Глава 7. Новая этнолокализация на верхней Кубани

 

В 60-е годы XIX в. в Верхнекубанском приставстве Кубанской области были расселены различные по языку и происхождению народы, и хотя некоторое смешение происходило, но всё же большая часть горцев сохранила этническую самоидентификацию благодаря компактному расположению новых аулов в долинах между Большим и Малым Зеленчуком. Так сформировались новые этнические границы ногайцев, абазин и черкесов (беглых кабардинцев и бесленеевцев). После образования постоянных селений, правительство приступило к проведению административных реформ, признав, что «существовавшие военно-народные управления, имевшие характер исключительно полицейский, недостаточны и что необходимо заменить их более обширными управлениями, учредить народные суды и вообще устроить администрацию по возможности на началах, которые бы вели к развитию между туземцами гражданственности»¹.

30 сентября 1864 г., в связи с окончанием массовой миграции западноадыгских народов в Османскую империю и водворением оставшихся на новых местах, в Кубанской области, «для придания большей средоточенности управлению туземцами», произошли территориально-административные изменения и созданы три округа: 1. Верхнекубанский с разделением на участки: Карачаевский, Абазинский и Армянский. 2. Бжедуховский с разделением на участки: Хамышевский и Черченейский. 3. Абадзехский с разделением на Верхнелабинский и Нижнелабинский участки².

К этому времени в Верхнекубанском округе считалось на Карачаевском участке: 14 448 карачаевцев и 1175 кумских абазин, на Абазинском участке (левобережье Верхней Кубани): зеленчукских абазин – 4752, кабардинцев – 4069, бесленеевцев – 1333, ногайцев – 3263 человек³. Военно-гражданские формы управления с административным делением на округа должны были «служить переходною ступенью к подчинению их общим законам Империи»⁴. Военно-гражданское управление позволяло властям силовыми и мирными методами привести местные народы к окончательной «оседлости» на определённых местах, так как для административных и аграрных преобразований в Кубанской области необходимым условием было компактное расселение в постоянных аулах в ведении единого начальства.

Окончательное решение земельных и других нужд горцев на новых местах затягивалось из-за неутихающего стремления народов Кубанской области эмигрировать в Османскую империю. Начальник Кубанской области писал: «Военные обстоятельства края, заставлявшие обратить все внимание на скорое покорение последних бывших тогда нам непокорными племён, не позволяли до 1865 г. думать о правильных и систематических мерах по водворению порядка и благоустройства в горских обществах Кубанской области, а потому все заботы бывших военно-народных управлений были обращены лишь на поддержание внешнего порядка в обществах и на исправное формирование милиций»⁵.

В свою очередь неопределённость земельного обеспечения толкала западных адыгов на упорное стремление к эмиграции. Особенно недовольны были своим положением бжедухи, которым были выделены болотистые места в устье Белой. Об увеличении земельных наделов просили и оставшиеся горцы Лабинского округа, лучшие земли которого заселили казаки. В Верхнекубанском округе изъявляли желание переселиться в Турцию «целым народом» только новые поселенцы: бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины⁶.

Начальник Кубанской области Дукмасов отмечал, что народы, оставленные на своих местах и не подвергавшиеся перемещениям в конце Кавказской войны, не желали покидать родину. Так, он писал, что ногайцы «были и есть самое полезное и преданное нам население – жаль, что их много выселилось в 1861 году», а о карачаевцах: «Думаю, что их если и силою погнать в Турцию, то большая часть лиц достаточных скорее возьмётся за оружие, чем исполнит такое распоряжение»⁷.

Несмотря на просьбы западных адыгов, в 1865 г. Александр II запретил массовое переселение горцев из Кубанской области, «принимая во внимание, с одной стороны, что при настоящем положении своём закубанские горцы не только совершенно для нас безвредны, но и приносят некоторую пользу в малолюдном закубанском крае, а с другой, – жалобы на стеснения и зло, которое было уже сделано христианскому населению в Турции бывшим переселением». Император дозволил переселяться только отдельным лицам и семействам, «удаление которых местное начальство сочтёт полезным»⁸.

Только после того, как массовая миграция в Османскую империю была приостановлена, в Кубанской области приступили к административным и аграрным реформам. Власти хорошо понимали, что без наделения землёй окончательного закрепления на указанных местах горских аулов не произойдёт. Начальник штаба Кавказской армии генерал Карцев писал, что горцы перестанут стремиться в Османскую империю, «если мы будем продолжать показывать населению заботливость о его положении, распределим правильно земли, для него предназначенные, будем защищать его от притеснения соседей-казаков (что нередко приходится делать)»⁹.

