Конфуций. (Лунь юй. // Конфуций. Изречения. – М.: МГУ, 1994.)

21. Ай-гун спросил Цзай Во [о деревьях, которые сажают у] алтаря. Цзай Во ответил: «[При династии] Ся сажали сосны, [при династии] Инь – кипарисы, [при династии] Чжоу – каштаны, и [все для того], чтобы заставить народ бояться». Учитель, услышав это, сказал: «Не следует говорить о том, что уже совершено. Не следует противиться тому, что уже делается. Но следует порицать за то, что уже упущено».

26. Учитель сказал: «Как я должен относиться к людям, которые, находясь наверху, не проявляют великодушия [по отношению к низам], совершают церемонии без почтения, на похоронах не скорбят?»

Фалес ( Фрагментыранних греческих философов. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. — М., 1989.)

Старше всех вещей бог, ибо он не рожден.

Прекрасней всего -космос, ибо он творение бога.

Больше всего -пространство, ибо оно вмещает все.

Быстрее всего - мысль, ибо она бежит без остановки.

Сильнее всего - необходимость, ибо она одолевает всех.

Мудрее всего - время, ибо оно обнаруживает все.

Гераклит. ( Антологиямировой философии. В 4 т. -Т.1. Философия древности и Средневековья. — М., 1969. — С.275, 276.)

Этот космос тот же самый для всех, не создал никто из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим.

В ту же реку вступаем и не вступаем. Существуем и не существуем.

На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды.

Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости.

Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию, и все через распрю создается.

Борьба - отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим - людь­ми. А [из тех] одним - рабами, а другим - свободными.

Все вещи движутся меняясь между собой местами, и не стоя на месте.

Одно и то же в нас - живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти [противоположности], переменившись суть те, а те, вновь переменившись, суть эти.

Своеволие надо гасить пуще пожара.

Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города].

Закон именно в том, чтобы повиноваться воле одного.

Парменид. (О природе. // Фрагменты ранних греческих философов. 4.1. С.295—296.).

Кони, несущи меня, куда только мысль достигает

Мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий,

Что на крылах по Вселенной ведет познавшего мужа.

Этим путем я летел, по нему меня мудрые кони,

Мча колесницу, влекли, а Девы вожатыми были...

Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,

Что на пути изысканья единственно мыслить возможно.

Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»:

Это - путь Убежденья (которое Истине спутник).

Путь второй - что «не есть» и «не быть должно неизбежно»:

Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,

Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

Ни изъяснить...

Ибо мыслить - то же, что быть...

Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь

Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать.

Платон. (Собр. соч. В 4 т. Т.2. - М., 1993. - С.158-189. Т.З. - С. 189-253.).

... Человек должен постигать [истину] в соответствии с идеей, исходящей от многих чувст­венных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия... Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.

Прежде всего надо познать истину относительно любой вещи, о которой говоришь или пишешь; суметь определить все соответственно с этой истиной, а дав определение, знать, как дальше подразделить это на виды, вплоть до того, что не подлежит делению.

... Все, о чем говорится как о вечно сущем, состоит из единства и множества и заключает в себе сросшиеся воедино предел и беспредельность.

Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в "отдельно взятой его части, не так чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом... Государство мы признали справедливым, когда имеющиеся в нем три различных по своей природе сословия делают каждое свое дело. А рассудительным, мужественным и мудрым мы признали государство вследствие соответствующего состояния и свойств представителей этих же самых сословий.

Пока в государстве не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино - государственная власть и философия... государствам не избавиться от зол...

 

Аристотель. ( Метафизика // Соч. В 4 т. Т.1. - М., 1975. - С.310-331. Государство // Указ. соч. Т.4. С.376-457).

... Бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что ему присущи жизнь и непрерыв­ное и вечное существование, и именно это есть бог.

... Следует, по-видимому, считать невозможным, чтобы отдельно друг от друга существо­вали сущность и то, сущность чего она есть; как могут поэтому идеи, если они сущность ве­щей, существовать отдельно от них?

Между тем в «Федоне» говорится, таким образом, что эйдосы суть причины и бытия и возникновения [вещей]; и однако, если эйдосы и существуют, то все же ничего не возникло бы, если бы не было того, что приводило бы в движение.

К высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим.

Из всего сказанного следует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое... Итак, очевидно, госу­дарство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку по­следний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому.

Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управле­ния, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, а верховная власть не­пременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства... Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти - тирания, от аристократии - олигархия, от политик - демократия... Общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.

        

Августин Аврелий. ( Исповедь. – М., 1992 – С. 37-92.)

Я рассмотрел все стоящее ниже Тебя и увидел, что о нем нельзя сказать ни того, что оно существует, ни того, что его нет: оно существует, потому что все от Тебя, и его нет, потому что это не то, что Ты. Истинно существует только то, что пребывает неизменным.

Но мы чувствуем не разумом, а зрением, или слухом, или обонянием, или вкусом, или осязанием... Все же, что мы знаем, знаем разумом; поэтому никакое чувство не есть знание. Итак, что я разумею, тому и верю; но не все, чему я верю, то и разумею. Все, что я разумею, то я знаю; но не все то знаю, чему верю. Я знаю, как полезно верить многому у такому, чего не знаю.

...Существовало всегда не более как два рода человеческого общения, которые мы, следуя Писаниям своим, справедливо можем назвать двумя градами. Один из них составляется из людей, желающих жить в мире своего рода по плоти;  другой – из желающих жить по духу. Когда каждый из них достигает своего желания, каждый в мире своего рода и живет.

Итак, два града созданы двумя родами любви: земной – любовью к себе, доведенною до презрения к богу, а небесный – любовью к себе, доведенною до презрения к самому себе. Первый затем полагает славу свою в самом себе, последний – в господе.

...Последний [человеческий род] мы разделим на два разряда: один – тех людей, которые живут по человеку, другой – тех, которые живут по богу. Эти разряды мы символически назвали двумя градами, т.е. двумя обществами людей, из которых одному предназначено вечно царствовать с богом, а другому подвергаться вечному наказанию с дьяволом.

… Граждан земного града рождает испорченная грехом природа, а граждан града небесного рождает благодать, освобождающая природу от греха; почему те называются сосудами гнева божия, а эти - сосудами милосердия.

Фома Аквинский.  (Философия древности и средневековья. Ч.2. – М., 1969. - С.824-862).

Должно, чтобы цель была заранее известна людям, дабы они соотносили с ней свои усилия и действия. Отсюда следует, что человеку необходимо для своего спасения знать нечто такое, что ускользает от его разума, через божественное откровение.

Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение. При том же она не следует другим наукам, как высшим по отношению к ней, но прибегает к ним, как к подчиненным к ней служанкам, подобно тому, как теория архитектуры прибегает к служебным дисциплинам или теория государства прибегает к науке военного дела.

Бытие божие может быть доказано пятью путями. Первый и наиболее очевидный исходит из понятия движения… Второй путь исходит из понятия производящей причины... Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости… Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах… Пятый путь исходит из распорядка природы.

  Ничто, кроме бога, не может быть бесконечным безусловно, оно таково лишь условно.

Совершенство Вселенной требует, чтобы в вещах присутствовало неравенство, дабы осуществились все ступени совершенства… Эти ступени обнаруживаются уже в самом бытии, ибо есть вещи, которые не могут утратить своего бытия, и потому вечны, а есть вещи, которые могут утратить свое бытиё и потому бренны.

  Чувственное восприятие не схватывает сущность вещей, но только их внешние акциденции. Равным образом и представление схватывает лишь подобие тел. Лишь один интеллект схватывает сущность вещей.

    Познание истины двояко: это либо познание через природу, либо познание через благодать.

  Начало интеллектуальной деятельности, которое мы именуем человеческой душой, есть некоторое бестелесное и самосущее начало. Ведь очевидно, что через посредство интеллекта человек способен познавать природы всех тел. Но то, что может познавать некоторые вещи, не должно ничего из этих вещей иметь в собственной природе, ибо, если бы нечто природным образом было внедрено в орудие познания, для него было затруднено познание других вещей… Между тем всякое тело имеет некоторую определенную природу. Следовательно, невозможно, чтобы интеллектуальное начало было телом.

