Историческое значение работ Татищева

В «Истории Российской» Татищев делает упор на политическую историю

государства, а социально-экономические и культурные факторы остаются за рамками

исследования. Развитие истории у Татищева связано с деятельностью конкретных

исторических личностей (князей, царей). В описываемый период времени подобный подход

был характерен не только для русских исследователей, но и для европейской науки в целом.

Хотя Татищев и стремился установить причинно-следственную связь событий, но она

сводилась к описанию тех или иных исторических личностей, а, следовательно, к их воле.

Это делает произведение одним из наиболее значимых в становлении исторической науки в

России в первой половине XVIII столетия. Мы наблюдаем прагматический подход в

58

изложении материала. С точки зрения рационалиста и прагматиста Татищев являлся

родоначальником исторической науки в России. «Историю Российскую» Татищева

использовали как основу для своих произведений М.В. Ломоносов, Г.Ф. Миллер, И.Н.

Болтин и др.

Благодаря ______________Татищеву до нас дошли такие исторические источники, как «Русская

Правда», Судебник 1550г., «Степенная книга». Они были опубликованы после смерти

Татищева благодаря усилиям Миллера.

Своими изысканиями Татищев положил начало становлению исторической

географии, этнографии, картографии и ряда других вспомогательных исторических

дисциплин. В ходе научной и практической деятельности Татищев все глубже осознавал

необходимость исторических знаний для развития России и стремился убедить в этом

«власть имущих». По мнению Н.Л. Рубинштейна, «История Российская» В.Н. Татищева

«подвела итог предшествующему периоду русской историографии... на целое столетие

вперед».

Литература

Алпатов М.А. В.Н. Татищев и западноевропейская история // Проблемы истории

общественной мысли и историографии. М., 1976.

Кузьмин А.Г. Татищев // Великие деятели России. М., 1996.

Кузьмин А.Г. Татищев. М., 1987.

Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941.

Татищев В.Н. Записки. Письма. 1717-1750 гг. М-, 1990.

Татищев В.Н. Избранные произведения. Л., 1979.

Татищев В.Н. История Российская. М.; Л,, 1963.

Лекция 2

2.4. Историография второй четверти и середины XVIII в. (немецкие ученые, историки на

русской службе). М.В. Ломоносов

Со второй четверти XVIII в. развитие научной мысли в России возглавляет

основанная Петром I в 1725 г. Академия наук. Положение об учреждении Академии наук

было послано за границу русским дипломатическим миссиям для опубликования за рубежом

и набора подходящих кадров. Помощь иностранных академиков принималась и

оплачивалась, но каждому из них предписывалось обязательно привезти одного-двух

учеников и желательно «которые из словенского народа, дабы могли удобнее русских

учить...». Следует объяснить причину преобладания в Академии наук в XVIII в. ученых

немецкой национальности, в том числе и историков. Дело в том, что «Священная Римская

империя германской нации», как тогда называлась эта страна, не была единым политическим

целым. Она состояла более чем из 300 суверенных государств и 1800 таможенных границ.

Ученые, писатели, музыканты и художники, можно сказать вся интеллигенция, были

вынуждены поступать на службу к маленьким деспотам и находились в полной от них

зависимости. Тирания меценатствующих князьков, сословная замкнутость, душная

атмосфера карликовых резиденций и имперских городов — все это заставляло многих

выдающихся деятелей немецкого Просвещения бежать из Германии в поисках лучшей доли,

в том числе и в Россию.

По проекту устава Академии в ее «третьем классе» должен был состоять один

академик по «гистории древнейшей и Нынешней». На этой должности сначала состоял И.

Коль, который занимался рукописями Московской синодальной библиотеки. Специалист по

церковной истории, он в Академии занимался изучением древних славянских народностей.

Однако, слабо зная русский язык, не смог внести существенного вклада в изучение этой

проблемы.

59

В 1729 г. профессор «нравоучительной философии» Х.-Ф. Гросс составил на основе

«Степенной книги» краткие хронологические таблицы. Следует сказать, что среди ученых- '

историков того времени только древнейшая история считалась достойной внимания.

