Бивак белорусского Гусарского полка на Дунае

(с рисунка карандашом участка Сталя)

если турки, прорвавшись с той стороны, обойдут ваш фланг, будут угрожать тылу и станут грабить около Бухареста».

Отказ Порты от принятия венской ноты возбудил понятное в России негодование. Негодовал и князь Варшавский. Война с Турцией сделалась неизбежной, и Паскевич уведомлял государя, что «мы можем ожидать спокойно последствий. На европейской границе мы, кажется, уже готовы; на азиатской же немудрено увеличить наши средства»¹¹⁶.

Во всеподданнейшей записке, поданной государю в Варшаве 11 сентября¹¹⁷, фельдмаршал разбирал возможные против турок действия. В случае борьбы с одной Турцией князь Варшавский вновь обращался к мысли о десанте в Босфоре; при занятии же флотами западных держав Черного моря он считал десант невозможным и единственное средство видел в действиях на сухом пути.

Успех этих действий, по мнению фельдмаршала, зависел от надлежащего обеспечения продовольствием и от увеличения собственных сил вооружением христианских племен Турции. Паскевич, развив известную уже мысль о заготовлении разного рода запасов, переходил в своей записке к сравнительно новой идее вооружения христианских племен Турции. Он подробно останавливался на организации этих вооруженных элементов и выражал уверенность, что наша армия, углубляясь внутрь Балканского полуострова, увеличится таким способом 30—40 тысячами «людей отчаянных, хороших стрелков, знающих местность и тамошний образ войны».

135

Жестоко ошибался князь Варшавский в этом своем предположении: нельзя было в несколько месяцев раздуть смелую искру борьбы за свободу в народе, который в продолжение многих веков был лишен всякой духовной жизни. Да, наконец, способ вооруженной борьбы против законной власти был так противен всем убеждениям императора Николая, что он решил прибегнуть к нему лишь в том случае, когда признает необходимость полного уничтожения Оттоманской империи.

Фельдмаршал, обращаясь к характеру ведения войны за Дунаем, который он предполагал возможным по климатическим условиям перейти только в конце февраля или в начале марта¹¹⁸, рекомендовал быстрое движение с осадной артиллерией к Варне, немедленное заложение траншей и открытие огня, так как «по опыту известно, что ничто так не страшит неприятеля, как скорое открытие работ и безостановочное движение их вперед, по правилам инженерного искусства». Князь Варшавский рекомендовал при встрече с турецкой армией разбить ее и воспользоваться нашим успехом; если бы турки уклонились от боя, то не преследовать их далеко, а постоянно иметь целью Варну. Разбирая разные могущие встретиться при осаде этой крепости случаи, фельдмаршал рекомендовал целый ряд решительных действий, примером которых выставлял поведение Наполеона под Мантуей и свое собственное в Аббас-Абаде. Паскевич, считая турецкую армию еще «не вышедшей из младенчества», весьма радужно смотрел на наше положение после взятия Варны, «очень полагаясь на ополчения турецких христиан». Эта последняя мысль так беспокоила престарелого фельдмаршала, что через некоторое время он вновь обратился к государю¹¹⁹, рекомендуя на этот раз воспользоваться подготовлявшимся восстанием греков.

Приведенный выше, полный жизни и здравого военного взгляда, план князя Варшавского особенно интересен при сравнении с собственными его действиями под Силистрией, имевшими место всего лишь несколько месяцев спустя после изложенных им мыслей.

Но не прошло и двух недель со времени этих наступательных порывов князя Варшавского, как взгляд его относительно наших будущих действий существенно изменился.

Фельдмаршал, узнав о проходе Дарданелл несколькими французскими и английскими кораблями, 24 сентября вошел с новой всеподданнейшей запиской¹²⁰, в которой рекомендовал на европейском театре войны строго оборонительный образ действий. «Наше положение, — писал он, — слишком хорошо для того, чтобы спешить выйти из него, начав военные действия первыми, и тем поставить против себя, кроме Турции, еще сильнейшие державы Западной Европы. Время за нас, и мы имеем в руках, оставаясь в княжествах, еще другие сильнейшие способы без военных

136

действий угрожать Турецкой империи». Оставалось только решить, как нам действовать, если турки сами начнут войну, и в этом отношении фельдмаршал разбирал способы противодействия им на Дунае, в Азиатской Турции и на Черном море.

