Б. Пастернак. Стихотворения. Роман «доктор живаго» 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Б. Пастернак. Стихотворения. Роман «доктор живаго»



 

Стихи Пастернака порождены неистребимой верой в жизнь, радостным удивлением перед ее красотой. Об этом сказано уже в одном из самых ранних стихотворений поэта: «Февраль Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит». Природ а выступает в качестве образца. И воспринимается она не как тема, а как источник человеческой жизни: обращение к природе позволяет понять, объяснить события, происходящие в мире, в человеческой судьбе. Именно приобщение к жизни, к природе позволяет человеку стать самим собой, обрести способность участвовать в творчестве жизни. И воспринималось это радостно, вызывало чувство благодарности миру, рождало слова высокие, прекрасные: «Природа, мир, тайник вселенной, Я службу долгую твою, Объятый дрожью сокровенной, В слезах от счастья отстою».

Пастернак был убежден, что настоящее искусство не нуждается в романтических преувеличениях и украшательствах – оно всегда реалистично.

В лирике Пастернака 20-х гг. предстает мир, утративший устойчивость. Место человека в истории – вот едва ли не важнейшая проблема в творчестве Пастернака. Лирический герой тщетно пытается преодолеть царящий в мире хаос, но и смириться с этим хаосом не может. Спасительным представляется обращение к поэзии (и имени) Пушкина. Пастернак в художнике, в творчестве ищет источник силы, способной противостоять стихии разрушения, бушующей в современном мире.

Поэт и эпоха. Пастернак был убежден в независимости искусства, которое теряет право на существование, если подчиняется необходимости выполнять чьи бы то ни было требования. Искусству (и художнику) ведом лишь один источник творческой силы – жизнь, действительность. Поэт всегда «...Вечности заложник У времени в плену», поэзия позволяет соединять сегодняшний день с вечностью. Задача художника – всегда противостоять житейской пошлости, мелочности, «фарисейству», а значит, жить сообща с людьми.

Человек и природа. В стихах Пастернака голосом поэта говорила жизнь, с ним вступали в общение, одушевляясь, предметы и явления окружающего мира. Прежде всего мира природы: «Меня деревья плохо видят На отдаленном берегу», «Она шептала мне: «Спеши!» – Губами белыми от стужи» (о зиме). Но и человек в свою очередь целиком вписывался в этот мир и – не растворяясь в нем – становился его органической частью. В сущности, у Пастернака искусство зарождается в недрах природы, поэт лишь соучастник жизни: стихи сочиняются природой, поэт удостоверяет их подлинность. Потому-то у Пастернака почти нет собственно пейзажной лирики: то, что воспроизводится в стихах, не увидено, а прочувствовано, явления, не теряя плоти, обретают душу.

Часто два плана – изобразительный и выразительный, описание и лирика – вовсе не отделимы в стихе, идут в едином потоке. Именно здесь наиболее отчетливо обнаруживается своеобразие лирики Пастернака.

«Доктор Живаго» З имой 1917/18 г. поэт принялся за роман, в центре которого должна была быть революционная эпоха. В романе Пастернак, по его словам, хотел «дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие...». И, продолжая эту характеристику замысла, подчеркивал: «Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое». Атмосфера вещи – мое христианство...» Слова эти важны для понимания романа, где история предстает как драматическое действие, а в центре этой острой коллизии оказывается художник. В «Докторе Живаго» находит воплощение драматический дух истории – отчетливое представление об этом дает открывающее цикл стихов Юрия Живаго стихотворение «Гамлет»: «Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить – не поле перейти».

Внешне повествование здесь вполне традиционно, рассказывается о судьбе человека в эпоху революции, в потоке времени. Но Пастернак выстраивает свой роман по законам скорее лирики, чем эпики, изображение субъективно (поэтически) преломлено, мир предстает таким, каким он отражается в сознании главного героя. А он остается частным лицом. И смысл его существования отражается не столько в действиях и поступках, сколько в стихах, которые составляют органическую часть романа.

У Пастернака почти нет – случай в поэзии чрезвычайно редкий – стихов о смерти; куда чаще встречается в них слово «будущее». Стоит напомнить, что для Пастернака, как и для героя его романа, характерно отношение к жизни как к процессу, протекающему независимо от волевых усилий человека. Это вовсе не значит, что герой романа оказывается в стороне от событий, но он стремится уловить их смысл, их место в том целом, что и составляет жизнь. В ряду важнейших из этих составляющих – природа. Но еще – революция. Говоря о ней, Юрий Живаго произносит слова «гениально», «чудо истории», «так неуместно и несвоевременно только самое великое». И не случайно им, как и самим Пастернаком, вспоминаются в этом случае имена Пушкина и Толстого: революция вовлекает в орбиту своего действия человека независимо от его желания, и самое мудрое в этом случае – подчиниться действию этих сил, не сопротивляясь и не форсируя их. Но подчиниться им для Пастернака не значит потерять ощущение ценности человеческой личности, не значит быть подавленным величием революционных событий.

