Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Кризис социальной идентификации: параметры и механизмыСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
<...> Социальная идентификация — сложный, комплексный феномен, включающий разнородные компоненты. Наиболее общим признаком идентификации человека с определенным социальным объектом можно, видимо, считать эмоциональное или символическое его «присвоение», т.е. отношение к нему как к «своему» в отличие от множества иных, «чужих», «посторонних» объектов: «своя» семья, «своя» группа, «свое» государство, «свои» священные символы и т.д... Всякая идентификация как бы «добавляет» к универсальным в принципе, общезначимым критериям истинности, рациональности, полезности, нравственности, эстетичности и прочее иное по своей природе партикуляристское измерение «свойскости». Реально-историческая последовательность «добавлений», конечно, была обратной: универсальные нормы «добавлены» к партикулярным,
но никак не заменяют их. Человек нигде и никогда в мире не может держаться каких бы то ни было универсалий, не накладывая на них эмоциональных, личностных, традиционных и прочих рамок идентификации, отождествления с неким «своим» в отличие от «несвоего». А это, в свою очередь, создает неустранимые нормативные коллизии, с которыми можно лишь считаться... В обществах, которые признаны как цивилизованные, доминируют «универсалии», а отношения «по свойскости» кажутся оттесненными на обочину. Но это слишком упрощенная картина. Идентификация со «своим» государством, «своей» группой (в том числе этнической), «своей» фирмой сохраняется — в разных формах и пропорциях — повсеместно и играет достаточно важную роль в процессах социализации и социального контроля, особенно в условиях социальной мобилизации. Одно из важнейших условий сохранения такого сочетания — участие критического компонента в самом комплексе идентификации. Его смысл достаточно точно выражен известной английской поговоркой: «Права она или не права, но это моя страна». Тем самым допускается, что «свое» может быть неправым, скверным, заслуживающим осуждения. Самый искренний патриотизм мог быть и резко критическим по отношению к порядкам, властям, традициям собственного отечества, что и демонстрировали, между прочим, все российские мыслители — от Чаадаева до славянофилов и революционеров далекого XIX в... По всей видимости, именно этот кризис составил главное содержание всех перемен последних лет, рассматриваемых на человеческом уровне. Объясняется это тем, что в традиционно советском обществе идентификация являлась, по сути дела, не только основным, но единственным средством выражения связи человека с общественной системой... С распадом советской системы человек оказался вынужден в какой-то мере самостоятельно ориентироваться в изменившихся обстоятельствах, определять свое положение, выбирать способ поведения, отношения к происходящему и т.д. Иначе говоря, вынужден искать «свою» или «близкую» позицию, группу, символическую структуру. Тем самым социальная идентификация становится проблемой выбора — вынужденного, часто болезненного, при ограниченных представлениях о содержании выбора и его последствиях. Имеющийся материал позволяет рассмотреть некоторые направления и уровни такой «избирательной» идентификации человека. Как и следовало ожидать, никакого «естественного» человека, способного свободно и разумно делать социальный выбор, в нашей действительности не обнаружилось, как не обнаружился он и два-три столетия назад в Англии, Франции и т.д. Освобожденный (впрочем, скорее декларативно) от старых политических и идеологических облачений человек остался связан традициями и стереотипами советского и досоветского происхождения. Дискредитация официально-советской идентичности привела не столько к формированию демократических, общечеловеческих координат самоидентификации, сколько к росту значения традиционно групповых, локальных, этнических рамок. Одним из результатов распада советской государственности явился кризис государственной идентичности на различных ее уровнях (от «советских» граждан к «российским»)... Выделить различные типы идентификации, например обязательные или избирательные, в такой связке не так просто. «Советская» самоидентификация может быть инерционной (привычная обязательность) или ностальгической (избирательная позиция); последняя, в свою очередь, может обозначать сожаление то ли об ушедшей общественно-политической системе, то ли о едином государстве, то ли о возможностях человеческих контактов и т.д. В любом варианте имеет свое значение чисто вербальная (наделе — социально-психологическая) составляющая — какие термины используются людьми для самоопределения... Во всех вариантах идентификационных вопросов исследований респонденты обычно склонны, скорее всего, отмечать позитивно оцениваемые связи и значительно реже — негативные. Первый опрос по программе «Советский человек» (1989) проходил в исключительный период наиболее активной общественной самокритики и попыток переоценки прошлого (непоследовательных и малоудачных), стимулировавшихся ведущими СМИ и политическим руководством страны... Тогда мы обнаруживали более всего негативных оценок собственной страны, ее места в мире, ее народа, истории — и это все тоже было довольно распространенным элементом социальной идентификации человека в определенный момент исторического перелома («экстраординарная» критическая идентификация). При некоем оптимистическом варианте развития событий, приводящем к утверждению новой системы признанных обществом ориентиров, общественная самокритика могла сыграть очистительную, созидательную роль. Этого не произошло, катарсис не состоялся. Негативные, даже уничижительные самооценки человека как «совка», лентяя, пьяницы и пр., обнаруживаемые и в массовых опросах, остаются непременным компонентом его социальной самоидентификации и фактически служат средством оправдания пассивности, безволия, холопства во всех их проявле-