Князь Варшавский рекомендовал разбить турок при переходе их через Дунай наголову, но и после этого еще подумать ¹²¹, не полезнее ли нам продолжать оставаться в оборонительном состоянии, «прогоняя их каждый раз, но самим не заходить далее». Автор записки категорически высказывался за такой способ действий, по опыту уверенный в том, что, ежели бы мы дошли даже до Адрианополя, то «Европа не допустит нас воспользоваться нашими завоеваниями». В оборонительных же действиях фельдмаршал видел большие выгоды. «Мы не поссоримся с Европой, не остановим торговли, не помешаем дипломатическим сношениям, которые в результате могут быть нам выгодны. Такое положение дел будет, конечно, новое и странное: две державы в войне, а союзники, поддерживая разные стороны, остаются в мире с противной стороной. Но почему же не так? Никто ныне в Европе войны не хочет, а наше положение делается между тем день ото дня лучше... Что же касается турок, то ни для одной державы нет выгоды объяснять им сие небывалое положение дел, ибо ни одна держава войны не желает, даже Англия, вероятно, скоро должна стараться о мире».

Но князь Варшавский, восхваляя выгодные для нас стороны обороны, вновь обращался к тому, «более страшному для Турецкой империи оружию», которое имеется в наших руках и «успеху которого не может воспрепятствовать ни одно государство в Европе». Автор подразумевал влияние наше на христианские племена Турции.

Зная отвращение императора Николая ко всему, имеющему связь с революцией, автор записки старался придать этому делу иную окраску. «Меру сию нельзя, — писал Паскевич, — мне кажется, смешивать со средствами революционными. Мы не возмущаем подданных против своего государя, но если христиане, подданные султана, захотят свергнуть с себя иго мусульман, когда мы с ними в войне, то нельзя без несправедливости отказать им в помощи». Вслед за этим следовало подробное развитие автором своей мысли об организации вооружаемых христиан при помощи кадров молдово-валахских войск, истинное значение которых было выяснено выше.

Князь Горчаков также затрагивал в это время вопрос о поднятии христианских народностей¹²², хотя, однако, как человек, ближе стоявший к делу, он менее радужно смотрел на способность балканских племен энергично откликнуться на призыв России. Замечательно, что император Николай, читавший письмо князя

137

Горчакова некоторое время спустя после приведенных выше записок князя Варшавского, сделал на нем пометки, которые уже не отвергали предлагаемых средств.

Что касается действий на Черном море, то князь Варшавский, сознавая вероятность входа в это море флотов западных держав, вполне основательно полагал, что мы должны будем и там обратиться к обороне.

Совершенно иного мнения он был относительно ведения войны на кавказском театре. Здесь фельдмаршал рекомендовал наступательный образ действий, указывая на необходимость быстрого взятия Карса, Ардагана, а может быть, и Баязета.

Война на Кавказе, совершенно не завися от событий на европейском театре, могла составлять «отдельную кампанию, хотя бы на Дунае и не было военных действий».

Подлинную записку князя Варшавского государь приказал препроводить князю Горчакову «для его сведения, но не с тем, чтобы принять ее в руководство для предстоящих ему действий»¹²³.

Таким образом, мысли императора Николая и его «отца-командира» относительно ближайшего плана кампании против турок были почти одинаковы. Пребывание государя в это время в Варшаве, частые личные свидания его с князем Паскевичем и, наконец, сличение дат вышеприведенных писем и записок достаточно точно удостоверяют, кто был автором мыслей, легших в основу нашего плана войны с турками.

Переписка между князем Горчаковым и князем Меншиковым преимущественно касалась Дунайской флотилии и той помощи, которую князь Михаил Дмитриевич ожидал от морского ведомства на случай могущей быть переправы через Дунай. Не представляя ничего существенного, переписка эта, однако, интересна в смысле характеристики двух главных деятелей Восточной войны и их взаимных отношений.

Вопрос о подготовке к переправе через Дунай, очевидно, должен был беспокоить командующего войсками уже в то время. Желание обеспечить свою переправу возможно широко в материальном отношении вполне естественно заставило князя Горчакова заблаговременно озаботиться о заготовлении мостов и плавучих средств; при недостатке и того и другого на месте не менее естественно было обращение к средствам обширного Николаевского адмиралтейства, в котором в течение лета производились «практические испытания»¹²⁴ постройки плавучих на мелких судах мостов. Просьба оказать помощь в якорях, канатах и прочих принадлежностях для постройки мостов встретила резкую отповедь со стороны князя Меншикова. «Моряки не в состоянии вас снабдить якорями, — писал князь Александр Сергеевич¹²⁵, — и тем множеством канатов, которые требует Бухмейер¹²⁶.

138

Претензии невежды-инженера превосходят дозволенное: каким образом требовать в Николаеве колотушку для вбивания кольев, когда начальник инженеров в Измаиле должен их иметь более чем нужно»¹²⁷. Еще более резко князь Меншиков выражался в письме к военному министру¹²⁸, в котором называл Бухмейера «пожирателем канатов»¹²⁹ и просил отклонить ходатайство князя Горчакова, не ссоря их между собой.

«Характер пожирателя, — отвечал князь Долгоруков¹³⁰, — отличает нашего командующего Дунайской армией во многих вещах. Вы не можете