Единство мира, человека и вселенной является основой мироощущения Пастернака. По словам Юрия Живаго, «все время одна и та же необъятно тождественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях». Так открывается столь важная для автора – и героя романа – мысль о возможности приобщения к вечному круговороту жизни, утверждается представление о жизни как торжестве вечного духа «живого». И роман, в начале которого повествуется о смерти матери Живаго, завершается (в стихотворении «Гефсиманский сад») воскресением Сына Божьего: жизнь завершается не смертью, а бессмертием, то есть «жизнью в других людях», которых человек оставляет на земле.

Евангельская драма духовного выбора и крестной жертвы лежит в основании движения сюжета, развития характера в романе Пастернака. Стихи Юрия Живаго оказываются необходимым компонентом художественного целого, потому что в них воплощается бытийное содержание его личности, осуществляется его предназначение. Символической является и фамилия героя (вспоминается: «сын Бога живаго»), и его имя Юрий (его вариант – Георгий, победивший Дракона). Жизнь частного человека, таким образом, соотносится с евангельским прототипом – вот почему в центре размышлений Юрия Живаго и его друзей постоянно находится триада «жизнь – смерть – воскресение», а само творчество осмысливается как «Слово Божье о жизни».

Юрий Живаго одновременно искренне любит и жену Тоню и Лару. Тоня олицетворяет собою тепло домашнего очага, семью, родной для человека круг жизни. И позже, оставшись без мужа, насильственно вырванного из ее жизни, она смогла сохранить то, что составляло смысл ее существования, – семью, счастье детей. Иной оказывается роль, которую играет в жизни Юрия Живаго Лара. С ее появлением его жизненный круг раздвигается, сюда входят мысли о судьбе России, о революции, природе. Не случайно именно Лара, оказавшись у гроба Юрия Живаго, обращается к нему – как к живому! – со словами, столь значительными для понимания позиции автора романа: «Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по нашей части».

Приняв революцию, Юрий Живаго не может согласиться с тем, что величие ее целей должно утверждаться силой, кровопролитием, страданиями, выпадающими на долю неповинных и беззащитных людей. Попав по принудительной мобилизации в партизанский отряд, он с особенной отчетливостью увидел, как бесчеловечна гражданская война: «Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали». В этой оценке обнаруживается общечеловеческий характер позиции автора романа и его героя.

Революция для Пастернака не нуждается в оценках или оправдании. Но он ведет речь о цене, которую приходится платить за совершаемое ею: о невинных жертвах, о разбитых судьбах, об утрате веры в ценность человеческой личности. Рушится такая крепкая семья Юрия Живаго, сам он, насильно отторгнутый от родных, оказывается среди чуждых ему людей, лишена свободы и Лара. Закономерно поэтому, что с развитием революции жизнь героя романа все более оскудевает: он окончательно теряет семью, исчезает Лара, вся окружающая его обстановка становится все более мелочной, оскорбительно пошлой. И самое страшное: его покидают творческие силы, он опускается и погибает от удушья, перехватившего горло. Символическая смерть – она настигает Юрия Живаго в переполненном трамвае, который никак не мог обогнать пешехода.

И вновь необходимо возвратиться к революции, сыгравшей определяющую роль в судьбе поколения, к которому принадлежал герой романа: она притягивает и ужасает, соединяя несоединимое – чистоту целей и разрушительность способов их осуществления. Но завершает свой роман Пастернак на высокой лирической ноте, утверждая веру в жизнь, в ее торжество: «Хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно предвестье свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание».

Наделив своего героя поэтическим даром, Пастернак тем самым отдал ему самое дорогое из того, чем сам обладал. В стихах Юрия Живаго торжествует жизнь в ее элементарных и, может быть, самых прекрасных формах; здесь мгновение длится бесконечно и открывается сокровенный смысл человеческого существования. Любовь, соединяя двоих, позволяет приобщиться к вечному движению жизни: беспредельно раздвигаются для любящих границы мира, в котором живет, чувствует себя своим человек.

Стихи Юрия Живаго – о сокровенном. Не раз вспомнит герой романа свечу, что горела за окном московского дома, где была та, которую он затем встретил и полюбил. И среди написанного им останется «Зимняя ночь»: «Свеча горела на столе, Свеча горела. Мело, мело по всей земле, Во все пределы». В бескрайнем просторе мира свеча становится точкой притяжения для человеческой души: повтором слов этот домашний, уютный источник света превращается едва ли не в вечный. А впрочем, так оно и будет в романе для Юрия Живаго и его любимой, а в стихотворении вновь и вновь настойчиво повторяется: «Свеча горела на столе, Свеча горела». И звучит это как заклинание. Не в комнате, а в мире мерцает – и не гаснет! – этот одинокий свет. Этот мерцающий, неверный огонек обретает почти мистический смысл: он не гаснет, являясь единственным источником света, в котором так нуждается заблудшая душа. И что бы ни случилось, как бы ни бушевала метель, когда «все терялось в снежной мгле», как бы ни застило свет человеку, который соблазном погружается во тьму, он не одинок, не потерян в мире: «Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела».