ниях в полном соответствии с печальной исторической традицией («ординарной» псевдокритической идентификации). Анализ проблемы идентификации в общественном мнении приводит к необходимости различать два уровня рассматриваемых показателей: декларативный (кем люди хотят себя называть) и реальный (кем люди себя ощущают)... Элита и «массы» в поисках ориентации. Поиск ориентации — это новая проблема, как бы нежданно свалившаяся на голову людей. При этом проблема принципиально непосильная для отдельного человека и требующая групповых вариантов решения. Но ни одна из групп или структур, претендовавших за десять лет на лидерскую роль в обществе, не смогла предъявить человеку каких-либо четких, понятных населению ориентиров, а тем более программ действия. Демонстративное отрицание советского прошлого или конституционно закрепленный лозунг «социального государства» равно не пригодны для роли таких ориентиров. Главная причина такого положения — отсутствие в стране лидеров или лидирующих групп, элитарных структур, которые были бы готовы и способны определить и задать ориентиры. Противопоставление элитарных структур (соответствующих функционально специализированных групп, институтов, организаций, средств) и «масс» (слабо организованных, не исполняющих специфических функций и пр.) характерно преимущественно для традиционно-иерархических и модернизирующихся обществ. В первых из них элитарные структуры обеспечивают сохранение социальных и культурных образцов, во вторых — выступают еще и в роли модернизаторов, инициаторов перемен. В развитых обществах такое разделение функций теряет смысл, поскольку действуют многочисленные более или менее автономные динамические факторы экономического, социального, глобального и прочих порядков. В отечественной истории наиболее очевидна послепетровская тенденция элитарно-бюрократической модернизации, в рамках которой развертывались практически все общественные потрясения и кризисы до начала XX в., а позже и советского, и последующего периода. Как стимулом, так и тормозом модернизации выступали главным образом соотношения сил внутри элитарных структур (а отнюдь не конфликты правящей элиты с угнетенной массой). Властвующая элита советского периода — неважно в данном случае, под какими именно лозунгами и с каким успехом — монополизировала модернизаторские функции в обществе. Примерно к 60—70-м годам смена поколений в элитарных структурах, с одной стороны, и усложнение факторов социально-экономической и культурной динамики — с другой, привели практически к полной утрате этой функции элитарными структурами советского образца. Инициировавшая перестройку часть партийно-государственной элиты была заинтересована преимущественно в совершенствовании средств поддержания собственного статуса. Демократические течения не имели ни сил, ни решимости играть самостоятельную роль и определять общественные ориентиры. В результате ни накануне общественно-политических сдвигов (перед 1985 г.), ни в последующие годы потрясений и поворотов в стране не существовало новой или альтернативной элиты. А сохранявшая реальную власть государственная верхушка советского образца — при обновленных названиях и конфигурациях — была преимущественно заинтересована в самосохранении, устройстве собственных дел и т.п. Поэтому, в частности, была невозможной в России ни продуманная дальновидная реформа, ни «революционная» ломка старой системы. Радикально настроенная «команда Гайдара» за год работы смогла лишь создать ситуацию «обвала», запустив механизмы рыночных отношений и оставив открытыми проблемы их социальных последствий. Роль массовых факторов (намерений, настроений, действий) в этих процессах неизменно оставалась вторичной, «зрительской»... Отсюда — растерянность и колебания значительной части населения при определении своего отношения к происшедшим в стране переменам. Представляется полезным разделить, с одной стороны, демонстративное отношение людей к официальным лозунгам, с другой —реальное отношение к повседневной стороне этих перемен, с которой приходится иметь дело «массовому» человеку. Показателями демонстративного плана в значительной мере можно считать регулярно получаемые ответы на вопросы о пользе реформ, о том, нужно ли их продолжать, было бы лучше, если все в стране оставалось бы так, как до перестройки и т.п. Соответствующие данные многократно публиковались. Имеется, правда, и другая составляющая таких утверждений — уровень доверия и одобрения власти, лидеров, декларирующих линию на продолжение реформ. Поэтому высказывания в пользу продолжения реформ становятся то реже (в последние годы правления Б. Ельцина), то чаще (с приходом к власти В. Путина). Колебания, правда, происходят в ограниченном диапазоне, и перевес того или другого мнения обеспечивает небольшая доля опрошенных, при том что более 40% постоянно затрудняются выразить свою позицию. Стоит заметить, что понятие «реформы» давно утратило свой первоначальный смысл и используется преимущественно для обозначения всех перемен, связанных с переходом от советской экономической модели к рыночной.
