Октября / 5 ноября 1889. Вторник.

Оказаки

В семь часов шесть минут утра выехавши из Оосака, прибыл сюда в половине четвертого пополудни. Христиане встретили на вокзале, и с ними прибыл в Оказаки, отстоящее больше одного ри от вокзала. Здесь только сегодня окончен постройкой храм, к сожалению, не храмовой архитектуры, а в виде дома. Место под храм подарено врачом, бывшим зятем о. Павла Сато, Павлом Накамура; место достаточное и для садика вокруг храма. Постройка храма до ковра внутри обошлась в девятьсот ен, считая тут же и дом для катихизатора, в котором ныне сие пишется. За триста сорок две ены христиане продали прежний церковный дом с землею под ним, и эти деньги пошли на нынешний храм, прочее пожерт­вовали вновь; ныне состоит на [...] сто пятьдесят ен долгу, но христиане нисколько не озабочены сим, надеятся легко очистить его.

Статистические данные о Церкви в Оказаки смотри выше, из сооб­щения в Нагоя. Поют здесь человек десять, учит Мария Нанабу, вдова; тон во многих местах потерян.— Сицудзи трое, фукёоин’ов выбрали одиннадцать христиан и десять христианок. Ныне все они лично в Цер­кви заявили свое желание служить.

Женщины, кроме того, изъявили готовность завести симбокквай; сегодня же определили в третье воскресенье каждого месяца делать собрание; для нынешнего месяца избраны три для приготовления рас­сказов и назиданий, две для должности кандзи.

По приезде здесь нашли у храма остальных христиан и множество язычников; пред Церковью — зеленые, прекрасно сделанные и украшен­ные множеством цветов, ворота, а также множество фонарей для иллю­минации в нынешний вечер. Отслужена была вечерня и сказана проповедь христианам; осмотрен храм внутри и вне; икон, кроме иконостасных Спасителя и Божьей Матери (бывших прежде в Хакодатской Церкви) и Тайной Вечери, нет; и эти не подходят к новому иконостасу, деланному в Нагоя. Обещался похлопотать, чтобы Ирина Ямасита поскорее напи­сала иконы по меркам, которые пришлют. После разговора о церковных делах с христианами, вышли из Церкви и дали свободу язычникам наполнять ее в ожидании проповеди; в семь часов о. Матфей начал проповедь; я затем говорил с сорок минут, с восьми до без четверти девять.

Язычников была полная Церковь, вероятно, человек триста с лиш­ком, слушали усердно, что заставило меня обещать им другую проповедь на завтрашний вечер. После проповеди отслужена была утреня, ибо завтра предположено освящение храма — чрез водоосвящение и окроп­ление — и литургия.

Христиане кажутся усердными, без усердия нс построили бы и такую Церковь, но число-то их такое же, как было восемь лет назад, хотя много с того времени новых, старых-то много охладело. И так везде! Горе с новыми христианами из язычников! Как их беречь от охлаждения?

Октября / 6 ноября 1889. Среда.

Оказаки

Утром осмотрел местность храма. Оказывается, что здесь прежде был буддийский храм, но по неимению средств содержания разорен, место обращено было в огород, куплено врачом Павлом Накамура, кото­рый намеревался построить здесь дом для себя, но подарил под храм. Место против средины города, но на самой окраине; прежнее место, бывшее в центре города, лучше было. Впрочем, так как Оказаки город небольшой, то сюда собираться христианам нетрудно. Храмы буддий­ские здесь все прежде получали содержание от Сеогунского дома (То- кунгава); ныне лишены сего и потому приходят в упадок. Впрочем, буд­дизм здесь еще силен; народ в городе связан обещанием не слушать христианское учение, каковое обещание многим мешает, но иные выры­ваются из этой сети бонз. Утром, с пригорка над храмом нашим, осмот­рели город; недалеко невысокий горный гребень, у подножия которого деревня Мацудаира, из которой предки Иеясу.

Железная дорога — больше одного ри от Оказаки, жители прозевали хлопотать, чтобы она прошла ближе: «сиране-као-сита»,— ну и платятся теперь упадком города; строится ныне дорога к станции для бася.