В пору создания романа Пастернак все более укрепляется в убеждении о единстве, целостности мира во всех его проявлениях, но решающими для него продолжают оставаться законы природы. А задача поэзии – связать воедино природное и историческое и тем укрепить единство мира на основаниях добра и красоты, укрепить единство идеала и нормы.

Поэзия О.Э. Мандельштама

Мандельштам в своих стихах обращается к богатым реалиям мировой культуры, начиная от античности, Византии, средневековья и кончая 19 веком. Причем самые различные явления культуры прошлого для поэта не памятники былого, а живые, неумирающие ценности сегодняшнего мира. Центральный в поэзии Мандельштама – образ камня как основы созидательной деятельности. Образ камня вносит в поэзию идею гармонического строительства в широком метафорическом смысле («Нотр-Дам»).

Поэт воспел мир, сотворенный руками человека. Мандельштам и воспринимал окружающий мир как поле деятельности человека, заполняющего его, оставляющего свой след, которому иногда суждено бессмертие. Так произошло и со знаменитым собором Парижской Богоматери.

В стихах Мандельштама рамки повседневной действительности, привычные детали окружающей жизни едва ли не всякий раз подключаются к широкой картине, рамой которой является история мировой культуры. Влюбленный в античность и Средиземноморье, которое воспринималось им как колыбель человеческой истории и культуры, благоговевший перед Пушкиным и Данте, испытывавший глубокое наслаждение при встрече с прекрасной музыкой, Мандельштам всегда чувствовал себя наследником и – в меру собственных сил – продолжателем традиций, восходящих к этим источникам. Афродита и Елена, Гомер и Расин, Бах, Диккенс – вот лишь некоторые из имен, которые естественно возникают в его стихах». А еще здесь встают Адмиралтейство и Нотр-Дам, Капитолий и храм Айя-София: все это приметы хорошо обжитого, ставшего для человека своим мира, границы которого необъятно широки.

А Петербург (или Рим) в стихах Мандельштама – не просто город, пусть даже великий: это символ жизни. Сотворенный руками человека, он, в свою очередь, творит его, одаривая чувством личной причастности вечно прекрасному: «...И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари». С революцией лишь усиливается убежденность Мандельштама в том, что основанием творчества жизни является культура, вносящая в преобразовательную деятельность человека истинно гуманный, собственно человеческий смысл.

В лирике зрелого О.Э. Мандельштама усиливается личностное начало, поэтому Петербург – Ленинград поэт воспринимает, прежде всего, как город юности, где живут его друзья. Монолог-крик обращен не к «городу трех революций», а к месту души и памяти. В ранний период творчества Мандельштама город был олицетворением культуры в целом. Гимн урбанистической цивилизации в творчестве поэта – стихотворения, посвящённые памятникам архитектуры («Notre Dame»).

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса…». Черное море, это явление современного поэту материального мира, обозначает для него связь времен, позволяет проникнуть в глубь веков. С присущим ему артистизмом и чутьем к приметам ушедшей эпохи Мандельштам воссоздает «распространенный» стиль гомеровского повествования: «список кораблей» не случайно сравнивается с «длинным выводком», «поездом журавлиным»; этот список поэт прочел лишь «до середины». Взволнованность автора давно ушедшими событиями проявляется в эмоциональности передачи впечатления от чтения древнего текста – рождаются энергичные, короткие фразы: «Бессоница. Гомер. Тугие паруса». Эмоциональность набирает высоту на любовной теме: «Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи?» – не столько из-за Трои, сколько из-за Елены разгорелась война. Любовь – двигатель всего мира, произнес когда-то Данте; Мандельштам очень ценил великого итальянского поэта и, возможно, фраза из нашего стихотворения «все движется любовью» является перефразировкой дантовской. Любовь осознается как источник движения моря и гомеровского эпоса. Но теперь, в XX веке, «Гомер молчит», зато Черное море, по которому когда-то плавали древние греки, «витийствуя, шумит» – его можно слушать, видеть, осязать, оно и есть та материальность, что связала эпохи. «Божественная пена» моря когда-то была на головах «царей», и вода того же, в сущности, моря теперь «с тяжким грохотом подходит к изголовью» поэта XX века.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-26; просмотров: 661; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.90.202.157 (0.017 с.)