О доказательности «доказательств»

 

Центр дискуссии по статье К. Лагунова «Берега гласности» («ТП», 7.01.89 г.) перемещается от голых фактов к их интерпретации. Именно по их толкованию проходит сегодня линия полемики, линия размежевания различных авторов и их читателей.

 

К. Лагунов выпячивает тезис, что диктатура пролетариата — это насилие. Но при этом — ни слова о ленинских положениях, что диктатура — она только к меньшинству, да и то это не главная ее историческая функция. А то, что случилось с диктатурой пролетариата в годы всевластия Сталина, надо называть по-другому.

К. Лагунов утверждает, «что то время оказалось столь беспощадным и жестоким, не Сталин повинен» что «не Сталин формировал это время, а время сформировало Сталина».

Да, время формирует человека, но и человек формирует свое время. Уберите людей, и не станет никакого исторического времени. Потому что оно есть признак деятельности конкретных людей, в том числе вождей. Человек и время формируют друг друга как минимум на паритетных началах. Это относится и к сегодняшней перестройке, о чем хочу напомнить тем, кто торопится разочароваться в ней.

На мой взгляд, чтобы лучше разобраться с суждениями К. Лагунова, нужно не только архивы открыть, но и воспользоваться взглядами классиков марксизма-ленинизма на роль личности в истории.

К. Лагунов рассуждает: попытки представить, что было бы, если бы во главе страны стоял не Сталин, а кто-то другой, суть не что иное, как «рассчитанное на простофиль... настойчивое и упорное гадание на кофейной гуще». Я рассматриваю это как запрет анализировать возможные варианты развития событий, в том числе в прошлом. Именно в таких несостоявшихся вариантах крылись возможности иного, принципиально иного хода дел. В свете таких запретов ленинское предложение переместить Сталина с должности генсека выглядит странным. Может быть В. И. Ленин что-то напутал? Не думаю. Хотя сам К. Лагунов тоже не прочь порассуждать, что было бы, если бы... «Добреньких Дедов Морозов в руководящей когорте тех лет не было. Все они в меру своих сил старательно крутили колесо истории в одну сторону». Точка зрения писателя: будь любой на месте Сталина — результаты были бы те же.

Ну а дальше — «пара примеров, не требующих пояснений». По мысли автора, они должны доказать, «что метод насилия был не методом Сталина, а методом эпохи». Мне думается, эти примеры доказывают и другое, я бы сказал, вовсе другое. Они усиливают вину Сталина. Почему? Потому что он не только ничего не сделал для преодоления молоха гражданской войны, укоренившегося в массовом сознании, но, наоборот, воспользовался этим, чтобы многократно его усилить.

Рассуждения о том, не отнести ли к Сталину и все достижения первых пятилеток, это — попытка придать вид некоей «взвешенности» своим высказываниям. На мой взгляд, всякое зло, человеческое зло, в отличие от добра, односторонне. А народ творил не потому, что им руководил Сталин, а потому, что природа его такова, он творил и в эпоху восточных нашествий.

Да, мы многое сделали «не так», и то, что «строили», — не лучший вариант. Кое в чем и на выучку к Западу надо пойти, только не ко вчерашнему, а к сегодняшнему. Ленин призывал учиться у приказчика, а нам надо учиться у менеджера. В статье же я слышу отголосок позиции: социализму не нужны товарно-денежные отношения, никаких поползновений в сфере отношений собственности и т.п.

К. Лагунов пишет, что всех несогласных средства массовой информации «немедленно и очень громко объявляют противниками перестройки», что реакция на письмо Н. Андреевой в газету «Советская Россия» надолго отбила «охоту у инакомыслящих обнародовать свои суждения»... Отвечу: мне лично нравится, когда люди, позиции которых я квалифицирую как консервативные, вынуждены признать себя «инакомыслящими». Ничего в этом противоестественного нет, все нормально: старое сопротивляется, иначе и быть не может. Противоестественно, если этого нет.