Земельный вопрос решался долго и трудно в силу различных обстоятельств и окончательного решения не имел вплоть до революции. В конце XIX в. исследователь Л.Я. Апостолов отмечал: «Остаткам черкесов была предоставлена в незначительном количестве земля по левому берегу рек Кубани и Лабы, где большинство их живёт и ныне… Земля эта, однако, в законодательном порядке за горцами Екатеринодарского отдела и в Карачае не утверждена, что вносит большую земельную неопределённость. Дело это тянется с 1878 года, а для Карачая даже с 1862 года»¹⁰.

Тем не менее власти предпринимали шаги к закреплению местных народов на новых местах. Благодаря наделению горцев землями в общинное пользование в Кубанской области обозначились современные этнические границы адыго-абазинских народов. Процесс этот был сложным и неоднозначным, часто сопровождался локальными перемещениями отдельных аулов и даже миграциями отдельных групп населения в Османскую империю вплоть до начала XX в.¹¹.

Так, в конце XIX в. главнокомандующий войсками Кавказского военного округа А.М. Дондуков-Корсаков способствовал выселению адыгов из Екатеринодарского и Лабинского отделов Кубанской области, но категорически возражал против эмиграции из Баталпашинского отдела. Поэтому в 1892 г. территориально аулы вблизи Армавира: Вольный, Карамурзинский, Кургоковский, Каноковский и Урупский – были срочно переведены из Баталпашинского отдела в Лабинский, чтобы они «подпадали» под эмиграцию. В 1895 г. Дондуков-Корсаков добился согласия Турции на приём 24 тысяч западных адыгов, и вместе с ними переселилась большая часть населения указанных аулов, подчинённых «в полицейском отношении временно администрации Лабинского отдела». Оставшиеся горцы расселялись по левобережью Кубани и по её притокам Зеленчукам, Урупу, Лабе, Белой и Псекупсу.

В 1865 г. во всей Кубанской области насчитывалось около 80 тысяч горцев, из них на своих местах, но значительно сокращённых, остались только карачаевцы и ногайцы. Очевидно, гражданские власти не могли справиться с вопросом окончательного водворения горцев на указанных местах и требовалось участие войск, поэтому «для более бдительного надзора» за народами Кубанской области произвели новое территориальное деление на военно-народные округа: Псекупский, Лабинский, Урупский, Зеленчукский, Эльбрусский. Окружные начальники непосредственно подчинялись помощнику начальника Кубанской области по управлению горцами¹².

Границы округов очертили следующим образом: 1. Псекупский округ находился на левой стороне Кубани между нижними течениями рек Пшиш и Афипс; 2. Лабинский округ граничил с севера с левым берегом Кубани, с востока – с р. Лабой, с юга прилегал к землям казачьих станиц Кубанского казачьего войска, с запада – к р. Белой до впадения её в Кубань; 3. Урупский округ граничил с северо-востока – с Кубанью, с юга-запада – с землями казаков 5-ой бригады, с юга – с землями 6-ой бригады и юго-востока – с землями Зеленчукского округа; 4. Зеленчукский округ включал земли на левой стороне Кубани от станицы Верхне-Николаевской до границ Урупского округа, ниже с. Ивановского между землями 3, 4, 5-ой бригад Кубанского войска¹³.

Границы Эльбрусского округа определялись линией казачьих станиц: на севере – казённые земли от укрепления Хахандуковского до станицы Усть-Джегутинской; на востоке – граница с Кабардинским округом Терской области; на западе – казённые земли Нагорной полосы по линии через речки Кардоник, Хасаут, Маруха до казачьей границы Урупской бригады; на юге Главный Кавказский хребет от Эльбруса до верховий Марухи отделял округ от Сухумского отдела¹⁴.

Новые административные границы разделили народы Кубанской области: 1. В Эльбрусский округ вошли карачаевцы и кумские абазины. 2. В Зеленчукский – черкесы (беглые кабардинцы и бесленеевцы), абазины и ногайцы, жившие по Зеленчукам. 3. В Урупский – адыги, ногайцы, армяне. 4. В Лабинский – адыги и абазины-шкарауа между р. Лабой и Белой. 5. В Псекупский – западноадыгские народы¹⁵.

