В свете методологической оппозиции

«номотетика — идиография»

Рассмотрев сложившиеся в методологии социального исследова­ния подходы к целям и методам сравнительного исследования, обра­тимся к существенной методологической оппозиции «номотетика — идиография», осмысленной в конце XIX в. и не утратившей до сих пор своего познавательного смысла. В частности, понимание сущности раз­личий номотетических и идиографических подходов позволяет осмыс­лить характерные для современного социального и гуманитарного познания оппозиции подходов: глобализирующий — индивидуализи­рующий; микро- и макроподходы.

Сравнение — универсальная категория мышления и универсаль­ный метод научного познания. Поэтому глобальные различия позна­вательных парадигм не могут не проявиться по отношению к целям и способам осуществления сравнительных исследований, к их месту во всей эпистемологической системе.

Прежде чем обратиться к рассмотрению вышеназванной оппози­ции, заявим следующую гипотезу: различия познавательных концепций во многом обусловлены различиями в понимании целей применения в их рамках сравнительного метода— ориентации на преимущественный по-иск сходства или различий исследуемых феноменов.

 

¹³ Февр Л. От Шпенглера к Тойнби//Февр Л. Бои за историю: Пер. с фр. М., 1991. С. 93.

Номотетическое (типизирующее, объясняющее) направление по­родило множество объясняющих схем при практическом отсутствии критерия для их верификации. Идиографическое (индивидуализирую­щее, понимающее) направление до последнего времени менее ярко проявлялось в гуманитаристике. Обращение к идиографии в послед­ние годы (интерес к микроистории, постановка проблемы «инаково-сти») во многом связано с попытками преодоления ограниченности номотетического подхода и гуманитаризации исторического знания. Не останавливаясь специально на сравнительном анализе номотети­ческих и идиографических направлений, отметим лишь, что боль­шинство сформировавшихся в их рамках парадигм не вполне отвечает сложности современных гносеологических проблем. По-видимому, дело в том, что оба подхода обнаруживают невозможность достижения це­лостного знания, к чему исследователь всегда стремится (осознанно или подсознательно) в силу целостности человеческого восприятия. Это противоречие между целостностью восприятия и дискретностью знания по-разному проявляется в номотетических и идиографических направлениях. Номотетический (типизирующий) подход моделирует историческое целое, абстрагируясь от «деталей», иногда весьма зна­чимых. Идиографический (индивидуализирующий) — воссоздает ло­кальное целое, но не дает методологического инструментария для включения его в целое всемирно-историческое. Наиболее ясно огра­ниченность возможностей и номотетического, и идиографического подходов проявляется при решении наиболее актуальных проблем современного исторического познания — гуманитаризации истори­ческого знания и сравнительно-исторического исследования. Идио­графический подход, сохраняя гуманитарный характер историческо­го познания, не дает метода сравнительно-исторического исследова­ния, поскольку имеет дело с индивидуальными культурными феноменами. Номотетический подход, давая возможность сравнитель­но-исторического исследования, ведет к дегуманизации историчес­кого познания, поскольку абстрагируется от конкретного человека.

С точки зрения метода сравнительно-исторического исследования, очевидно, что номотетические подходы нацелены на выявление обще­го, повторяющегося, а идиографические — на выявление различий.

Если мы обратимся к размышлениям по этой проблеме известно­го русского историка Николая Ивановича Кареева, который, кстати, сам себя считал последовательным позитивистом, то мы увидим, что он предлагает весьма оригинальный способ примирения противоре­чий внутри данной оппозиции, разделяя сравнительно-исторический и сравнительно-социологический методы.

Исходным пунктом рассуждений Кареева служит следующее ут­верждение:

«Известная сумма фактов может изучаться вместе или потому, что между ними существует более или менее прямая связь, или потому,

что, вне какой бы то ни было реальной связи между ними, наблюда­ется сходство их между собою, кроме случаев, когда и само сход­ство объясняется реальной связью»¹⁴.

Кареев отмечает заслуги Огюста Конта в становлении сравнитель­ного метода в социологии, но при этом подчеркивает, что этот метод применялся «в интересах помологического, а не идиографинеского зна­ния», а «вопрос о сравнительной методе в идиографических целях оста­ется неразработанным».

Кареев раскрывает значение в истории наследования и заимствова­ния различных культурных и социальных форм и приходит к выводу:

«Во всех случаях, когда сходство того и другого у отдельных наро­дов объясняется либо тем, что они нечто сообща унаследовали, либо тем, что нечто одни у других заимствовали, между сходными факта­ми устанавливается прямая генетическая связь, подобная той, которая существует между кровными родными или лицами, находящимися в свойстве»¹⁵.

При всей сложности различения наследования и заимствования и в том и в другом случае важно «наличие общих корней». Но Кареев выделяет ситуации и другого типа:

«Существует еще масса примеров поразительного сходства, иногда доходящего почти до тожественности, между бытовыми формами у народов, не имеющих общего происхождения и не находившихся в каком-либо соприкосновении между собою»¹⁶.

В качестве примера Кареев приводит наблюдения этнографов над тем, что у самых разных народов существует обычай кровной мести, которая затем заменяется вирой. Такие совпадения, по его мнению, могут объясняться либо случайностью, либо «действием одинаковых причин». Познавательные ситуации разного типа требуют разных ис­следовательских подходов:

«Следует <...> в сравнительном изучении различать сравнительно-историческое и сравнительно-социологическое: оба пользуются для сравнения историческими (или этнографическими) фактами, но исто­рика интересуют лишь факты, между которыми можно установить генетическую связь, социолога же преимущественно факты, свиде­тельствующие о наличии в каждом примере одинаковой причины, приводящей к одинаковому следствию»¹⁷.

