум такого человека опорочен и осквернен, в чем-то неизбежно деформиро­ван, изуродован, и потому здесь приходится говорить не только о вине, но и о беде человека.

Разум как процесс мышления очевидным образом демонстри­рует свою нейтральность и формальность, способную одинаково рав­нодушно мыслить предметы, цели и замыслы как во благо, так и во вред человеку. Гуманизация мышления состоит в его ориентации на позитивное и гуманное в человеке, а точнее на более тесную его инте­грацию с доброжелательностью и добродетельностью через такие человеческие свойства, как разумность и рассудительность. В этом смысле мышление должно слу­жить добру, а добро дополнять мышление такими качествами и черта­ми, которые делают его благоразумным и мудрым.

Более дифференцированы человеческие чувства. В мире бытия мы не облада­ем чувством или ощущением «вообще», а всегда каким-то конкретным чувством или ощущением. Чаще всего наши чувства становятся неопределенными и размытыми тогда, когда мы сталкиваемся с неизвестностью, когда она не просто окружает нас (что в жизни человека имеет место всегда и везде, постоянно и неизменно), а так близко приближается к нашему чувству и сознанию, что нам кажется, она вот-вот поглотит нас без остатка.

Наши элементарные эмоции либо позитивны, либо нейтральны, либо негативны. И хотя между раз­личными типами эмоций или ощущений нет жестких границ, обычно мы можем дать им адекватную оценку. О многих человеческих чувствах как качествах и психических состояниях говорилось выше. К этому не­обходимо добавить еще одну немаловажную деталь. Чувства, эмоции поддаются воспитанию. Может быть потому, что они по природе весьма пластич­ны и над ними стоит более высокая инстанция – ра­зум, связывающий их в целое, предпочитающий одни другим и таким образом имеющий известную власть по отноше­нию к этим своим «приближенным». Воспитанием чувств можно добиться очень многого. Этот процесс является важной составляющей гуманиза­ции человека, его совершенствования. Но и разум может и должен быть воспитан. В том числе и с помощью добрых чувств, гуманных эмоций.

Другой класс познавательных ценностей: истина, смысл, знание, открытие и изобретение, – воплощает в себе саму плодотворность, творческий характер познания.

Существует много теорий истины, и в рамках едва ли не любой из них (возможно, даже философия Ницше здесь не исключение) она рассматривается как ценность, если связана с человечностью. Специфика ис­тины в том, что, будучи результатом познания, его продуктом, она од­новременно предстает как адекватное, надежное и глубокое знание того, что не есть познание или его результат, или знание как таковое.

Как это понимать? Истина, как говорил ученый и общественный деятель Георгий Плеханов, относится не только к субъекту (человеку), но и к объекту (вещи, процессу), который сам по себе к знанию и познанию никакого отношения не имеет. Это отношение устанавливает, порождает человек. Так, например, выдающийся химик и социолог Дмитрий Менделеев открыл периодический закон химических элементов. Но сами по себе эти элементы и закон были, есть и будут существовать независимо от Менделеева и каждого из нас.

Иначе говоря, другая сторона истины – это некая ре­альность, более или менее глубоко освещенная, проникнутая познанием, как рентге­новскими лучами.

Первый шаг гуманистического стиля мышления в этой ситуации состоит в усмотрении ценностного смысла и знания ис­тины, ее способности служить целям человечности. То есть в том, чтобы постараться не утерять свою гуманность перед этой истиной и научиться «общаться» с ней достойным образом и как с новым знани­ем, и как с реальностью, которую мы истинно знаем.