Так долины Зеленчуков, отрезанные от Большого Карачая казачьими станицами и отведёнными им землями, выделили в отдельный Зеленчукский округ. В 1867 г. в него входили абазинские аулы Лоова и Дударукова, ногайские аулы Туганова, Ахлова и Уракова на левом берегу Кубани и аулы ногайцев, абазин, беглых кабардинцев, бесленеевцев, водворённых по берегам Малого Зеленчука. Кроме того, на левом берегу Кубани напротив станицы Беломечетской и на р. Казьме поселили Таврических меннонитов, саратовских и самарских колонистов¹⁶.

П.А. Гаврилов, исследовав поземельные отношения на Северном Кавказе в пореформенный период, отмечал: «Лучшие, как по богатству природы, так и по красоте местности, земли Закубанского края не вошли в район горских округов и достались большей частью в надел казакам». В самых тяжёлых условиях оказались карачаевцы, так как «в Эльборусском округе весьма значительное пространство занято бесплодными скалами, недоступными горными трущобами и частью вечными ледниками»¹⁷.

В 1867 г. начальник Эльбрусского военно-народного округа Н.Г. Петрусевич писалв отчёте, что в округе чуть больше 450 тыс. десятин, из которых 267 629 десятин принадлежат Карачаевскому обществу, до 10 тыс. десятин отведено аулам Кумско-Абазинскому и Хумаринскому. А остальное – пространство свободных казённых земель, большая часть которых лежит между Тебердой и Марухой, между снеговым хребтом и казачьими землями и только 48 870 десятин между Кумой и Кубанью.

Петрусевич отмечал: «Лучшие земли из всего округа казённые между Кумой и Кубанью, а остальные, состоя из отрогов главного хребта, представляют только в глубине речных долин некоторое удобство для покоса и пахоты, так что, несмотря на громадное пространство земель, принадлежащих Карачаевскому обществу, из которого и состоит почти округ, все скотоводство довольствуется на казённых землях близ лежащих казачьих станиц, из которых приобретается покупкой и весь хлеб»¹⁸.

Петрусевич настойчиво уговаривал карачаевцев основать постоянное селение у слияния Кубани и Теберды, вблизи Хумаринского укрепления. Однако они отказались, решив, что «их хотят сделать гяурами»¹⁹. Хумара строилась как окружной центр, и чтобы иметь здесь население, переселили Абуковский аул с р. Подкумок. Так, кроме карачаевцев, в Эльбрусский округ вошли абазины, переселённые из Пятигорского округа: аулы Кумско-Абазинский и Хумаринский (Ново-Абуковский) на р. Кубани.

Однако в 1865 г. абазин с Хумары стали переселять на правый берег Малого Зеленчука²⁰. Причина была в том, что между карачаевцами и абазинами начались земельные конфликты. Так, абазинский владелец эфенди Абуков пытался захватить часть земель карачаевского узденя Ожая Байчорова на Хумаринском участке, принуждая своих подвластных убить его. Подав об этом рапорт 27 сентября 1865 г. попечителю горских народов Кубанской области, пристав Петрусевич передал это дело в окружной словесный суд, где дело было закончено «миролюбиво с обеих сторон»²¹. Абазины из Хумары постепенно удалялись, так, в 1867 г. здесь оставалось 116 мужчин и 92 женщины²². После переселения их частью в Турцию, частью на Зеленчуки, на их место поселили кабардинцев, которых в 1880 г. было 242 человека²³.

В 1870 г. из Терской области в Кубанскую власти переселили 150 семей осетин²⁴. Примечательно, что феодалы в горной Осетии, как в Карачае и Балкарии, имели право частной собственности на земли. П.А. Гаврилов писал, «в нагорной части Осетинского округа, право владения землёй определено точно и положительно местными обычаями»²⁵. Но, переселяясь на плоскость, осетины получали землю только в общинное пользование. Глава г. Владикавказа Г.В. Баев отмечал в 1909 г.: «Осетин в горах воспитан на праве подгорного участкового владения землею, нынешняя общинная форма ему навязана искусственно»²⁶.

В пореформенный период бывшим осетинским владельцам в Тагаурии предложили частные участки в размере 300 дес. земли в Кубанской области, но с условием, чтобы «они отказались от получения надела в Терской области». Они не согласились на это условие, тогда в Кубанскую область предложили переселиться дигорским крестьянам, «живущим на бадилятских (княжеских – З.К.) землях, и они отказались»²⁷. Агитации за переселение «на Лабу» поддались только осетины самого малоземельного Алагиро-Мамисонского ущелья.

