Неформальная организация в обследуемой группе

На первый вопрос, которым задались исследователи в связи с изучением данных, был получен утвердительный ответ. Социальная дифференциация рабочих имела прямое отношение к их роду заня­тий. Но означало ли это, что члены каждой профессиональной груп­пы стремились объединиться внутри себя? Стремились ли работники к образованию клик по роду занятий или они были организованы

 

15-3033

на какой-то другой основе? Если род занятий не был основой их интеграции, то тогда как они были организованы? Ответ на этот вопрос, как предполагалось, мог быть получен путем наблюдения за тем, как члены группы различались между собою в реализации таких способов неформальной деятельности, как игры, споры по поводу окон, распределение работ и взаимопомощь.

Игры

Рис. 1. Участие в играх

С самого начала исследования наблюдатель отметил и зафик­сировал ряд видов деятельности, которые могли проходить под этой рубрикой. Большей частью это были игры наудачу, как-то: «орел или решка», игра в кости, карточные игры, ставки на комбинации цифр в номерах серий на еженедельных платежных чеках, ставки на скачках, в бейсболе, на спортивных состязаниях, выбор того, кто идет за конфетами, и «лотереи». Работники обычно играли в эти игры во время коротких перекуров или во время простоев. Игры были самы­ми разными, и казалось, что они начинались сами собой, как только появлялась возможность сыграть наудачу. Денежный выигрыш не был главным мотивом, поскольку ставки в большинстве своем были минимальными — от одного до десяти центов. Как бы то ни было, те, кто делал ставки на лошадей, относились к этому вполне серьезно. Они даже дали их фавориту кличку «Лошадка из нашей комнаты» и постоянно делали на него ставки.

На рис. 1 показаны работники, которые принимали участие в этих играх попарно. Внутри кружочков помещены символы, обозначающие каждого оператора. Операторы организованы в рабочие группы, ко­торые отделены друг от друга большими пробелами. Таким образом, Э-1, Э-2, Э-3 и П-1 образуют рабочую группу А; Э-4, Э-5, Э-6 и П-2 образуют рабочую группу В; Э-7, Э-8, Э-9 и П-4 образуют рабочую группу С. Контролеры расположены над группами, которые они кон­тролируют. Стрелки, соединяющие кружочки, указывают на то, что работники, соединенные подобным образом, принимали участие в одной или нескольких играх либо попарно, либо как члены группы.

Важным моментом, который отражен на рис. 1, является то, что участие в играх ограничивалось двумя группами, причем участие в одной из групп исключало участие в другой. Одна группа, которая для удобства будет обозначаться как группа А, включала в себя Э-1, Э-2, Э-3, Э-4, Э-5, П-1 и К-1. Эти работники взаимодействовали в процессе труда и располагались в передней части комнаты. Другая группа, которая обозначается как группа В, состояла из Э-6, Э-7, Э-8, Э-9 и П-4. Они также взаимодействовали на рабочих местах и располагались в задней части комнаты. Два человека, П-2 и К-3, никогда не принимали участия в играх. Хотя на этой диаграмме не показано, как часто каждый работник участвовал в играх, следует отметить, что Э-5 принял участие только в одной игре с членами группы А, в то время как остальные члены группы А принимали участие в разных играх. Следует также отметить, что Э-5 однажды играл с Э-7. Он был единственным человеком в группе А, который играл с членом группы В.

Участие в играх, следовательно, не было случайным. Лишь две группы принимали участие в играх, что предполагает, что в группе наблюдения в играх реализовывались межличностные отношения. Это предположение еще больше подтверждается тем фактом, что игры также служили для различения между этими двумя группами. Например, группа А играла только в азартные игры, а группа В — в «лотерейные». Обе группы покупали конфеты в магазине клуба, но покупки делались раздельно, и ни одна из групп не угощала другую.

Споры по поводу окон

Уже упоминалось, что электромонтеры, которые располага­лись ближе к окнам, относились к ним как к своей собственности. И большая часть споров возникала по поводу того, должны окна быть открытыми или закрытыми. То, что эта активность также вы-

 

Рис. 2. Участие в спорах по поводу окон 228

Рис.2 показывает работников, которые участвовали в этих спо­рах, и их взаимодействие. Эта диаграмма должна интерпретироваться таким же образом, как и диаграмма игр.

В качестве участника споров рассматривался каждый, кто при­нял в них участие даже вербально. Главный смысл этой диаграммы заключается в том, что большинство споров по поводу окон про­исходило в группе В (Э-6, Э-7, Э-8, Э-9 и П-4). 90% всех споров приходилось на ссоры среди членов этой группы и между этой группой и другими работниками в комнате наблюдения. В ссорах с работниками, не являвшимися членами этой группы, участвовали П-1, Э-4 и Э-5. Споры по поводу окон среди членов группы А были редки и происходили между Э-4 и Э-5 и между П-1 и Э-5.

Подмена на рабочем месте (job trading)

Подмена на рабочем месте уже упоминалась в связи с отноше­ниями между электромонтерами и паяльщиками. Подробные записи этих подмен велись на протяжении всего исследования и графически отображены на рис.3³. Контролеры не включены в эту диаграмму, поскольку они не участвовали в подменах. Стрелки направлены от того, от кого исходила просьба о подмене, к тому, кто согласился выполнить эту просьбу. Цифры около стрелок показывают, сколько раз обозначенные люди участвовали в подмене.

ЗАЯВИТЕЛЬ

ИСПОЛНИТЕЛЬ

 

Рис. 3. Участие в переходах с работы на работу

³ Для того чтобы не усложнять диаграмму, замены между электромонтерами и П-3, который недолго находился в комнате наблюдения, и замена среди электро­монтеров, когда один из них занимался пайкой, не отражены на данном рисунке. Эти исключения никоим образом не влияют на выводы, вытекающие из рисунка.

Возможно, наиболее интересный вывод, который вытекает из этой диаграммы, заключается в том, что чаще всего просьбы о подмене были обращены к П-4 — паяльщику, который должен был подменить трех электромонтеров, работающих на селекторах. П-4 участвовал в тридцати трех подменах из сорока девяти. Более того, следует отметить, что в то время как электромонтеры, работа­ющие на соединителях из рабочих групп А и В обращались к П-4, никто из электромонтеров, работающих на селекторах (Э-7, Э-8 и Э-9), ни разу не обращался с просьбой о подмене к работникам, не входящим в их рабочую группу. Другими словами, электромонтеры, работающие на соединителях, очевидно, чувствовали себя вправе обращаться с просьбой о подмене либо к своим паяльщикам, либо к паяльщикам, обслуживающим группу электромонтеров, работа­ющих на селекторах. В то время как последние не чувствовали, что они могут подменять кого-либо, покидая свой участок.

Взаимопомощь (helping one another)

В то время как никаких письменных правил на этот счет не су­ществовало, взаимопомощь, как, например, и подмена на рабочем месте, была практически запрещена. Несмотря на это правило, однако, взаимопомощь была широко распространена, в то время как технически она не была оправдана. Электромонтеры говорили, что им приятно, когда им помогают. Это ощущение наилучшим образом выражено в следующей выдержке из интервью с Э-4. Он только что сказал, что ему нравится работать в Комнате наблюдений, потому что здесь он более свободен в передвижениях, чем в своем цехе.

Интервьюер: — Ты не очень-то привязан к своему месту, не так ли? Значит ли это, что ты не все свое время работаешь на своем оборудовании?

Э-4: — Нет, не все время, но большую его часть. Ну, время от времени; когда кто-то из парней отстает, то другой к нему подходит и помогает.

Интервьюер: — Они помогают любому, кто отстает?

Э-4: — Нет. Вы знаете, смешная вещь с этой компанией. По­хоже на то, что если кто-то бездельничает и поэтому отстает, ему никто не будет помогать. Но если он честно старается, но у него не получается, ему помогут. Я наблюдал это не раз и не два. Тому, кто упорно работал целый день, но ему не пофартило, тому помогут.

Интервьюер: — Ты не находишь, что одни и те же люди все

⁴ Операторам было разрешено помогать друг другу только в случае очевидных технических причин, когда из-за перебоев с деталями они не могли работать с обору­дованием. Это правило объяснялось тем, что электромонтер будет предположительно работать быстрее, когда ему не будет досаждать присутствие другого электромонтера. На практике лишь в очень немногих случаях помощь одного другому была технически оправдана. В силу этого большая часть этой деятельности шла вразрез с правилами.

время помогают одним и тем же людям или все же круг этих людей несколько меняется?

Э-4: — Ну, некоторые более дружелюбны, чем другие, и, видите ли, когда нужно, они помогают друг другу. Даже тот, кто обычно хорошо работает, время от времени отстает. С каждым это иногда случается. Я видел, что один парень вон там отстал, тогда два других подошли и стали ему помогать. Это было примерно без четверти четыре. Они сделали свою работу и подумали, что они могут взять его на буксир. Он ничего не сказал и позволил помочь ему, хотя сам, видишь ли, никогда никому не помогает. С тех пор он так никому и не помог. Вы думаете, они ему в следующий раз помогут? Нет, сэр! Они от него отвернулись. Они не любят людей, которые так поступают. Мне кажется, что это неплохая идея — немного помочь парню, когда требуется. И я это ценю. Это меняет мир к лучшему.

Смешная вещь: если я работаю целый день и не успеваю, то чув­ствую себя совсем измотанным. И вдруг кто-то подходит и начинает делать проводку вместе со мной на моем оборудовании. Я как будто заново рождаюсь, и это здорово! Неважно, пусть он тебе поможет всего пару минут, но ты собираешься и работаешь дальше, как вол, до самого конца.

Интервьюер: — Интересно, почему?

Э-4: — Я не знаю, почему так. У тебя возникает такое чувство, когда ты отстаешь, что у тебя скопилось столько работы, что ты никогда не сможешь ее сделать. А когда тебе кто-нибудь поможет, это дает тебе новый импульс или что-то вроде того.

ПОМОЩНИК

Рис. 4. Участие во взаимопомощи

ТОТ, КОМУ ПОМОГАЮТ

 

 

Случаи взаимопомощи также регистрировались. Они отражены графически на рис. 4. Контролеры опять не включены в диаграмму, так как они не оказывали помощь другим. Стрелки на диаграмме идут от того, кто оказывал помощь, к тому, кому помогали. Главные вы­воды заключаются в том, что, во-первых, каждый оказывал помощь и, во-вторых, взаимопомощь не ограничивалась рамками рабочих групп. В этом плане данная активность отличалась от других ее видов, описанных выше. Представляется, что взаимопомощь интегрировала группу в целом, а не ее части. Частота, с которой различные люди помогали друг другу, не показана на рис.4, поскольку только два человека выделялись из группы в этом отношении. Это были Э-3 и Э-6. Э-3 помогали больше, чем кому-либо другому в комнате на­блюдений, даже в тех случаях, когда он в помощи не нуждался. Э-1, Э-2, Э-4, Э-5 и Э-6 помогали ему время от времени. Им нравилось с ним работать. Э-6, с другой стороны, помогал больше, чем кто-либо другой в комнате. Его помощь всегда принималась, но ему редко помогали в ответ. Два человека — Э-5 и П-2 помогали несколько раз, но ни разу не получали помощь сами.

Дружеские отношения и враждебность

Для обобщения отношений дружбы и вражды в группе были сделаны рис. 5 и 6. Рис.5 показывает дружественные отношения, рис.6 — враждебные. Три рабочие группы являются теми же самыми, как и в предыдущих диаграммах.

Если посмотреть сначала на рис. 5, отражающий отношения дружбы, будет видно, что они распадаются на две группы. Одна группа включает в себя пять человек, работавших в передней части комнаты — Э-1, Э-3, Э-4, П-1 и К-1. Другая группа включает в себя членов рабочей группы С, т.е. четырех человек, работавших в задней части комнаты. Вне этих двух групп сильная дружба связывалалишь П-1 и Э-7. Пять человек — Э-2, Э-5, Э-6, П-2 и К-3 не были связаны сильными дружескими чувствами.

Далее. Если посмотреть на рис.6, где изображена диаграмма, отражающая вражду, можно увидеть, что она исходила в основном от электромонтеров в рабочей группе С и была направлена от них, как группы, на Э-2, Э-5 и К-3 — трех из тех людей, которые не были связаны сильной дружбой. Вражда, возникшая за рамками рабочей группы С, была направлена главным образом на Э-5 и К-3 — двух человек, которые вызывали наибольшую неприязнь в группе. Так­же очевидно, что отсутствовала вражда среди связанных дружбой людей в передней части комнаты и среди людей, к которым первые

 

Рис. 5. Дружба

Рис. 6. Вражда

не были дружественно настроены. К-1 испытывал чувство вражды в отношении К-3 и Э-2, П-1 — в отношении Э-5 и Э-4 — в отношении Э-5, но вражда со стороны Э-1, Э-3, Э-4, П-1 и К-1, как группы, к кому-либо отсутствовала. В этом плане электромонтеры в рабочей группе С были уникальны: их отличала внутригрупповая солидар­ность, определенная внутренняя сплоченность и сильно выраженная неприязнь или вражда к определенным личностям вне их группы.

 

Две клики

На основе материала, который только что был рассмотрен, можно сделать некоторые выводы относительно неформальной организации данной группы работников. Во-первых, совершенно ясно, что на вопрос, поставленный в начале предыдущего раздела, нужно дать отрицательный ответ: эти работники не объединялись на основе рода занятий, они не образовывали профессиональных клик. Во-вторых, столь же очевидно, что в данной группе существовала определенная структура отношений. Лишь за одним исключением каждая изученная запись говорила нечто об этой структуре. Рас­сматривали ли исследователи игры, принудительные замены, ссоры по поводу окон, отношения дружбы или вражды — всегда вырисо­вывались две группы. Одна из этих групп располагалась в передней части комнаты, вторая — в задней. «Группа впереди» и «группа сзади» — этими названиями пользовались сами работники. Первая из этих групп будет обозначаться как клика А, вторая — группа в задней части комнаты — как клика В.

Чем определялось членство в этих двух кликах? На этот вопрос можно ответить лишь приблизительно. Клика А включала в себя Э-1, Э-3, Э-4, П-1 и К-1. Клика В включала в себя Э-7, Э-8, Э-9 и П-4. Э-5, П-2 и К-3 не входили ни в одну из клик. Ситуация с Э-2 и Э-6, однако, не была столь ясной. Э-2 принимал участие в играх клики А, но на этом сходство его поведения с поведением клики кончалось. Он мало участвовал в беседах, которые вели члены клики, и был склонен к самоизоляции от них. Многое в его поведении говорило за то, что он не ощущал свое положение в группе как прочное. Он был единственным электромонтером в рабочей группе А, который ме­нялся работой с П-4 — паяльщиком из клики В, а со своим паяльщи­ком он менялся больше, чем кто-либо другой в группе. Поскольку социальной функцией подмены было отделение электромонтеров от паяльщиков, данное обстоятельство можно интерпретировать следующим образом: Э-2 ощущал острую необходимость укрепить свое положение путем подчеркивания своего вышестоящего статуса по отношению к паяльщикам.

Принимая во внимание все данные, можно заключить, что Э-2 не был полноценным членом клики А. Э-6 тянулся к клике В. Он по­стоянно крутился вокруг электромонтеров селекторов и практически не имел дела с членами клики А. О том, что он не был полностью при­нят в клику В, свидетельствуют многие обстоятельства, главным из которых является то, как клика В совместными усилиями противодей-

ствовала его попыткам доминировать над кем-либо из группы. Тем не менее он принимал значительно большее участие в жизни клики В, чем Э-2 в жизни клики А. Можно заключить, что хотя Э-6 стремился присоединиться к клике В, он все же во многих отношениях оставался чужаком. На рис.7 отражены результаты этого исследования. На нем в виде диаграммы представлена внутренняя организация обследуемой группы. Рабочие группы, на которые разделены члены обследуемой группы, обозначены тремя прямоугольниками. Два больших круга разделяют две клики — А и В. Выделяются три индивида — К-3, Э-5, и П-2, которые определенно не входили ни в одну из клик⁵. Линия вокруг Э-6, накладывающаяся на клику В, указывает, что он принимал частичное участие в ее деятельности. Нестабильность положения Э-2 отражается пунктирной линией вокруг его номера.

Клика А Клика В

Рис. 7. Внутренняя организация группы

⁵ Здесь, возможно, требуется уточнение. Когда мы говорим, что данная группа была разделена на две клики и что некоторые индивиды не входили ни в одну из них, это не означает, что солидарность между двумя кликами или между кликами и чужаками полностью отсутствовала. Когда детально изучаются малые группы, всегда существует опасность преувеличения значимости факторов различия. В этом случае преуменьшается внутренняя солидарность. То, что эта группа, как целое, действи­тельно отличалась сильными объединяющими чувствами, уже было показано при обсуждении установок по поводу конечной продукции. То же самое будет показано более ясно в последующих главах. Следует также сказать, что положение в группе не является столь статичным, как можно предположить, исходя из этой диаграммы. Если бы исследование продолжилось, членство в кликах могло измениться. Равно как если бы группа бьиа больше или если бы она оставалась в обычном подразделении, весьма вероятно, что люди, которые были аутсайдерами здесь, объединились бы в клики с другими людьми со схожими ощущениями.

 

На то, что члены клики А воспринимали себя в качестве выше­стоящих по отношению к клике В, указывают многие обстоятельства. Клика А... уклонялась от выполнения того, что делалось кликой В. Члены клики Ане менялись работой столь же часто, как члены клики В. В целом они не вступали в споры по поводу открытых или закрытых окон. Клика А играла в азартные игры, в то время как в клике В большей популярностью пользовались лотереи. Обе клики покупали конфеты в магазине клуба, но покупки делались раздельно и ни одна из клик не угощала другую. Клика А покупала шоколадные конфеты в небольших количествах, в то время как клика В покупала более дешевые сорта в таких больших количествах, что Э-9 однажды заболел от переедания. Клика А больше спорила и предавалась менее шумным развлечениям, чем клика В. Члены клики А считали, что их беседы ведутся на более высоком уровне, чем в клике В. Как сказал Э-4, «мы о пустяках не болтаем».

Эм ил ь Дюркгейм

Сведения о Дюркгейме даны в настоящей Хрестоматии перед его текстом в разделе 1. Ниже приведены фрагменты из третьей главы его классического труда «Метод социологии» (1895), в кото­рой излагаются правила, относящиеся к различению нормального и патологического. Они помогают уяснить сложность проблемы социализации человека, обсуждаемую в базовом пособии учебного комплекса (глава 4).

Н.Л.

[ПРЕСТУПНОСТЬ И СОЦИАЛЬНЫЕ НОРМЫ]*

Преступление есть факт, патологический характер которого считается неоспоримым. Все криминологи согласны в этом. Если они объясняют этот болезненный характер различным образом, то признают его единодушно. Между тем данная проблема требует менее поспешного рассмотрения.

Действительно, применим предшествующие правила. Пре­ступление наблюдается не только в большинстве обществ того или иного вида, но во всех обществах всех типов. Нет такого общества,

* Цит. по: Дюркгейм Э. Метод социологии // Дюркгейм Э. О разделении обще­ственного труда. Методсоциологии./Пер. сфр. А.Б. Гофман. М., 1990. С. 462—466. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 4 второго раздела базового по­собия учебного комплекса по общей социологии.

в котором не существовала бы преступность. Правда, она изменяет форму; действия, квалифицируемые как преступные, не везде одни и те же, но всегда и везде существовали люди, которые поступали таким образом, что навлекали на себя уголовное наказание. Если бы, по крайней мере, с переходом обществ от низших к более высо­ким типам процент преступности (т.е. отношение между годичной цифрой преступлений и цифрой народонаселения) снижался, то можно было бы думать, что, не переставая быть нормальным яв­лением, преступление все-таки стремится утратить этот характер. Но у нас нет никакого основания верить в существование подоб­ного регресса. Многие факты указывают, по-видимому, скорее на движение в противоположном направлении. С начала столетия статистика дает нам возможность следить за движением преступ­ности; последняя повсюду увеличилась. Во Франции увеличение достигает почти 300%. Нет, следовательно, явления с более несо­мненными симптомами нормальности, поскольку оно тесно свя­зано с условиями всякой коллективной жизни... Существование преступности само по себе нормально, но лишь тогда, когда оно достигает, а не превосходит определенного для каждого социаль­ного типа уровня, который может быть, пожалуй, установлен при помощи предшествующих правил¹.

