Глава 4. Карачаевцы-урусбиевцы В теберде

 

В начале XIX в. Карачай стал местом убежища для беглых кабардинцев, абазин и ногайцев. В 1804–1807 гг. свирепствовавшая на Кавказской линии чума распространилась ими за Кубанью. Особенно пострадал большой аул Джамагат в Теберде, заселённый в конце XVIII в. переселенцами из Баксанского ущелья и Белой речки Терского бассейна. Это трагическое событие отражено в карачаево-балкарском фольклоре, упоминается о нём и в письменных источниках.

После вхождения Кабарды в состав России независимые горские народы столкнулись с притязаниями кабардинских князей, опиравшихся на российские власти. Сокращение пастбищных мест по р. Малке отразилось на хозяйственном укладе горцев, пользовавшихся ими по взаимовыгодным соглашениям с кабардинскими владельцами. С установлением российского контроля независимые горцы должны были или вступать в подданство России или уходить с равнин. Однако первые попытки вступить в российское подданство оказались неудачными, так как ущелья с перевальными путями в Карачай, в Сванетию и Мингрелию в отличие от осетинских, не представляли военно-стратегического интереса для России.

Карачаево-балкарцы (самоназвание «таулу») населяли обе стороны Водораздельного хребта от Эльбруса до Пятигорья. Этнолокальные группы назывались по занимаемым ущельям, где каждое общество имело своих владетельных князей. Горцы современной Балкарии подразделялись на пять обществ: «Урусбиевцы – в верховьях р. Баксана, балкарцы – в верховьях р. Восточного Черека, бизингиевцы – в верховьях р. Черека Бизингийского, т.е. западной ветви реки, холамцы – в среднем течении Черека Бизингийского, чегемцы – в ущелье р. Чегема»¹. Значительная часть карачаевцев, проживавших в Баксанском и Чегемском ущельях, в настоящее время объединена с другими горцами Кабардино-Балкарии этнонимом «балкарцы». Собственно название «Карачай» постепенно закрепилось за территорией в бассейне Верхней Кубани, к западу от верховий Малки до Большой Лабы, истока Лабы, в границах современной Карачаево-Черкесии.

Этнические границы карачаево-балкарцев сложились в период владычества на Северном Кавказе крымских ханов, подданными которых являлись равнинные соседи горцев: на севере – кочевые ногайцы, на востоке – кабардинские владельцы с подвластным адыгским народом. На юге и западе естественной границей был Главный Кавказский хребет. Доказательством расселения кабардинцев на территории, входившей в Крымское ханство, является Хуламская надпись, снятая с каменной плиты начала XVIII в., о том, что «спор о границах земель народов Малкар, Безенги, Хулам, Чегем и Баксан (Урусбий) с одной стороны, и владений Крымского хана, занятых Кабардой, с другой, решён третейским судом»².

Пользуясь могуществом крымских ханов, а затем российских царей, кабардинцы укрепились на равнинных местах Центрального Кавказа в XVI в. С этого периода, как утверждал М. Абаев, «с этим сильным и воинственным племенем пришлось горсти жителей пяти обществ Балкарии вести постоянную борьбу до последних времён. В этой борьбе с почти кочевым народом – Кабардою, оседло живущим веками в горных ущельях балкарцам помогли: сама природа – недоступность гор, сильная привязанность горцев к родине, единодушие, порядок во внутреннем управлении и возможность доставлять из Закавказья жизненные припасы путём мены на скот и шерстяные изделия»³.

Кабардинские князья вступали в родственные и союзнические отношения с горскими князьями, что во многом определяло и формировало систему хозяйственных связей между народами. После признания по Белградскому договору 1739 г. независимости Кабарды от Крымского ханства, российское правительство открыто покровительствовало кабардинским князьям. Несмотря на то, что они в 1743 г. дали сведения российским властям, что карачаево-балкарцы «ни под чьею протекциею не состоят и никому ими действительно овладеть невозможно»⁴, придворный историк Миллер, «подредактировал» их, назвав плату за использование кабардинских пастбищ и охрану скота «данью»⁵.

Владельцы Большой Кабарды Магомет Коргокин (Атажукин) и Росламбек Кайтукин благодаря поддержке российских войск заняли предгорные места у Баксанского («баксанская партия») и Черекского («кашкатавская партия») ущелий. Горские народы подчинялись собственным владетельным князьям из рода Басиатов, а не кабардинским или крымским Гиреям, но российские власти старательно «обосновывали» их даннические отношения с Кабардой, чтобы включить вместе с ней в состав России.