Первым, кто оставил наиболее значительный след в отечественной историографии того

времени, был бывший кенигсбергский профессор Готлиб Зигфрид Байер.

Г.З. Байер

Г.З. Байер (1694-1738) был приглашен в академию наук в 1730 г. Он сразу пришелся

ко двору Анны Иоанновны и Бирона. До приезда в Россию в Кенигсбергском университете

он изучал семитические и китайский языки, говорил свободно по-латыни и писал

диссертацию «О словах Христа». Очень усидчивый молодой человек к двадцати годам

накопил большой запас знаний по Востоку, свободно объяснялся по-китайски, обладал

солидными сведениями по маньчжурской и монгольской литературам, мастерски владел

приемами филологической критики. Ко времени приезда в Россию Байер изучил

византийское рукописное наследие, средневековых писателей и, таким образом, подготовил

себя к разработке древнейшего периода, русской истории. Однако ему не хватало еще одного

условия, и, надо сказать, он и не старался его выполнить — Байер не знал русского языка.

Русская летопись была известна Байеру в латинском переводе. Среди тщательных

исследований Байера следует выделить постановку варяго-pyccкoгo вопроса на основе

непосредственного изучения скандинавских материалов, а также первые разработки

исторической географии Киевской Руси.

Трактат Байера о варягах послужил краеугольным камнем целой норманнской теории.

Свое внимание он сосредоточил на одном факте — призвании князей из варягов. Байер так

начинает свой рассказ: «Исстари русами владели варяги; потом их прогнали. Гостомысл

начал править государством. Но вследствие неурядиц он дал совет призвать тех же варягов, и

был призван Рюрик с братьями». Байер опровергает данные летописных сводов XVI в. о

призвании варягов из Пруссии. Далее автор не соглашается с мнением С. Герберштейна о

происхождении варягов от вагров — славянского племени из Голштинии. По мнению

Байера, варяги были из Скандинавии и Дании, т.е. скандинавами, и представляли собой

наемную гвардию. Выводы Байера легли в основу норманнской теории.

Деятельность Байера в нашей историографии получила различную оценку. Н.Л.

Рубинштейн отмечал прекрасное знание Байером византийских и скандинавских источников.

По мнению М.Н. Тихомирова, он был «бездарным, малоразвитым и воинствующим немцем,

с отсутствием настоящего интереса к науке и ее задачам». В.К. Яцунский подчеркивал

беспочвенность его утверждений в области норманнского вопроса, но в то же время

признавал, что историко-географические исследования «сыграли полезную роль в истории

нашей науки» и что ими пользовался В.Н. Татищев.

Действительно, Байер был крупным ученым-ориенталистом (арабистом) и филологом.

Им опубликованы труды по языкознанию, литературе, нумизматике, эпиграфике Древнего

мира, восточного и частично западного Средневековья. Работы Байера, относящиеся к

истории России, основаны преимущественно па данных античных и средневековых

греческих и латинских писателей, а также и на скандинавских источниках. Они имели

довольно узкий историко-географический уклон и были посвящены древнейшим векам. Это

этюды по истории Скифии и скифов, Греко-Бактрийского царства, киммерийцев,

гипербореев (народы, упоминаемые Геродотом); изыскания в области русско-византийских

отношений. Ими действительно пользовался В.Н. Татищев, с некоторыми наблюдениями

Байера соглашался и М.В, Ломоносов.

Отдельно надо выделить специальные статьи Байера, посвященные обоснованию

норманнской теории возникновения Русского государства: «О варягах», «О происхождении

Руси», «География Руси и соседних, областей по данным северных писателей». В них

доказывается скандинавское происхождение Руси. И здесь, по мнению Л.В. Черепнина,

аргументация автора весьма натянутая и неубедительная. Например, ряд славянских имен

60

выводится из корней слов скандинавского языка. Еще Татищев подчеркивал, что

убедительность работ Байера в значительной мере подрывалась вследствие незнания им

русского языка. Но тем не менее, он перевел главные работы Байера по древней русской

истории и поместил их в 1-м томе своих сочинений.