Мне по душе высказывание: «Чего больше всего не хватает нашим сопорам и столкновениям мнений? Достоверности. Подлинности, основанной на документах...». Обеими руками «за», с тем только добавлением, что так же сильно нам не хватает элементарных знаний логики, одна из заповедей которой следующая: в качестве аргумента нельзя рассматривать апеллирование к публике, в данном случае к читателям. На поиски достоверного, на изучение основ полемики и направить бы наши усилия, в том числе на молодежь. А К. Лагунов тут же сетует: «начисто запутали нашу молодежь». И снова — «всего один пример»... похоже, что у него основной прием аргументации — пример, да еще в единственном числе. А ведь пример — это даже не единичный научный факт.

К. Лагунов пространно рассуждает о некоей «солянке», от которой «молодой читатель испытывает естественное кружение головы», и дальше — «глубоко убежден, такая вот, с позволения сказать, «гласность» без берегов вкупе с беспрецедентным в нашей истории очернительством и шельмованием прошлого и является... главной причиной той духовной пассивности, той апатии и безразличия, которыми ныне отмечены многие мои сограждане». Привычные для К. Лагунова кавычки, а суть в чем?

Получается, что основная причина — если не вся перестройка, то уж кое-что с ней связанное. Не согласен текущие огрехи возводить в ранг главной причины. Она глубже, в том числе и в том времени, о котором К. Лагунов призывает говорить поменьше. Это первое. Второе и главное — это то, что я назвал бы незнанием, или непониманием некоторых азов диалектики. Не вижу, например, ничего странного, что в названных в статье событиях различные авторы видят различные стороны. Всякое значительное общественное событие никогда не бывает стерильно чистым. Вопрос может стоять о том, чего в событии больше, положительного или отрицательного, приемлемого или неприемлемого. А естественное «кружение головы» происходит всякий раз с человеком, не знающим диалектики, причем вовсе не обязательно с молодым человеком. Скажу более, сегодня наблюдается возросшая тяга к диалектике именно среди молодых.

В свою очередь и в статье К. Лагунова хотел бы отметить также явную прямолинейность., даже примитивизацию важнейших событий жизни страны, и прежде всего нынешней перестройки, включая такую ее часть, как гласность. Сильна тенденция «напужать» кое-кого из читателей «Тюменской правды». Конечно, валить все на культ личности — не лучший подход к сегодняшним проблемам. Но не там ли истоки ситуации, про которую К. Лагунов пишет: «Сейчас не в диковинку встретить человека, который никому и ничему не верит и ничем по-настоящему не интересуется». Лично я считаю, что последние годы, особенно полтора-два, «верующих» в нашем полку явно прибыло. Согласен, много веры подрастеряли в годы застоя. Но сам-то застой откуда вышел? Разве не из сталинизма? Мы не можем сегодня снова и снова не концентрировать внимания на прошлом. Люди видят в прошлом себя сегодняшних, свое настоящее и даже будущее, и это тоже своеобразный факт, известный со времен Маркса и Энгельса, когда они говорили о специфике осознания себя каждой эпохой. Это всегда проходило под флагом интереса к прошлому, нередко даже в одежках прошлых эпох, что дает знать себя и у нас.

К. Лагунов по собственной инициативе завел себя в очень нелегкую ситуацию, близкую, я бы сказал, к паническому восприятию сегодняшней гласности. Это, по-моему, следствие «логики» видеть только отрицательное, в которой он упрекает других. И ставит вопрос: «Где же выход?» И отвечает, только, как я думаю, противореча самому себе: «Выход один: открыть архивы всех ведомств — от ЦК до КГБ... Пусть читают люди сами, именно сами, своим умом находят желанную тропу к истине». Очень хорошо. А как быть с «естественным кружением головы», особенно у «молодого читателя»?!