Пред богослужением убрали несколько Церковь иконами, переста­вив их на более удобные места,— Потом было водосвятие и окропление Церкви внутри и вне, дома катихизатора и всего места, по границе его с соседними. Потом литургия — первая в сем храме — проповедь, панихи­да об усопших здесь, испытание детей в знании молитв: знают не хуже, чем в Нагоя; всем розданы образки; один мальчик, лет семи, не был в Церкви, пришел вечером и, разобиженный, что ему не достался обра­зок, сквозь слезы отлично прочитал молитву Господню, за что также, к своему умилению, получил образок.

После обеда с священником о. Матфеем, катихизатором Павлом Канге- та сделали визиты всем главным христианам здесь — сицудзи, фукёоин и прочим. Наполовину живут бедно. Павел Накамура, врач, искренно верующий; в его доме и знамение Благодати Божией видели: один уче­ник его болен и ныне, но вскоре совсем выздоровеет, а между тем врача­ми осужден был на смерть,— Был страшный нарыв на спине, опасный для спинного мозга. Начал выздоравливать с причащения Святых Тайн. Другой врач — Танака Василий — тоже хороший верующий. А вот некто Иоанн Симидзу смотрит в протестанты: две дочери в протестантских школах, одна — в Токио, другая в Сайкёо у Дооснея, и по-видимому, дочери смущают его; был очень усердный, не жалел средств на храм и дом катихизатору — и вот давно уже не ходит в Церковь; на мой выговор он признался, что есть что-то смущающее, но обещался поговорить с о. Матфеем. (Он с проломленной головой и ямкой в передней части черепа). Один чиновник-христианин Бан, родом из Коофу (Ямапаси- кен), просит катихизатора для Коофу, где его мать слушает учение у протестантов; советовал я ему написать матери, чтобы она повременила принимать крещение, пока узнает и православие; катихизатора іуда очень нужно бы послать. Отец Варнавы Симидзу — бедный, одноглазый — торгует старьем, самым хламным; мать, по-видимому, умная женщина; отец Фомы Яно — язычник, приходил в Церковь вечером на проповедь в благодушнейшем настроении, то есть выпивши. Мать Тита, ученика Семинарии, седая; отца не видал.

Вечером опять была проповедь для язычников. Вчера и сегодня пре­до мною говорил о. Матфей; мне приходилось захватывать и слышать конец его проповеди; удивился я, как плохо он говорит — малосодержа­тельно, повторяет одно и тоже, вяло, но с выкриками; совсем плохо, до прискорбия, уши вянут слушать; недаром зевают вслух,— Язычников и сегодня было много, не полна Церковь, как вчера, но много, и слушали внимательно, кроме детей, которые, впрочем, тоже притихли после моей угрозы, что их выведут. Проповедь продолжалась до девяти часов, потом был разговор с христианами на слова: «Духа не угасайте»,— вну­шал им служить Богу всеми своими делами.

Здешние христианки при построении храма выказали усердие по­жертвованиями лично от себя денег, иные булавок, платья, Сара Канге- та своего пояса; всего ими собрано двадцать одна ена шестьдесят пять сен.

Завтра с поездом в семь часов двадцать шесть минут утра отправля­юсь в Токио.

1890 год

Января 1890. Понедельник

В прошлом году почти выстроен Собор, так что в нынешнем непре­менно будет освящение его.— Книжку нужно составить с фотографией Собора и напечатать в десять тысяч экземпляров.

О. Анатолий почти сумасшедший. Дай Бог, чтобы оправился. Пе­чально положение семейства его брата, без него, хотя, даст Бог, не оставит без призора детей водворителя здесь церковного пения.

Парламент открылся здесь в нынешнем году. Лучшим делом и служе­нием его здесь может быть водворение в Японии Православной Христи­анской Веры. Дай Бог ему исполнять сие его назначение! Без сего к чему он? Японский народ разве сделает материально счастливее? Несчастнее сделает, это верно, ибо и для содержания членов Парламента нужны деньги.

Все десятичные годы доселе встречал в России: 1840 и 50-й — в Березе, 60-й — в Академии, 70 и 80-й — в Лавре; ныне 90-й,— только приходится встретить вне Отечества; дальнейший — где будет? Дай Господи, чтобы тоже здесь, но при господствующей Православной Вере.