Г.Ф. Миллер

Из немецких историков, более всех, почти 60 лет, в Академии наук работал Герард

Фридрих Миллер (1705-1783). Своей необычайно активной деятельностью он оставил

значительный след в разработке научной русской истории, архивном деле и просвещении.

Миллер приехал в Россию в 1725 г., когда ему было всего 20 лет, после учебы в

Ринтельнском, а затем в Лейпцигском университетах, где получил степень бакалавра. Он

был приглашен в Россию президентом Академия Л.Л. Блюментростом и зачислен

адъюнктом. Благодаря покровительству секретаря Академии И.Д. Шумахера получил

должность преподавателя латинского языка, истории и географии при академической

гимназии.

В начале своей деятельности в России Миллер имел в виду не столько науку, сколько

службу. Вскоре он получает должность библиотекаря при Академии наук и становится

довольно близко к влиятельным академическим сферам. В первые годы, вспоминал

впоследствии Миллер, он «более прилежал к сведениям, требуемым от библиотекаря,

рассчитывая сделаться зятем Шумахера и наследником его должности».

В то время Шумахер, занимая должность секретаря АН, был фактическим

вершителем ее дел. В 1728 г., в связи с отъездом в Москву конференц-секретаря Академии,

Миллеру «препоручено было... при Академии вице-секретарство». В том же году он

становится редактором академической газеты «Санкт-Петербургские ведомости». В качестве

приложения к газете он издает «Месячные исторические, генеалогические и географические

примечания в Ведомостях». Миллер окончательно переселился в Россию, но его «семейная»

карьера не удалась, а отношения с администрацией АН были очень натянутыми. Он пишет,

что «счел нужным проложить другой ученый путь». Это была русская история. Подкреплял

его на этом пути Байер, ставший его единственным руководителем. Миллер приступил к

созданию первого в России исторического журнала («Собрание российской истории»),

который выходил на немецком языке начиная с 1732 г. В журнале печатались источники и

статьи по русской истории, как отечественные, так и иностранные. После отъезда Миллера в

Сибирь издание остановилось (1737) и было возобновлено им же лишь в 1758 г. Именно в

этом журнале началась публикация Начальной русской летописи.

Новый этап в биографии Миллера связан с участием в Сибирской экспедиции В.

Беринга. Он продолжался с 1733 по 1743г. и был завершением той практической юколы, в

которой Миллер окончательно сложился как историк и ученый. Десять лет Миллер провел

вместе с натуралистом И.Г. Гмелиным в Сибири. Он знакомился с географией Сибири,

этническим составом ее населения, собирал архивные материалы, составлял карты. До того

времени центром исторического изучения были летописи. Миллер натолкнулся на акты, и

перед ним впервые открылось безбрежное море архивных источников по русской истории. С

этим открытием центр тяжести в изучении русской истории должен был переместиться из

глубокой древности в XV-XVII вв. Два года ушло на обследование архивов Западной Сибири

— Тобольска, Тюмени, Туринска, Омска, крепостей по Иртышу. С 1735 г. началось

обследование Восточной Сибири, с 1738 г. — Западной Сибири и Приуралья. Помимо

письменных источников, Миллер приступил к разработке археологических памятников,

изучал быт и фольклор. В процессе этой работы самое собирание материала начинало

приобретать научные формы и научную организацию. Надо сказать, что к чести Миллера он

не боялся быть чернорабочим в истории. Уже, будучи академиком, он готов был ехать в

деревню к В.Н. Татищеву, чтобы снять копии и сохранить для истории огромный материал,

собранный первым историком России для своих трудов.

61

Результатом десятилетней работы в Сибири стали 38 фолиантов копий актового

материала, так называемые «портфели Миллера», представляющие богатейший фонд для

изучения Сибири и не утратившие своей научной значимости до наших дней. Тем более что

многие подлинные документы с тех пор навсегда утрачены вследствие плохого хранения и

многочисленных пожаров. Материалы Миллера далеко выходят за рамки местной сибирской

истории и примыкают к общей истории России XVI-XVII столетий. Среди них акты периода

Смуты (грамоты Бориса Годунова, Василия Шуйского, Михаила Романова и др.), что

положило начало его «Опыту новой истории России», опубликованному в 1760 г.

