Мотивация деятельности субъектов

Александр Иванович Герцен

Александр Иванович Герцен (1812—1870) — великий россий­ский мыслитель, публицист, общественно-политический деятель, автор социолого-биографического произведения «Былое и думы» (1852-1868).

Отец И.А. Яковлев — вольтерьянец, типичный представитель екатерининской знати, после смерти Екатерины II он проводил вре­мя в заграничных путешествиях. В Германии встретил юную Луизу Гааг, которая родила ему сына. Фамилия «Герцен» не унаследована, она указывает на то, что Александр Иванович родился от союза по любви и сердечной привязанности (нем. das Herz — сердце).

Александр получил домашнее воспитание, которое сформировало у него глубокую симпатию к идеалам французской революции, есте­ственный демократизм, свободное владение европейскими языками и возможность поступить в Московский университет (1829—1833). В 14-летнем возрасте был потрясен казнью декабристов (13.07.1926), укрепившую глубокую ненависть к николаевскому режиму. В юно­шеские годы встречается с Н.П. Огаревым, дружба с которым, скре­пленная клятвой на Воробьевых горах, проходит через всю жизнь.

Через год после окончания университета на основе подозрения в организации тайного общества отправлен в первую ссылку (Пермь, Вятка, Владимир), после возвращения из нее отправлен во вторую ссылку (Новгород). В 1942—1947 гг. начинает свою литературную деятельность, печатается в «Современнике», становится вместе с Белинским лидером западнического направления в российской общественно-политической мысли.

В 1947 г. выезжает за границу, через три года принимает решение о невозвращении в Россию, где ему вновь грозили тюрьма и ссылка, а в 1851 г. по инициативе кантона Фрибург принимает швейцарское гражданство. В 1853 г. осуществляет свою мечту — основывает «Вольную русскую типографию» в Лондоне. Вместе с Огаревым Герцен организует оппозиционные издания «Колокол» (1855—1869)

и «Полярную Звезду» (1857—1868), в которых принимает эстафету борьбы против российского самодержавия, выступает за отмену крепостного права на основе освобождения крестьян с землей, ак­тивно поддерживает польское восстание 1863 г. В течение полутора десятилетий эти издания являются самыми популярными в среде формирующейся российской интеллигенции.

Неприятие деспотизма стало основой политических взгля­дов Герцена. Высшими ценностями для него являются свобода и достоинство личности. Идеалы социализма и вера в потенциал российской крестьянской общины совмещаются у Герцена с после­довательными либеральными взглядами. Находясь в Европе в годы революционных потрясений, он принимает непосредственное уча­стие в итальянском освободительном движении (дружба с Мадзини и Гарибальди), во Франции участвует в издании журнала "La Voix du Peuple" Прудона, в Англии глубоко изучает опыт организации кооперативного сообщества, организованного Робертом Оуэном в Нью-Ленарке, осуществляет несколько выпусков «Колокола» и «Полярной Звезды» на французском языке.

В 60-е гг. вместе с Огаревым содействует созданию российской революционной организации «Земля и Воля». Взгляды Герцена оказали большое воздействие на народническое движение.

Труд его жизни «Былое и думы» (1861) неоднократно перево­дился на основные европейские языки. В нем содержится немало прорывов к тому типу мышления, который характеризует современ­ную социологию. Для Хрестоматии избрано то место из этой книги, в котором наиболее четко выражена позиция автора относительно субъекта социального действия, совпадающая с представлениями современных социологов: в обществе ничто не совершается само собой, все осуществляется конкретными людьми, в том числе и нами. Эта ориентация обосновывается и в базовом пособии учебного комплекса (раздел 2).

А.З.

[О СУБЪЕКТЕ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ]*

Человек живет не для совершения судеб, не для воплощения идеи, не для прогресса, а единственно потому, что родился, и ро­дился для (как ни дурно это слово)... для настоящего, что вовсе не

* Цит. по: Герцен А.И. Былое и думы. М., 1982. Т. 3. С. 198—201. Цитируемый текст иллюстрирует содержание раздела 2 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

 

мешает ему ни получать наследство от настоящего, ни оставлять кое-что по завещанию...