Кавказский наместник Великий князь М.Н. Романов намеревался водворить безземельных осетин на земли, освободившиеся в результате мухаджирства в Кубанской области. Начальник Терской области поручил агитацию за переселение подпоручику Левану Хетагурову, главе Наро-Мамисонского общества. В Осетии «быстро разнеслась молва о сказочной земле под непонятным для них названием – Лаба». Правда, к этому времени плодородные лабинские долины были уже отведены в войсковую собственность казаков, поэтому переселенцам из Осетии отвели место в Нагорной полосе²⁹. Переселенцам дали по 15 десятин земли на мужскую душу и 35 рублей подъёмных.

Осенью 1870 г. после двух месяцев пути через Дигорию на горных арбах, осетины прибыли в Карачай и осели вблизи Хумаринского укрепления у слияния Кубани и Теберды. Сначала это был поселок Шоанинский, по названию горы, а с 1879 г. – с. Георгиевско-Осетинское. Так было основано современное село Коста-Хетагуровское и положено начало осетинской этнической группе в современной Карачаево-Черкесии. Переселение осетин скоро прекратилось, так как правительство дало указание заселять Кубанскую область «главным образом русскими переселенцами, которые, по его мнению, превратившись в военно-казачье сословие, смогут стать надёжным оплотом империи»²⁸.

В пореформенный период Н.Г. Петрусевич начал активную деятельность по основанию новых крупных селений карачаевцев. В Большом Карачае из-за частной земельной собственности проведение крестьянской реформы было совершенно невозможным. Поэтому Н.Г. Петрусевич настойчиво добивался от властей Кубанской области выделения обещанных правительством 40 тыс. десятин земли взамен Эшкаконских пастбищ, отобранных в пользу Кабардинского округа. Власти Кубанской области не спешили выполнять решение правительства, отговариваясь тем, что «положение карачаевцев далеко не бедное: прекрасные горные пастбища и обширное скотоводство карачаевцев даже с избытком обеспечивают их потребности»³⁰.

Скудное земледелие действительно компенсировалось в горах интенсивным скотоводством, которое было, как писал Н.Г. Петрусевич, «главным источником богатства и благосостояния карачаевцев». Однако альпийские пастбища не могли возместить потери земель для отгонного скотоводства, а пахотных земель у карачаевцев не осталось вовсе, и они постоянно жаловались на недостаток земли. Петрусевич лично составил проект нарезки 40 тыс. десятин из казённых земель в Эльбрусском округе. Это вызвало неудовольствие начальника Кубанской области, запретившего ему «входить в гласное обсуждение каких бы то ни было общественных вопросов прежде, нежели общие основания таковых вопросов будут утверждены начальником области»³¹.

Тем не менее Петрусевич привлёк к этой проблеме внимание наместника императора на Кавказе, и тот признал, «что в пространстве земель, занимаемых карачаевцами, не заключается достаточного количества земли для обеспечения быта». В апреле 1865 г. по его распоряжению карачаевцам выделили 40 тыс. десятин земли из свободных кордонных земель «в постоянное пользование жителей этого общества собственно для пастьбы, взамен находящихся в их пользовании пастбищных мест, лежащих в пределах Терской области»³².

В 1866 г. было утверждено «Положение об управлении горцами Кубанской области», и проведены новые административные и судебные преобразования, началась крестьянская и земельная реформы среди горцев. Правительство преследовало цель наделения всех горцев землями в общинное пользование, чтобы облегчить земельное обеспечение крестьян. Поэтому часть земель Карачая, отобранных ранее в «казну», возвращалась только на общинном праве пользования. В.П. Невская назвала это «дарованием им их собственных земель»³³.

И хотя на выделенных под новые селения землях карачаевцы и раньше держали коши и стауаты (хутора), но они считались сезонными жилищами. Так, Н.Г. Петрусевич отмечал, что «в поселениях же на Дауте и на Маре есть выселившиеся из разных аулов, к которым они причислены и по переписи и по повинностям». Но он хотел основать крупные постоянные селения для тех, «которые или вовсе не имеют земли, или имеют её в самом незначительном количестве». Поначалу карачаевцы отказывались, но Н.Г. Петрусевич понимал, что причина этой медлительности в том, что большинство карачаевцев не могли выполнять главного условия переселения: «оставить в общественную пользу землю, который каждый переселяющийся имел как частную собственность в прежних границах Карачая». Второй причиной нежелания переселяться Петрусевич считал «привязанность Карачаевцев к своим горам, где они живут около 400, а может быть и более лет, и мнение, что при выселении разом нескольких сот дворов общество Карачаевское расстроится, а общество это действовало всегда единодушно, так что даже крестьяне и вовсе не имеющие земли не решаются на переселение»³⁴.