  Равным образом невозможно и то, чтобы интеллектуальная деятельность осуществлялась через телесный орган, ибо в таком случае определенная природа этого органа воспрепятствовала бы познанию всех тел…

  Итак, само интеллектуальное начало, которое именуется умом или интеллектом, осуществляет действенное через себя само, и тело здесь не участвует. Но ничто не может действовать через себя само, если через себя само не оказывается самосущим… Отсюда вывод, что человеческая душа, именуемая интеллектом или умом, есть нечто бестелесное и самосущее.

  Независимо от того, один ли интеллект, или же интеллектов множество, предмет мысли один. Но предмет мысли присутствует в интеллекте не через себя самого, но через свое подобие: «Ведь в душе присутствует не камень, но образ камня»…

  Коль скоро, однако, душа соединяется с телом в качестве его формы, необходимо, чтобы она пребывала во всем теле в целом и в каждой его части.

…Интеллект есть некоторая потенция души, а не сама сущность последней… Только применительно к богу умопостигающая деятельность совпадает с бытием. Поэтому только в боге интеллект есть его сущность; во всех прочих умопостигающих существах есть некоторая потенция умопостигающего лица…

  Как нет «человека вообще» без «этого человека», так нет «потенции вообще» без «этой материи».

  Интеллект же не может быть составленным из индивидуальных материи и формы…Следовательно, умопостигающая субстанция не составлена из материи и формы.

 

Оккам У. (Философия древности и средневековья. - М., 1969. - С.894-900.).

… Вообще и чувство, и разум имеют один и тот же объект, но если речь идет о первичности, то единичное – первый объект чувства… Универсалия она только благодаря тому, что она есть обозначение, поскольку она знак многих вещей… Следовательно, универсалии никоим образом не субстанции.

Я утверждаю, что универсалия не есть нечто реальное имеющее в душе или вне её субъектное бытие…, а имеет в ней лишь объектное бытие… и есть некий (мысленный) образ (fictum), существующий в объектном бытии, так же как внешняя вещь – в субъектном бытии.

Итак, я говорю, что подобно тому как слово есть универсалия, род и вид, но только по установлению, так и понятие, таким образом помысленное и отвлеченное от раннее познанных и единичных вещей, есть по своей природе универсалия…

Бэкон Ф. (О достоинстве и приумножении наук. // Соч. В 2 т. Т.1.- М., 1971).

Наиболее правильным разделением человеческого знания является то, которое исходит из трех особенностей разумной души, сосредоточивающей в себе знание. История соответствует памяти, поэзия – воображению, философия – рассудку.

С помощью того метода исследования, которым пользуются до сих пор, никогда не удается проникнуть в формы вещей. Корень этого зла, как впрочем, и всех остальных зол, состоит в том, что люди как правило, и слишком далеко уходят от осмысления практического опыта и конкретных фактов и вещей, целиком погружаясь в свои чисто умозрительные размышления.

Соединение эксперимента – это тесная связь и сцепление его применений; оно имеет место там, где остальные явления не могли бы принести сами по себе какой-то пользы, но в соединении с другими оказываются полезными.

Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие.

Природа побеждается только подчинением ей, и то, что в сознании представляется причиной, в действии представляется правилом.

Логика, которой теперь пользуются, скорее служит укреплению и сохранению заблуждений, имеющих свое основание в общепринятых понятиях, чем отысканию истины. Поэтому она более вредна, чем полезна.

Следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей – опыта и рассудка.

 

Гоббс Т. ( Левиафан, или Материя, форма и власть государства           церковного и гражданского // Сочинения. В 2 т. Т.2. — М., 1991. — С. 33-133.).

… Человеческое превосходство связано с противоположной привилегией, а именно с привилегией абсурдов, которым не подвержено ни одно живое существо, кроме человека. А из людей более всего подвержены им те, кто занимается философией. Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такого абсурда, которого нельзя было найти в книгах философов.

…Постоянный страх, всегда сопровождающий человеческий род, шествующий как во тьме благодаря незнанию причин, должен по необходимости иметь какой-нибудь объект.