В Петербург Миллер вернулся с развернутой программой научно-исторической

работы. В 1744 г. он подал свой известный проект учреждения «Исторического департамента

для сочинения истории и географии Российской империи»: Его план наметил следующий

круг изучения и публикации источников: 1. Степенные книги, летописи и хронографы. 2.

Рукописи татарские, персидские, турецкие. 3. Архивные дела из столичных и местных

архивов. 4. Жития святых. 5. Рукописные известия о построении церквей и монастырей. 6.

Надгробные и другие надписи в церквях и монастырях. 7. Родословные книги. 8. Разные

русские древности. 9.Устные предания. 10. Иностранные сочинения о России, других

государствах и подлинные документы о международных отношениях.

В этой связи им была предложена программа организации специальных экспедиций

для сбора источников на местах. Однако план Миллера был отклонен. В 1748г. он вновь

повторил его в представлении президенту Академии графу К.Г. Разумовскому, но результат

был тот же. Миллеру было предложено заняться окончанием истории Сибири. Первый том

его «Описания Сибирского царства и всех, происшедших в нем дел от начала, а особливо от

покорения его русской державой по сии времена» увидел свет в 1750 г. В «Ежемесячных

сочинениях...» была опубликована основная часть второго тома. Целиком этот труд впервые

был издан в 1761-1763 гг. на немецком языке под названием «История Сибири».

В 1747 г. Миллер окончательно перешел в русское подданство. К.Г. Разумовский

заключил с ним контракт. Ученому присвоили звание историографа и утвердили в

должности ректора университета. Исторический департамент был учрежден в 1748 г., но на

других основаниях.

В 1749 г. ученый занялся разбором архива А.Д. Меншикова, привел его в систему и

описал. Одновременно Миллер интенсивно работал над «Историей Сибири», которую писал

по-немецки, а затем его работа переводилась в АН на русский язык. Полностью этот труд

Миллера так и не был издан. В том же году Миллеру было поручено составить речь для

произнесения 6 сентября на торжественном заседании Академии — на другой день после

тезоименитства императрицы Елизаветы Петровны. В приглашении Академии наук,

говорилось, что Миллер «читать будет диссертацию о начале российского народа и отчего

оный так называется». Торжественное заседание было перенесено на день вступления

Елизаветы на престол — 25 ноября, а обсуждение речи продолжалось с 23 октября 1749 по 8

марта 1750 г. и заняло 29 заседаний Чрезвычайного собрания академиков. На основании

письменных мнений академиков Канцелярия Академии наук отправила Профессорскому

собранию указ об уничтожении диссертации Миллера, «так как она предосудительная

России».

Основные тезисы труда Миллера четко сформулировал В.О. Ключевский: 1) приход

славян с Дуная на Днепр, в соответствии с рассказом Начальной летописи, Миллер относит к

христианским временам, не раньше Юстиниана; 2) варягов он отождествляет со

скандинавами; 3) «принимает тождество варягов и Руси и утверждает, что скандинавы дали

Руси государей». Эта точка зрения была развитием «норманнской теории»,

основоположником которой был Г.З. Байер.

Заседания Чрезвычайного собрания академиков проходили в довольно резкой форме.

Свою речь Миллер произнес вскоре после правления Анны Иоанновны, когда немецкая

партия была удалена от двора. Национальное царствование Елизаветы Петровны началось во

время войны со Швецией, которая закончилась миром в Або в 1743г. Было крайне

62

неосмотрительно в это время сказать, что шведы дали России имя и государей. Основным

оппонентом Миллера стал М.В. Ломоносов, которого поддержали астроном Н.И. Попов, а

также СП. Крашенинников, А.П. Сумароков, И.Э. Фишер, Ф.Г. Штрубе де Пирмонт и даже

всесильный Шумахер. Нельзя не признать того, что в источниковедческом отношении

позиции Миллера были достаточно серьезно обеспечены. Однако норманнская схема часто

приводила его к ошибочным выводам в вопросах конкретной истории и заведомо обедняла

историю Древней Руси. Оппоненты не могли согласиться с тем, что начало Руси сводится к

влиянию извне. Тем более что это не соответствовало национальной патриотической идеи о

самостоятельном развитии славянства. И все же заслуги Миллера в изучении истории

Сибири, в собирании и анализе исторических источников полностью перекрывают его

норманнистские заблуждения.