Примечательно, что позитивные оценки начатым в 1992 г. реформам высказываются всегда существенно реже, чем суждения о необходимости продолжать реформы, и наоборот, осуждение реформ звучит гораздо чаще, чем требования прекратить их. Объяснить такие расхождения, видимо, можно тем, что оценка начатых перемен не связана каким-либо сегодняшним (да и тогдашним) выбором или иным действием, а вопрос об отношении к нынешним переменам — это вопрос действия, точнее, приспособления. Ведь около двух третей опрошенных утверждают, что они либо уже приспособились к произошедшим переменам, либо смогут этого добиться в ближайшее время. Адаптация: возможности и пределы. Проблему приспособления человека к широкому спектру социальных и социально-политических изменений приходилось описывать ранее2. Не повторяя аргументации, отметим лишь принципиальные тезисы. В перипетиях отечественной истории последних столетий человек (во всех его статусах, включая правящую элиту и революционную контрэлиту) не выбирал варианты изменений, но лишь вынужден был приспосабливаться к ним. Причем сама возможность почти беспредельного приспособления объяснялась весьма ограниченным масштабом собственных запросов. Последняя по времени — и как будто почти успешная — операция такого рода разворачивалась на протяжении примерно последних десяти лет. В ноябре 2000 г. на волне конъюнктурного массового оптимизма только 20% населения России полагали, что они выиграли от перемен, произошедших за эти годы, но 67% — что они либо уже приспособились, либо в ближайшем будущем приспособятся к этим переменам. В этих цифрах — все основные параметры современных проблем человеческого существования. Не ожидали, не выиграли, не одобряют (в значительной мере), но приспосабливаются. К чему именно приспосабливается человек в сегодняшней России? К снижению уровня жизни. Как известно из опросов, из официальной статистики, к концу 2000 г. доходы населения составят в среднем около 70% от их величины в докризисные месяцы 1998 г. К снижению собственных запросов. Это позволяет привыкать жить «на пониженном уровне». К конкурентному рынку товаров, услуг и труда. К навязчивой рекламе со всеми ее шумами. 2 См.: Левада Ю. Человек приспособленный // Мониторинг общественного мнения... 1999. № 5. С. 7—17; Он же. Человек ограниченный: Уровни и рамки притязаний // Мониторинг общественного мнения... 2000. № 4. С. 7—13. К демонстративной конкуренции политических лозунгов и персон. К не существовавшим ранее «рыночным» возможностям получения дохода. К новым факторам и параметрам социального неравенства, связанным с личными и имущественными возможностями. Приспособление в каждом случае означает трудное изменение способов деятельности, ее нормативных и ценностных регуляторов, а также «баланса» этих регуляторов. Даже в стесненных обстоятельствах человек стремится сохранить себя, свой статус, свою самооценку. Не относятся к этой категории те изменения, которые означали только снятие ограничений — появление возможностей для потребительского и политического выбора, для выезда за границу, для получения информации и т.д. Ко всему этому не требовалось приспосабливаться, достаточно было просто привыкнуть (и, как обычно бывает в ситуациях привыкания, тотчас забыть о приобретенных свободах, пока об этом не напоминают какие-либо угрозы их вновь лишиться). В то же время стало очевидным существование обстоятельств, к которым человек не может приспособиться (или приспосабливается ценой невосполнимых потерь в собственном положении). К таким обстоятельствам относятся нестабильность социальных регуляторов, отсутствие фиксированных критериев и «правил игры», хаос. Страдают и теряют от такой неопределенности «все», но в разной мере. Проще человеку, способному замкнуться в скорлупе собственных привычных интересов. Труднее всего приходится активным общественным группам, которые пытаются играть «на повышение» (или на сохранение относительно высокого уровня) собственного статуса, т.е. элите, имеющей или стремящейся получить доступ к верхним этажам общественной иерархии. Поэтому, в частности, все наблюдаемые в последние годы социально-политические кризисы были (и, скорее всего, будут в обозримом будущем) преимущественно кризисами на этих, элитарных, околовластных этажах. Получается, что всеохватывающие процессы адаптации оказываются дифференцирующими, формирующими новые структурные группы в обществе, определяющими функции и ответственность элит и т.д. Перспективы общественных перемен, их устойчивость и глубина определяются не «средней» массой (мнениями, голосованиями «всех»), а способностью определенных, специализированных групп и структур воздействовать на ситуацию... * * * В существующих условиях все три выделенные «оси координат человека» находятся в состоянии сложного кризиса, т.