У карачаевцев были свои серьёзные мотивы настороженно относиться к образованию новых крупных селений, и в первую очередь, они не представляли себе жизнь без владельца – князя, который бы нёс ответственность за их семьи и имущество, что было очень важно при ведении отгонного скотоводства и длительного отсутствия мужчин в селе. Однако Петрусевич убедил карачаевцев в перспективности постоянного проживания в новых селениях с правом общинного пользования землями. Он добился выделения общинных земель в долинах Теберды, Мары и Джегуты для обеспечения землёй не только крепостных крестьян, которые в Карачае в 1867 г. составляли всего 3,3 процента, но и малоземельных крестьян (12,4 процента) и узденей (80,6 процента)³⁵.

О том, что карачаевское общество действительно трудно переходило на «общинное» право землепользования, свидетельствует факт очередной волны массового переселения карачаевцев в Турцию. Особенно, видимо, это касалось карачаевцев, земли которых изымались и предназначались в «общину» новых селений. В 1867 г. из Тебердинского ущелья выехало 100 карачаевских семейств, в их числе семья Джамбека Джаттоева, вернувшегося затем на родину³⁶.

Мы не имеем более точных сведений об этой миграции, но, исходя из логики событий, связана она была с «отменой крепостного права». Поскольку собственно крепостных, т.е. зависимых лично, у карачаевцев было на самом деле очень мало, возможно, даже меньше указанных Петрусевичем трёх процентов населения, а основная часть народа состояла из малоземельных или безземельных карачаевцев, но лично свободных, то крестьянская реформа касалась именно их: они должны были быть «освобождены» не от мнимого крепостного права, а от земельных участков, арендуемых ими у землевладельцев. Однако в пореформенный период только представив их как безземельных «крепостных», Петрусевич мог добиться выделения для них части казённых земель и основать новые селения. Неопределённость ситуации и неуверенность в своём будущем толкнула часть карачаевцев на миграцию в Турцию. Шаг этот был опрометчивый и поспешный, так как уже весной 1868 г. Петрусевич объявил карачаевцам о переселении на Теберду и Мару, чтобы «приступить к пахоте и постройке домов на новых местах»³⁷.

1 ноября 1868 г. карачаевцам торжественно объявили об отмене крепостного права и «освобождении» крестьян. Итак, в Эльбрусском округе перемещение карачаевцев в новые постоянные селения было связано с правительственной крестьянской реформой и деятельностью властей по обеспечению освобождённых от поземельной зависимости горцев землями на общинном праве пользования. В Карачае к крупным селениям Карт-Джюрт, Хурзук, Учкулан, Дуут и Джазлык прибавились селения Ташкёпюр (Каменномост), Теберда, Сынты, Мара и Джёгетей (Джегута)³⁸. Они строились на местах старых «стауатов» (хуторов) в течение 1868–1882 гг., и очень быстро стали такими же многолюдными, как и старые селения.

Недостаток пастбищ в Эльбрусском округе, разумеется, не мог быть решён окончательно. В конце 70-х годов Г. Петров писал из Хумаринского укрепления: «Главного предмета благосостояния – скотоводства, в пределах жилого Карачая вовсе незаметно… Карачаевцы не остаются постоянно на одних и тех же пастбищах; они меняются сообразно времени года, и потому карачаевец постоянно бродит со своим скотом с одного места на другое… В начале лета… большинство уходит из Карачая»³⁹. Большая часть пастбищных мест осталась в казне или отошла казачьим станицам, и карачаевцы вынуждены были арендовать их по очень высоким ценам: «Под разными предлогами и при каждом случае карачаевское общество неукоснительно твердит, что земли мало и что населению приходится затрачивать значительные сбережения на арендование земель, да ещё, кроме того, беспрестанно терпеть несправедливость от станичных обществ»⁴⁰.

Общинное землепользование с трудом внедрялось в Карачае и не решало проблемы малоземелья, что стало одной из главных причин массовых миграций в Турцию: в 1884–1887 гг. и 1905–1906 гг. из Карачая мигрировало более 12 тыс. человек. По распоряжению султана Османской империи они получили земли для компактного поселения в моноэтнических селениях, в результате чего они избежали ассимиляции и образовали карачаево-балкарскую диаспору⁴¹.