В 1754-1755 гг. Миллер возвращается к издательско-журнальной работе, которой

занимался до 1764 г. В это время в «Ежемесячных сочинениях» выходят его работы по

истории Сибири, «Опыт новейшей русской истории», очерки истории Новгорода и Пскова.

Вся предыдущая деятельность, достаточно сложные отношения в АН приводят его к мысли о

необходимости сосредоточить свои усилия на специальной археографической работе. В 1766

г. он был назначен начальником в Московский архив Иностранной коллегии. В это время

ученому исполнилось 60 лет, он переезжает в Москву, одержимый желанием, с одной

стороны, «давать наставления молодым людям для продолжения исследований после его

смерти», а с другой — «устраивать архив, приводить его в порядок и сделать полезным для

политики и истории». Судьба подарила ему еще целых 17 лет. Миллер предпринимает

первую экспедицию для розыска архивных материалов по городам и монастырям

Московской губернии. Таким образом, за 50 лет до начала археографических экспедиций, он

сформировал и воспитал кадры русских архивных и археографических работников, среди

которых были Н.Н. Бантыш-Каменский, А.Ф. Малиновский и др. Он пишет историю

российского дворянства, очерк истории Преображенского и Потешного полков, историю АН,

морских плаваний. Мы обязаны Миллеру изданием «Истории Российской» Татищева, он же

впервые издал Судебник 1550 г., «Ядро российской империи» Манкиева, «Степенную

книгу», «Географический лексикон», Письма Петра I к Шереметеву, «Описание земли

Камчатки» Крашенинникова. Огромная работа, проделанная ______________Миллером, превратила его в

исключительного знатока истории России и поставила в центр всей исторической науки

второй половины XVIII в. М.М. Щербатов в своей «Истории России» пишет о нем: «Миллер

не токмо вложил мне охоту к познанию отечества моего; но, увидя мое прилежание, и

побудил меня к сочинению оной». Также с благодарной памятью пишут о нем Новиков и

Голиков. Основная часть миллеровских «портфелей» ждет опубликования до настоящего

времени.

Итак, практическая работа Миллера развила метод собирания материала, принципы

его фиксации и воспроизведения. От первичного собирания материала он перешел к

организованному систематическому его подбору, и этот принцип определяет всю его работу

в любой специальной области исторического изучения. Принцип точной документировки и

воспроизведения памятника стал также основным для археографического изучения, который

он распространял на этнографический и фольклорный материал. Миллер впервые

потребовал точного воспроизведения исторического документа в неизменном виде с

сохранением всех особенностей печатаемого списка, его орфографии и грамматических

особенностей. Он указывал, что язык памятника служит свидетельством места и времени его

возникновения. В результате была создана реальная основа для научного изучения текста,

для критики источника, которая должна была стать основой исторического изыскания.

Миллер также ввел еще один порядок научного обоснования изложения истории — обзор

источников, которым начинаются его очерки. Когда свидетельства разных источников

расходятся, он воспроизводит параллельно и другие взгляды и факты, чтобы была

возможность для сопоставления и проверки высказанного суждения.

63

Во главу научного исследования Миллером был поставлен принцип «истинности».

Если до него критика факта сводилась к критике «здравого смысла», как единственного

«разумного» критерия, то Миллер отстаивает общий принцип рационализма, задача ______________которого

— борьба с баснословием. Для ориентировки в сложных княжеских счетах русских

летописей Миллер приступил к разработке «генеалогии» как специальной практической

дисциплины. Однако он оставался представителем своего времени в вопросах исторического

синтеза, в деле осмысления исторического процесса. Не имея целостного научного

миросозерцания, он шел путем прагматического изложения, установления внешней

последовательности, частной связи исторического повествования. Основой обобщения для

Миллера оставалась политическая идея российского самодержавия. Но он впервые показал

значение источника во всей широте и объеме, впервые сделал попытку анализа этого

источника и положил начало его научной критике. После Миллера М.М. Щербатов — уже на

новой основе — смог возобновить попытку В.Н. Татищева создать общий труд по истории

России.