Гордиться мы должны тем, что мы не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории... Мы знаем, что ткань эта не без нас шьется, но это — не цель наша, не назначение, не заданный урок, а последствие той сложной круговой поруки, которая связывает все сущее концами и началами, причинами и действиями.

И это не все, мы можем переменить узор ковра. Хозяина нет, рисунка нет, одна основа, да мы одни-одинехоньки...

—Но если, с одной стороны, вы отдаете судьбу человека на его произвол, а с другой — снимаете с него ответственность, то с вашим учением он сложит руки и просто ничего не будет делать.

—Уж не перестанут ли люди есть и пить, любить и производить детей, восхищаться музыкой и женской красотой, когда узнают, что едят и слушают, любят и наслаждаются для себя, а не для свершения высших предначертаний и не для скорейшего достижения бесконеч­ного развития совершенства?

Если религия, с своим подавляющим фатализмом, и доктри-наризм, с своим безотрадным и холодным, не заставили людей сложить руки, то нечего бояться, чтобы это сделало воззрение, освобождающее их от этих плит. Одного чутья жизни и непоследо­вательности было достаточно, чтобы спасти европейские народы от религиозных проказ вроде аскетизма, квиетизма, которые по­стоянно были только на словах и никогда на деле; неужели разум и сознание окажутся слабее?

Стремление людей к более гармоническому быту совершенно естественно, его нельзя ничем остановить, так, как нельзя остановить ни голода, ни жажды. Найдутся ли лучшие условия жизни, совладает ли с ними человек, или в ином месте собьется с дороги, а в другом наделает вздору — это другой вопрос. Говоря, что у человека никогда не пропадает голод, мы не говорим, будут ли всегда и для каждого съестные припасы, и притом здоровые.

Есть люди, удовлетворяющиеся малым, с- бедными потребно­стями, с узким взглядом и ограниченными желаниями...

Европа, кажется нам, тоже близка к «насыщению» и стремит­ся — усталая — осесть, скристаллизоваться, найдя свое прочное общественное положение в мещанском устройстве. Ей мешают спо­койно сложиться монархически-феодальные остатки и завоеватель­ное начало. Мещанское устройство представляет огромный успех в сравнении с олигархически-военным, в этом нет сомнения, но для

Европы, и в особенности для англо-германской, оно представляет не только огромный успех, но и успех достаточный. Прекращение роста — начало совершеннолетия... Если бы Англия, как и Голлан­дия, могла достигнуть для всех благосостояния мелких лавочников и небогатых хозяев средней руки, — она успокоилась бы на мещанстве. А с тем вместе уровень ума, ширь взгляда, эстетичность вкуса еще бы понизились, и жизнь без событий... свелась бы на однообразный круговорот, на слегка видоизменяющийся semper idem¹. Собирался бы парламент, представлялся бы бюджет, говорились бы дельные речи, улучшались бы формы... и на будущий год то же, и через де­сять лет то же, это была бы покойная колея взрослого человека, его деловые будни...

— Так это, пожалуй, все человечество дойдет до мещанства, да
на нем и застрянет?

— Не думаю, чтоб все, а некоторые части наверно...
Некоторым народам мещанское устройство противно, а другие

в нем как рыба в воде... Недостаточно знать, что такое-то устройство нам противно, а надобно знать, какого мы хотим и возможно ли его осуществление. Возможностей много впереди, народы буржуазные могут взять совсем иной полет; народы самые поэтические — сде­латься лавочниками. Мало ли возможностей гибнет, стремлений авортирует², развитии отклоняется. Что может быть очевиднее, ося­заемее тех, — не только возможностей, — а и начал личной жизни, мысли, энергии, которые умирают в каждом ребенке. Заметьте, что и эта ранняя смерть детей тоже не имеет в себе ничего неминуемого, жизнь девяти десятых наверное могла бы сохраниться...

Крайности ни в ком нет, но всякий может быть незаменимой действительностью; перед каждым открытые двери. Есть что сказать человеку, — пусть говорит, слушать его будут; мучит его душу убеж­дение — пусть проповедует. Люди не так покорны, как стихии, но мы всегда имеем дело с современной массой, ни она не самобытна, ни мы не независимы от общего фонда картины, от одинаких пред­шествовавших влияний, связь общая есть. Теперь вы понимаете, от кого и кого зависит будущность людей, народов?