Надо сказать, что российские власти, как могли, пытались предотвратить эмиграцию из Карачая. Их опорой в новых селениях стали выборные старшины из узденского сословия: в Теберде – Ожай Байчоров, затем Юнус (Качхан) Батчаев, в Сенты – Токмак, затем Зекерья Джаубаевы, в Каменномосте – Алий Динаев, в Маре – Кючук Тохуй улу Блимготов, затем Джамболат Чотчаев, в Джегуте – Наны Хубиев, затем Урусов Тау-Герий.

В селениях Большого Карачая под нажимом властей старшинство также переходило в руки узденства. По принятой в 1866 г. «инструкции аульным старшинам» они должны были не только исполнять указания властей и руководить внутренней жизнью общины, но и «наблюдать за обращением владельцев со своими крестьянами, не допуская первых к насилию и несправедливым поступкам, а последних удерживать в повиновении и должном исполнении своих обязанностей, адатом определённых»⁴². Однако представляется, что главной целью властей было уничтожение феодальной и родовой собственности князей на земли, что позволило бы её перераспределить на общинном праве землепользования.

Во многом благодаря стараниям Петрусевича, княжеская верхушка теряла власть в народе, хотя сохраняла авторитет и влияние. Николай Григорьевич явно был человеком демократических принципов, он остался в народной памяти как благородный и справедливый человек, искренне желавший процветания и мира горцам. С его именем связывают прокладку первой арбяной дороги из укрепления Хумаринского в Большой Карачай, строительство первой больницы, первой школы с обучением на русском языке, мостов и т.д.⁴³. Н.Г. Петрусевич изучал жизнь, нравы и обычаи горцев и публиковал статьи в «Сборнике сведений о кавказских горцах»⁴⁴.

В 1880 г. Петрусевич был назначен начальником Закаспийского военного отдела, где погиб в начале 1881 г. при штурме крепости Геок-Тепе. Горцы Баталпашинского уезда перевезли его тело из Средней Азии и с почестями похоронили в ст. Баталпашинской (ныне г. Черкесск). В «Кубанских областных ведомостях» в некрологе писали: «Вполне основательное знание карачаевского языка… позволяло находить со всеми общий язык, знать сокровенные чаяния и надежды простого люда. Полнейшая доступность, простота в обращении, радушная приветливость, сдержанный характер, устойчивость и бесповоротность во взгляде и убеждениях, основанных всегда на всестороннем знакомстве с предметом или личностью… дали в его руки несокрушимую силу»⁴⁵.

Насколько повезло карачаевцам можно судить по высказанному П.И. Ковалевским суждению о большинстве чиновников на Кавказе: «Служить на окраину, за редким исключением, идут люди только негодные на родине. Такие попадали и на Кавказ. А раз Кавказ далеко от России, дело идёт о дикарях, требовались нередко меры строгие и суровые, – то можно себе представить какие на Кавказе могли явиться варвары и разбойники из русских же. И они, к несчастью, явились и обрушились на покорённых инородцев»⁴⁶.

От личности начальства, представлявшего российскую власть, во многом зависела успешность интегрирования местных народов в состав России. В переломный исторический момент, когда в Карачае крепкая традиционная власть владетельных князей была разрушена, общество получило достойного руководителя в лице Петрусевича, что позволило сохранить стабильность и мир в пореформенный период. Его помощник и преемник Г. Петров писал в 1879 г: «Со дня покорения Карачаевцы отличались преданностью и в тревожное время не возбуждали к себе таких опасений, как другие племена, умевшие искусно маскироваться, а при удобном случае, как говорится, показывать волчьи зубы. Все установленные русскими порядки карачаевцы охотно принимали и с необычайной искренностью привязывались к новым русским властям, в которых, по счастливому стечению обстоятельств, видели не только представителей власти и охранителей правительственных интересов, но и добрых руководителей в их частной жизни»⁴⁷.

Петрусевичу не удалось оспорить право частной земельной собственности в Большом Карачае, несмотря на свою убеждённость в её несправедливости. У других народов Северо-Западного Кавказа отсутствие частной земельной собственности значительно облегчало наделение их землёй в общинное землепользование в связи с отменой крепостного права. Большинство земель, занятые этими аулами, были казёнными, что позволило предоставить сельскому населению право общественного пользования отведёнными наделами.