Что хотел сказать К. Лагунов в специальном разделе о состоянии национального вопроса? То ли предложить что-то, то ли себя показать? Во всяком случае, не вижу в высказываниях К. Лагунова присутствия того чувства «национального благородства», о котором очень хорошо сказал башкирский поэт Мустай Карим, когда «достоинства другого оцениваются прежде своих». Из какого времени высказывание: «Убежден, по взносу в экономику страны Тюменская область одна «перетянет» все республики Прибалтики и Кавказа вместе взятые»? Не продолжаю цитирование, хотя дальше говорится в общем о верных вещах, потому что первая половина фразы сводит на нет вторую. Понимаю, мы здесь, в Тюмени, находимся как бы на «своей» территории, нас волнуют свои проблемы, но ведь «Тюменскую правду», думаю, читают не только в нашей области, а в области — не только русские. Извините, но подход К. Лагунова я воспринимаю как рецидив национальной обывательщины, которая выглядит еще контрастнее на фоне его же высказывания об особой идейной зрелости и нравственно-духовном уровне «жителей этих регионов». Неловко читать такое.

Что касается «предписания», на чем следует сосредоточить главное внимание и основные силы средств массовой информации, писателей, журналистов, то здесь надо работать по всем приоритетным направлениям, к числу которых, безусловно, отношу изучение прошлого. Тем более, что для нашего молодого народа «сегодня» — это начиная с Октября.

Статья К. Лагунова — своего рода программный документ, а с такими вещами двумя-тремя фразами не обойдешься. Они, и по праву, достойны более серьезного отношения, даже если провоцируют ответ в своем стиле.

Начиная полемику, необходимо знать, какого рода спор собираешься вести. Есть полемика с идейным классовым противником, а есть полемика с товарищами по общему делу. Похоже, в статье К. Лагунова мы имеем дело с первой, с чем я принципиально не согласен. Такая полемика по природе своей ведет к поискам врагов, точнее, она начинается с констатации зачастую непреодолимого противостояния. Или, может быть, К. Лагунов считает, что сейчас в нашем обществе господствует именно такая полемика? Я сторонник товарищеской полемики, какие бы острые формы они ни принимала.

Какой вывод можно сделать из статьи К. Лагунова? Прямого, думаю, сделать нельзя, законы логики неприменимы к противоречивому, запутанному содержанию. Но можно сделать вывод, основываясь на положениях диалектической логики, в частности, на положении о том, какова конкретная ситуация, в которой то или иное высказывание появляется. А ситуация такова: страна вступила в этап серьезной качественной перестройки, в этап испытаний и нужен максимум усилий, которые бы консолидировали всех нас или, скажем, подавляющее большинство из нас в этой сложной ситуации.

Время такое, все надо подчинить общему делу, даже темперамент, как бы он ни подмывал высказаться позацепистей, побольней. Считаю, К. Лагунов льет на наши раны не менее густой рассол, чем те, так и не выясненные, которых он ругает.

«В народе говорят: до чего ж надоела злость, да еще злость, изложенная мастером слова! Хлесткая такая... Куда несем слово свое?» — это прозвучало на недавней встрече с представителями науки и культуры в ЦК КПСС. И прошу не воспринимать это как простую ссылку на авторитет. Надо бы посерьезнее задуматься каждому из нас над такой озабоченностью.

 «Тюменская правда»,

29 января 1989 г.

*******

«ВИНОВАТ» ЛИ ОКТЯБРЬ 17-ГО ГОДА?