К мысли о едином Боге, таким образом, люди приходят помимо всякой мысли об их судьбе, забота о которой делает их склонными к страху и отвращает их от исследования причин других вещей и этим способствует измышлению стольких богов, сколько есть людей, измышляющих их.

...Мы находим в природе человека три основные причины войны: во-первых, соперниче­ство; во-вторых, недоверие; в-третьих жажду славы.

Состояние войны всех против всех характеризуется также тем, что при нем ничто не мо­жет быть несправедливым. Понятия правильного и неправильного, справедливого и неспра­ведливого не имеют здесь места. Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет справедливости.

Конечной причиной, целью или намерением людей... является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны... Для ус­тановления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями... Если это совершилось, то множество лю­дей, объединенные таким образом в одном лице, называется государством, по - латыни -civitas. Таково рождение того великого Левиафана, или вернее (выражаясь более почтитель­но), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой.

В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть «единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты».

 

Локк Дж. (О государственном правлении // Избр. философские                                           произведения. В 2 т. Т.2. - М., 1960. - С.61-155, 672).

Поиски разумом истины представляют род соколиной и псовой охоты, в которой сами по­иски составляют значительную часть наслаждения.

Знание своих познавательных способностей предохраняет нас от скептицизма и ум­ственной бездеятельности.

Ощущения сперва вводят единичные идеи и заполняют ими еще пустое место; и по мере того, как разум постепенно осваивается с некоторыми из них, они помещаются в память вме­сте с данными им именами. Затем, подвигаясь вперед, разум абстрагирует их и постепенно научается употреблению общих имен.

Первичные качества... тела я называю первоначальными... Мне кажется, мы можем заме­тить. что они порождают в нас простые идеи, т.е. плотность, протяженность, форму, движение или покой и число. Вторичные качества..., как цвета, звуки, вкусы и т.д., которые на деле не находятся в самих вещах, не представляют собой силы, вызывающие в нас различные ощущения своими первичными качествами, т.е. объемом, формой, сцеплением и движением своих неза­метных частиц...

К разуму следует прислушиваться там, где он может дать достоверное познание.

 

Беркли Дж. (Философские заметки. // Сочинения. — М, 1978. —                                        С.41-47).

  Не воспринимается ничего, кроме идей.

  Если допустить, что мир состоит из материи, то красоту и пропорциональность ему при­дает ум (mind).

   Двоякое значение тел, т.е. как комбинаций переживаний и комбинаций способностей (powers) вызывать переживания, я думаю, вкупе с понятием гомогенных частиц намного лучше разрешит возражения, выдвигаемые в связи с концепцией творения, чем предположе­ние существования материи, с помощью которого они не могут быть разрешены.

  Существование наших идей заключается в их восприимчивости, воображаемости и мыслимости, и всякий раз, когда они воображаются или мыслятся, они существуют.

Существуют врожденные идеи, т.е. идеи, сотворенные вместе с нами.

  Существование, протяжение и т.д. абстрактны, т.е. они не есть идеи; они только неиз­вестные и не нужные простонародью слова.

  Тела существуют вне сознания, т.е. они не сознание (mind), но от него отличаются. Тем самым я принимаю, что сознание в свою очередь отличается от них.

  Свойства всех вещей существуют в боге, т.е. в божестве находятся как разум (understanding), так и воля.

  Для всякого, кто обозревает объекты человеческого познания, очевидно, что они пред­ставляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действия ума, либо, положения, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения наконец, идеи, возникающие через соединение, разделе­ние или просто представление того, что было первоначально воспринято одним из вышеука­занных способов.

  Разве в действительности не существует philosophia prima, определенная трансценден­тальная наука, стоящая выше математики и охватывающая более широкие вопросы, которую нашим современным аналитикам, может быть, следовало бы изучать, а не презирать?

 

Юм Д. (Трактат о человеческой природе, или попытка                                                   применить ос­нованный на опыте метод рассуждения к                                                   моральным предметам. // Соч. В 2 т. Т. 1. - М., 1996.- С. 68-267.).

   Впечатления можно разделить на два рода: впечатления-ощущения и впечатления-рефлексии. Первым род впечатлений первоначально возникает в душе от неизвестных при­чин. Второй извлекается по большей части из наших идей...

