Шаг в сторону: признаки личного существования

Говоря словами известного французского философа и писателя ХХ века Жана-Поля Сартра, трудноуловимое человеческое я можно назвать «трансцендентным в имманентном», т.е. чем-то запредельным, остающимся за рубежами нам данного, по ту сторону всяких границ и вместе с тем находящимся внутри нас, внутренне нам присущим. Это я и есть, собственно, тот, кто ищет это я. (В каком-то смысле таковыми, т.е. недоступными для непосредственного наблюдения и контроля, но несомненно данными нам остаются для нас многие жизненно важные функции нашего собственного тела, все внутренние органы, мозг, мышцы, кости и др.)

Иначе говоря, каждый из нас имеет свое я (и вместе с тем это я обычно владеет нами, в том числе и нашей речью, телом и т.д.). Но мы имеем его не как предмет или отчетливый, конкретный и целостный образ, а как основу всякой нашей внутренней жизни, как стержень нашего существования. Возможно, именно потому, что это я лежит в основе нашего личного бытия, оно и не может быть нам дано в каком-либо обычном опыте. Поскольку, чтобы быть данным нам в опыте, созерцании или мышлении, наша мысль и умственный взор должны быть больше нашего я и должны быть в состоянии обнимать, охватывать, вмещать его в себя. Но это кажется невозможным, потому что само это я, мы сами как личности являемся основанием (т.е. я глубже, шире и больше) всякого нашего мышления и опыта. Эту же мысль можно выразить и в форме вопроса: способно ли содержимое (например, вода) содержать в себе то, что содержит в себе это содержимое (например, стакан), может ли отражение отразить в себе то, в чем оно отражается, может ли зеркало отразить само себя?

Если наше я такое неуловимое, не дающееся нам в руки, то можем ли мы сказать о нем что-нибудь определенное? Современные гуманисты не считают человеческое я чем-то полностью трансцендентным человеку, т.е. запредельным и недоступным. Если нам нельзя заполучить наше я целиком, то мы можем составить о нем некоторое представление по его отдельным проявлениям в нас, по некоторым внутренним чувствам и явлениям человеческой психики. Вот почему в поисках нами истока нас как личностей имеет смысл говорить о признаках личного существования.

Постоянство и самотождественность. Наше я постоянно и неизменно. Это проявляется во всей нашей жизни. «Находиться в себе» – нормальное состояние человека. Выходить из себя, потерять себя, быть не в себе, изменить себе – значит подвергать себя риску, болеть или находится на краю собственной жизни.

Открывая для себя или созидая новое в мире, мы всегда соотносим это новое с одним и тем же нашим я. Мы не меняем себя, как мы обычно не меняем свое имя и почему-то чувствуем себя неприятно, когда нас неправильно называют. Многое преобразуется вокруг личности и в ее внутреннем мире, «нельзя два раза войти в один поток», но сама она остается одной и той же.

Знаменитый мыслитель Иммануил Кант много писал об исходной формуле человека «Я тождественно Я». Он подчеркивал, что все наши впечатления, мысли, ощущения всегда идут к одному и тому же центру – я, которое их объединяет, придает им цельность.

В самом деле, трудно себе представить, чтобы, скажем, восприятие света уходило в нас к одному нашему я, формы – к другому, размера – к третьему и т.д. Если бы в нас жило много я, то тогда мы не смогли бы свести наши ощущения в единое целое и составить представление о предмете, а наше поведение было бы «разорванным», рассеянным и бессвязным. Да и вообще такое существо просто не смогло бы выжить. Не случайно раздвоение личности – это тяжелое психическое заболевание. Когда же говорят об изменении человека, то ведь имеют в виду либо внешние, физические его изменения, либо его взгляды, оценки, знания и т.д.; любое изменение так или иначе соотносят с тем, кто изменился, его идентичность себе не отрицается.

Наше я не только постоянно в нас и всегда одно и то же, но и образует единство и единственность личности, ее самоидентичность. Не сговариваясь, все мы знаем, что наше я есть самое главное наше определение, что потеря руки, ноги, некоторых внутренних органов не дает нам основания считать, что мы перестали существовать как люди. Только потеря человеком своего я, своего личностного начала означает его конец, прекращение человеческого существования.

Невместимость, непохожесть, несводимость. Человеческое сознание обладает многими невероятными свойствами. Одно из них – вмещать в себя то, что физически больше его во много-много раз. Скажем, люди имеют представление о Солнце, планетах и галактиках, и мысленно укладывают их свою голову, хотя физические размеры Солнца, планет и галактик бесконечно больше размеров человеческой головы. При этом мы вынуждены признать, что, несмотря на чудесное свойство нашего внутреннего мира превращать мир внешний в ощущения, представления и идеи и таким образом вводить их в наш внутренний мир, нам все равно не удается объять весь бесконечный космос, все богатство окружающей нас действительности.

