Принципы построения теории исторического процесса

О сомом распространенном заблуждении относительно того, как строятся теории

О том, что в основании любой теории можно обнаружить пред­ставления о природе человека

О том, что же все-таки изучает историк: прошлое, настоящее или будущее И о том, зачем нужны сравнительно-исторические исследования

Для философа здесь не может быть никаких иных

ориентиров, кроме следующих: так как он не может

предполагать у людей с их игрой в величие никакого

собственного разумного замысла, он мог бы попытаться

открыть в этом... бессмысленном чередовании человеческих

дел некий замысел... самой природы... Посмотрим, удастся

ли нам найти путеводную нить для такой истории, и

предоставим затем природе произвести человека, который

был бы в состоянии ее сочинить.

Иммануил Кант

Основное положение: в структуре исторической теории всегда присут­ствуют представления о цели исторического познания, о природе человека, об историческом времени и о движущих силах истори­ческого процесса, даже если ее автор не осмысливает некоторые составляющие теории.

Из воспоминаний середины 1990-х годов. Идет семинар по методоло­гическим проблемам изучения российской истории под руковод­ством А. С. Ахиезера. Разгар дискуссии. Слово берет профессио­нальный историк — старший научный сотрудник Института рос­сийской истории РАН и заявляет следующее: вы, философы, конечно можете обсуждать все эти теоретике-познавательные про­блемы, но у нас, историков (говорить от имени «мы» — не правда ли, знакомый дискурс?), другие задачи, мы еще не знаем всех фактов (!?) российской истории, например, XIX в. (кстати, доб­рая половина дискутировавших были как раз профессиональными историками).

1. Как не строятся теории

Одним из самых устойчивых заблуждений обыденного сознания является убежденность что теории создаются путем обобщения фак­тов. В основе этого убеждения лежит картезианская уверенность, что путем критического анализа можно установить с очевидностью «дос­товерные», «объективные» факты. Следующим шагом на этом тупико­вом пути будет мысль о критериях достоверности и объективности факта. И здесь мы встречаемся еще с одним не менее стойким заблуж­дением: аксиоматично предполагается, что факт достоверен, если он соответствует действительности или «объективной реальности». Логи­ческая ловушка захлопнулась: мы изучаем отдельные факты (вернее нам кажется, что факты, которые мы изучаем, отдельные, независи­мые друг от друга) с тем, чтобы воссоздать историческую реальность; проверяем (верифицируем) полученное научное знание о фактах пу­тем соотнесения с исторической реальностью, которую мы собира­лись описать при помощи устанавливаемых нами фактов, достовер­ность которых проверяем путем соотнесения с описываемой нами на их основе «объективной реальностью», etc.

Остроумно описал это исследовательское заблуждение русский философ рубежа XIX—XX вв. В. Ф. Эрн, рецензируя книгу немецкого богослова А. Гарнака «Сущность христианства», переведенную в 1907 г. на русский язык. Проследим логику В. Ф. Эрна,

«...Свои заключения, свою общую точку зрения он [Гарнак. — М. Р.] строит, имея в виду груды сырого материала, и старается всегда го­ворить только то, что говорят сами факты. Едва ли можно отыскать другой пример такого бережного и добросовестного отношения к источникам, как у Гарнака...

...Задавшись целью исторически определить существенные черты христианства, Гарнак действительно широко понимает свою задачу...

...Он говорит: "...Мы имеем тут депо не с 'учением', которое передается с однообразными повторениями или искажается произ­вольно, а с жизнью, которая вспыхивает с новой силой и горит своим собственным пламенем... христианскую религию мы можем уяснить только при помощи всесторонней индукции, охватывающей его во всей его истории".

Разберем критически эти мысли Гарнака.

Если вдуматься серьезно, можно без особого труда увидать, что Гарнак за данное здесь считает то, что, по его собственным словам, является для него только искомым: другими словами, тут совершает­ся перед нами очевидное исследовательское petitio principii. Хрис­тианам, т.е. людям, совершенно определенно {но вненаучным путем) знающим, что такое христианство, конечно, легко разобраться в исто­рии того, что называют историей христианства, из всей бесконечной суммы событий, движений, фактов крупных и мелких, составляющих

-6867

эту историю, квалифицировать как христианское только то, что вы­держивает этот внутренний критерий, имеющийся у них вследствие реальной их принадлежности к христианству и, повторяю, получен­ный ими вненаучным путем... Определенностью и безусловностью этого критерия они проверяют и дополняют недостаточность и услов­ность своих исторических знаний, а не путем истории создают этот критерий. Такая точка зрения требует философского оправдания...

