Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Законодательные акты: проблемы сравнительного анализаСодержание книги
Поиск на нашем сайте
Сравнительный анализ законодательства вызывает особые трудности по целому ряду причин. Во-первых, законодательство как вид исторических источников не возникает в новое время, что лишает нас возможности сопостав- ления времени его возникновения в рамках рассматриваемого нами периода. Во-вторых, законодательство явно недостаточно изучено как видовой комплекс: продолжает существовать проблема определения самого понятия «закон» на протяжении большей части российской истории нового и новейшего времени; неясна номенклатура и иерархия разновидностей российского законодательства нового времени. Все это затрудняет сопоставление структур данного вида исторических источников в разных странах. В-третьих, в историко-юридических исследованиях, в которых законодательные акты рассматриваются в качестве источника права, принята систематизация законодательных норм по отраслям права, что не отражает специфику собственно законодательных актов. В свою очередь это порождает опасность подменить сравнительный анализ законодательства сравнительным анализом правовых норм (например, сравнением уголовного права, права собственности и т.д.). Основная сложность сравнительного исследования законодательства XVIII—XIX вв. состоит в том, что в историко-правоведческих исследованиях не сформировано понятие «закон» применительно к рассматриваемому периоду, что, естественно, является следствием отсутствия четкого определения этого понятия самим законодателем. В работах историков права мы находим самые общие определения этого понятия. Все исследователи отмечают, что в законодательстве оформляется воля императора. Г. В. Вернадский пишет: «Начиная с Петра Великого, единственным источником права делается вопя законодателя; это период правотворчества императорских указов...»47. Более четкое определение закона мы находим у М. Ф. Владимирс-кого-Буданова: «В период империи установилось понятие о законе как о воле государя, правильно объявленной»*8. На постепенную выработку порядка «объявления воли» императора обращает внимание и Вернадский, который пишет, что «...сами государи стремились установить незыблемый формы для отправления своей законодательной деятельности», что проявилось в том, что 47 Вернадский Г, В. Обзор истории права Русского государства XV11I-XIX вв. (Период империи). Прага, I924. С. 7. 411 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Пг.; Киев, 1915. С.260. «...определена была непременная форма публикации и регистрации законов — через Сенат...» и «постепенно делались попытки установить особую непременную форму для предварительной подготовки или особой прочности юридического бытия группы наиболее существенных законодательных актов»1". Идеологизированное, но столь же общее определение закона дает Б. М. Кочаков в работе, опубликованной в 1937 г.: «Закон, являясь общеобязательной, созданной государственной властью нормой, есть... определенное, в результате классовой борьбы созданное выражение воли господствующего класса, определенное орудие классовой политики государства...»50. