Женское собрание в Оосакской Церкви

С половины седьмого вечера было женское собрание, прескучное; было девятнадцать женщин и шесть детей, да священник и катихизато­ры. Говорили: Софья Такая о Самсоне, собственно о рождении его; Ирина Фукасе —жизнь святой Евдокии, но тихо и вяло. После стали молчать, что побудило меня сказать об Ангеле-Хранителе детей. После чай японский, вялые толки, кому следующий раз говорить, сбор добро­вольных вкладов в Язумон, причем я хотел было положить одну ену, да и то жаль стало — не стоит это собрание одной ены; я ждал и большего собрания, и более оживленного.

Заглянул в запись, почти всегда собирается мало, человек пятнад- цатьшестнадцать; раз только записано двадцать четыре; для Оосакской Церкви — все это весьма плохо. Не оживлена Церковь: каков поп, таков и приход.

Соскучился совсем в Оосака; ведь нужно же было приехать в среду и вот четыре дня при такой малости дела! Вперед нужно разумней распо­лагать время. Да и холодно же здесь. И еще полторы сутки нужно жить здесь, потому что завтра вечером назначена проповедь для язычников.

Октября / 4 ноября 1889. Понедельник.

Оосака

Отворишь окно, или затворишь — все одно,— температура в комнате одна и та же: холод нестерпимый. Вперед нужно снабжаться теплым платьем в защиту от сего врага здоровья (ибо в ночь беспокоит ревма­тизм) и доброго расположения духа, ибо какое же расположение, когда вечно корчишься и ежишься?

Хороший земледелец и весьма плохой сохой вспашет полосу; но бо­розда будет мелка, между бороздами будут прогалины, где соха не берет; вообще, результат работы не будет соответствовать силе и искусству земледельца,— и это от дурных качеств сохи. Я — вот эта плохая соха, мешающая здесь деланию Божию; ни молитвенник я, ни постник, ни труженик, ни воздержник — чем я могу влиять на народ? Оттого и нет здесь глубоких, истинных христиан, не с кого пример брать, оттого и нет умных, талантливых, высокого ранга людей между христианами, не кому повлиять, привести таких ко Христу. Совесть корит меня, и — будь милостив, Господи, чтобы укор этот не сделался вечным, не обратился в нескончаемое геенское учение!

Коци

Прибыл Павел Айбора из Тоса; запоздал к Собранию, потому что вчера день был ветренный, судно не могло прийти вовремя. Просит христианку-проповедницу в Коци, ибо сам молод (двадцать четыре го­да), женщинам проповедывать неудобно, и женщин в Церкви почти нет, все больше молодые люди. Обещался я испытать Марию Хокугоку в верознании, если окажется сведущую, то ее можно дать в Коци — в Жен­ской школе ее заменить есть кому; молодых же учительниц туда нельзя. Просит еще на заведение другой квартиры для проповеди,— отказал, может проповедывать в домах, куда зовут, если же много слушателей, то Е нынешней катихизаторской квартире, на которую из Миссии получает три ены семьдесят пять сен.

Я тетрадь

В Коци по метрике пятьдесят три христианина, из них один умер, два бросили учение (Нодзиро и Мори), шестнадцать охладели или разо­шлись неизвестно куда, тридцать четыре налицо в девятнадцати домах. На молитву в субботу собирается тридцать, поют пятнадцать. Сицудзи двое. Новых слушателей двадцать четыре надежных, в том числе только пять женщин. Вообще, здесь христиане почти все молодые люди.— В де­ревню Кума, один ри от Коци, выходит два раза в неделю — надежные слушатели есть и здесь. Выходил до седьмого месяца в деревню Камода, полтора ри от Коци, но камнями прогнали, и теперь никто не дает там дома для проповеди. В Акаока было два христианина, но они ушли в другие места, и теперь катихизатор там не бывает. До сих пор христиане Коци раз в месяц, в воскресенье, делали симбокквай. Христиане там больше из сизоку, и не бедные; в месяц собирают кёокиу ен пять, из которых приплачивают за квартиру одну ену, на освещение, уголь и прочее.— Мать катихизатора Алексея Китагава там плохая христианка — ни с кем не ладит; у нее две дочери; одна недавно выдана была за протес­танта, но тот недавно прибил ее и прогнал, дав разводную; живет он в десяти ри от Коци; Айбара говорит,— может потому, что она не умеет стряпать, ибо училась швейному искусству, в котором и мастерица и которое любит; другой дочери пятнадцать лет, учится в школе. У Айбара — отец (пятьдесят четыре года) и мать, и дед (девяносто однин год), на войне в [?] потерявший руку. Айбара говорил, что к нему часто и дружески ходит католический патер, говорит с ним о вере, но избегает о разностях, видимо, соблазняет — едва ли удастся совратить, но каковы же эти патеры! Вот-то на чужом основании любят строить!

Вечером, в шесть с четвертью часов, здесь, в Церкви, была пропо­ведь для язычников, которых собралось с сотню, или больше,— усердно слушали; я говорил с семи до без четверти девять первоначальную для язычников катихизацию.