— От кого?

— Как от кого?..да от нас с вами, например. Как же после
этого нам сложить руки!

¹ Всегда одно и то же (лат.).

² 11с имеет успеха (от фр. avorter).

 

13-3033

Фердинанд Теннис

Сведения о Ф. Теннисе даны перед его текстом в разделе 1 на­стоящей Хрестоматии. Ниже приведены первые параграфы раздела «Сущностная и избирательная воля», которым открывается вторая книга его знаменитого труда «Общность и общество» (1887—1935). В этих параграфах Теннис раскрывает глубинное основание своей концепции. Это позволяет глубже уяснить двойственный характер мотивации деятельности субъектов, который затронут в базовом пособии учебного комплекса (раздел 2).

Н.Л.

ФОРМЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ВОЛИ*

Определение понятий

Понятие человеческой воли, правильного воззрения на которую требует все содержание предлагаемого здесь исследования, следует трактовать в двояком смысле. Так как всякое духовное действие, совершаемое человеком, характеризуется участием мышления, я раз­личаю: волю, насколько в ней содержится мышление, и мышление, насколько в ней содержится воля. Каждый человек представляет со­бой взаимосвязанное целое, в котором находит свое единство много­образие чувств, влечений и вожделений; каковое единство, однако, в первом понятии нужно толковать как реальное, или естественное, а во втором — как идеальное, или искусственное [gemachte]. В первом значении я называю волю человека его сущностной волей [Wesenwille], во втором — его избирательной волей [Kurwille].

Отношение к мышлению

Сущностная воля есть психологический эквивалент человече­ского тела, или принцип единства жизни, поскольку последняя мыслится в той форме действительности, которой принадлежит само мышление (quatenus sub attributo cogitationis concipitur¹). Та­кая воля включает в себя мышление, подобно тому как организм содержит в себе те клетки большого мозга, возбуждение которых

* Цит. по: Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. / Пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб., 2002. Кн. 2. Разд. 1. С. 131—134. Цитируемый текст иллюстрирует раздел 2 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

¹ Поскольку схватывается под атрибутом мышления (лат.).

следует понимать как соответствующий мышлению физиологи­ческий процесс (в котором, конечно же, задействован и речевой центр). — Избирательная воля есть порождение самого мышления, и потому собственно действительность присуща ей лишь в связи с ее носителем — субъектом мышления, хотя эта действительность может быть познана и признана другими как таковая. Для двух этих столь различных понятий воли общим является то, что они мыслятся как причина или предрасположенность к той или иной деятельности, и потому из их наличия и структуры позволительно выводить определенное поведение их субъекта как вероятное, а при известных сопутствующих обстоятельствах — как необходимое. Но сущностная воля покоится в прошедшем, на основе которого она и должна объясняться как нечто становящееся из него; из­бирательную же волю можно понять только из самого будущего, с которым она соотнесена. Содержание первой представлено в виде зачатка, содержание второй — в виде образа.

Отношение к деятельности

Таким образом, сущностная воля относится к той деятельности, с которой она сопряжена, так же, как сила — к работе, которую она выполняет. Отсюда некоторые черты сущностной воли необхо­димым образом сополагаются во всякой деятельности, субъектом которой считается индивидуальный человеческой организм; сопо­лагаются как то, что как раз и составляет такую индивидуальность в психическом смысле. Сущностная воля имманентна движению. Чтобы составить о ней правильное понятие, нужно полностью от­влечься от самостоятельного бытия внешних объектов и понимать соответствующие ощущения или опыт только в их субъективной действительности. Поэтому здесь имеет место только психическая реальность и психическая причинность, а значит, только одновре­менность или последовательность чувственных восприятий бытия, влечения или деятельности, которые, исходя из этого, в их сово­купности и взаимосвязи можно понимать как проистекающие из первоначальных задатков этого индивидуального существа, в какой бы мере его особенное развитие ни обусловливалось в своих модификациях материей ощущений (которая, таким образом, тож­дественна тому, что обычно называется внешним миром, поскольку В рамках последнего тело не может существовать без пищи и других предметов, не только сохраняясь, но и изменяясь благодаря им). Избирательная же воля предшествует деятельности, с которой она сопряжена, и остается вне ее. В то время как сама она обладает только