   Общепризнанно, что способности ума ограниченны и никогда не могут достигнуть полного и адекватного представления о бесконечности...

    Внешние объекты становятся известны нам только с помощью вызываемых ими восприятий. Ненавидеть любить, мыслить, чувствовать, видеть - все это не что иное, как воспринимать (perceive).

 ... Всякое знание вырождается в вероятность, которая бывает большей или меньшей в зави­симости от нашего знакомства на опыте с правдивостью или обманчивостью нашего познания и от простоты или сложности разбираемого вопроса... Философская теория не удовлетворяет непосредственно ни разума, ни воображения.

  Так как скептическое сомнение возникает естественно из глубокого и интенсивного размышления над этими предметами, то оно только усиливается, по мере того как мы продолжаем свои размышления независимо от того, опровергают ли они это сомнение или же подтверждают его.

   Всякий объект принуждается абсолютным фатумом к движению определенной степени и определенного направления...

  Естественное состояние нужно рассматривать как простую фикцию, подобную фикции о золотом веке, изобретенной поэтами...

   Хотя государственная власть является очень выгодным, а при некоторых условиях даже абсолютно необходимым для человечества изобретением, однако она не при всех условиях необходима; и нет ничего невозможного в том, чтобы люди в течение некоторого времени сохраняли общественный строй, не прибегая к подобному изобретению.

   Почти все правительства, которые существуют в настоящее время или о которых осталось ка­кое либо упоминание в истории, были первоначально основаны в результате или узурпации, или завоевания, или же сочетания того и другого без какой либо видимости справедливого соглашения или добровольного подчинения народа.

 

Декарт Р. ( Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой                                разум и отыскивать истину в науках.// Соч. В 2 т. Т.1. — М., 1989. —                                С.260-286).

 Хотя логика в самом деле содержит немало верных и хороших правил, однако к ним примешано столько вредных и излишних, что отделить их от этих последних почти так же трудно, как извлечь Диа­ну или Минерву из куска необработанного мрамора....

  И подобно тому как обилие законов нередко дает повод к оправданию пороков и государ­ство лучше управляется, если законов немного, но они строго соблюдаются, так и вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, лишь бы только я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого отступления.

Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал таковым с очевид­ностью, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не смо­жет дать повод к сомнению.

Второе - делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколь­ко потребуется, чтобы лучше их разрешить.

  Третье - располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало - помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

  И последнее - делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено.

  Чувства не доставляют нам никаких идей о вещах в том виде, как они формируются нашим мышлением, вплоть до того, что в наших идеях нет ничего, что не было бы врожденным уму, или способности мыслить...

  Вместо умозрительной философии, преподаваемой в школах, можно создать практическую.

Человеку, исследующему истину, необходимо хоть один раз в жизни усомниться во всех вещах - насколько они возможны.

Я мыслю, следовательно, я существую - первичное и достовернейшее из всех, какие мо­гут представиться кому-либо в ходе философствования.

Для суждения требуется не только разум, но и воля.

Каждой субстанции присущ один главный атрибут, как мышление - уму, а протяженность – телу.

Невозможно существование каких-либо атомов, т.е. неделимых частиц тела, как это вообразили некоторые философы. Тем более что, сколь бы малыми не предполагались эти частицы, раз они по необходимости должны быть протяженными, мы понимаем, что среди них нет ни одной, которую нельзя было бы разделить на две или несколько еще более мелких; отсюда и следует, что все они делимы.

   Движение в обычном понимании этого слова есть не что иное, как действие посредством которого данное тело переходит с одного места на другое.

... Хотя душа соединена со всем телом, тем не менее в нем есть такая часть, в которой ее деятельность проявляется более, чем во всех прочих. Обычно предполагается, что эта часть -мозг, а может быть и сердце: мозг - потому, что с ним связаны органы чувств, сердце - потому, что как бы в нем чувствуются страсти.

 

Спиноза Б. ( Краткий трактат о боге, человеке и его счастье.//                                          Избр. произв. В 2 т. Т.1. - М., 1957.1. С.135-165).

