Фельдфебель Щепановский под Ольтеницей

(см. приложение № 59)

дал ему следующую характерную оценку: «La bravoure des troupes asmirable, la perte considérable, un succès, minime et la situation du prince Gortschakoff devient très précaire!»⁶⁷.

Подробное рассмотрение реляции об этом деле заставило государя сделать несколько собственноручных замечаний тактического характера, которые и были сообщены для руководства князю Горчакову. Император Николай признавал в своей записке недостаточность артиллерии, начало нами атаки в то время, когда «неприятельская артиллерия не давала еще и мысли, чтобы атака имела удачу»; государь указывал на преступность наступления в колоннах к атаке⁶⁸, в почли сплошном построении, «ибо вторая

322

линия и уступы были почти без интервалов», на неумение пользоваться штуцерными и на прочие технические отступления. Всю переписку по этому поводу и объяснения князя Горчакова мы относим в приложения⁶⁹.

К числу самых сильных и неблагоприятных последствий Ольтеницкого сражения следует отнести то моральное впечатление, которое оно произвело в нашей главной квартире, и в особенности на командующего войсками. «Ужасный день, — занес в свой дневник генерал Коцебу⁷⁰. — Горчаков в отчаянии... Кажется, что турки хотят нас атаковать в превосходных силах на всех пунктах... Горчаков поехал к войскам, но вернулся еще более деморализованным. Я старался поднять его душевное состояние, но должен сознаться, что и сам пал духом». Это настроение не рассеялось и через несколько дней. «Князь Горчаков, — записал Коцебу 27 октября, — не имеет другого разговора, кроме критического положения, в котором мы находимся, при этом он все видит в черном свете…»

Сам князь Михаил Дмитриевич, упоминая в своем всеподданнейшем письме⁷¹ о той «острастке», которую он дал туркам в «блистательном деле» под Ольтеницей, признавал в то же время свое положение опасным. «Турки, — писал он, — решились на наступательную кампанию, чтобы воспользоваться всеми выгодами, коими пользуются, и на беду погода стоит не только хорошая, но, вероятно, простоит еще около месяца сухая и холодная. Их армия в последнее время много усилилась и весьма фанатизирована. Они могут на разных пунктах употребить для наступательных действий около 100 тысяч человек». Враждебное настроение жителей княжеств еще более усиливало беспокойство командующего войсками.

Уверенность в наступательном движении стотысячной армии привела, однако, князя Горчакова к странному выводу. Он опасался стянуть свои войска в две группы — у Браилова и Бухареста и, наоборот, решил «сколь можно долее» иметь три значительных отдельных отряда — против Рущука, Туртукая и в Малой Валахии; в то же время он ходатайствовал о скорейшей присылке на театр военных действий хотя бы одной свежей дивизии.

После боя 23-го числа войска генерала Павлова, как было сказано выше, отступили к Старой Ольтенице, где были приняты все необходимые меры к встрече противника на случай перехода его в наступление, причем войска провели ночь в боевом порядке⁷². Вслед за этим и корпусным командиром, и главной квартирой армии был принят ряд мер к встрече ожидавшегося дальнейшего наступления турок; это ожидание было отчасти вызвано известием об усилении неприятельских войск у Туртукая.

323

Отряд генерала Павлова был усилен 8 эскадронами улан и 4 конными орудиями⁷³, которые расположились на одной с ним высоте, но на правом берегу р. Аржис. Генералу Павлову было предписано вступать в бой с турками, если они перейдут в наступление, только в случае крайней к тому необходимости, причем генерал Данненберг должен был немедленно поддержать его находившейся в его распоряжении 1-й бригадой 12-й пехотной дивизии. В противном же случае генерал Павлов должен был медленно отходить на Негоешти, где князь Горчаков предполагал сосредоточить всю 12-ю дивизию⁷⁴.

Опасение за наступление турок со стороны Ольтеницы вызвало желание князя Горчакова притянуть к главным силам и большую часть отряда графа Анрепа, сосредоточенного у Слободзеи и наблюдавшего Дунай от Силистрии до Гирсова⁷⁵. Но граф Анреп еще раньше передвинулся к Каларашу, так как получил известие о намерении турок начать против этого пункта переправу через Дунай⁷⁶. Это известие послужило новым источником волнений и нерешительности командующего войсками. Он соглашался оставить у Калараша отряд графа Анрепа лишь «в случае явных приготовлений турок к переправе», причем разрешал атаковать их только в таком случае, «если они не успели еще укрепиться, отнюдь не штурмуя укрепления»⁷⁷. Пример Ольтеницы был, видимо, свеж, и виновный найден: это в глазах князя Горчакова были укрепления карантина, а не вся система, истинная причина ольтеницкой неудачи.

Но так как до 28-го числа силистрийские турки не выказывали «явных приготовлений к переправе», а сосредоточение большей части войск к Негоешти князь Горчаков признавал «делом первой важности», то граф Анреп в этот день выступил с 8 батальонами и 12 орудиями⁷⁸ в Негоешти, оставив у Калараша⁷⁹ отряд генерала Богушевского силой в 8 эск. и 8 ор.⁸⁰, взамен которого в Слободзею был выслан из отряда генерала Энгельгарда Люблинский егерский полк (15-й дивизии) с легкой № 7 батареей.

Желая в то же время иметь под рукой готовый резерв как для атаки неприятеля, в случае его наступления на Бухарест, так и для оказания помощи какому-либо из передовых отрядов, князь Горчаков перенес свою главную квартиру из Бухареста в Будешти, сосредоточив в окрестностях этого пункта, а также селений Груи, Добрени и Фундени 23 бат., 8 эск. и 82 ор.⁸¹ В Бухаресте были оставлены лишь 2 бат. и 12 ор., чтобы в случае надобности образовать отдельный отряд у с. Пересечени⁸².

Но князь Горчаков, сосредоточивая большую часть своих войск в ожидании наступления главных сил турок со стороны Ольтеницы, мало верил в такое наступление и ожидал, что Омер-паша нанесет ему главный удар со стороны Видина и Турно, которому

324

 

 

' *
^ Ш ^ Чч,.	i
>^&.w \ é
ш ^ тш &^ т
^ ШшГ	ijm
И ^3 ^*^ ^Л ЗИИ	^Rh
г                                       щЙЯЬ **^^^^^ Ш ~	^H
\ *t œ mi^^'
МИ ^ Эл ^ а --
ШШкШ ^ ЗШШШШ	EL
^^ Ш ^^ Шг '