Совершенно иначе обстоит дело с точкой зрения Гарнака.

Он задается целью определить существенные черты Евангелия по данным истории. Если он хочет их только определить (т.е. еще только отыскать), то, значит, они еще неизвестны. Следовательно, не­известное, т.е. нечто такое, познание чего он может приобрести только из данных истории (ибо религиозно-философское рассмотрение он отвергает решительно и принципиально), он должен найти в бесконечно сложной и запутанной куче фактов, которую представляет из себя история, если к ней подходить без определенных и вполне ясных вопросов. Только представить себе ясно, что из этого получается.

Во-первых, чго он будет искать? Во-вторых, где, в каком месте истории! В-третьих, по каким признакам в бесконечной массе имею­щегося перед ним материала он будет различать то, что ему нужно?

...Таким образом, если подойти к методам Гарнака критически, то обнаруживается полная их негодность и философская бесприн­ципность, и если из его книги получается в конце концов одно из самых замечательных произведений, имеющих предметом своим пер­воначальное христианство, — то это достигается не строгим приме­нением этих негодных методов, а, наоборот, полным их игнорирова­нием...»¹.

Немного подумав, мы будем вынуждены согласиться с В. Ф. Эр-ном и неизбежно придем к очень простой мысли, что, несомненно, до начала исследования в голове историка уже есть некоторые пред­ставления, которые заставляют его обращаться к исследованию тех или иных вопросов, искать и отбирать определенные источники, из­влекать из них вполне определенную информацию, излагать ее так, а не иначе и т.д. Поэтому реальный выбор осуществляется не между «пустой головой» и сознанием, в котором в единстве существуют зна­ния и представления, а между осмысленной, логически выстроенной исследовательской гипотезой и описанным выше заблуждением... Этот феномен неоднократно описан разными мыслителями — от филосо­фов до писателей.

«Вопреки своему сознательному замыслу социология не могла избежать и не избегла участи быть социальной философией; но эта

' Эрн В. Ф. Методы исторического исследования и книга Гарнака «Сущность христианства»//Соч. М., 1991. С. 245-264.

философия, будучи неосознанной, обычно является вульгарной и ба­нальной, духовно и научно не углубленной и необоснованной; в ней по большей части преобладают течения, давно преодоленные фило­софской мыслью, но утвердившиеся в общественном мнении толпы, вроде эволюционизма, дарвинизма, материализма или же популяр­ного этического идеализма и т.п.».

С. Л. Франк²

«Когда писатель (и вообще художник) говорит, что, работая, не ду­мал о правилах, это означает только, что он не знал, что знает правила. Ребенок отлично говорит на родном языке, но не мог бы описать его грамматику. Однако грамматик — это не тот, кто единственный зна­ет правила языка. Их превосходно знает, хотя об этом не знает, и ребенок. Грамматик — единственный, кто знает, почему и как знает язык ребенок».

У. Эко³

Но если теория строится не путем обобщения «объективных», раз и навсегда установленных фактов, то как же соотносятся факты и теория? Не вносим ли мы свою предвзятость в теоретическую конст­рукцию?

На этот вопрос почти двести лет назад ответил Гегель:

«...между прочим, мы не должны дать обмануть себя историкам-специалистам, потому что они, особенно пользующиеся значитель­ным авторитетом немецкие историки, делают то, в чем они упрекают философов, а именно — допускают априорные вымыслы в истории......мы можем формулировать как первое условие необходи­мость верного понимания того, что является историческим; но такие общие выражения, как "верное" и "понимание", двусмысленны. Даже обыкновенный заурядный историк, который, может быть, думает и утверждает, что он пассивно воспринимает и доверяет лишь данному, и тот не является пассивным в своем мышлении, а привносит свои категории и рассматривает при их посредстве данное; в особенно­сти разум должен не бездействовать, а размышлять, когда дело идет о всем том, что должно быть научным; кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно; то и другое взаимно обусловливают друг друга»-¹.

Последуем совету Гегеля: попытаемся разумно взглянуть на стро­ение теорий исторического процесса.

² Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992. С. 21.

³ Эко У. Рассказывание процесса//Эко У. Имя розы. СПб., 1997. С. 602.

⁴ Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 65.