А.Л. Шлецер

Младший коллега Миллера Август Людвиг Шлецер (1735-1809) родился в городе

Ягштадте, в графстве Гогенлоэ. Сын пастора он в пять лет потерял отца. Чтобы продолжить

обучение он с 10-летнего возраста давал частные уроки. В 16 лет Шлецер поступил на

богословский факультет Виттенбергского университета, где получил хорошую богословскую

и филологическую подготовку. В 1754-1755 гг. Щлецер слушал лекции в Геттингенском

университете. Его учителями были филолог-классик А. Гесснер и крупнейший

исследователь-библиист И.Д. Михаэлис. Последний настоятельно рекомендовал Шлецеру

осуществить научную поездку на Ближний Восток для изучения исторических и

лингвистических древностей.

С 1755 по 1758 г. Шлецер работал в Стокгольме домашним учителем, конторским

служащим, корреспондентом гамбургской газеты и одновременно изучал скандинавские

языки. Продолжая научные изыскания, он издает на шведском языке «Опыт всеобщей

истории торговли и мореплавания в древнейшие времена», а на немецком языке написал

«Новейшею историю учености в Швеции». К 25 годам, по его собственным словам, он знал

«грамматически до пятнадцати языков», а также естественные науки и медицину. В 1761 г.

Михаэлис в ответ на просьбу жившего в Петербурге Г.Ф. Миллера рекомендовал ему

Шлецера в качестве домашнего учителя и помощника в обработке собранных материалов по

русской истории. В Петербург Шлецер приехал в конце 1762 г. и некоторое время был па

частной службе у Миллера. В 1762 г. он получил официальную должность адъюнкта по

русской истории при Академии наук. К этому времени он был уже сложившимся ученым с

широким кругозором и большой эрудицией.

Представленный Шлецером в Академию наук план занятий одновременно стал и

проектом разработки источников русской истории. А именно: 1. Изучение отечественных

памятников. 2. Изучение памятников иностранных. 3. Использование и тех и других

источников для составления свода русской истории. Под отечественными памятниками

Шлецер понимал прежде всего летописи, которые, по его мнению, необходимо обрабатывать

в следующих направлениях: 1. Подбор списков, их сличение и выявление «чистого и верного

текста». 2. Грамматическое изучение, т.е. прочтение текста и выяснение его смысла. 3.

Сопоставление разных летописей с целью проверки разнородных сведений, в них

содержащихся. Кроме специальных источниковедческих работ, Шлецер считал

необходимым написать очерк русской истории от основания государства до пресечения

династии Рюриков. И последним этапом своего плана Шлецер считал задачу, связанную с

созданием популярных книг по истории, географии я статистике.

В 1767-1768 гг. вместе с переводчиком Академии С. Башиловым Шлецер издал

«Русскую Правду», Судебник царя Иоанна, две первые части Никоновой летописи. В 1769г.

он напечатал на французском языке очерк русской истории и на немецком — «Русскую

64

историю до основания города Москвы (1147)». Оба эти руководства были переведены на

русский язык и долго служили для школьного образования. Покинув Россию в 1769 г.,

Шлецер преподавал в Геттингене всеобщую историю и статистику и не переставал

заниматься русской Начальной летописью. В 1800 г. он приступил к печатанию своего

критического исследования о Начальной летописи и посвятил его императору Александру I,

который в благодарность прислал ему бриллиантовый перстень, а позже пожаловал орден

Владимира и герб с изображением Нестора.

Надо признать, что история России поражала и влекла Шлецера своими масштабами,

но он не был достаточно подготовлен к ее научному изучению. Историк признавался, что не

способен написать сколь-нибудь хорошую историю России для серьезных читателей. Однако

Шлецер имел превосходную подготовку к историко-критической работе. В этом

направлении и сосредоточилось все его внимание. Изучение источника и его критика — тема

«Нестор» — стали основными в его научной работе. В «Несторе» Шлецер сформулировал

общие принципы и описал технические приемы проведенной им критики текста. Он

различает три вида критики, три этапа критического изучения:

1. Что Нестор писал действительно?

