Рациональное обоснование комментария процесса с позиции групповой массы

Я начну с прояснения собственной позиции. В терапевтическом курсе терапевт постоянно использует феномены группового уровня: многие из главных лечебных факторов, таких как сплоченность, относятся к достояниям группового движения. Однако из этого не следует, что лидер должен делать комментарии группового уровня. Я поддерживаю терапевтическое вмешательство с позиции групповой массы только в малом проценте случаев. Группе надо помогать развивать сплоченность разными путями, начиная с отбора и подготовки пациентов. Терапевт может, например, подкреплять самораскрытие, поддерживать участников, рассказывающих группе свои сновидения, разъяснять, как групповые цели смыкаются с индивидуальными или побуждают выражение как позитивных, так и негативных межличностных аффектов в группе. Я покажу, что роль, в которой терапевт фокусирует внимание исключительно на феноменах группового уровня, ограничена жесткими рамками эффективности терапевта. Как бы то ни было, есть случаи, когда комментарий группового процесса необходим. Когда? Я предлагаю упрощенный принцип: целью интерпретации групповой массы является устранение некоторых препятствий, задерживающих прогресс всей группы. Вот два типа обычных препятствий: пугающая тематика и антитерапевтические групповые нормы.

Пугающая тематика. Часто некоторые темы, являются настолько угрожающими, что группа, как на сознательном, так и на подсознательном уровне отказывается смотреть в лицо проблеме и пытается уклониться от ее разрешения. Такое избегание принимает разные формы, все они обычно называются «групповым бегством». Клинический пример ухода от тревожной темы может прояснить следующий случай:

На шестьдесят пятой встрече группы присутствовали шесть ее участников; один участник, Джон, отсутствовал. Впервые и без предупреждения другая участница, Мэри, привела с собой на встречу собаку. Обычно оживленная группа, была необычайно подавлена и непродуктивна. Выступления ее членов были невнятными, в течение всего занятия они обсуждали безопасные темы на обезличенном уровне, уместном для больших общественных собраний. Речь шла в основном о студенческих привычках (три члена группы были студентами - выпускниками), об экзаменах и преподавателях (особенно об их ошибках и недоверии к ним). Более того, старейший член группы обсуждал ее прежних членов, долгое время отсутствовавших на занятиях, рассуждал «о старых добрых деньках». Собака (жалкая, измученная тварь, которая большую часть времени шумно лизала свои гениталии) в разговорах не упоминалась, и в конце занятия терапевт, обращаясь к группе, заговорил о Мэри, приведшей собаку на встречу. К его большому удивлению, Мэри — в высшей степени непопулярная, нарциссичная особа — была единодушно поддержана группой; каждый отрицал, что собака хоть как-то мешала работе, и терапевт остался в одиночестве со своим протестом.

Терапевт расценил всю встречу как «групповое бегство» и, соответственно, сделал определенные интерпретации групповой массы, которые мы обсудим. Но сперва, в чем свидетельство того, что эта встреча была «бегством»? Бегством от чего? Мы должны принять во внимание возраст группы; в недавно сформированной группе, собравшейся на встречу, скажем, в третий раз, такое событие могло быть не выражением сопротивления, а проявлением незнания группой своей главной задачи и процедурных норм. Однако группа встречалась уже четырнадцатый месяц, и предыдущие встречи резко отличались по характеру. Убедительное свидетельство тому, что это действительно было бегством, обнаружилось в произошедшем на предыдущем занятии. На этом занятии Джон — член группы, которого с тех пор на занятиях не было, — опоздал на двадцать минут и проходил по коридору мимо комнаты наблюдателей — смежной комнаты с той, где проходили занятия, — в тот самый момент, когда дверь оказалась открытой. Джон услышал голоса других членов группы и увидел, что смежная комната полна наблюдателей, рассматривающих группу; кроме этого, наблюдатели в этот самый момент засмеялись какой-то своей шутке. И хотя Джон, как и все остальные члены группы, был предупрежден, что группу будут наблюдать студенты, тем не менее, такое неожиданное шокирующее подтверждение этой информации ошеломило его. Когда Джон в конце занятия стал способен обсудить это с другими членами, они были так же ошеломлены. Джон, как мы видели, не пришел на следующее занятие. Это событие для группы оказалось крупномасштабной катастрофой. Та жe реакция была бы и у другой группы; происшествие вызвало у членов группы серьезные вопросы, касающиеся терапевтической ситуации. Можно ли доверять терапевту? Смеялся ли он про себя над ними, подобно его коллегам в комнате наблюдателей? Говорил ли он хоть что-то искренно? Была ли группа, атмосфера которой некогда воспринималась как гуманная, на самом деле стерильным, искусственно созданным лабораторным образцом, бесстрастно изучаемым терапевтом, который, вероятнее всего, чувствовал себя ближе к «ним» (другим наблюдателям), чем к группе? Несмотря на значимость, или лучше сказать, из-за значимости этого болезненного события, группа отказалась требовать объяснений. Вместо этого, они прибегли к поведению бегства, смысл которого сейчас уже можно понять. Перед лицом внешней угрозы группа сплотилась для обороны; они тепло общались на разные безопасные темы, чтобы не делиться информацией с теми, кто угрожает со стороны (наблюдатели и, по ассоциации, терапевт). Терапевта не поддержали, когда он спросил об очевидно отвлекающем поведении собаки; «старые добрые деньки» было ностальгической ссылкой на прошедшие времена, когда группа была настоящей и терапевту можно было доверять. Обсуждение экзаменов и недоверие к преподавателям также было выражением тонкой намекающей позиции в отношении терапевта.