Особое значение приобретает здесь установление, усмотрение смысла. Смысл связан с истиной-знанием и истиной-реальностью, ко­торые, в принципе, неразъединимы, поскольку реальность может быть нам дана только в свете истины, а истина только тогда «реальна», ког­да предметна, когда относится к чему-то или кому-то, когда она что-то «высветила» или во что-то «уперлась». Смысл – это некая трудноуло­вимая добавка к истине, элемент того значения и оценки, которые уже заложены в самом мышлении и познании, в человеческом духе. (Человек – это смыслонесущее и смыслотворящее существо.) Корни этой «до­бавки» весьма многочисленны и глубоки. Оценочная способность, потребность в осмыслении про­низывают весь опыт личности, все ее качества и потребности, все со­держания ее внутреннего мира и знания других реальностей. Смысл, также как и истина, связан с той или иной реаль­ностью. Отличие смысла от истины в том, что по отношению к первому мы чувствуем себя свободнее, можем «приписывать», придавать раз­личные смыслы и значения одной и той же истине. Это позволяет нам в большой мере проявить нашу гуманистическую «пристрастность» и выявить прежде всего позитивную ценность обретенной истины, установить максимум ее гуманистического потенциала. Таким образом на базе конкретных познавательных ре­зультатов мы творим здесь и теперь, делаем смыслы реальными, а не виртуальными. Осмысление – это и оценка, которая мо­жет быть как гуманной, так и антигуманной. Один и тот же предмет может иметь противоположные смыслы. Грубо говоря, для врача опре­деленный класс препаратов – лекарства, а для наркомана – дурман.

Задача гуманиста – творить гуманные смыслы и значения, гуманизируя тем самым и наше познание, и его результаты, и те реаль­ности, которые соответствуют им истинным образом.

Сказанное об истине и смысле в полной мере относится к от­крытиям и изобретениям. Вообще говоря, истина и откры­тие – это одно и то же. Однако обычно термин «открытие» мы употребляем, когда речь идет о естественных науках или о каких-то научных результатах, которые заключают в себе истину, особенно оче­видными чертами которой является объективность, транссубъектив­ность, верифицируемость, воспроизводимость и надежность. Это может быть открытие какого-то закона, или, скажем, звезды, или новой суб­частицы и т.п. «В дальнейшем» мы можем нагружать открытия различ­ными смыслами, обнаруживать или приписывать ему все новые и новые значения, но открытие как таковое более или менее однозначно и по­тому в нем превалирует его объективность, реалистическая основа, а не его значение и смысл. И тем не менее позитивный взгляд на открытие, его гуманистическое осмысление так же необходимо, как и гуманистическая установка по отношению к любой истине.

Напротив, изобретение олицетворяет собой паритет смысла и объективности. Теоретически говоря, можно изобрести нечто бессмысленное. Можно изоб­рести и нечто такое, что будет иметь свой чисто логический смысл и не иметь никаких объективных аналогов или практических применений. Но нас здесь занимают не эти достаточно сложные случаи изобретений, а те бесчисленные, в пер­вую очередь технические, изобретения, назначение которых очевидно изобретателю и пользователю, и количество которых лавинообразно на­растает со времен первых промышленных революций.

Гуманизация техники также важна, как и гуманизация науки и всех других видов познания. И даже больше того: ведь если ученый не отвечает за фактическую сторону открываемых им истин, то инженер создает именно то, что имеет в виду создать. Об этом важно помнить особенно потому, что существует такой монстр, как технократизм, слепая вера в то, что все политические, социальные и культурные проблемы могут быть решены техническими, механическими и рассудочно-ледяными способами. Или что они сами собою отпадут в ходе научно-технического прогресса.

Технократическое мышление – это, в итоге, бессердечное, холодное сознание, видящее общество как механизм, а человека – как его винтик. Технократия – спутник тоталитаризма. Явные черты технократии были присущи и фашизму, и сталинизму. (Один из плакатов времен коммунистической диктатуры гласил: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики!». Проект поворота сибирских рек на юг, занимавший умы последних советских руководителей, выдержан вполне в том же духе.)

Познание и его результаты – свидетельства исключи­тельно высокой выживаемости и адаптируемости человека, его способ­ности ко все более глубокому освоению как своего собственного внут­реннего мира, так и окружающих его реальностей. Темпы этого освоения удивительны и непредсказуемы. И именно поэтому гуманисти­ческое начало, гуманистический стиль и психология мышления столь необходимы и значимы.

Познание – практически тотальный, всеохватывающий способ бытия человека. От этой его всеохватности нам никуда не деться, нравится нам это или нет. Иногда нам хочется идти туда, не знаю куда и найти то, неизвестно что. Иногда мы устаем познавать, и нам хочется хотя бы на время освободиться от бремени познания. Иногда нам кажется, что бесконеч­ность его перспектив подобна изнуряющим и плодящим миражи пескам Сахары или гегелевской «дурной бесконечности», и тогда мы готовы отчаяться и сойти с дистан­ции, даже ценой отказа от собственной пользы и истины.