Мы приходим к выводу, по-видимому, достаточно парадоксаль­ному. Не следует обманывать себя; относить преступление к числу явлений нормальной социологии — значит не только признавать его явлением неизбежным, хотя и прискорбным, вызываемым неисправимой испорченностью людей; это значит одновременно утверждать, что оно есть фактор общественного здоровья, составная часть всякого здорового общества. Этот вывод на первый взгляд на­столько удивителен, что он довольно долго смущал нас самих. Но, преодолев это первоначальное удивление, нетрудно найти причины, объясняющие и в то же время подтверждающие эту нормальность.

Прежде всего преступление нормально, так как общество, ли­шенное его, было бы совершенно невозможно.

Преступление, как мы показали в другом месте, представляет собой действие, оскорбляющее известные коллективные чувства, наделенные особой энергией и отчетливостью. Для того чтобы в

¹ Из того, что преступление есть явление нормальной социологии, не следует, чтобы преступник был индивидом, нормально организованным с биологической и психологической точек зрения. Оба вопроса не зависят друг от друга. Эта независи­мость станет понятней, когда мы рассмотрим ниже разницу между психическими и социологическими фактами.

 

данном обществе перестали совершаться действия, признаваемые преступными, нужно было бы, чтобы оскорбляемые ими чувства встречались во всех индивидуальных сознаниях без исключения и с той степенью силы, какая необходима для того, чтобы сдержать противоположные чувства. Предположим даже, что это условие могло бы быть выполнено, но преступление все-таки не исчезнет, а лишь изменит свою форму, потому что та же самая причина, которая осушила бы таким образом источники преступности, немедленно открыла бы новые.

<...> Так, воровство и просто нечестность оскорбляют одно и то же альтруистическое чувство — уважение к чужой собственности. Но одно из этих действий оскорбляет данное чувство слабее, чем другое, атак как, с другой стороны, это чувство в среднем в сознаниях не достигает такой интенсивности, чтобы живо ощущалось и более легкое из этих оскорблений, то к последнему относятся терпимее. Вот почему нечестного только порицают, тогда как вора наказывают. Но если это же чувство станет настолько сильным, что совершенно уничтожит склонность к воровству, то оно сделается более чутким к обидам, до тех пор затрагивавшим его лишь слегка. Оно будет, стало быть, реагировать на них с большей живостью; эти наруше­ния подвергнутся более энергичному осуждению, и некоторые из них перейдут из списка простых нравственных проступков в разряд преступлений. Так, например, нечестные и нечестно выполнен­ные договоры, влекущие за собой лишь общественное осуждение или гражданское взыскание, станут преступлениями... На том же основании человек совершенно честный судит свои малейшие нрав­ственные слабости с той же строгостью, с какой толпа судит лишь действительно преступные действия. В былые времена насилие над личностью было более частым, чем теперь, потому что уважение к достоинству индивида было слабее. Так как это уважение выросло, то такие преступления стали более редкими, но в то же время многие действия, оскорблявшие это чувство, попали в уголовное право, к которому первоначально они не относились².