Так в 1769 г. в состав Кабардинского приставства вошли абазины-алтыкесеки и солтанаульские ногайцы. Независимых горцев ждала та же участь, и для этого их пытались представить подвластными Кабарде или же единым с ним народом. Так как приставом Кабардинского приставства был назначен ногайский мурза Таганов, то, очевидно, этим объяснялось и такое «решение» горского вопроса: «Как балкарцы, так и чегемы и карачаевцы суть татары ногайского происхождения»⁶. Можно объяснить эту ошибку незнакомством ещё русских с горцами или их тюркоязычностью, но ведь кабардинские князья, в отличие от подвластного адыгского народа, тоже были тюркоязычны, тем не менее их «татарское» происхождение не имело значения для обозначения их именно как «кабардинских» владельцев. Поэтому вероятнее всего, что это «гипотеза» свидетельствовала о стремлении любым способом соединить горцев с российскими подданными – ногайцами и кабардинцами.

«Могущество» Кабарды заключалось исключительно на могуществе Российской империи, проводившей политику формального расширения Кабардинского приставства за счёт территории Пятигорья и независимых горских народов. Поэтому посланные Екатериной II на Кавказ академики старались «научно» обосновать её концепцию, но их сведения скорее опровергали, чем подтверждали их же выводы. Гюльденштедт писал, что «различные Басианские округи платят разным кабардинским князьям дань, обыкновенно с каждой семьи в год по овце», так как «выгоняют в зимнее время скот свой на кабардинскую землю»⁷. Так, «данью» была названа обычная плата владельцу пастбища, независимо от его национальности.

Надо сказать, что версия о подвластности горских народов Кабарде подверглась критике и в обобщающем труде «История Кабардино-Балкарии»: «Подобная точка зрения не имеет под собой серьёзного основания. За аренду зимних пастбищ балкарцы всегда платили определённую плату. Эти взаимоотношения способствовали развитию экономики той и другой стороны»⁸. Тем не менее некоторые современные авторы, некритически рассматривая сведения царских чиновников, продолжают упоённо писать о политической гегемонии Кабарды, договариваясь до того, что якобы «князья Большой Кабарды поставили в экономическую и политическую зависимость горные общества Карачая и Балкарии»⁹.

Кабардинские князья никогда не имели суверенной власти даже на своей земле, которая являлась частью Крымского ханства, а затем России. Аулы в Кабарде не имели постоянной «привязки» к определённой местности, поэтому назывались по фамилии владельца, кочуя с места на место по его воле. Российские власти руководствовались в определении границ Кабарды программой по созданию российского форпоста на Северном Кавказе, для этого соотносили кабардинские земли с верховьями Кубани и Кумы. Единственным оправданием привязки Кабарды к Кубани служили абазины-алтыкесеки¹⁰. После создания ногайско-абазинского Бештовского приставства в Пятигорье и эта формальная «привязка» прервалась.

До присоединения к России горские народы были, по существу, неизвестны российским властям, и даже границы их территорий точно никто указать не мог, и, видимо, не стремился. Исследователь Н.Г. Волкова вынуждена признать: «Сопоставление сведений приведённых источников не даёт достаточно полной картины изменений этнической территории карачаевцев и балкарцев в XVIII в. и выявляет лишь отдельные моменты»¹¹. Одним из таких моментов, отражённых в литературе, является переселение с Баксана в Карачай и последующее возвращение части карачаевцев – белореченцев и урусбиевцев.

Эта миграция, в отличие от прочих, рассматриваемых нами, осуществлялась без участия российских властей и, соответственно, почти не отражена в ведомственных документах, так как касалась независимых народов. Здесь нужно оговорить, что сведения в российских источниках данного периода о «карачаевцах» чаще всего касаются жителей Баксанского и Чегемского ущелий современной Балкарии, этническую основу которых действительно составляли карачаевцы. Исследователи, относящие эти сведения к населению Карачая в бассейне Верхней Кубани, допускают ошибки в трактовке исторических событий.

Единая социально-политическая система народов современных Карачая и Балкарии разрушилась ещё до включения их территорий в зону интересов Российской империи, по своим внутренним причинам. Обособление административной и судебной власти в обществах, подвластных различным владетельным князям, выразилась в прекращении деятельности общенационального общественно-политического органа управления – Тёре в Чегемском ущелье и создании в Балкарии, Чегеме и Карачае отдельных Тёре при сохранении единых адатных норм¹². Поддерживать единую этническую систему стало невозможно, когда связующие их территории Пятигорья и Водораздельного хребта в верховьях Кумы, Подкумка и Малки попали в зону контроля российских властей.