К счастью, эти настроения, как правило, пре­ходящи. Но раз они возникают, необходимо за­пастись изрядной долей мужества, упорства и мудрости, чтобы идти до конца. И если даже мы не получим всего того, на что рассчитывали в познании, в любом случае мы достигаем главного – достойного существования. Ибо в познании самое при­оритетное, самое ценное не практический выход и не формальная истина, а нечто гораздо большее и значительное – человек, его адекватная и достойная этого звания жизнь как инициатора и владельца самого этого удивительного предприятия.

Познавательная деятельность человека имеет много гуманных аспектов. Один из них – познавательный катарсис, возвы­шение, прорыв к новым истинам, смыслам, ценностям и реальностям. С каждым таким прорывом человека охватывает очищающий ветер новизны, перед его вос­торженным взором раскрываются новые горизонты, центром которых является он сам, существо, открывающее и познающее миры.

 

5.8. Эстетические ценности

В золотом треугольнике Истины, Добра и Красоты последняя не является последней ни по значению, ни по досто­инству. В принципе, между этими вершинными ценностями существуют «царственно-звездные» отношения, поскольку все они настолько разнокачественны и уникаль­ны, что общего критерия и единой шкалы их оценки нет, и они едва ли могут быть установлены. Но что может и должно быть, так это максималь­ная гармонизация этих отношений, позволяющая существенным образом расши­рить пространство бытования каждой из них, глубже и полнее раскрыть их сокровища. Потому что каждая из этих «звезд», бесконечно богатая сама по себе, может поделиться своими дарами только тогда, когда ей обеспечена такая возможность.

В известном смысле и до известной степени будет справедли­вым сказать, что истина прекрасна и добра, добро истинно и прекрас­но, красота истинна и добра. Но чтобы эти суждения были возможны и отражали реальное положение вещей, нужен тот центр, вокруг которо­го вращаются эти «звезды». Им и является Homo humanus, человек человечный. Как бы тесно ни были связаны истина, добро и красота с реальностями внеличностного: общества, природы, ничто, неизвест­ности, а для верующих и Бога, – без человека они теряют всякий смысл и само их существование остается абсолютно проблематичным.

Так что же такое красота, прекрасное и другие, связанные с ними феномены?

Красота – это одно из коммуникативных состояний человека, характеризующееся таким переживанием реальности, в которое входят созерцание, воображение, бескорыстие и особое чувство, называемое эстетическим.

Наличие в человеке чувства красоты составляет антропогенную, т.е. порождаемую человеком основу пре­красного. Попросту говоря, если бы у че­ловека не было эстетических способностей, то едва ли для него суще­ствовали бы и соответствующие реальности.

Вместе с тем, нельзя сводить феномен прекрасного только к человеческой субъективности. Существуют объективные предпосылки прекрасного, также как и безобразного. Главные из них связаны, соответственно, с объективно присущей бытию гармонией и дисгармонией (какофонией). Гармония, ритмы природы, ее закономерности и внутренняя согласованность протекающих в ней процессов и событий – все это предпосылки прекрасного. Более выраженную, автономную форму красота имеет уже в растительном и животном мире. Цветы, яркие окраски птиц и многое другое в этом царстве живой природы суть проявления объективно прекрасного. Тут сама красота, а не только выносливость, сила и т.п. несет свои биологические функции. Но только для человека она становится целиком открытой реальностью. Так происходит прежде всего потому, что только человек обладает способностью осмыслить и творить красоту. И он, оправдывая этот свой дар, творит ее целенаправленно, упорно и часто самозабвенно, открывая для себя все новые образы и жанры искусства, демонстрируя бесконечные возможности художественного воображения.

Гуманизм благоговеет перед красотой мира и призывает хранить и преумножать ее, понимая, что именно его красота и является основой и предпосылкой всех иных эстетических реальностей. В конечном счете, прекрасное, творимое художником, едва ли когда-нибудь сможет превзойти красоту Земли и звездного неба.