 

мысленно полагаемым бытием, эта деятельность относится к ней как ее осуществление. Общий им обеим субъект приводит в движение тело (которое вообще понимается как неподвижное) толчком извне. Субъект этот есть некая абстракция. Это человеческое «Я», которое лишено облачения всех прочих свойств и существенным образом понимается как мыслящее: как представляющее себе (вероятные или непременные) последствия возможных, от него самого исходящих действий и оценивающее их по конечному результату, идея которого удерживается как масштаб; и далее, как отделяющее такие возмож­ные действия друг от друга, упорядочивающее и определяющее их к последующему воплощению в действительность. Таким образом, согласно этому понятию, мышление почти с механической неукос­нительностью воздействует на нервы, мускулы и тем самым на члены тела. Поскольку такое представление возможно только в рамках физикалистских или физиологических воззрений, само мышление здесь требуется понимать как движение, т.е. как функцию головного мозга, а мозг — как объективно-действительную вещь, заполняющую собой некоторое пространство.

Альфред Маршалл

Альфред Маршалл (1842—1924) — выдающийся английский эко­номист, представитель неоклассического направления. Родился в одном из пригородов Лондона. Получил образование в области по­литической экономии и математики в Оксфорде. С 1862 г. работал в St John Colledge Кембриджского университета, а с 1868-го становится лектором по моральным (общественным) наукам этого колледжа, специализирующимся в области политической экономии. С 1870 г. начал разрабатывать свой проект новой экономической науки. В 1879-м выходит его главный труд (написанный в соавторстве с су­пругой Мэри Маршалл), принесший ему признание и известность в качестве бесспорного лидера британской экономической мыс­ли —- «Принципы экономической науки» (Principles of economics). Особенность новой экономической науки состоит в том, что она переключается с уровня рассмотрения национальных общегосудар­ственных проблем (на чем, прежде всего, была сосредоточена клас­сическая политическая экономия), на уровень реальных отношений между людьми, складывающихся в масштабе предприятия и удо­влетворения повседневных потребностей людей. Сам он определяет предмет своей науки как «изучение человечества в повседневной де­ловой жизни» (Цит. по: Parsons T. The Structure of Social Action. 1968.

V. 1. P. 130). Особое внимание в теоретических работах Маршалла занимает проблема преодоления бедности. Решение этой задачи он рассматривал не столько в качестве самоцели, сколько в качестве одного из основных средств повышения уровня цивилизованности общества и формирования нового качества жизни.

С 1884 по 1908 г. А. Маршалл — профессор политической эконо­мии Кембриджского университета. В этот период он большую часть времени посвящает преподавательской работе. Одним из его уче­ников был Д.М. Кейнс — создатель кейнсианства. Кейнс написал специальную работу о своем учителе, в которой дал основательный анализ того, что сделал Маршалл для экономической науки конца

XIX-начала XX в.

Маршалл в качестве эксперта по экономическим вопросам ак­тивно сотрудничал с правительством. С 1890 по 1894 г. был членом Королевской комиссии по вопросам труда. В 1890 г. стал основа­телем Британской (впоследствии Королевской) экономической

ассоциации.

Его «Принципы экономики» переиздавались многократно как прижизненно, так и посмертно. После своей отставки Маршалл издает еще две фундаментальные работы «Промышленность и тор­говля» (1919) и «Деньги, кредит и коммерция» (1923).

Избранный для Хрестоматии текст представляет собою параграф

одной из глав «Принципов экономической науки» (1889). В нем

показано, что по мере развития деятельности у человека возникали

новые потребности, которые стали источником обратного влияния

на эволюцию видов и способов деятельности. Он иллюстрирует один

из аспектов активности человека в обществе, которая рассмотрена

в базовом пособии учебного комплекса (глава 5).

А.З.