Во взаимоотношения с Россией горские общества Балкарии, а вместе с ними карачаевцы-урусбиевцы и карачаевцы-белореченцы, вступили раньше, чем кубанские карачаевцы, так как на предгорных территориях, прилегающих к Кабарде и к Пятигорью власти покровительствовали только «российскоподданным» народам. На это обращает внимание историк М.Д. Каракетов: «Карачаевские бии и уздени считали своими родовыми землями Баксанское и Чегемское ущелья и прилегающие к ним плоскости. На территории по рр. Мушту, Лахрани, Малке и Хасауту претендовали как кабардинцы, так и карачаевцы, но, по крайней мере в конце XVIII – начале XIX в. последними владели оба народа, причем карачаевцы и в более ранние периоды имели здесь свои поселения, а кабардинцы, как сказано в документах начала XIX в., завладели пастбищами и пашнями благодаря русским войскам и оружию»¹³.

Что касается жителей современной Балкарии, то, как писал М. Абаев: «Ввиду недостаточности удобных мест для посева хлебов, народ занимается преимущественно скотоводством, перегоняя скот с места на место и, в общем, живёт сравнительно не бедно. Этот народ, несмотря на свою немногочисленность и неудобство занимаемой ими земли, сумел сохранить независимость и самостоятельность до покорения Кавказа Россией»¹⁴. Военно-политические реалии в регионе вынуждали карачаево-балкарцев сосредоточивать многолюдные селения в неприступных ущельях, а в приграничных местах сохранять сезонные поселения, стауаты и коши.

Зависимость от равнинных пастбищ и рынков сбыта животноводческой продукции постепенно подводила горцев к неизбежному контакту с российскими властями. Как было отмечено выше, в 1787 г. российского подданства попросили «старшины» карачаевского общества с Белой речки¹⁵. Они занимали земли выше владений Атажукиных: «Верхнюю часть занимает Урусбиевское общество, а в нижней, широкой и доступной части, служащей и главным выходом на плоскость из Чегемского общества, частью земель владеют тау-бии (горские князья – З.К.) Чегемского общества, а некоторые более или менее удобные участки земель находятся во владении одной ветви кабардинской княжеской фамилии Атажукиных», – писал М. Абаев¹⁶.

Когда Атажукины получили покровительство российских властей, белореченцы оказались в земельной зависимости от них, но после укрепления Кавказской линии у кабардинцев не осталось обширных пастбищ. «Просто так» никто им не платил, поэтому кабардинские князья обращались к русским властям за содействием в получении «дани» с балкарцев, отказывавшихся её уплачивать¹⁷.

Благоприятный момент для кабардинских владельцев сложился в период командования Кавказской линией П.С. Потёмкина, проводившего политику раздора между соседними народами, чтобы предотвратить бегство кабардинцев к карачаевцам в поисках убежища. Потёмкин использовал в своих целях «набеговую систему» кабардинцев, поняв, что «весь предмет жизни их состоит только в грабительстве»¹⁸. Поэтому в 1787 г. карачаевцы, жившие «в вершинах Белой речки во 120 дворах», и балкарцы обратились с просьбой о подданстве и даже готовы были принять христианство, чтобы получить «защиту от Кабардинцев»¹⁹.

Однако в тот момент в состав России они приняты не были, а «невозбраняемые» набеги кабардинцев на соседей привели к серьёзным конфликтам. Разгорелись междоусобицы между горскими князьями: Атажукиным удалось привлечь своих родственников – владельцев Чегемского ущелья Келеметовых и Барасбиевых, а Урусбиевы призвали на помощь владетельных князей Сванетии Дадешкилиани²⁰. Н.Г. Волкова пишет: «В народной памяти остались отголоски начавшейся в Баксанском ущелье борьбы Урусбиевых с горскими князьями Чегемского ущелья и кабардинскими князьями Атажукиными, из-за которой часть князей Урусбиевых со своими подвластными переселились в Карачай»²¹.

Горцы оказывали кабардинцам отпор, но были бессильны перед могуществом империи, хотя и действовавшей только через кабардинских князей: «Распоряжения начальства не простирались на общества, каковы суть: балкарцы, чегемцы, карачаевцы»²². В самом тяжёлом положении оказались белореченские карачаевцы, которые должны были выбирать «поземельную зависимость» или от Атажукиных, или Урусбиевых в Баксанском ущелье, куда большей частью и ушли. Но из-за малоземелья им пришлось переселиться оттуда в Карачай на Верхнюю Кубань. В преданиях причиной этой миграции названа земельная теснота в Баксанском ущелье и междоусобицы князей из-за земли. Вот несколько строк из песни «Урусбиевы» («Орусбийлары»)²³.

Орусбийлары тар Басханда джашайла,

Джарашалмайла, бир бири этлерин ашайла.