Так, в пореформенный период на территории современной Карачаево-Черкесии были окончательно закреплены на постоянных местах с общинным правом пользования землёй абазинские аулы: Клычевский (ныне Псаучье-Дахе), Лоовско-Зеленчукский (ныне Инжич-Чукун), Бибердовский (ныне Эльбурган), Егибоковский (ныне Абазакт), Шахгиреевский (ныне Апсуа), Кувинский, Лоовско-Кубанский (ныне Кубина), Кумско-Абазинский (ныне Красный Восток); ногайские аулы: Мансуровский и Шабазовский (ныне Адиль-Халк), Ураковский (ныне Эркин-Юрт), Карамурзинский и Тохтамышевский (ныне Икон-Халк), Балтинский (ныне Кызыл-юрт)⁴⁸; черкесские (бесленеевцы и беглые кабардинцы): Тазартуковский (ныне Бесленей), Хахандуковский (ныне Алибердуковский), Касаевский (ныне Хабез), Атажукинский (ныне Зеюко), Атлескеровский (ныне Жако), Береслановский (ныне Инжи-Чишхо), Хумаринский⁴⁹.

Закрепление аулов на определённых местах позволило снять военный контроль, и 1 января 1871 г. в связи с образованием в Кубанской области гражданского управления, военные округи упразднили, а горское население вместе с русским вошло в состав новых уездов: Ейского, Темрюкского, Екатеринодарского, Майкопского и Баталпашинского. Эльбрусский, Зеленчукский и Урупский округа были вновь объединены и вместе с разделявшими их станицами 4, 5, 6-ой бригад Кубанского казачьего войска вошли в состав Баталпашинского уезда во главе с Н.Г. Петрусевичем⁵⁰. В его ведении оказались русские (казаки), карачаевцы, ногайцы, абазины, адыги (кабардинцы и бесленеевцы); и «Баталпашинский уезд сделался самым многонациональным в Кубанской области»⁵¹.

Кроме территории современной Карачаево-Черкесии в состав Баталпашинского уезда входили аулы у слияния Урупа и Кубани: Урупский, Карамурзинский, Кургоковский, Каноковский, Вольный, а также станицы: Беломечетская, Невинномысская, Барсуковская, Николаевская, Воровсколесская, Темнолесская, Суворовская, Бекешевская (совр. Ставропольский край) и Спокойная, Подгорная, Надёжная (совр. Краснодарский край)⁵².

Большую часть населения уезда во второй половине XIX в. составили казаки, как и во всей Кубанской области, что позволило властям констатировать: «В области хотя и остались прежние хозяева этих мест – горцы, всё ещё, в силу своей религии имеющие тяготение к мусульманскому миру, но, тем не менее, серьёзной опасности русскому делу они не представляют, как вследствие своей малочисленности, так и расселения между казачьими станицами»⁵³. Из 159 749 жителей Баталпашинского уезда горцев было только 44 507 человек⁵⁴, из них карачаевцев – 20 100 человек⁵⁵.

Формально общинные земли всех аулов, включая и новые селения карачаевцев, находились «в казне», т.е. были государственными. «Большинство земель признано казёнными, с предоставлением сельскому населению лишь право общественного пользования отведёнными наделами. Право частной собственности укреплено, по преимуществу, только за представителями высших классов населения», – писал В. Линден⁵⁶. В Баталпашинском уезде из 2 млн. 400 тыс. десятин земли более 1 млн. 100 тыс. было отдано под казачьи станицы, около 200 тыс. – под невойсковые поселения, по 100 тыс. десятин – русским и горским частным землевладельцам и около 900 тыс. десятин оставлено в казне⁵⁷.

Таким образом после Кавказской войны закончилось перемещение народов современной Карачаево-Черкесии и создание укрупнённых селений с правом общинного землепользования. Сформировалась современная этнолокализация абазин (тапанта и шкарауа) и черкесов (беглых кабардинцев и бесленеевцев), возникли новые этнические группы переселенцев – осетинская и греческая. Пространство земель от карачаевцев до ногайцев вместе с разделявшими их казачьими станицами и адыго-абазинскими аулами объединилось в единое административное образование – Баталпашинский уезд, границы которого в общих чертах повторяет современная Карачаево-Черкесская Республика.

Объединение карачаевцев, верхнекубанских казаков, черкесов, ногайцев и абазин диктовалось административной целесообразностью по управлению горцами и естественными географическими границами бассейна Верхней Кубани. Все местные народы, прочно освоив свои конкретные ниши, генетически связаны с другими народами региона, однако надо признать, что современные этнические группы и места их компактного расселения сформировались в результате военно-переселенческой и землеустроительной деятельности российского правительства.