Января-1890. Среда

Леса почти разобраны — остается малая часть, где поставятся трубы для хибаци пономарям. И хорош же Собор — со всех открыт пунктов Токио! Что он хорошо кажет себя; свидетельство хоть сегодня: были смотреть его секретарь аглицкого посольства Непир (сын бывшего аг- лицкого посла в Санкт-Петербурге) с женой; у ней сегодня печаль — получена телеграмма о смерти брата, так для утешения муж повез ее в место молитвы — Собор наш, к сожалению, неготовый внутри; но они довольны были и наружным осмотром его и видом с колокольни.— Лишь только я проводил их, явились тоже смотреть Собор — унитарианин из школы атеиста Фукузава, один из трех профессоров-американцев, при­везенных сюда Мг. Кпарром, проповедником унитарианства, с женой. На положение его, что «японцы неспособны к религиозности», что-де «в христианские школы идут исключительно для образования»,— я рас­сказал ему, что наша Церковь, имеющая ныне восемнадцать тысяч хрис­тиан, воздвигнута японцами же, ибо наших миссионеров всегда здесь было не более двух, а священники и проповедники все из японцев.

Вечер провел с П. Кодадзима; убеждал его сознать себя виновным в ссоре с о. Титом и Мацумото. Кажется, повинен в тяжком грехе (прелю­бодеяния); но Господь с ним! Невыяснен сей грех неопровержимо; по­этому пусть он смирится, омоет себя искренним раскаянием и покаянием пред духовником,— служит опять.

После: не оправдалось, оказался совсем закоренелым. От Стефана Ваинай, жену которого обесчестил Кодадзима и которая хотела поэтому лишить себя жизни, пришло письмо, наисильнейшим образом конста­тировавшее грех Кодадзима и не требовавшее ничего более, как чтобы Кодадзима не был признан невинным и не возвращен в Саппоро в качестве катихизатора. Кодадзима дано было прочесть это письмо — истинно трагическое и до крайности трогательное,— и хоть бы искра сознания и раскаяния! — Отказано было ему от места, посоветовано вернуться до­мой и исправиться. Согласился и попросил денег на дорогу; дано, и обманул — остался здесь и ныне болтается, увеличил на единицу здешних пролетариев.

Мая 1890. Среда

У ворот дня два вечно полицейский. Чтобы значило? Думаю, сегодня разъяснилось. Секретаря Миссии Нумабе позвали в Полицейское Депо и сказали ему, что некто, по имени Иванаи, двадцати восьми лет, из провинции Гифу, имеет убить меня; дали приметы: лицо круглое, цвет белый, волоса курчавые, губы толстые, рост 5 футов 2 дюйма, глаза боль­шие и прочее.— Хочет убить за то, что храм возвышается выше Дворца Императора. Натолкнулись на сего фанатика, разыскивая убийц Rever­end Large’a, из Азабу, убитого ворами, доселе не разысканными. Спаси­бо полиции! Осторожность принял: ночью двери на замок и прочее. Но где же охранить себя, если Бог не охранит? Ныне издали можно убить еще легче, чем вблизи. Господня Воля!

Мая 1890. Вторник

Девять человек из оканчивающих курс Семинарии ушли. Причина — должно быть — нежелание служить Церкви, потому что настоящей при­чины никакой не было. Пять из ушедших такие, что если бы остались и кончили курс, все-таки нужно было бы послать их домой, по совершен­ной негодности их для служения Церкви, ибо крайне неспособны (глу­пы, или ленивые), так что собственно не жаль ушедших; но характерис­тичен факт ухода в том отношении, что ныне.нет между воспитателями и учителями Семинарии людей, заинтересованных делом православия: инспектор — Павел Морита — совершенный негодяй по лицемерию; мне всегда рассыпается в усердии по Церкви, ученикам же льстит, и как р [?] льстец, не имеет на них никакого влияния, а может наслаждается злора- дованием, что, мол, досаду причинил мне уходом учеников; учителя-ака­демисты — Мии, Ивасава, Сато — трупы в смысле жизни церковной. Каждый из них мог бы остановить словами: «Что вы затеяли? Да можно ли таким свинством благодарить за семилетнее воспитание!» и так далее. Но — у кого же из этих нравственных церковных мертвецов найдется такое слово!