Джер тарлык болду аланы джаулары,

Эштилип турду аланы сёзлери, даулары.

Урусбиевы в тесном Баксане живут,

Не могут ладить, готовы съесть друг друга.

Земельная теснота стала их врагом,

Слышались давно их споры, ссоры.

(Подстрочный перевод автора)

Массовые перемещения на Северном Кавказе совершались только под предводительством князя, дававшего своё имя аулу, а белореченское общество состояло из свободных общинников – узденей. В Баксанском ущелье из княжеской фамилии Урусбиевых трагически погиб Кандаур, и ущемлённая по каким-то причинам в земельных владениях его вдова Уба-Бийче (Умма-бийче – З.К.) с сыновьями Алхазом и Эльмырзой, младшим братом мужа Магометом (он же Мисост – З.К.) и подвластными крестьянами переселилась в Карачай²³. Старшим князем и хозяином Баксанского ущелья остался Мырзакул Урусбиев.

В интерпретации Х.О. Лайпанова, переселились с Баксанского ущелья все «балкарцы-урусбиевцы»²⁴. Однако это неверно, жителей Джамагата никогда не называли «балкарцами». Основным контингентом мигрантов из современной Балкарии в Карачай, скорее всего, были белореченские карачаевцы. В большинстве источников не делается разницы между баксанскими и белореченскими урусбиевцами, и авторы XIX в. «племя Урусбий» считали частью карачаевцев, называя их «баксанскими карачаевцами»²⁵. Большая часть белореченцев, видимо, ушла от притеснений кабардинцев и чегемцев в Баксанское ущелье, а затем переселилась в Карачай вместе с княгиней Урусбиевой.

В 1883 г. исследователь К.Ф. Ган записал со слов народного сказителя и поэта (джырчы), видного общественного деятеля дореволюционного Карачая Ахлау Коркмазова трагическую «эллегию», описывающую горе Уба-бийче Урусбиевой, потерявшей во время чумы в Тебердинском ауле в один день двоих сыновей. В этой исторической песне упоминается о том, что княгиня привела из Баксанского ущелья в Теберду 100 дворов²⁶. Так как только белореченцев в 1787 г. было 120 дворов, можно предположить, что не все они ушли в Баксанское ущелье, а оттуда в Карачай.

По адату (обычному праву) лично независимые горцы (уздени), каковыми являлись белореченцы, могли отказаться от переселения и перейти под покровительство другого князя. За период с 1787 по 1793 г. численность белореченцев могла ещё увеличиться за счёт мигрантов из других обществ, например, кумыков, но в любом случае, не менее 20 дворов карачаевцев осталось на месте. Надо сказать, что карачаевский «двор» представлял собой большую патриархальную семью из трёх поколений и насчитывал до 40 – 50 человек.

Год переселения с Баксана в Тебердинское ущелье нигде не указан, в преданиях сохранилось только упоминание о том, что вернувшиеся после чумы в местность Джалпак (урочище и хребет) говорили о 14 годах, проведённых в ауле Джамагат²⁷. Исходя из логики событий этого периода, переселение состоялось в 1793 г., когда в Кабарду ввели войска для учреждения «родовых судов и расправ». Известно, что подготовку к укреплению российского управления с помощью судопроизводства начал генерал Гудович, и в январе 1792 г. для этой цели представил правительству карту Кабарды, которая пока в архивах не обнаружена²⁸. Возможно, она свидетельствовала бы о том, что власти рассматривали земли на Белой речке и в урочище Джалпак как владения Атажукиных. Поддерживаемая властями часть этого рода оттесняла не только соседей, но и своих родичей. В результате, в 1793 г. в Большой Кабарде вспыхнуло восстании под предводительством Исмаила и Адиль-Гирея Атажукиных, подавленное войсками. Часть кабардинцев скрылись в ближайших горах и вовлекла в эти события карачаевцев-урусбиевцев и чегемцев.

Российский фактор, таким образом, если и присутствовал в миграции урусбиевцев, то косвенно: в 1784 г. Потёмкин фактически «благословил» набеги кабардинских князей, в 1787 г. белореченцы и балкарцы не получили российского подданства, что вынудило их к переселению в Баксанское ущелье. В 1793 г. в Кабарде начались вооружённые столкновения и междоусобицы из-за внедрения российского судопроизводства и изъятия в казну части равнинных пастбищ. Потеря этих пастбищ отразилась и на горцах, которые не могли прокормить свой многочисленный скот в тесных ущельях. Из-за земельной тесноты в Баксанском ущелье часть населения переселилась в Карачай.