Но верно и обратное. Человеку дано почувствовать, что пусть мы и вмещаемся, вписываемся в мир, в котором мы живем, в нас всегда остается что-то такое, что кажется нам нашим и только нашим, собственным, не вмещающимся в этот мир.

То, что целиком не вмещается в мир, и есть человеческое я.

Мир как открытая бесконечность и человек как открытая бесконечность лишь частично входят друг в друга, лишь отчасти принадлежат друг другу, подобно наложенным друг на друга параболам. Они совместимы, но полностью они не вмещаются друг в друга. Они взаимно не поглощаемы.

Это не значит, что человек, его я чуждо миру, «не от мира сего». В редкие и особые мгновения мы можем пережить состояния полного слияния с миром, даже растворения в нем. Но только на какие-то мгновения. А потом «выныриваем» из него, возвращаемся к себе. Невозможно добиться постоянного, полного и прочного слияния человека с чем-то или с кем-то вне его.

Чувство невместимости в окружающую действительность может приносить человеку и счастье, и страдание. Ромео и Джульетта гибнут оттого, что не могут слиться воедино в вечной любви. Человека можно убить, но победить его нельзя, говорят те, кто знает, что есть такие глубины человеческого духа и свободы, которые извне неподвластны никому и ничему. На надгробии украинско-русского философа Григория Сковороды написано: «Мир ловил меня, но не поймал».

Непохожесть по-своему оттеняет уникальность человеческого я. Кому из нас не знакома страсть, особенно часто переживаемая в детстве: быть похожим на кого-то другого. Каждое поколение равняется на каких-то особенно популярных людей своего времени: рыцарей, летчиков, космонавтов, артистов, шоуменов… Но ведь это не значит, что мы желаем быть другими в полном и буквальном смысле этого слова. Подсознательно мы всегда желаем быть самими собой, и большая часть наших жизненных сил уходит именно на то, чтобы быть, сохранять себя. Однако безотчетное желание самосохранения (сохранения самоидентичности) вполне совместимо с потребностью иметь то, что есть у других: хорошую профессию, талант, известность, силу… Мы, каждый из нас принципиально не тождественны никому и ничему, хотя стремлений стать как кто-то или что-то, белой и черной зависти, жажды перевоплощений (а в исключительных случаях и бегства, забвения себя, растворения себя в «нирване») в нас сколько угодно.

Несводимость, как и первые два проявления постоянства и неизменности я человека, столь же естественно ему присуща и порой проявляется ярко и резко. Чаще всего она выплескивается в форме протеста или борьбы за свободу, когда человек противится унижению, уравниловке, сведению его к чему-то нечеловеческому. Это сведение (по научному – редукционизм) является господствующим во всех попытках определения человека. Например: человек – это высший продукт развития природы, человек – это образ и подобие бога, человек – это совокупность общественных отношений и т.д. Во всех этих определениях есть что-то общее, именно сведение человека к тому, что заведомо не является человеком: природе, богу, общественным отношениям и т.д.

Гуманизм допускает факт происхождения человека, его возникновения на основе того, что не является человеком в собственном смысле этого слова: материи, человекообразной обезьяны (как приходится признавать его развитие из сперматозоида и яйцеклетки), для верующих – на основе замысла божьего. Но в любом случае человек появляется только тогда, когда процесс его формирования дополняется актом его собственной активности, творчества. Поэтому человек – это не только творение, но и со-творение, в котором завершение процесса возникновения человека невозможно без собственных усилий рождающегося человека. (И это согласуется с общими законами жизни: даже цыпленок не родится, если он не будет шевелиться и проклевывать, разрушать изнутри скорлупу яйца.) И именно поэтому человек не сводим ни к чему иному. Главным в нем всегда остается что-то свое собственное.

Другими важными признаками того, что личное я человека отличается от внутреннего мира личности, являются такие свойства как рефлексивность, самосознание и диалогизм.

Рефлексивность и самосознание. В буквальном смысле, рефлексия, рефлексивность означают отражение, способность отражать. Но человеческая рефлексивность – явление особого рода. Его специфика раскрывается на уровне мышления и сознания, когда мышление не только отражает мир, окружающее, но и способно отразить этот свой собственный процесс отражения. Образно говоря, сознание – это такое «зеркало», которое может отразить и мир, и само себя.