Г.ЗОЛОТУХИН, автор несколько нашумевшей статьи «Великая бюрократическая революция», опубликованной в «Тюменском комсомольце» 10 сентября текущего года, считает причинами сегодняшнего кризисного положения в стране Октябрь. Правомерно ли? Сомневаюсь. Так можно любую вещь «обвинить» в том, что ее критические состояния заложены изначально в исходном качестве. Подобное в известном, диалектическом смысле, всегда и во всем имеет место. Стало привычным искать объяснение современности в предшествующих, в том числе, самых ранних фазах развития общества. Но ФАЗАХ, а не отдельных событиях, даже выдающихся, каковым, безусловно, является Октябрь по меркам мировой истории. Корни самого Октября лежат во всей ситуации 1917 и ему предшествовавших годов. Рассуждать по схеме: «Февраль — Октябрь — Учредительное собрание» — большая натяжка.

Г. Золотухин пришел к выводу, что Октябрь был вовсе не социалистической, а «капиталистической бюрократической революцией». (Чего не скажешь, будучи во власти сегодняшних эмоций). Есть, однако, серьезная сторона вопроса об Октябре: в каком смысле Октябрь 17-го был социалистической революцией? Ведь не секрет, что представлял собой российский капитализм и буржуазия в то время, как и все другие стороны жизни страны тоже. Здесь надо идти по пути конкретного исторического, историко-социологического анализа, чего не делает Г. Золотухин, ограничиваясь плоской интерпретацией известного сегодня любому старшекласснику. Уж во всяком случае он не мог не вспомнить весь ход дискуссий Ленина, большевиков с Плехановым, меньшевиками, Каутским и другими о судьбах грядущей и затем свершившейся в России именно социалистической революции.

Если говорить по существу, то надо обсуждать вопрос о том, насколько прав был Ленин, его соратники, взявшие курс на социалистическую революцию в России, исходя из оправданности в определенных, катастрофических для народа, страны обстоятельствах, пойти на изменения классического по теории порядка истории. А именно: сначала взять в свои руки политическую власть, заложить основы новой, пролетарской, трудовой государственности, а затем приступить к широкомасштабным базисным социально-экономическим преобразованиям.

Думаю, линия Ленина, большевиков в тех обстоятельствах имела все оправдания. Даже в стане монархистов позднее высказывали удовлетворение в связи с тем, что Россия, пусть и в лице СССР, стала крупнейшей мировой державой. Такая вот гримаса истории. Главное, однако, в том, как развернулись события после Октября, особенно после кончины В. И. Ленина. В какой степени удалось, а в какой не удалось воплотить в жизнь план социалистического строительства в условиях измененного классического порядка истории. Вот где истоки сегодняшнего кризиса! Сейчас очевидно, что последовательности ленинской не было, причем во многом вполне сознательно по вине Сталина и его окружения.

Г. Золотухин, обнаружив внешнее сходство сталинского варианта экономики и управления ею с капиталистической государственно-монополистической схемой, перенес всю ответственность за это на Октябрь, то есть на его вдохновителей, организаторов и исполнителей. На мой взгляд, здесь дает знать себя одна из сегодняшних застойных, обывательских установок — перекладывать ответственность за все на других, лучше всего на тех, кто уже не в состоянии никак повлиять на нынешние обстоятельства. Впрочем, и слава богу, а не то могло бы получиться как в известном ядовитом анекдоте об обращении за советом к духам умерших:

—...

— Вызовем Сталина?

— Не надо, он нас всех перестреляет.

 

В сущности, Г. Золотухин дает свою «версию» отношения к ленинскому теоретическому и практико-организаторскому наследию, возможно, не вполне этого осознавая. Весьма «оригинальную» версию. Он не отбрасывает ленинские подходы явно, даже берет их в союзники — еще бы, такой авторитет! Но объективно, не называя все своими именами, просто отказывается от них. Это даже не ревизия ленинизма, как могут подумать некоторые. То, что мы видим у Г. Золотухина — полное неприятие всего в прошлом, своего рода заскок, который нужно объяснить.

Я не специалист по коллективизации или по истории русской община («мира»), но мне представляется, что автор грешит против истины, утверждая, что в колхоз превращалась община. Для этого достаточно быть знакомым с ленинской работой еще 90-х годов прошлого века «Развитие капитализма в России», где и об общине после реформы 1861 года идет речь. Если же учесть события ХХ века, то вопрос нужно ставить иначе.