Мигрантов радушно приняли в Тебердинском ущелье, «несмотря на то, что их разделяет значительное горное пространство, между обоими народами существовала родственная, неразрывная связь»²⁹. В фольклоре урусбиевские карачаевцы не разделяются на баксанских и белореченских, что понятно, так как и те и другие суть один народ. Мигрантов называли урусбиевцами, чтобы обозначить их «отличие» от жителей Карачая – подвластных князей Крымшамхаловых, Дудовых и Карабашевых.

Урусбиевцы осели у правого притока Теберды, и так как большинство их составляли белореченцы, свободные общинники, то аул назвали Джамагат, что означает «община». Хотя возможно, что карачаевцы жили здесь «общиной» и раньше. Историки И.М. Шаманов и А.П. Мусукаев справедливо полагают, что «поскольку сельской общиной мог быть только лишь заметный населённый пункт, как, например, группа родовых кварталов, то, очевидно, что за короткий промежуток времени большой посёлок, каким известен Джамагат, образоваться не мог»³⁰.

В 1804 г. в Тебердинском ущелье появились беглые кабардинцы и абазины с Кавказской линии, охваченной чумой. С этого времени начинается эпидемия в ауле Джамагат и других местах. В Карачае, кроме Джамагата, пострадали посёлки в верховьях Эшкакона и целые фамильные кварталы в Учкулане, Карт-Джурте и Хурзуке. История аула Джамагат оставило глубокий след в памяти карачаево-балкарцев прежде всего потому, что большая часть переселенцев погибла от чумы. Сохранилось немало трагических песен об этом событии: «Орусбийланы Исмаил ёлгенде этилген джыр» («Песня на смерть Урусбиева Исмаила»), «Ал эмина» («Первая чума»), «Экинчи эмина» («Вторая чума»), «Орусбийлары» («Урусбиевы») и др.³¹.

Надо сказать, что исторические песни иногда более информативны, чем некоторые письменные сведения. Например, А.Н. Дьячков-Тарасов посещал Тебердинское ущелье в конце XIX в., поэтому его информаторы уже не обладали достоверными сведениями, в них отразились только отголоски исторических событий. Этот автор писал: «Мы остановились на месте этого некогда знаменитого аула (Джамагата – З.К.), населённого абреками из абхазского воинственного племени цебельдинцев, живущих по ту сторону гор. Лет 40-50 назад, говорит местное предание, аул посетил мор и унёс большую часть жителей». Несомненно, автор видел гробницы Эльмырзы и Алхаза, но его рассказ явно не рассчитан на то, чтобы дать достоверную информацию: «Знаменитые джигиты были. А отец их, самый умный, самый храбрый джигит. Когда его сыновья умерли от страшной болезни, старый князь бросил это место и пошёл под Эльбрус, где и поселился в теперешнем Урусбиевском ауле»³². Однако известно, что Кандаур, отец Эльмырзы и Алхаза, погиб ещё до переселения в Теберду, а оставшиеся в живых вернулись в Баксанское ущелье с Мисостом Урусбиевым³³.

Что касается беглых цебельдинцев из горной Абхазии, то они укрывались в Теберде позже описываемых событий. На месте аула Джамагат осталось «чумное» кладбище, карачаевцы не селятся здесь и в настоящее время. После эпидемии в 1814-1816 гг. оставшиеся в живых переселились в верховья Кубани, в Большой Карачай, но большая часть урусбиевцев вернулась на родину. Скорее всего, это случилось в 1807 г., и они вернулись одновременно с беглыми кабардинцами в связи с Народным собранием в Кабарде, так как оно касалось и взаимоотношений кабардинцев с соседними народами.

Зачинщики восстания в Кабарде против введения российских судебно-административных органов укрывались в Карачае с 1800 года. Однако благодаря «усиленной, эмоциональной агитации проповедников ислама, прежде всего Исхака Абукова и князя Адиль-Гирея Атажукина», всё-таки был учреждён суд по «шариату», т.е. по мусульманскому праву³⁴. 10 июня 1807 г. Народное собрание в Кабарде с согласия российских властей ввело суды-мехкеме. Значительная часть беглых кабардинцев вернулась на родину, тем более, что их предводители Адиль-Гирей Атажукин и Исхак-эфенди умерли от чумы.

Власти пошли на уступки кабардинским князьям, так как началась очередная русско-турецкая война, кроме того, ослабленная чумой и потерявшая большую часть своих мятежных князей Кабарда не представляла никакой угрозы, но могла стать «проводником» в другие районы. Власти остались безучастными к страданиям простого народа Кабарды, запретив переселение к русским крепостям, так как отселение «чёрного народа» вынудило бы кабардинских князей жить только за счёт набегов на российские поселения³⁵. А это была серьёзная проблема для Кавказской линии, о чем кавказский губернатор Картвелин 31 мая 1807 г. писал: «Бедные жители (казённых селений) вопиют гласом горести и отчаяния и просят на защиту их воинскую команду»³⁶.