Мая 1890. Четверг

Был на Японской выставке. Rublish! До осмотра лучше думал о ней. Есть вещи (из религиозных) 1300-летней давности. Русского государства тогда и в помине не было, когда эти вещи (от которых недалеко ушло нынешнее японское искусство) сделаны. Но ныне Русское государство в два с половиной раза больше Японского по числу народонаселения и прочее, и прочее.

Законную национальную гордость — не японец только, но и русский может вынести с этой японской выставки.

25 мая / 6 июня 1890. Пятница

Мраморные престолы и жертвенники в Собор совсем готовы. Так как во время освящения Собора было бы очень трудно опускать тяже­лые мраморные доски и так как, кроме того, по чину святые мощи полагаются под престол уже по освящении престола и по одеянии его,— у нас же для вложения святых мощей непременно нужно приподнять верхнюю доску, под которой посредине и сделано место для поставле­ния ящика с мощами,— то пришлось положить святые мощи под пре­стол прежде освящения храма. Сегодня это и сделано. Приготовлены были для вложения святых мощей три серебряные позолоченные ков­чежца для трех престолов, и для поставления этих ковчежцев три каменные ящика, 5 футов длины, 4 фута ширины и 1 ^J/2 фута высоты. Написано было на трех было на трех листах,— на первом, для главного престола: «Сей Святой Престол, во имя Славного Воскресенья Г. Н. И. Хр. соору­жен и освящен, на мощах Святого Мученика Мардария, в лето по Рож­дестве Христовом 1890»; на втором, для престола правого придела: «Сей Святой Престол, во имя Введения во Храм Пресвятой Богородицы, сооружен и освящен, на мощах Святой Мученицы Евгении, в Лето по Рождестве Христовом 1890»; на третьем, на престол левого предела: «Сей Святой Престол, во имя Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла, сооружен и освящен, на мощах Святого Мученика Мардария, в Лето по Рождестве Христовом 1890». Бумаги в конвертах положены в ящики.

В одиннадцать часов собрались в Соборе все находящиеся в Миссии, и отслужено было водоосвящение для освящения ящиков и мест, куда они в престолах должны быть вставлены. В первый раз раздалось в Соборе пение нашего миссийского хора, и он — не велик для Собора, но и не мал; резонанс в Соборе, кажется, порядочный. По окончании водо­освящения и окроплении святой водой престолов, мест в них для святых мощей и ящиков, сказано было мною о значении церковного установле­ния полагать святые мощи под престол — начало его в Слове Божием: «Видел под алтарем души убиенных» (Апокалипсис),— буквальное выра­жение и исполнение сего было у первенствующих христиан, строивших храмы на гробах мучеников. Вот и мы также на гробах мучеников утвер­дили наши алтари; и рассказано было о мученической кончине святого мученика Мардария в Диаклетианово гонение, 303 года, в Никополе (память 13/25 декабря) и о мученице Евгении, пострадавшей в Валери­аново гонение, 259 год,— память 24 декабря (5 января); по окончании сказания показаны были всем частицы мощей святого Мардария и свя­той Евгении; после чего святые мощи окаждены при пении тропаря «Святи мученицы,— добре страдавший» — трижды; затем было поклоне­ние святым мощам и целование ковчежцев с ними; потом — чтобы испы­тать, кстати, пение с хор — певчие посланы были на хоры, где пропели еще тропарь святым мученикам, молитву Господню и отпуст. Мы с о. Пав­лом Сато, в облачениях, помазали святые мощи миром, положили по три частицы (одна больше, две малые — в воску вложенными, привезен­ные мною из России) в ковчежцы,— сии — в ящики, и ящики в заготов­ленные места в престоле, после чего, разоблачившись, подождали пока при наших глазах рабочие опустили мраморные доски и замазали щели. Итак, Слава Богу, начало священнослужению в Соборе положено.— И да помолятся Святые Мученики Мардарий и Евгения, чтобы Бог благово­лил во Славе обитать в сем доме Своем!

К сожалению, мраморные престолы и жертвенники оказались вовсе не так хороши, как я предполагал. Японский мрамор — преплохой — крупнозернистый, ломкий, осыпчатый; лучше бы сделать, как я сначала думал, гранитные. Впрочем, что сделано, за то Слава Богу!

(Существуют записки от 13 (25) февраля 1893 [1890?] года, Субботы 1-й недели Великого Поста)

Июня / 9 июля 1890. Вторник.