Слова «коллективизация» и «геноцид» против крестьянства на рубеже 20-х—30-х годов сегодня для многих звучат как синонимы. И что же, Октябрь, Ленин, восставшие рабочие Питера и Москвы несут за это ответственность?! Ради этого совершалась революция?! Помилуйте, это уж слишком.

НЕМАЛО в рассуждениях Г. Золотухина и ему подобных авторов помимо упрощений, примитивизации истории, явных противоречий в существенных для этих авторов формулировках. Как определяет Г. Золотухин Октябрь, повторять больше не буду, не хочу. Но вот он здесь же пишет, что Октябрь все-таки разрешил основные противоречия, которые не разрешили февраль 17-го года и послефевральская власть. Чему прикажете верить? Могла ли подобное сделать «капиталистическая бюрократическая революция»? Очевидно — нет. И совсем уж непонятно, почему в число движущих сил Октября, пусть хотя бы и не основных, не попадает, по логике Золотухина, пролетариат. Только ли потому, что составлял численное меньшинство в населении тогдашней России? Так ведь это и тогда любому мало-мальски грамотному партийцу или даже сочувствующему было известно.

Повторяю, это не ревизия. Это полнейший антиисторизм, который еще можно как-то оправдать у человека малограмотного, но не у специалиста. С тем, что революцию совершили так называемые «жидомассоны», мы уже встречались. А вот с таким, извините за выражение, подходцем я лично столкнулся впервые, в лице обществоведа-марксиста (?) во всяком случае. Что касается бюрократии, то, конечно, никакой революции она не совершала и совершить не могла. Старая, буржуазно-помещичья — потому что была совсем по другую сторону баррикад, а новая «комчванская», и затем сталинская — потому, что еще не родилась.

Сейчас практически общепринято считать, что если у нас и имела место «эксплуатация» трудящегося населения в известные десятилетия, то это происходило в форме насилия, принуждения массы со стороны сформировавшейся в конце 20-х— начале 30-х годов административно-командной репрессивной псевдогосударственной (в социалистическом смысле) машиной. Говорить о том, что это была «капиталистическая» эксплуатация, думаю, неверно. Скорее, на мой взгляд, правы те, кто указывает на сходство этой системы со средневековыми феодальными порядками, когда до «нормального», буржуазного государства было еще очень далеко. Так низко мы пали «благодаря» сталинщине!

А вот то, что Г. Золотухин связывает намертво механизмы всякого (!) рынка с капитализмом, эксплуатацией — симптоматично. Он опять же — вот какая революционность! — противоречит все более укрепляющемуся взгляду на рынок, а значит и товарно-денежные отношения, как общечеловеческий, общецивилизационный, если хотите, механизм упорядочения экономики. Но не примитивный, дикарский, даже не раннекапиталистический рынок, а современный, построенный на сознательно учитываемых объективных законах развития и функционирования экономики, которые, видимо, мы еще плохо знаем, а еще меньше умеем использовать.

ПО ПРОЧТЕНИИ статьи Г. Золотухина, для себя отметил — какими-то теоретическими, идейными прорывами, даже намеками на них здесь и не пахнет. Он, как и многие мыслящие в подобной, на мой взгляд, скверной манере, элементарно смешивает теоретическое понятие «социализм», претерпевающее сейчас существенные изменения в силу наполнения новым конкретным содержанием, и понятие «строительство социализма».