ЖЕЛАНИЯ В ИХ ОТНОШЕНИИ К ВИДАМ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ*

Число человеческих потребностей и желаний бесконечно, и виды их весьма многообразны. Человек, не прошедший через гор­нило цивилизации, по сути, немногим отличается от животного, од-

* Цит. по: Marshall A. Wants in Relation to Activities // Theories of Society. Founda­tion of Modern Sociological Theory. Ed. T. Parsons et all. The Free Press of Glencoe, 1961. V. 1. P. 409—411. Пер. — В.Г. Кузьминова, редактор перевода — А.Г. Здравомыслов. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 5 второго раздела базового по­собия учебного комплекса по общей социологии.

нако каждый его шаг по пути цивилизации приводит к возрастанию потребностей и расширению набора способов их удовлетворения. Поскольку как животное, так и первобытный человек довольству­ются случайным куском, проблема выбора как такового перед ними не стоит. Однако чем более развитым становится человек и его мозг, чем больше его животные страсти оказываются связанными с созна­тельной деятельностью, тем более утонченными и разнообразными становятся его потребности. Задолго до того, как он сознательно сбросил с себя ярмо привычки, человек даже в мельчайших деталях своей жизни желал перемен ради перемен. Первым решительным шагом в этом направлении стало искусство добывания огня: по­степенно человек приучался к пище и напиткам, приготовленным самыми разными способами. Однообразие начинает раздражать его и он воспринимает как трагедию ситуацию, когда приходится есть одно или два блюда в течение длительного времени.

Когда у человека появляется достаток, его пища и напитки ста­новятся более разнообразными и дорогими, но аппетит его далеко не безграничен. Поэтому, если он и тратит на еду чрезмерно много денег, то это объясняется чаще соображениями гостеприимства и хлебосольства, нежели желанием удовлетворить чувство голода.

Все это заставляет нас присоединиться к высказыванию Сеньора¹: «Какой бы сильной ни была жажда разнообразия, она все же слабее же­лания быть отличным от других — страсти, которой, если принять во внимание ее универсальность и постоянство, подвержены люди во все времена. Она появляется у нас с колыбели и преследует до смертного одра и поэтому может быть названа самой сильной из человеческих страстей». Эта великая полуправда хорошо прослеживается на при­мере сравнения стремления к разнообразию в еде и одежде.

Нужда в одежде возникла под влиянием природных факторов, поэтому способы ее удовлетворения зависят, прежде всего, от кли­матической зоны и времени года и, в меньшей степени, от харак­тера занятий человека. Но в одежде социальные требования к ней

¹ Сениор Нассау Уильям (26.09.1790 — 04.06.1864) — английский эконо­мист, профессор политической экономии Оксфордского университета. Моно­графия (1836) — «Основные начала политической экономии». В этой работе попы­тался обосновать теорию прибыли, которую объяснял как вознаграждение капита­листа за его «воздержание» от расходования средств на непроизводительные цели. Выступил против сокращения рабочего дня, считая, что чистая прибыль создается лишь в течение последнего часа работы. Подчеркивал, что сокращение рабочего дня отрицательно скажется на экономическом положении страны, поскольку для пред­принимателей не будет стимулов хозяйственной деятельности. — Прим. пер.

перевешивают природную нужду. Так, на ранних этапах развития цивилизации формальные предписания, определявшиеся Законом и Обычаем, жестко диктовали представителям той или иной касты или цеха стиль одежды и ее стоимость, превышать которую не допу­скалось. Отдельные рудименты этих быстро исчезающих стандартов сохраняются и по сей день. В Шотландии, например, во времена Адама Смита многим разрешалось отправляться за границу без тради­ционных ботинок и чулок, чего им не позволяется делать в наши дни²; в то же время сегодня некоторые могут обходиться без традиционных атрибутов одежды в Шотландии, но не могут делать этого в Англии. В Англии преуспевающий работник должен появляться на публике в воскресенье одетым в сюртук, а в отдельных частях страны — и в шелковый цилиндр, хотя эти атрибуты еще некоторое время назад сделали бы его предметом насмешек. В социальных низах наблюда­ется постоянное расширение границ предписываемого как с точки зрения разнообразия, так и с позиций оценки стоимости того, что соответствует обычаю в качестве минимума, и того, что допускается в качестве максимума. Стремление отличаться от других в своей одежде распространяется во всех низших классах английского общества.