В такой обстановке властям нужно было контролировать Кабарду, имея верных союзников. Получить их рассчитывали, оказав содействие в распространении власти князей через духовенство на соседние народы. Напомним, что попытка Потёмкина в этом вопросе оказалась неудачной, его «лист» с разрешением кабардинской знати производить безнаказанно набеги на соседей сыграл против самих кабардинцев. И теперь пошли другим путём: Народное собрание узаконивало поборы с соседей, принявших шариат и подчинившихся мехкеме. Естественно, это было сопряжено с большими издержками, поэтому предлагалось не жалеть средства для духовенства. При этом указание на то, что и князья будут иметь к ним доступ, содержится в самом тексте договора, определившим размер ежегодных подношений духовенству, «которые по получении эфендии делят по частям: одну себе, другую мулле, третью бедным, все по равной части, и, если нужно, то и сам валий (старший князь Кабарды – З.К.) требует народного пособия»³⁷.

Выплаты населения в мехкеме становились завуалированной «податью» народа в пользу князей, но заставить независимые народы платить подобную подать было сложно даже с помощью российских властей. Шора Ногмов пытался обосновать «подвластность» карачаевцев и др. народов Центрального Кавказа кабардинским князьям, что в 1830-е годы, когда он писал свою «Историю адыхейского народа», особенно стало актуальным в связи с официальным вхождением горских народов в состав империи и включением их в ведение Кабардинской линии. Так, признавая, что кабардинские князья «с балкарцев никакой дани не получают», он подробно описал «повинности» ближайших соседей Кабарды – населения Чегема и Баксанского ущелья, между которыми и находились интересующие нас белореченские карачаевцы: чегемцы (у Ногмова ошибочно «чеченцы») и урусбиевцы (у Ногмова – осетины), которые, якобы принадлежат князю Атажукиной фамилии, который требует с них дань, «сколько назначит». Другими словами, никакой дани они не платили, а зависимость, если и была, то только «поземельная», так как Атажукины захватили равнины с помощью российских войск.

После переселения большей части карачаевцев с Белой речки в Баксанское ущелье, оставшиеся на месте белореченские карачаевцы могли принять покровительство Атажукиных, используя адатное право вольного аула выбирать себе князя. Если сведения о «карачаевцах-осетинах», как называл Ногмов карачаевцев, имеют под собой хоть малейшее основание, то, несомненно, они касаются карачаевцев, живших по соседству с кабардинцами у Белой речки: «Карачаевцы-осетины между князьями не раздельные, в подданстве с самых давних времён; у кабардинцев они платят князю старшему летами в Кабарде ежегодно 300 баранов от всех, а с каждого особенно по сапётке пшеницы и по большому кувшину коровьего масла»³⁸.

Тем исследователям, которые видят в «карачаевцах-осетинах» население кубанского Карачая, хотелось бы напомнить, что там просто невозможно вырастить пшеницу, чтобы собрать для «дани» кабардинцам даже и по одной «сапётке». Кубанские карачаевцы были скотоводами, а не земледельцами. А вот ближайшие к Кабарде предгорные карачаевцы Терского бассейна, по свидетельству Клапрота, «занимались главным образом земледелием»³⁹. Итак очевидно, что речь идёт о белореченцах.

Но последующие авторы этого могли и не знать, так как во второй половине XIX в. терские карачаевцы уже слились с другими «горскими обществами Кабарды», а в начале XX в. составили нынешнюю Балкарию. Например Н.Ф. Грабовский, не сомневаясь, что речь идёт о кубанском Карачае, заимствовал у Ногмова следующий пассаж: «Кабардинские князья имели в своём подчинении карачаевцев – соседей; кроме определённой подати с них, поступавшей в пользу старшего летами князя, каждый князь ещё имел право послать туда взять, что ему необходимо: лошадей, скот и проч.; если тот, у кого забирали это необходимое для князя, противился, то посланный имел право конфисковать у неповинующихся дом, положив для того камень в дверях; после этого не только никто не имел права взять этот камень, но даже и переступить через него. …Когда малолетний сын какого-нибудь князя в первый раз приезжал в Карачай, то каждый из чёрного народа обязан был подарить малолетнему: лошадь, корову, быка, барана, словом, кто что в состоянии, а старшины дарили хорошие ружья, шашки, пистолеты и прочие воинские доспехи»⁴⁰.