Истина есть утверждение (или отрицание) о вещи, совпадающее с самой вещью; а ложь - утверждение (или отрицание) о вещи, не совпадающее с самой вещью.

То, что не имеет в себе от другой вещи, не может также быть причиной существования этой другой вещи.

Под причиною самого себя (causa sui) я разумею то, сущность чего заключает в себе су­ществование, иными словами, то, чья природа может быть представлена не иначе, как суще­ствующею.

Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т.е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образовываться.

    Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости сво­ей собственной природы и определяется к действию только сама собой.

Вещи, не имеющие между собой ничего общего, не могут быть причиной одна другой.

В природе вещей нет ничего случайного, но все определено к существованию и деиствию по известному образу из необходимости божественной природы.

Случайной же какая-либо вещь называется единственно по несовершенству нашего знания.

Сущность человека не заключает в себе необходимого существования, т.е. в порядке при­роды является возможным как то, чтобы тот или другой человек существовал, так и то, чтобы он не существовал.

Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей.

... Природа всегда и везде остается одной и той же; ее сила и могущество действия, т.е. законы и правила природы, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей, каковы бы они не были, должен быть один и тот же, а именно - это должно быть познанием из универ­сальных законов и правил природы (Naturae leges et regulae).

Душа наша в некоторых отношениях является активной, в других - пассивной... Ни тело не может определять душу к мышлению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к покою, ни к чему-либо другому (если только есть что-нибудь такое).

... Если кто-нибудь желает научить целую нацию, не говоря даже про весь род человеческий, какому-нибудь учению и во всем быть понятым всеми, то он обязан свое положение подкреплять опытом, а свои основания и определения вещей, подлежащих изучению, приспособлять главным образом к пониманию простонародья (plebs), составляющего самую большую часть человеческого рода, а не нанизывать их и не давать определений сообразно тому, как они служат для лучшей свя­зи оснований.

  ... Та верховная власть является наилучшей, при которой люди проводят жизнь в согласии и когда ее права блюдутся нерушимо. Ибо несомненно, что восстания, войны, презрение или нарушение законов следует предписывать не столько злобности подданных, сколько дурному состоянию верховной власти. Ибо люди не рождаются гражданами, но становятся.

                        

Лейбниц Г.В. (Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии. Соч. Т.2. С.53-209).

По моему представлению, постоянно существует одна и та же сила, энергия, и она пере­ходит лишь от одной части материи к другой, следуя законам природы и прекрасному предус­тановленному порядку.

Слово «предустановленная гармония» есть конечно, способ выражения, однако это не простой, ничего не говорящий термин, который раскрывается очень понятным образом, и ему не могут здесь противопоставить никаких серьезных возражений.

Естественные силы полностью подчинены механическим законам, естественные же силы духов целиком - моральным законам. Первые повинуются порядку действующих причин, по­следние порядку конечных причин. Те действуют без свободы, подобно часовому механизму, эти же действуют свободно...

Я утверждаю, что ни одна субстанция не может естественным образом быть в бездействии и что тела также никогда не могут быть без движения.

  Идея субстанции не так неясна, как это думают. О ней мы можем знать то, что нужно и что мы знаем о других вещах. Знание конкретного всегда предшествует знанию абстрактного; мы лучше знаем теплое, чем теплоту.

 ... Разум без свободы был бы совсем бесполезен, а свобода без разума не имела никакого бы значения.

   И как это ни странно, часто те, кто считает власть и авторитет следствием своего рождения или своего богатства, беззаботно предоставляют их людям более низкого происхождения но более знающим, чем они; слепых всегда будут водить зрячие, не то они упадут в яму, и нет худшего рабства, чем рабство людей, лишенных разума.

  Мудрость - это совершенное знание принципа всех наук и искусство его применения. Принципами я называю все фундаментальные истины, достаточные для того, чтобы в случае необходимости получить из них все заключения...

  Прежде всего я принимаю, что всякое высказывание (т.е. утверждение или отрицание) бывает либо истинным, либо ложным; при этом если истинным будет утверждение, то ложным будет от­рицание; если истинным будет отрицание, то ложным будет утверждение. Если что-то отрицается как истинное, то (очевидно) оно является ложным; а если что-то отрицается как ложное, то оно является истинным.