Однако в высших слоях, хотя женские туалеты продолжают оставаться разнообразными и дорогостоящими, мужской костюм стал простым и недорогим в сравнении с тем, что было не так давно в Европе и остается по сей день на Востоке. Это происходит потому, что те мужчины, которые представляют ценность в силу своих лич­ных качеств и тем выделяются, не хотят привлекать к себе внимания одеждой. Именно они стали законодателями новой моды³. Итак, даже у представителей низших социальных слоев появляется по­требность в относительно просторном и хорошо обставленном доме как, с одной стороны, необходимом условии нормальной жизни,

² Имеется в виду конец XIX в. — Прим. пер.

³ Дама своим платьем нередко демонстрирует богатство, но мотивом может быть
не только демонстрация ее богатства, но и поражение соперницы. Кроме того, пла­
тьем она стремится подчеркнуть собственную неповторимость, и хотя оригинальное
платье — часто заслуга портнихи, принято считать, что, будучи менее занятой, чем
ее муж с его делами вне дома, она уделяет больше времени и забот своей одежде.
Даже при качнувшемся маятнике современной моды, когда «быть хорошо одетым»
значит «быть недорого одетым», одежда является не самой значимой целью людей,
которые хотят выделиться своими знаниями и способностями; и эта тенденция
будет усиливаться по мере того, как над людьми будет все меньше довлеть злой рок
колебаний моды. Создание одежды, представляющей эстетическую ценность и от­
вечающей функциональным требованиям, — подвиг, сравнимый по классу (но не
по рангу в данном классе) с написанием хорошей картины.

 

так, с другой стороны, общепринятом и очевидном способе заявить о своих материальных притязаниях на социальные отличия. Да и среди представителей высших страт, у которых уже имеется жилье, достаточное для проявления развитых форм активности их самих и их семей, наблюдается стремление к практически безграничному расширению жилого пространства.

Здесь мы вновь сталкиваемся с желанием и стремлением к раз­витию новых форм деятельности, пронизывающим все страты обще­ства. Это приводит не только к приобщению к науке, литературе и искусству ради них самих, но и к быстрому возрастанию спроса на труд тех, кто занимается этими видами деятельности профессиональ­но. В этом заключается одна из наиболее заметных характеристик нашей эпохи. То же самое можно сказать о возрастающем интересе к таким развлечениям, как спортивные игры и путешествия, которые скорее способствуют развитию новых форм активности, нежели удовлетворению каких-либо чувственных потребностей⁴.

Действительно, стремление к совершенству ради совершенства почти столь же широко распространено, как и желание более низкого уровня — стремление к отличию. Последнее может проявляться как в амбиционных чаяниях великих, что их имя не будет сходить с уст людей в самых отдаленных странах в самом отдаленном будущем, так и в надежде провинциальной кокетки, что надетый ею на Пасху новый бантик не останется не замеченным соседями. Таким образом, стремление к совершенству ради совершенства распространяется по ступеням от Ньютона или Страдивари, получавшего наслаждение от искусно сделанной скрипки, отзывающейся на малейшее движение смычка, до простого рыбака, который, даже когда его никто не видит, неспешно наслаждается своим рыбацким умением. Желания подоб­ного рода оказывают огромное влияние на возникновение Предложе­ния выдающихся способностей и великих изобретений, равно как и на появление Спроса на них. Это происходит потому, что спрос на услуги высококвалифицированного профессионала, также как на шедевры, изготовленные руками мастера, проистекает в значительной степени из восторга, который испытывают люди, тренируя и развивая свои способности с помощью искусно сделанных инструментов.

⁴ В качестве иллюстрации можно отметить, что напитки, стимулирующие ум­ственную деятельность, в массовом порядке вытесняют те, потребление которых является пагубной привычкой. Потребление чая быстро возрастает, в то время как потребление алкоголя остается на прежнем уровне. Кроме того, во всех слоях обще­ства происходит снижение спроса на алкоголь в больших количествах и на те его виды, которые приводят к быстрому опьянению.

Рассматривая этот вопрос в более широком плане, следует ска­зать, что, если на ранних стадиях развития человека в первую очередь его нужды приводят к возникновению определенных видов деятель­ности, то далее каждый последующий шаг по пути цивилизации сле­дует рассматривать как усложнение форм деятельности. Эти услож­ненные формы деятельности вызывают новые потребности.