Чтобы исчерпать все логически возможные гипотезы, можно спросить себя, почему бы такому единодушию не распространиться на все коллективные чувства без исключения; почему бы даже наи­более слабым из них не сделаться достаточно энергичными для того, чтобы предупредить всякое инакомыслие. Нравственное сознание общества воспроизводилось бы у всех индивидов целиком и с энер-

гией, достаточной для того, чтобы помешать всякому оскорбляю­щему его действию, как преступлениям, так и чисто нравственным проступкам. Но такое абсолютное и универсальное однообразие совершенно невозможно, так как окружающая нас физическая среда, наследственные предрасположения, социальные влияния, от которых мы зависим, изменяются от одного индивида к другому и, следовательно, вносят разнообразие в нравственное сознание каждо­го. Невозможно, чтобы все походили друг на друга в такой степени, невозможно уже потому, что у каждого свой собственный организм, который занимает особое место в пространстве. Вот почему даже у низших народов, у которых индивидуальность развита очень мало, она все-таки существует. Следовательно, так как не может быть общества, в котором индивиды более или менее не отличались бы от коллективного типа, то некоторые из этих отличий неизбежно будут носить преступный характер. Этот характер сообщается им не внутренне присущим им значением, а тем значением, которое придает им общее сознание...

Преступление, стало быть, необходимо, оно связано с основны­ми условиями всякой социальной жизни и уже потому полезно, так как условия, с которыми оно связано, в свою очередь необходимы для нормальной эволюции морали и права.

Массовизация индивидов

Сципион Сигеле

Сципион Сигеле (1868—1913) — итальянский криминолог и со­циальный психолог, последователь Ч. Ломброзо и Г. Тарда. Он внес заметный вклад в уяснение социально-психологических аспектов массового поведения, в особенности — преступлений толпы. Его глубокое проникновение в механизмы этого поведения приобретает особую актуальность в начале нового, XXI столетия.

Ниже представлены фрагменты из второй главы книги С. Сигеле «Преступная толпа» (1892). Они позволяют конкретнее осмыслить проблему массовизации индивидов, рассмотренную в базовом по­собии учебного комплекса (глава 6).

Н.Л.

² Клевета, оскорбление, диффамация, мошенничество и т.д.

 

ПРЕСТУПЛЕНИЯ ТОЛПЫ*

Даже весьма непрозорливый наблюдатель не может отрицать того, что в наше время в народе существует нечто похожее на стремле­ние к восстаниям. В рабочих, а там и сям и в крестьянах-пролетариях, появляется сознание, что из них образуется новое сословие, и так как нынешняя политическая свобода дала абсолютное могущество численности, то это сословие, видя себя самым многочисленным, весьма логично требует, чтобы остальные сословия предоставили ему гораздо больше, чем теперь, прав и привилегий.

В этом простом и вполне свойственном человеку требовании, существующем в истории всякого прогресса и являющемся в обще­стве — как и во всяком индивидуальном организме — результатом инстинкта самосохранения, и заключается первый и даже един­ственный источник всех тех более или менее преувеличенных идей, которые распространяются все шире и шире.

Многие приписывают этим идеям недовольство и возбужден­ность народа, говоря, что они ведут от радикализма к анархии, и думают, что, не будь лиц, которые делают самих себя и других апо­столами этих идей, деревенские жители и городской рабочий класс были бы до сих пор спокойны и довольны своим положением, не мечтая о лучшем.

Я не отрицаю того, что эти идеи заставили расти их желания: «нет ничего более опасного, чем большая мысль в малой голове», — сказал Тэн, и понятно, что возвышенность социалистических стремлений может повлиять на потерю нравственного и умственного равно­весия у многих из тех, которые, имея очень мало или даже никаких познаний и очень большую нужду, по необходимости принимают с энтузиазмом какую угодно теорию, лишь бы она обещала мате­риальных благ более, чем другие. Я, со своей стороны, допускаю, хотя и весьма относительно, что эти идеи — как говорил некий итальянский консерватор — вселили в некоторых «предубеждение вместо верных мнений, искушение — вместо спокойствия, вожде­ление — вместо веры».

Но я считаю самой роковой ошибкой мнение, будто эти идеи являются единственной причиной брожения, охватившего низшие классы. Оно зависит от более далеких и глубоких причин, которые, к несчастью, гораздо труднее уничтожить, чем теории той или другой

* Цит. по: Стеле С. Преступления толпы // Преступная толпа. / Сост. А. К. Боко­виков. М, 1998. С. 64—65,70—71. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 6 второго раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

политической партии; оно зависит от того давящего нас социального кризиса, который тем более мучителен, чем выше наша чувствитель­ность и чем больше потребностей развил в нас прогресс <...>

Прежде всего мы займемся толпой, которая с поразительной быстротой переходит к самым жестоким и ужасным поступкам. Никакие эпизоды не могут быть лучше тех, которыми изобилует французская революция. Народ был тогда диким зверем, ненасыт­ным в своей жажде к грабежу и убийству. Никто не мог обуздать своей ярости; видя подачку своему кровавому, жестокому инстинкту, всякий остервенялся все более и более.