е. ломки и формирования механизмов дальнейшей деятельности в соответствующих направлениях. Острота ситуации определяется тем, что энергия разрушения, высвобождения от старых ограничений практически полностью исчерпана за предыдущие годы. Поэтому нерешенность принципиальных проблем общественного и государственного устройства, отсутствие его нормативно-правовых основ, ощущается людьми сильнее, чем когда-либо ранее. В этих условиях заметно возрастает роль «призраков» советского прошлого — не только как ностальгических фантомов или символов, но и как вполне реальных структур, традиций, нравов (продуктов «полураспада» разрушенной системы)-Отсюда «реставрационные» надежды одних и опасения других. Для того чтобы оценить их обоснованность, нужен, очевидно, обстоятельный анализ исходного состояния — положения человека в «традиционном» советском обществе (это особый предмет рассмотрения) в соотнесении с переломами и сдвигами последних лет. Пока же стоит лишь отметить, что наблюдаемые... «призраки» прошлого реальным реставрационным потенциалом не обладают... Процессы разложения и распада социально-политических систем (особенно, если рассматривать их в «дальней», поколенческой перспективе) столь же необратимы как термодинамические. Но продукты такого распада (полураспада) в каждый момент, на каждом этапе значимы сами по себе, могут долго воздействовать на общественную атмосферу, на самоопределение человека. Н.И. Лапин Лапин Николай Иванович (род. в 1931 г.) — известный российский социолог и историк социальной мысли, один из активных участников возрождения социологии в СССР в 60-е гг. и создания первого академического социологического института — ИКСИ АН СССР (1968), доктор философских наук (1969), профессор (1979), член-корреспондент РАН (1987), лауреат Государственной премии СССР (1983). Выпускник философского факультета МГУ (1954). Кандидатская (1962) и докторская диссертации посвящены раннему периоду творчества К. Маркса. Вышедшая в 1968 г. и переизданная в 1976 и 1986 гг. книга «Молодой Маркс» — одна из лучших работ в мировой литературе по истории становления марксизма; она переведена на 8 языков и удостоена Государственной премии СССР. По окончании аспирантуры, в 1957—1962 гг. Н.И. Лапин работал в редакции журнала «Вопросы философии» — консультантом Отдела зарубежной философии и социологии. В 1962 г. создал редакцию литературы по истории философии в издательстве «Мысль», где организовал издание серий «Философское наследие» и «Мыслители прошлого». В 1966—1968 гг. Н.И. Лапин работает в Отделе социологических исследований Института философии АН СССР, активно участвует в создании Института конкретных социальных исследований (1968). Руководит проектом «Социальная организация промышленного предприятия (Соотношение планируемых и спонтанных процессов)». В конце 1971 — начале 1972г. — вр и.о. Директора Института. В связи с разгромом социологии (в середине 1972—1973 гг.) проект закрыт, подготовленные публикации вычеркнуты из издательских планов. Н.И. Лапин вместе с основным составом своего Отдела переходит в Институт проблем управления ГКНТ и АН СССР (1973-1976) и далее в Институт системных исследований АН (1976—1984). В рамках этого института руководит проектами «Инновации в организациях» и «Философские и социологические проблемы моделирования глобального развития», под его редакцией (совместно с Д.М. Гви-шиани) издан «Краткий словарь по социологии» (1988). С 1984 г. — заместитель директора, в 1986-1988 гг. —директор Института философии АН СССР, затем главный научный сотрудник этого Института, руководитель Центра изучения социокультурных изменений. В 2005 г. назначен зав. Отделом аксиологии и философской антропологии ИФ РАН. В 1989 г. выступает инициатором создания Российского общества социологов и избирается его первым Президентом. Сквозная тема, проходящая через все работы Н.И. Лапина, — изучение возникновения нового, перерыв традиции, преодоление сопротивления социальным инновациям. Является инициатором формирования и главным разработчиком двух актуальных направлений российской социологии — социологии организаций и социологии инноваций. Один из принципов работы в рамках этих направлений — соединение основательных теоретических подходов с опорой на эмпирические данные. С 1990 г. под руководством Н.И. Лапина осуществляется мониторинг «Наши ценности и интересы сегодня». Презентация последних данных в рамках его проекта составляет содержание включенной в Хрестоматию публикации. Основные работы Н. И. Лапина: «Молодой Маркс» (1968, 1976, 1986), «Пути России: социокультурные трансформации» (2000), «Эмпирическая социология в
Западной Европе» (2004), «Общая социология» (2006). Опубликовал материал проекта «Социальная организация промышленного предприятия» (2005). А.З.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-23; просмотров: 430; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.139.239.25 (0.017 с.) |