В отечественной практике после Октября сразу утвердилось представление о нашей стране как о социалистической, а об Октябре — как о социалистической революции, поскольку реально началось строительство основ именно социализма. Ясно, что до социализма на уровне соответствия теоретическому понятию «социализм» в 20-е, 30-е годы, а во многом и сегодня, очень далеко. Но это не значит, что неверно ориентирован весь наш путь. Здесь нет необходимой логической связи. Более того, социалистическая традиция в нашем обществе «засела» весьма глубоко, она только может быть укреплена в результате перестройки. А всякое покушение на нее чревато самыми непредсказуемыми последствиями, и вовсе не со стороны госорганов, чего некоторые сегодня очень опасаются, а со стороны действий самих народных масс, потерявших ориентиры.

Наш путь — социалистический. Как в таком случае прикажете называть наше общество, если не социалистическим? Впрочем, почему бы не назвать его «обществом социалистической ориентации», прошедшим, правда, изрядное количество шагов в этом направлении, таких, что «назад» просто нет никакого возврата?

А теоретическое понятие «социализм», можно быть уверенным, будет развиваться, а значит изменяться, и дальше, с каждым новым нашим шагом.

Мне очень понятны и близки разочарования, темные мысли многих людей в связи с нашей уже социалистической историей. Сам тому же подвержен. Чувства эти сильны, но на то мы и люди, тем более профессиональные ученые и практики, чтобы не дать чувствам сбить себя с позиции рационального, объективного подхода.

Позволю себе поприветствовать редакцию «Тюменского комсомольца» за ту настойчивость, с которой она печатает материалы, касающиеся нашей истории и теории социализма. В этой настойчивости видна определенная линия. А любому знакомому с политикой известно, что лучше иметь пусть и в чем-то уязвимую позицию, чем не иметь никакой.

В этой линии просматривается упор на метод «шоковой терапии» в отношении общественного сознания читателей газеты. Это, как известно, в определенных болезненных состояниях бывает полезным. Статья Г. Золотухина из той же категории острых средств. Но она выделяется на общем фоне тем, что где-то «зашкаливает». Всегда находились люди, стоящие правее самого правого, левее самого левого. Это категория людей, которым по структуре их личности наиболее соответствует геростратовский тип активности. Кстати, даже редакция «Тюменского комсомольца» это заметила, помещая данную публикацию с развернутой преамбулой о спорности материала, в отличие от предыдущих публикаций Г. Золотухина о сталинизме, появившихся в газете без подобной оговорки, а лишь под рубрикой «Точка зрения».

Публикуя материалы по истории и теории социализма, «Тюменский комсомолец» взялся за очень серьезное и по идее очень заманчивое, нужное дело — втянуть людей, всех заинтересованных, а может быть и незаинтересованных, в активное обсуждение наследия прошлого. И через это — проблем настоящих. Эту линию следует вести политически основательно, в противном случае можно получить и обратный результат, что, на мой взгляд, иногда случается, и не только с «Тюменским комсомольцем».

Мне нравится многое в позиции редакции молодежки: публиковать все, что приходит в ее отделы и представляет известный интерес. Гласность так гласность! Люди должны знать — кто и что из них думает по важным вопросам, с их согласия, конечно. Вот еще бы к этому читателя, привыкшего к самым специфическим материалам, воспринимающего их спокойно, без мгновенной реакции в виде необдуманных, импульсивных действий. Но пока такого читателя нет, он только формируется. Более того, для молодежи, как возрастной группы, всегда будет иметь место некоторая ее большая или меньшая неподготовленность, такова ее объективная природа. Формирующаяся личность требует деятельности, нередко вырывающейся из любых апробированных, адаптированных уже форм, но адаптированных старшими поколениями. Молодежь до определенной поры своего развития не чувствует этих форм, или воспринимает эти формы как «не свои», «чужие», «навязываемые извне». Но, пройдя этап исканий, импульсивных, стихийных качаний, она присваивает эти формы, привнося в них неизбежно что-то от своего времени формирования. Для отдельных представителей молодежи это могут оказаться не самые «приличные» формы. Доказано, что на преступный путь чаще всего встают по молодости лет. Даже те, кто преступает Закон в зрелом возрасте, оказывается, получили «ген предрасположенности» к асоциальным действиям в юности или даже в детстве. Это имеет место в силу дефектов нравственного становления, за что, конечно, львиную долю вины должно взять на себя «взрослое», гражданское общество. Но оно, к сожалению, само только-только начало нормально формироваться.