Но одно ли только влияние численности и пробуждение инстин­кта к человекоубийству толкали его на самые ужасные крайности? Вправе ли мы сказать, что народ, состоящий из честных крестьян и рабочих, может обратиться сразу в чудовище испорченности? Нельзя ли с большей вероятностью утверждать, что к тому примешивают­ся, развращая его, все те индивиды, образующие социальное дно, которые при каждом возмущении или мятеже выходят из кабаков и других подозрительных мест, где они обыкновенно скрываются, подобно тому, как от возмущения воды в пруде показывается на поверхности его вся, находящаяся на его дне, грязь?

«В спокойное время, — говорит Карлье, — когда усмиренные по­литические страсти не штурмуют каждое утро власть имущих, полицейская администрация пользуется нравственной властью над содержателями всяких подозрительных мест, фланерами, бродяга­ми, вообще над всеми подонками общества, — властью, которая не­сколько сдерживает последних. Всю жизнь свою они скрываются, и приближение полицейского агента обращает их в бегство. Но пусть только начнет просыпаться общественное мнение; пусть ежедневная пресса начнет вести себя наступательно по отношению к легальности некоторых поступков префекта полиции: тотчас все эти люди сдела­ются высокомерными и задерут голову. Они начнут сопротивляться агентам и бороться с ними; они будут участвовать во всех мятежах, и если получат откуда-нибудь удар, то станут считать себя в числе политических жертв. Приходят революции, и они со своими подругами, которых увлекают с собою, делаются самыми жестокими, самыми двусмысленными ее деятелями...»

Всякий знает по опыту, насколько это справедливо. Лишь толь­ко появляется на горизонте какая-нибудь политическая буря и на улицах обнаруживается некоторое необычайное одушевление, вы­ражающееся в собраниях и спорах, тотчас же там и сям появляются зловещие фигуры, которых до сих пор никто никогда не встречал.

 

Зигмунд Фрейд

Сведения о З.Фрейде даны в начале раздела 2. Ниже приведены фрагменты из его статьи «Психология масс и анализ человеческо­го Я» (1921), которые позволяют глубже осмыслить роль подсозна­тельного в массовом поведении людей, кратко охарактеризованном в базовом пособии учебного комплекса (глава 6).

Н.Л.

МАССА И ПЕРВОБЫТНАЯ ОРДА*

Итак, масса кажется нам вновь ожившей первобытной ордой. Подобно тому, как первобытный человек может ожить в каждом индивиде, так и из любой человеческой толпы может быть вос­создана первобытная орда. Поскольку масса обычно господствует над людьми, мы узнаем в ней продолжение первобытной орды. Мы должны были бы сделать заключение, что психология массы является древнейшей человеческой психологией. Индивидуальная психология, которую мы выделили, пренебрегала остаточными мас­совыми проявлениями, выросла лишь впоследствии, постепенно и, так сказать, частично, лишь обособившись из древней психологии масс. Мы еще рискнем указать исходный пункт этого развития.

Ближайшее рассуждение показывает нам, в каком пункте это положение нуждается в коррекции. Индивидуальная психология должна быть столь же древней, как и массовая психология, так как с самого начала существовала двоякая психология: психология инди­видов — участников массы и психология отца, начальника, вождя. Индивиды, составлявшие массу, были так же связаны, как мы их видим еще и теперь, но отец первобытной орды был свободен. Его ин­теллектуальные акты были сильны и независимы даже в своей обо­собленности, его воля не нуждалась в усилении другой волей. Мы в силу последовательности должны предположить, что его «Я» было мало связано в либидинозном отношении, он не любил никого, кроме себя,