Отметим, что класть камни у дверей должников было в обычае у всех владельцев независимо от национальности. Что же касается одаривания княжеских детей, то здесь нет ничего напоминающего «дань», это описание известного обычая «аталычества». Что было делать малолетним княжичам у карачаевцев? Причина могла быть одна: князья отдавали своих детей на воспитание аталыкам, что сопровождалось ритуальным дарообменом, об этом говорит и ценность подарков княжичу, их могли себе позволить только уздени, но никак не простой народ или чьи-то рабы. Не случайно в этом описании фигурируют именно «старшины», и нет упоминания о князьях Урусбиевых, а тем более о князьях Карачая. Это также свидетельствует о том, что речь идёт о белореченских карачаевцах. Итак, Ногмов «доказывал» подвластность соседних народов Кабарде, чтобы обосновать введение между ними общих законов судопроизводства и сбор средств для духовенства и кабардинских князей, взамен якобы уничтоженных 10 июля 1807 г. «самовольных поборов, штрафов, а равно и безнаказанных убийств со стороны князей»⁴¹.

Решения Народного собрания могли быть заранее оговорены в Теберде с урусбиевцами, которые, поверив, что мехкеме действительно будет бессословным, как и предписывает Коран, вернулись на родину. Свою деятельность Исхак-эфенди вёл в Карачае с 1800 по 1807 г., когда жил среди беглых кабардинцев сначала на Малом Зеленчуке, а затем в Тебердинском ущелье⁴². О смерти Исхака-эффенди и Адиль-Гирея от чумы в Теберде приставу Кабарды Дельпоцо стало известно 2 ноября 1807 г.⁴³. Узнать об этом он мог от вернувшихся из Теберды кабардинцев и урусбиевцев. Это обстоятельство также подтверждает, что возвращение и поселение урусбиевцев на хребте Джалпак состоялось осенью 1807 г.

Отметим, что за деятельностью Исхака-эфенди Абукова российские власти следили внимательно, так как она не ограничивалась пропагандой мусульманского права. Как турецкий эмиссар, он ориентировал владетельных князей на Османскую империю, и в этом таилась опасность для России. Клапрота, видимо, в этом вопросе информировали власти: «Турция старалась при помощи посылаемого туда духовенства распространить ислам на Кавказе, …чему особенно помог известный Исаак эфенди, состоявший на жаловании у турок»⁴⁴.

Кстати, документы из архива Османской империи, любезно предоставленные нам тюркологом Адилханом Адилоглы, подтверждают не только факт получения Абуковым содержания из Турции, но и проясняют время его переселения к карачаевцам. В османском правительстве 27 июля 1797 г. было принято следующее решение: «Так как в Кабарде власть захватили русские, кабардинский религиозный ученый хаджи Исхак эфенди не смог там спокойно жить и, переселившись с семьей и приближёнными в местность, которая вся называется Карачай, убедил построить там мечеть, кроме того обучил там 300 человек исламу, Корану и религиозным наукам. Тем не менее, вместе с семьёй он попал в очень тяжелые условия, поэтому ему нужно помочь деньгами. В связи с этим, как и анапскому муфтию Хусеину Эфенди, Хаджи Исхак Афендию через анапскую таможню ежемесячно будет посылаться 30 курушей»⁴⁵. В документе от 8 сентября 1797 г. сообщается «о выделении денег на ткань, книги, бумаги, карандаши, ножницы, сундуки и т.д. для посылки ученикам Ибрахима эфенди, живущего среди абазин и черкесов, и Хаджи Исхака эфенди, отправившегося от кабардинских черкес в Карачай»⁴⁶.

Итак, хаджи Исхак-эфенди занимался религиозной деятельностью и организовывал суды по шариату, т.е. мусульманским законам в Кабарде и в Карачае. Причём, не с 1800 г., а с 1797 г., если только три года его жизни не прошли у баксанских карачаевцев – соседей Большой Кабарды. Тогда получается, что он, собственно, и был вдохновителем переселения урусбиевцев в Теберду.