Мы увидим это еще яснее, если рассмотрим не комфортные условия жизни стран, где постоянно развиваются новые виды дея­тельности, а ситуацию в Вест-Индии⁵, где обретшие свободу и до­ступ к природным богатствам негры используют их не для развития новых потребностей, а для ведения вечно праздного образа жизни. Или бросим взгляд на ту, быстро уменьшающуюся, часть рабочего класса Англии, которая лишает себя возможности испытать чувство гордости и наслаждения от процесса развития способностей и тра­тит на выпивку все, что остается от зарплаты после удовлетворения

скудных нужд.

Таким образом, неверно, что «теория потребностей является научной основой экономики». Наиболее интересные идеи теории Науки о потребностях заимствованы главным образом из Науки об усилиях и действиях. Эти две теории дополняют друг друга; каждая из них будет неполной без другой. Но если одна из них и станет претендовать на исчерпывающее объяснение истории человече­ства либо под экономическим углом зрения, либо под каким-то иным, то это будет теория деятельности, а не теория потребностей. Мак Куллох⁶, рассматривая проблему «прогрессирующего характера природы человека», так объяснил истинное соотношение между этими теориями: «Акт удовлетворения нужды или желания — это лишь шаг на пути к возникновению новой потребности, подразу­мевающий поиск способов ее удовлетворения. На каждой стадии развития человек обречен изыскивать или изобретать способы удовлетворения все новых и новых потребностей: как только одно начинание успешно завершается, человек со свежими силами при­ступает к другому».

⁵ Автор пишет, по-видимому, о ситуации, сложившейся в США после отмены
рабства в результате гражданской войны 1861—1865 гг. — Прим. пер.

⁶ Мак Куллох Джон Рамсей (01.03.1789 — 11.11.1864) — английский экономист.
В 1828—1832 гг. — профессор политической экономии Лондонского университета.
Будучи приверженцем учения Д. Рикардо, пытался отождествить простое товарное и
капиталистическое производство. Прибыль объяснял нарушением закона стоимости
в сфере обращения. Рабочих и капиталистов рассматривал как товаровладельцев,
участвующих в эквивалентном обмене. — Прим. пер.

 

Из этого следует, что обсуждение проблемы спроса на данном этапе нашего исследования может носить сугубо элементарный и формальный характер. Проблема потребления должна быть рас­смотрена лишь после того, как будут изложены основы экономи­ческого анализа, и, хотя истоки проблемы находятся в плоскости экономической теории, выводы можно сделать, лишь выйдя далеко за пределы этой теории.

Вильям Исаак Томас

Вильям Исаак Томас (1863—1947) — относится к числу пионеров американской социологии (Богардус). Он был одним из первых аме­риканских социологов, получивших степень доктора социологии. С 1895 г. являлся сотрудником отделения социологии Чикагского университета. В отличие от других социологов раннего периода постоянно настаивал на эмпирических исследованиях социальных проблем и сам проводил такого рода исследования. Его первая работа "The Unadjasted Girl" («Неприспособившаяся девушка»), обратила на себя внимание конкретностью предмета изучения и всесторонним анализом одной из вечных проблем повседневности, характерных как для американского общества начала XX в., так и для любого общества, в котором семья выступает в качестве первич­ной ячейки. Следующая работа "The Child in America" («Ребенок в Америке») была написана совместно с Дороти Томас. Именно здесь было сформулировано положение, известное как «теорема Томаса»: «Если люди воспринимают некоторую ситуацию в качестве реаль­ной, то она будет реальной и по своим последствиям».

Однако наибольшую известность В. Томас получил в связи с исследованием, которое проводилось в течение восьми лет и было осуществлено совместно с Флорианом Знанецким. В 1918—1920 гг. была опубликована книга «Польский крестьянин в Европе и Америке», которая до сих пор остается в составе социологической классики. В основе ее — анализ документов, биографии, написанные по заказу личные документы в виде частных писем и дневников. М. Блумер считает эту работу особенно значимой для американской социологии, поскольку она «повернула социологию от абстрактной теории и книжных исследований к изучению эмпирического мира с использованием теоретического каркаса».