 

 

Примечания

 

1. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 466. Л.1.
2. Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи. (20–70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов. Нальчик, 2001. С. 323.
3. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2 Д. 466. Л. 8, 14.
4. Там же. Л. 4.
5. Там же. Л. 2.
6. Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов… С. 392.
7. Там же. С. 393.
8. РГВИА. Ф. 38. Оп. 30/286. Д. 9. Л. 67.
9. Там же. Л. 66.
10. Апостолов Л.Я. Географический очерк Кубанской области (Извлечения) // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик, 2004. С. 551.
11. Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина – начало XX века. Нальчик, 2000. С. 272, 351.
12. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 466. Л.4.
13. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2 Д. 384. Л. 241.
14. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 2.
15. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Ставрополь, 1964. С. 41.
16. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 384. Л. 244 об.
17. Гаврилов П.А. Устройство поземельного быта горских племён Северного Кавказа // ССКГ. Вып. II. Тифлис, 1869. С. 65-66.
18. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 2–4.
19. Ёзденланы Абугалий. Сёз-халы кибикди. Ставрополь, 1994. С. 218. (на карач. яз.)
20. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 124. Л. 26.
21. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 239.
22. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 7.
23. Баталпашинский уезд. Статистические сведения. Екатеринодар, 1880. С. 32.
24. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии: Сборник документов. Ростов-на-Дону, 1985. С. 151.
25. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 28.
26. ЦГА РСО–А. Ф. 224. Д. 92. Л. 3-5.
27. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 29, 33.
28. Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость. Орджоникидзе, 1980. С. 122.
29. ЦГА РСО–А. Ф. 270. Оп. 1. Д. 23. Л.87-89.
30. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 76.
31. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 130. Л. 15.
32. ЦГА РСО–А. Ф. 224. Оп. 1. Д. 96. Л. 45.
33. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 16.
34. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1 Д. 306 Л. 3–4.
35. ГАКК. Ф.774. Оп. 2. Д. 466. Л.150.
36. Думанов Х.М. Вдали от родины. Сборник документов. Нальчик, 1994. С. 111
37. ГАКК. Ф.774. Оп. 1 Д. 650 Л. 5-6.
38. Обзор Кубанской области. Ростов-на-Дону, 1911. С. 78.
39. Петров Г. Верховья Кубани – Карачай. Памятная книжка Кубанской области. Екатеринодар, 1880. С. 141– 142.
40. Там же. С. 139.
41. Кипкеева З.Б. Карачаево-балкарская диаспора в Турции. Ставрополь, 2000. С. 122.
42. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 278. Л.1.
43. Шаманланы И. Къобан башында. Черкесск, 1987. С. 110. (на карач. яз.)
44. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие… С. 252.
45. Кубанские областные ведомости. 1881, № 12, 16.
46. Ковалевский П.И. Кавказ. Т. 2. История завоевания Кавказа. СПб, 1915. С. 72.
47. Петров Г. Указ. соч. С. 149.
48. Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. Черкесск, 1998. С. 60.
49. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ века. М, 1974. С. 242.
50. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 46.
51. Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. С. 365.
52. Баталпашинский уезд. Статистические сведения. С. 35.
53. Обзор Кубанской области. С. 70.
54. Тхайцуков М.Т. Этнополитические проблемы абазин в новейшее время. Ставрополь, 2000. С. 8.
55. Петров Г. Указ. соч. С. 124.
56. Линден В. Высшие классы коренного населения Кавказского края и правительственные мероприятия по определению их сословных прав. Исторический очерк Издание канцелярии наместника на Кавказе. Тифлис, 1917. С. 40.
57. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 15.

 

 

Заключение

Формирование этнических и административных границ на Северном Кавказе происходили с конца XVIII в. при непосредственном и решающем значении стратегических интересов Российской империи, так как военно-переселенческая деятельность правительства определялась внутренними и внешними факторами, влиявшими на безопасность новых границ государства. Перемещения и миграции местных народов, существенным образом изменившие этническую картину региона, зависели от степени их вовлечения в военные действия, выбора подданства (покровительства) и государственной принадлежностью той или иной территории, закреплённой в международных договорах.

Роль Российского государства была в рассматриваемый период решающей, хотя и не единственной причиной в переселениях народов. Значительную роль в этом играли особенности социально-экономического быта кочевых и горских народов Северного Кавказа, главной отраслью хозяйствования которых было кочевое или отгонное скотоводство, и другие общественно-политические реалии. Однако на формирование новых этнических территорий народов Северного Кавказа повлияли только массовые перемещения, проходившие в результате военно-переселенчес