Точное содержание вмешательства и выбор времени для него во многом зависят от индивидуального стиля терапевта. Некоторые терапевты, включая меня, стараются вмешиваться тогда, когда они ощущают происходящее групповое бегство, даже если они не понимают, в чем его причина. Терапевт может, например, сказать, что он озадачен занятием или скован, и спросить: «Есть ли что-нибудь, о чем группа сегодня умалчивает?», или «Не избегает ли чего-нибудь группа?», или, может быть, он должен спросить о «тайной повестке» собрания. Он сделает свои расспросы еще более выпуклыми, если приведет различные свидетельства: шепот, неожиданный переход на нейтральные темы и к неинтерактивному способу коммуникаций, его ощущение собственной отвергнутому и покинутости другими, как в случае с собакой. Далее он может добавить, что группа странным образом избегает всех разговоров о прошлой встрече и о сегодняшнем отсутствии Джона. В нашем клиническом примере не может быть никакой приемлемой цели, кроме возвращения группы в колею, обратно, к обсуждению самого значимого материала. Темы, которых группа избегает, слишком важны для нее, чтобы их затушевывать. Такая ситуация характерна в группе, члены которой недостаточно хорошо исследовали собственное отношение к терапевту. Поэтому терапевт должен постоянно возвращать внимание группы обратно к главной теме и не пропускать случаи замещающего поведения, — когда группе для обсуждения предлагается другая тема, возможно даже имеющая отношение к какому-либо обвинению. Его задача заключается в том, чтобы не просто расстроить планы сопротивления и снова направить группу в рабочее русло, но привести их к источнику сопротивления не в обход тревожности, а сквозь нее.

Другой ключ к разгадке наличия и силы сопротивления в группе лежит в ее реакции на ломающий сопротивление комментарий терапевта. Если его комментарий, даже повторный, ударяется о закрытые уши, если он чувствует, что игнорируется группой, если у него возникает ощущение, что будет чрезвычайно трудно повлиять на группу, то он понимает, что «группа», — а не несколько участников, — увлеклась и что лежащая в основании дисфория достаточно серьезна.

Другой типичный способ, которым группа демонстрирует свое бегство, — интеллектуализация. Например, после встречи, на которой двое участников признались в своей гомосексуальности, группа пустилась в дискуссию о предрассудках, которая продолжалась в течение двух занятий. Обсуждались предрассудки в отношении евреев, негров, азиатов и гомосексуалистов вообще. Что не обсуждалось, — так это рой глубоко личных чувств, разбуженных двумя пациентами - гомосексуалистами. Участники предпочли не обращать внимания на собственные презрительность, страхи, связанные с их скрытыми гомосексуальными чувствами, гнев, обращенный на терапевта за то, что он выбрал этих двоих, когда, как позже сказал один из участников, «группа так сильно нуждалась в мужчинах». Группа может также избегать работы, прибегая к более буквальному бегству, — через отсутствия или опоздания. Тем не менее, независимо от формы результат один и тот же: на языке групповой динамической теории, — продвижение в сторону достижения групповых целей затруднено, и группа более не участвует в решении своей главной задачи.

Нередко вопрос преодоления сопротивления обсуждается чисто символически. Обеспокоенность присутствием наблюдателей может рассматриваться группой метафорически, когда она пускается в длительную беседу о видах нарушений конфиденциальности, как-то: вывешивание для всеобщего обозрения отметок за школьный курс или ситуации, когда члены семьи вскрывают друг у друга почту. Скрытый гнев, спровоцированный отсутствием терапевта, вызывает дискуссию о родительских чувствах, а также о смерти или болезни. Итак, терапевт может узнать что-то, чему он встретил сопротивление, спросив себя: «Почему обсуждается эта частная (не имеющая отношения к терапевтическим целям) тема и почему сейчас?»