В. Томас рассматривается в истории социологической мысли как один из лидеров Чикагской социологической школы. Он ввел в оборот немало новых терминов, в числе которых «жизненная

организация» ("life-organization"), «социальные установки» ("social attitudes"), «четыре желания», «определение ситуации». Впервые публикуемый на русском языке отрывок как нельзя лучше иллю­стрирует то понимание природы мотивации поведения личности, характерный для первых этапов становления американской соци­ологии, прежде всего для Чикагской школы. Уже на этом уровне прослеживается связь между определением ситуации, исходящим от индивида, и теми ее определениями, которые исходят от обще­ства и фиксируются в виде моральных или иных предписаний, с которыми индивид вынужден согласовывать свои поступки. Со­держание данного текста помогает конкретнее понять мотивацию активности индивида как социализированного актора, которая входит в ядро проблематики «личность versus социетальная систе­ма», выдвинутой в центр базового пособия учебного комплекса

(глава 5).

А.З.

ЧЕТЫРЕ ЖЕЛАНИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ СИТУАЦИИ*

Разновидности поведения столь же разнообразны, как раз­нообразны ситуации, возникающие во внешнем мире. Нервная же система представляет собой только общий механизм действия. Тем не менее мы можем подойти к проблеме поведения путем изуче­ния тех сил, которые побуждают к действию, а именно — желаний (wishes), и мы увидим, что они в целом совпадают с механизмом нервной деятельности.

Человеческие желания проявляются в огромном множестве конкретных форм, однако они могут быть классифицированы по следующим основным типам:

1. желание нового опыта;

2. желание безопасности;

3. желание ответной реакции;

4. желание признания.

* Цит. по: Thomas W. The Four Wishes and the Definition of Situation // From: The Unadjusted Girl with cases and standpoint for behavioral analysis. Boston, 1923 // The Theories of Society. Foundations of Modern Sociological Theory. Ed. TParsons et all. The Free Press of Glencoe, 1961. Vol. II. P. 741—744. Пер. В.Г. Кузьминова, редактор пере­вода — А.Г. Здравомыслов. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 5 второго раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

 

Желание нового опыта

Люди жаждут возбуждения, а возбуждающими являются все те виды опыта, которые имеют какое-либо сходство с преследованием, отступлением, захватом, бегством, смертью, т.е. тем, что было ха­рактерно для ранних этапов жизни человечества. Поведение — это приспособление к изменениям в окружающей среде, а нервная си­стема сама является развивающейся адаптацией. В нервной системе, наряду с другими, представлена охотничья модель интереса (hunting pattern of interest). «Приключение» — вот чего жаждет мальчик, он грезит историями о приключениях. Соблазнительны поездки на охоту, поскольку они возвращают нас к природному образу жизни. Во всех видах спорта прослеживается охотничья модель, спорт — это состязание умения, отваги и хитрости. Невозможно не восхищаться выдержкой дерзкого грабителя или разбойника с большой дороги. Бои, даже собачьи бои, неизменно собирают толпу. Трепет удачи или горечь проигрыша сопровождают также и игру в карты или кости. Ор­ганизм настоятельно требует стимулирующих воздействий, стремится расширить естественные пределы и получить шокирующий эффект даже под воздействием алкоголя или наркотиков. «Сенсации» зани­мают значительную часть площади на газетных полосах. Ухаживание содержит в себе значительный элемент «преследования». Романы, театр, кинематограф и т.д. есть отчасти способ приспособления к желанию нового опыта, и их популярность служит признаком сти­хийной силы этого желания.

* * *

В охотничьей модели интереса присутствует также и интеллек­туальный элемент. Устсон среди инстинктов не выделяет любопыт­ство, поскольку оно не проявляется в момент рождения. Однако оно проявляется в последующем в виде наблюдательской или исследо­вательской установки, которая определяет характер действия, будь это нападение или бегство. Изобретение лука и стрел, изготовление капканов, приготовление ядов указывают на интеллектуальное любо­пытство древнего человека. Деятельность подобного рода вызывала интерес, поскольку она была связана с вопросом жизни и смерти. Человек, изготовивший отравленную стрелу, видел ту сцену, где она должна была быть использована,