К сведениям Клапрота необходимо подходить критически, не все они подтверждаются другими источниками. Например, среди его информаторов были карачаевцы, но только не с Большого Карачая. И хотя они представляли сословие узденей, Клапрот причислил их к князьям. В его списке указаны, как карачаевские, только княжеские фамилии: Крымшамхаловы, Урусбиевы и Мударовы, переданные, видимо, с чужих слов: Крым-Шохали, Урусби и Мудари. Остальные фамилии, приведённые как «княжеские», на самом деле узденские: Хасан-улу, Кумык-улу, Шабан-улу, Дотта-улу, Кочкар-улу и др. Соответственно, Клапрот сделал абсолютно неверный вывод, будто бы карачаевские «князья» женятся на дочерях кабардинских узденях, а последние берут в жёны дочерей их «князей». Однако в княжеском сословии неравные браки строго запрещались, тем более с «дочерями кабардинских узденей». Видимо информаторы произвели на Клапрота «княжеское» впечатление, он даже счёл нужным отметить: «Карачаевцы принадлежат к самым красивым жителям Кавказа и гораздо больше напоминают грузин, чем кочующих в степи татар. Они хорошо сложены и имеют очень тонкие черты лица, которые ещё больше украшают большие чёрные глаза и белая кожа», ещё его удивило, что «жена у них, как у европейцев, подруга, а не служанка у своего мужа»⁴⁷.

Клапрот описал и жилища карачаевцев: «Они живут в очень чистых, выстроенных из сосновых брёвен домах, в которых, однако, нет печей, и имеются довольно маленькие окна»⁴⁸. Видеть собственными глазами карачаево-балкарские дома, разительно отличавшиеся от кабардинских, которые напоминали в то время «большие корзины, сделанные из тщательно переплетённых прутьев, сверху обмазанных глиной и покрытых камышовой крышей»⁴⁹, Клапрот мог в самых ближайших к Кабарде местах. И это были аулы урусбиевцев и белореченцев-«земледельцев»: «Они очень трудолюбивы и занимаются главным образом земледелием», – писал он. То, что Клапрот своими глазами видел карачаевцев, подтверждает следующее его высказывание: «Вообще можно сказать с полным правом, что они самый культурный народ Кавказа и что по мягкости нравов они превосходят всех своих соседей»⁵⁰. Однако кубанский Карачай он не посещал.

В 1808 г. Клапрот указывал карачаевцев-урусбиевцев на хребте Джалпак, куда они вернулись из Теберды: «К Карачаевцам принадлежит ещё род Уруспи, живущий к северо-востоку отсюда, на отрогах горы Чалпак (Джалпак – З.К.), которая отделяет Карачай от Баксана, насчитывающего сто пятьдесят семей и принадлежащего кабардинскому князю Мисаосту. Кроме постоянных жителей деревни Карачай, там живут ещё семья из Дербента и две или три экумюкских (кумыкских – З.К.) семьи, происходящих из местности под названием Эндери»⁵¹. Это описание более всего подходит к местности между карачаевским и кабардинским населением на Баксане. Ведь в то время под «Баксаном» в русских источниках подразумевалась Кабарда, а Баксанское ущелье в верховьях реки связывалось с урусбиевцами.

Исследователи Шаманов и Мусукаев не сомневаются, что «деревней Карачай» Клапрот называл аул возвратившихся из Тебердинского ущелья карачаевцев-урусбиевцев, «с единственным оставшимся в живых владельцем – Мисостом Урусбиевым»⁵². Клапрот ошибочно назвал Мисоста кабардинским владельцем. Итак, во время пребывания Клапрота в Кабарде урусбиевцы-карачаевцы уже вернулись из Теберды и расселились на «отрогах горы Чалпак». Хребет и урочище Джалпак отмечены на картах Кабардино-Балкарии между р. Чегем на западе, Белой речкой на востоке, лесами Урусби (Урусбиевскими) на севере⁵³.

Так как на Белой речке их земли заняли кабардинские князья, белореченцы-урусбиевцы остановились на хребте Джалпак, но и здесь столкнулись с претензиями Атажукиных. Поэтому вскоре они переселились в Баксанское ущелье, выше местности Былым, где расположился аул Атажукина. Хребет Джалпак рассматривается исследователями как промежуточное поселение урусбиевцев по пути в верховья Баксана. Они оставили это место, так как князь М. Урусбиев со своим измождённым после чумы подвластным аулом вряд ли имел силы вступать в споры с Атажукиными.

О перемещении в Баксанское ущелье Н.Г. Волкова отметила, что «имевшее место до 1807 г. передвижение баксанцев-урусбиевцев с Кубани, видимо, осуществлялось в Баксанское ущелье не сразу, а, прежде всего, в район хребта Чалпак, откуда позднее они перешли в верховья р. Баксан»⁵⁴. Возвращение на Баксан и сохранившееся предание о 14 годах пребывания урусбиевцев в Теберде укладывается в период 1793-1807 гг.

Современные исследователи иногда путают сведения о Карачае и карачаевцах-урусбиевцах, а белореченских карачаевцев вообще не учитывают. Факт переселения белореченцев и урусбиевцев подтверждает проведение активной российской политики по контролю над пастбищными землями в Кабарде, которыми пользовалис