Профессионализм идеолога, в том числе журналиста, обязательно должен включать в себя навыки и умения учитывать специфику молодежной аудитории, да и не только молодежной, в интересах дела, цели, идеала. Каковы они у редакции «ТК»?

 «Тюменский комсомолец»,

20 сентября 1989 г.

 

 

*******

 

 

У НАС ПРЕДПОСЫЛКИ ИНЫЕ.

 

Да, мало кто из нас в 1985 году, даже зная специфику Прибалтики, Закавказья, Западной Украины, других регионов, мог предположить, что реформаторский дух перестройки, новая инициатива партии пойдет во многом под знаком национальной проблематики. До этого не докопались даже те, кто напрямую говорил о политической и экономической децентрализации, вопросы которой, кстати, непосредственно соотносятся с федерацией, национально-территориальными особенностями.

   

Последующий всплеск национальных, а также «неформальных» движений могу объяснить только тем, что массы, народы, этносы сами уловили суть ситуации и выступили сразу же с началом перестройки, в том числе опасаясь, что она, проводясь по старинке, быстро выдохнется. Появилась целая группа идеологов децентрализации во всех видах и разновидностях. Причем совсем не в русле официальных структур.

Налицо сосуществование двух инициатив, которые условно можно назвать «официальной» и «неофициальной». Вопрос дня — добиться стыковки обеих.

Условия рождения инициатив диктуют нам и стратегию поведения в отношении проблемы децентрализации — общего предмета — а также взаимного приспособления, что сейчас стало очевидным для лидеров обеих сторон.

Понятно, что официальная инициатива, проигрывая в отношении к ней нарождающегося неформального общественного мнения, именно в силу своей официальности, связи с прошлым, выигрывает в том, что реальные рычаги власти находятся пока исключительно в ее руках — передачи власти кому бы то ни было еще не произошло.

Понятно, что неофициальная инициатива, выигрывая в глазах того же общественного мнения, проигрывает пока в отношении реальной власти. Хотя забастовка горняков, Народные фронты ряда регионов показывают реальную возможность взять власть и без согласия официальной стороны, тем более, что она сама призывает это делать.

Понятно, что всякий консерватизм, отступления со стороны официальной инициативы колеблют чашу вопроса о власти в сторону неформальной инициативы. Что в пределе может «спровоцировать» неформальную инициативу на попытки взятия реальной власти, без согласия официальной инициативы.

Понятно, что всякий экстремизм неформальной инициативы «провоцирует» официальные структуры на применение механизмов власти для пресечения слишком экстремальных действий.

Выход — самый благоприятный — для обеих инициатив один: понять друг друга, осмыслить до конца общность целей, предмета своих реформаторских усилий — переделку общества в духе реальных гуманных, человеческих ценностей, тех, что мы всегда именовали социалистическими.

Обе инициативы должны, вынуждены будут «простить» друг друга в том, что касается отягощающих, неконструктивных моментов, добиваться и добиться реального сотрудничества, однако, думается, отнюдь не в духе пресловутого единства в виде обоюдного подчинения очередным псевдоидеологическим фетишам. Обеим не следует ожидать некоего окончательного и полного примирения. Более того, обеим надо готовить себя, своих представителей к определенной жесткости во взаимоотношениях, ибо основой взаимодействий должен стать закон, демократическая практика общественного поведения, со всеми вытекающими из этого последствиями — гласностью, критикой, требованием и действием по устранению явлений и лиц, отходящих от закона, демократии. Как с одной, так и, с другой стороны. Будут давать знать себя и рецидивы старого, первородного взаимоотталкивания обеих инициатив первых лет перестройки.