¹⁴ Кареев Н. И. Историка (Теория исторического знания). Пг., 1916. С. 142.

¹⁵ Там же. С. 145-146.

¹⁶ Там же. С. 146.

¹⁷ Там же. С. 147-148.

Стоит здесь заметить, что Кареев полагал, что на тех же основа­ниях и при помощи тех же сравнительно-исторического и сравни­тельно-социологического методов могут «...сравниваться между собою и целые исторические процессы в их обобщенных и отвлеченных формули­ровках»^.

Может быть, не стоило бы столь подробно останавливаться на этом проводимом Кареевым различении сравнительно-исторического и срав­нительно-социологического подходов, поскольку предмет нашего ин­тереса целостные исторические построения, в которых необходимо при­сутствуют оба эти способа сравнения. Но особо подчеркнем, что выбор сравнительно-исторического или сравнительно-социологического ме­тода зависит не только и не столько от характера взаимосвязи исследу­емых феноменов (наследование, заимствование или сходные причины возникновения), сколько от нацеленности историка на номотетичес-кий или идиографический метод исторического построения:

«Предпринимая <...> сравнение, социолог будет интересоваться установлением общей истины, касающейся всех однородных пред­метов распространительно и вне тех, которые были взяты в расчет, тогда как историк, кроме того общего, что можно сказать о данном круге сравниваемых процессов, будет иметь в виду и то еще, что характеризует и каждый данный предмет в отдельности»¹*.

Естественно, что Кареев сосредоточивает свое внимание на срав­нительно-историческом методе, как, во-первых, отвечающем зада­чам собственно исторического познания, и, во-вторых, менее разра­ботанном. При этом он подчеркивает:

«Сравнительное изучение однородных процессов в двух или несколь­ких странах может служить не только целям исторической генерали­зации, но и целям лучшего понимания отдельных разновидностей од­ного и того же общего исторического явления»²⁰.

Кареев оспаривает заблуждение (кстати, и по сию пору распрост­раненное), что задачей сравнительного исследования является исклю­чительно обнаружение черт сходства сравниваемых объектов, а если объекты обнаруживают существенное количество различий, то при­меняется имеющийся штамп — «эти явления не сопоставимы» (при этом забывают, что такое утверждение — результат уже проведенного сравнения). Он утверждает:

«Представление о сравнительном методе, как об исключительном изучении сходств в целях обобщения, — представление, существую-

¹⁸ Кареев Н. И. Указ. соч. С. 151.

¹⁹ Там же.

²⁰ Там же. С. 152.

щее, кстати сказать, у многих, — ошибочно, и как раз сравнение пунктов различия помогает схватить все своеобразие отдельных част­ных случаев и тем лучше понимать местные, индивидуализирующие причины, условия, обстоятельства»²¹.

Любопытна перекличка размышлений русского философа, социо­лога и историка рубежа XIX-XX вв. Н. И. Кареева и современного французского историка Мориса Эмара, отстаивающего самобытность исторического познания перед лицом опасности наступления социо­логии. Социологический вызов истории во французской традиции со­циального знания Эмар связывает с тезисом Эмиля Дюркгейма:

«История может считаться наукой только в той мере, в какой она объясняет мир, а объяснить его возможно только благодаря сравне­нию».

Следствием этого утверждения, по мнению Эмара, является свое­образный социологический «империализм», выразившийся в форму­ле:

«Встав на путь компаративизма, история становится неотличимой от социологии»³².

Критически оценивая воздействие социологического компарати­визма на историческое знание, Эмар подмечает одну особенность неравноправных взаимоотношений между историей и социологией;

«Сравнение способов производства или политических режимов пред­полагает проведение различия между категорией общего и способа­ми его проявления, или иными словами — проведение различий между существенным и дополнительным. Таким образом, из общей истори­ческой картины изымается все то, что представляется лишенным ка­кого бы то ни было значения, поскольку отклоняется от модели или нормы. Однако же эти небольшие отклонения, значение которых еще и преднамеренно преуменьшается, вновь обретают свою важ­ность всякий раз, когда возникает возможность списать на них неуда­чу в итоге...»²³.

# * *

Итак, мы показали, что номотетические и идиографические под­ходы различаются, в числе многого другого, и задачами применения

²¹ Кареев Н. И. Указ. соч. С. 153.

²² Эмар М. История и компаративизму/Европейский опыт и преподавание исто­рии в постсоветской России: Материалы из цикла семинаров «Поддержка регио­нальных инноваций в программах и методах преподавания истории». М., 1999. С. 70.

"Тамже. С. 73.

сравнительного метода, нацеленностью его на поиск черт сходства или, наоборот, различий сравниваемых объектов.

В последнее время в историческом познании на первый план выд­вигаются проблемы междисциплинарных взаимодействий (и получе­ния на этой основе целостного знания о человеке и обществе) и срав­нительно-исторических исследований как одного из методов получения системного знания о социуме в его историческом и культурном целом. Новые задачи в свою очередь заставляют поставить вопросы об объекте междисциплинарных взаимодействий и о критериях компаративного изучения разных обществ. Отметим лишь еще раз, что ситуация методо­логического плюрализма, органически присущая современной гумани-таристике, затрудняет их решение и заставляет обратиться к специ­альному исследованию методологических основ объединения различ­ных аспектов гуманитарного и социального знания.

Один из возможных вариантов ответа на поставленные вопросы дает оригинальная эпистемологическая концепция А.С. Лаппо-Дани-левского, имеющая феноменологические философские основания и не утратившая своей актуальности (за исключением некоторых пози­ций). В рамках этой концепции произведение культуры (понимаемое в системе категорий исторической науки как исторический источник) выступает в качестве интегрирующего начала и основы строгой науч­ности гуманитаристики.