2. Что он под сим разумел?

3. Правильна ли его мысль?

Третья «высшая критика» была уже переходом от критики текста к интерпретации

исторического факта, т.е. самого исторического процесса. Сам Шлецер остановился на

пороге третьего этапа. Дело Шлецера — критика текста. Применительно к этой задаче он

дает чрезвычайно четкое и ясное описание технических приемов критики. Сличение и

систематизация списков по их названиям, установление их взаимосвязи, генеалогии, что дает

основу для их сличения и внутренней критики, поскольку для древней летописи мы имеем не

подлинник, а позднейшие списки. Шлецер подробно характеризует сложный комплекс

дальнейших признаков: бумага и внешнее оформление, письмо и приемы написания,

иллюстрации, язык. Из этого комплекса данных может быть выведено место и время

возникновения не только изучаемого списка, но и того утраченного текста (протографа), от

которого данный список происходит. В результате Шлецер вывел главный принцип:

древность списка не тождественна древности его редакции и сама по себе не решает вопроса

о степени достоверности даваемого им чтения.

На основе этих принципов Шлецер и подошел к изучению русского летописания. В

его распоряжении было 20 текстов русских летописей, из которых лишь 13 допускали

научное изучение и критическую проверку. Шлецер дал близкую к действительности

историю летописных сводов, в частности установил позднее происхождение Никоновского и

Воскресенского сводов, и «Степенной книги» и подверг их критической оценке. К слову,

составление «Степенной книги» Татищев, Миллер и Щербатов относили к XIV в. Шлецер

доказал, что это — памятник XVI в. с искаженным первоначальным текстом. Разбор русской

летописи был доведен Шлецером до 980 г. и привел к научному пересмотру основных

вопросов, занимавших современную Шлецеру историческую науку:

1. историческая этнография и происхождение современных народов;

2. говоря о норманнской теории происхождения Руси, он указал, что через 200 лет не

осталось ни одного скандинавского термина в русском языке;

3. исследуя общественный строй славян IX-X вв., доказывал примитивность политического

строя и отсутствие государственности.

Эти выводы Шлецера встретили резко отрицательную оценку современников —

русских историков. Шлецера обвинили в немецком национализме, в стремлении доказать,

что именно немцы принесли в Россию и культуру, и государственный строй, а внешняя

политика России, начиная с образования Московского государства, носила исключительно

завоевательный характер. С этого времени в историографической литературе довольно

широкое распространение получило мнение, что Шлецер презирал Россию и русский народ.

Но вопрос этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Когда Шлецер принялся за

65

изучение церковно-славянского языка, он, не скрывая своего изумления, восхищался его

богатством и говорил: «Вот на какой язык лучше всего перевести Гомера». Ученый

прекрасно видел, что пребывание в России прямо связано с его научным ростом, расширяет

кругозор, не говоря о жизненном опыте. Будучи достаточно тщеславным человеком, он

понимал, что из русских летописей можно сделать настоящее ученое открытие для

европейской науки. Видел и не ошибся в том, что перед ним — область, которая даст 1 ему и

деньги, и ученую славу в Западной Европе. Действительно, судя по его работам, мы можем

говорить, что Шлецер недооценивал глубину и творческие возможности русской культуры.

Он подчеркивал превосходство иностранцев и особенно немцев, которые, по его мнению,

облагородили Россию и распространили в ней просвещение.

Однако основное значение Шлецера заключается в том научном методе, которым он

вооружил русского историка, В 1809 г, ученый был избран почетным членом Общества

истории и древностей российских. В 1813 г. Н.П. Румянцев внес 25 тыс. рублей в Академию

наук как фонд издания русских летописей и в своем обращении в АН сослался на Шлецера

как основателя научного издания летописей. «Шестор» после этого сразу получил широкое

признание в науке, был тотчас переведен и издан на русском языке.