При этом перестройка партии должна идти по пути последовательного осознания самого института партии, прежде всего, как официального, выражающего именно официальную инициативу, поскольку партия не собирается уходить ни в какую оппозицию, а осуществлять свою направляющую роль в новых условиях. Причем это будет происходить и уже происходит с учетом того, что на уровне рядовой массы членов партии широкое распространение получила неофициальная инициатива.

Сегодня главным противоречием в жизни партии как раз и стало то, что в ней обнаруживается по всем линиям взаимодействие обеих инициатив. Остальное — сопутствующее, в том числе сопротивление партийцев-консерваторов, слишком приверженных старым подходам, и партийцев-революционаристов, слишком торопящихся изменить положение дел, так торопящихся, что готовых иногда партию поставить под удар раскола, быть может, даже без мысли об этом.

Именно диалектика взаимодействия обеих инициатив порождает у многих партийцев нечто сумбурное, кашеобразное в головах, что нужно побыстрее преодолеть, прямо указав на данное противоречие. Это нужно делать быстро и четко, сосредоточив главное внимание на конструктивной работе по формированию новых подходов к стоящим проблемам реформирования нашего общества.

Результатом должно стать появление нового качества официальных структур, в том числе обновленного института партии, нового качества гражданского общества, то есть той сферы — основной — жизнедеятельности народа, которая в предыдущие десятилетия фактически была предоставлена в полное распоряжение официальной структуре.

Дело здесь не в тех или иных отдельных личностях как в партии, так и вообще в обществе, а в назревшей необходимости реформирования общества в целом, в изменении, а нередко и в воссоздании всех необходимых общественных пропорций, без которых невозможно нормальное формирование и развитие общества.

На размышления, подобные приведенным выше, толкает сама жизнь, в том числе внутрипартийная. В подтверждение сошлюсь на впечатления от недавней встречи с пропагандистами партийной политической учебы в городе Нефтеюганске и партийного собрания-дискуссии авиаторов в городе Урае.

И там, и там у многих партийцев звучала мысль, пожелание, иногда даже требование введения многопартийности в нашем обществе. Радикальная, на первый взгляд, мысль. Однако, выискивая причины таких метаморфоз членов партии, прихожу к выводу, что коммунисты просто-напросто очень серьезно обеспокоены прошлыми бедами, но, главное, тем, чтобы в будущем не было ничего подобного деформациям, случившимся с партией, и с обществом в прошлом.

Конечно, пожелания о многопартийности вовсе не означают поголовного «крещения» членов КПСС в новую веру. Это следствие их действительной обеспокоенности судьбой партии, и, быть может, еще в большей степени — судьбой народа, страны в целом. Весьма отрадный факт осознания коммунистами своего положения в обществе.

Но, с другой стороны, требование введения многопартийности отражает доминирование в головах многих, думаю временной, очередной крайности. Не буду много говорить о том, что подобное предприятие было бы весьма искусственным, а потому по-своему безжизненным: партии не вводятся «сверху», они рождаются «снизу», если к тому имеются объективные основания, потребность. Последнего же пока признать нельзя, несмотря на все ссылки на западную демократию с ее достижениями, и даже на пример Польши и Венгрии. Да, они, как и СССР, развивают традиции социализма, но собственные традиции, с несколько иными исторически сложившимися социально-политическими, экономическими и культурными предпосылками. У нас предпосылки иные.

Убежден, что в результате предсъездовской дискуссии в партии и во всем обществе, а ее глубина и основательность превзойдет все, что знакомо сегодняшним поколениям партийцев и граждан нашего общества, мы придем к объединяющей всех нас в основном и главном платформе перемен в партии, без которых, повторюсь, перестройка общества просто не пойдет.

 «Тюменская правда»

22 октября 1989 г.

 

 

*******

 

 

КЛАССЫ И «КЛАССЫ».