«Вложенное» в человека природой чувство прекрасного как бы оживляет для него красоту объективного мира. Но другим элементом транссубъективного в области прекрасного являются критерии, нормы и принципы эстетики, эстетического вкуса. Все это возникает в обществе. В обществе прекрасное обретает социальные формы.

Подоб­но тому, как существует особый статус общих моральных норм, так и в области прекрасного существуют более или менее общие и в этом смысле транссубъективные и объективные критерии прекрасного и безобразного. Более того, в самой человеческой реальности, в областях частичной взаимоинтегрированности личности и общества, природы, неизвестности и ничто одно согласуется, а другое не согласуется с чувством прекрасно­го или эстетическим вкусом. Несмотря на всю историческую, нацио­нальную и культурную относительность и непохожесть критериев прекрасного и эстети­ческого вкуса, имеются такие статусы красоты и образцы искусства, которые преодолевают эту относительность, обретают статус классики, «вечных» прекрасных спутников человека.

Кроме эстетического чувства, способностей воображения и вку­са красота предполагает свободу. Эстетическое восприятие невозможно по приказу или принуждению. Свобода стимулирует фантазию, внутренне расковывает, дает волю эмоциям, страстям и всем другим человече­ским качествам, необходимым для созерцания, переживания и твор­чества прекрасного. Наконец, прекрасное впечатляет нас особым обра­зом, оно дает наслаждение, которое может быть настолько сильным и глубоким, что в состоянии перевернуть весь внутренний мир человека. Впечатление от прекрасного бывает таким сильным, что слово «наслаждение» оказывается здесь неточным и слабым. Более подходящим становится слово «потрясение».

Знание – это возможность и сила. То же можно сказать и о добре. Вместе с тем сила – это не только знание и добро, но и красота, которая способна разверз­нуть и высшие и низшие бездны в человеке и вне его. Она способна по­двигнуть человека на многое. Ее энергетическая мощь больше, чем обычно кажется, она воистину невообразима. Пути воздействия прекрасного на людей трудноуловимы и мало предсказуемы. Так оно потому, что сфера прекрасного по преимуществу эмоциональна, свободна, подвижна, но отнюдь не рассудочна.

Сфера эстетического шире категорий прекрасного и безобраз­ного. Возможно, главной ее характеристикой является то, что можно приблизительно обозначить словосочетанием «новая реальность». То есть это мир, внутреннее содержание которого как будто не беднее и не ограни­ченнее реальностей человека, природы, ничто, неизвестности и гипоте­тической, недоказуемой области потустороннего. На базе эстетических качеств и способностей человек создает мир, который, с одной стороны, является отражением, двойником мира субстанциальных реальностей, с другой – «искусственным» продуктом человеческого воображения и художественной деятельности. Этот мир, запечатленный в бесконечно разнообразных образах искусства, существует и не существует одновременно. Его нет, поскольку он «выдуман» и сотворен творческим воображением, фантазией. И одновременно он существует как отражение либо мира в художественном сознании, либо как само воображение художника, материализованное в цвете, звуке, слове, образе и т.д. Он всегда существует как некое отражение, эпифеномен субстанциальных реаль­ностей и в этом смысле условен, «искусственен».

Но порой он берет блестящий реванш за свою «вторичность» по отношению к исходной реальности: человеку, природе, несуществующему и т.д. Возможность такого реванша пре­доставляет ему абсолютная свобода воображения, в котором человек обретает любую степень могущества созидания и могущества разруше­ния, на которые он только способен, если не на практике, то в желании или мечте. Здесь преодолевается грань между должным и сущим, действительностью и идеалом, возможным и невозможным, вероятным и невероятным.

В искусстве, в безграничных областях художественного воображения и фантазии человек обретает мощь, равную божественной. Он создает реальности, как Бог или как дьявол, словом, как сверхъестественное существо. Это дает художнику или созерцателю, или читателю, или слушателю, приобщающимся к произведению искусства, ощущение абсолютной свободы, полета, всемогу­щества, власти созидать и разрушать реально­сти. Именно эти, а не познавательные, этические или какие-то другие, в данном случае побочные эффекты, составляют специфику эстетической реальности, эстетического творчества и эстетического переживания, которое в трансцензусе, в прыжке в эту особую область стремится стать вне и выше исти­ны, добра, справедливости и других фундаментальных ценностей.