Сочинение Шлецера «Нестор» имело большое влияние на развитие нашей

историографии. Начиная с Н.М. Карамзина, C.M. Соловьева, М.П. Погодина все русские

историографы, включая А.А. Шахматова, смотрели на Шлецера как на первоучителя,

родоначальника своей науки и руководствовались его приемами. Позже А.А. Шахматов

доказал, что сама летопись Нестора была лишь одним из промежуточных звеньев в общей

истории летописания. Но этот вывод Шахматова стал возможен только на основе развития

исторической науки XVIII в., которое было подготовлено, в том числе и трудами А.Л.

Шлецера.

М.В. Ломоносов

Выдающийся русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) не был

профессиональным историком, но его работы в области изучения прошлого России и других

стран явились новым словом в науке. Для Ломоносова занятия историей были делом,

связанным с выработкой национального самосознания, с борьбой за экономическую,

политическую и культурную независимость России. В то же время он должен был сделать

русскую историю достойной внимания высшего общества, украсить ее новыми приемами

изложения и одеть в соответствующий времени классический костюм. Представитель

народа, он органически воспринял и пронес через всю жизнь чувство высокого патриотизма,

которым пронизаны и его исторические труды.

Жизненный путь ученого хорошо известен, и мы остановимся лишь на тех

обстоятельствах, которые наложили свой отпечаток на идеологию Ломоносова и оказали

влияние на те практические предложения, с которыми он выступал. Выходец из

государственных крестьян, он считал, что экономическое развитие России возможно лишь

при проведении ряда мероприятий по улучшению положения крестьянства. В то же время он

оставался сторонником просвещенного абсолютизма и обосновывал руководящую роль

абсолютной монархии в жизни страны. Дойдя до материализма в области понимания

явлений природы, Ломоносов в объяснении общественного развития был идеалистом. В

своеобразных условиях крепостнической России в его работах проявляются

демократические тенденции.

Связь исторических взглядов В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова видна из того, что в

1749 г. последний по просьбе Татищева написал посвящение (великому князю Петру

Федоровичу) к первой части его «Истории Российской». В этом посвящении Ломоносов

излагает мысль о том, что занятие историей является патриотическим делом. К нему

побуждает «искренняя любовь и горячее усердие к отечеству». В то же время в соответствии

со взглядами Татищева на первый план выдвигается задача изучения «дел бывших в России

владетелей, а особливо самодержавных...», т.е. абсолютистских монархов. История народа

66

тесно сливается с историей правителей делам которых народ обязан своей славой.

Ломоносов отмечает, что из-за отсутствия «достоверного описания деяний российских»,

«похвала государей, заслугами своими Россию одолживших, равно как и древнего

российского народа славное имя затмевается, и добрые примеры мужественных поступков и

премудрых поведений остаются в закрытии». Таким образом, о «похвале государей»

говорится в первую очередь, о «славном имени российского народа» — во вторую, потому

что, с точки зрения Ломоносова, причиной могущества народа являются заслуги

просвещенных монархов.

В том же году Ломоносов выступил с замечаниями на диссертацию Миллера

«Происхождение имени и народа российского», предназначавшуюся для оглашения в

качестве речи на публичном собрании Академии наук. Миллер доказывал норманнское

происхождение Руси. В решительных возражениях Ломоносова против этой концепции

представляет интерес прежде всего его разбор источниковедческих основ диссертации

Миллера. Ломоносов считает неправильным сам принцип отбора источников, игнорирование

показаний русских авторов и преимущественное внимание к иностранным. Он высказывает

свои соображения о задачах критического анализа древних памятников письменности: «Надо

уметь отделить в них правду от баснословия». Далее отмечает субъективный подход

Миллера к иностранным источникам, использование лишь того материала, который отвечает

его предвзятой точке зрения. Подвергает Ломоносов сомнению и выводы Миллера (идущего

вслед за Байером), основанные на созвучии корней ряда слов, например производство имен

древнерусских князей от скандинавских (Ольга — Аллогия, Владимир — Валдмар, Всеволод

— Визвальдур и т.д.). Ученый называет подобные сопоставления «перевертками»,

происходящими от «неразумения российского языка». Возражая Миллеру по существу,

Ломоносов считает неправильными его утверждения о позднем появлении славян в местах

их последующего пребывания, о том, что Русь — это новое название, наконец,

противопоставление руси славянам. Он док