  Все, что вызывает сомнение, следует принять за ложное.

  Мы обладаем свободной волей для того чтобы не соглашаться с вещами сомнительными и тем самым избегать ошибок.

  Самые простые и самоочевидные вещи в результате логических определений превраща­ются в темные, и такие познания нельзя считать приобретаемыми путем исследования.

  Никогда не следует рассуждать о бесконечном иначе, как считая неопределенным то, в чем мы не обнаруживаем никаких границ, например протяженность мира, делимость частей материи, число звезд и т.д..

  Справедливо то, что можно вообразить себе возможные миры, где нет греха и несчастий, и в них можно устроить все, как в утопических романах... эти миры в отношении блага будут гораздо ниже нашего. Я не могу показать вам этого в деталях, потому что могу ли я знать и могу ли я представить бесконечное число миров и сравнить их друг с другом?.. Бог избрал этот мир таким, каков он есть.

 

Кант И. (Критика чистого разума // Сочинения в 6 т. – М., 1964. – Т.З. С. 105-124).

    …мы будем называть априорными знания, безусловно независимые от всякого опыта, а не независимые от того или иного опыта. Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только a posteriori, т.е. посредством опыта. В свою очередь, из априорных знаний чистыми называются те знания, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое. Так, например, положение всякое изменение имеет свою причину есть положение априорное, но не чистое, так как понятие изменения может быть получено только из опыта.

    … некоторые знания покидают даже сферу всякого возможного опыта и с помощью понятий, для которых в опыте нигде не может быть дан соответствующий предмет, расширяют, как нам кажется, объем наших суждений за рамки всякого опыта.

    Именно к области этого рода знаний, которые выходят за пределы чувственно воспринимаемого мира, где опыт не может служить ни руководством, ни средством проверки, относятся исследования нашего разума, которые мы считаем по их важности гораздо более предпочтительными и по их конечной цели гораздо более возвышенными, чем все, чему рассудок может научиться в области явлений. Мы при этом скорее готовы пойти на что угодно, даже с риском заблудиться, чем отказаться от таких важных исследований из-за какого-то сомнения или пренебрежения и равнодушия к ним. Эти неизбежные проблемы самого чистого разума суть бог, свобода и бессмертие. А наука, конечная цель которой – с помощью всех своих средств добиться лишь решения этих проблем, называется метафизикой …

    Из всего сказанного вытекает идея особой науки, которую можно назвать критикой чистого разума. Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания. Поэтому чистым мы называем разум, содержащий принципы безусловно априорного знания. Органоном чистого разума должна быть совокупность тех принципов, на основе которых можно приобрести и действительно осуществить все чистые априорные знания. Полное применение такого органона дало бы систему чистого разума. Но так как эта система крайне желательна и еще неизвестно, возможно ли и здесь вообще какое-нибудь расширение нашего знания и в каких случаях оно возможно, то мы можем назвать науку, лишь рассматривающую чистый разум, его источники и границы, пропедевтикой к системе чистого разума. Такая пропедевтика должна называться не учением, а только критикой чистого разума, и польза ее по отношению к спекуляции в самом деле может быть только негативной: она может служить не для расширения, а только для очищения нашего разума и освобождения его от заблуждений, что уже представляет собой значительную выгоду. Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным а priori.

                       

Вейнингер О. ( Пол и характер. – М., 1957).

Две вещи наполняют нашу душу удивлением и трепетом, причем тем сильнее, чем чаще и продолжительнее останавливается на них мысль: звездное небо простирается надо мною, и моральный закон во мне. И то, и другое я не должен искать или предполагать как нечто скрытое от меня в тумане, или лежащее в беспредельности, вне моего кругозора. Я вижу это пред своими глазами, непосредственно связываю это с сознанием моего существования. Первое начинается в том месте, которое я занимаю во внешнем чувственном мире. Оно удаляет эту связь в необразимо - великое, где миры встают за мирами, где системы возникают за системами, в бесконечные времена их периодического движения возникновения и продолжения. Второе имеет началом мое незримое «я» мою личность: оно переносит меня в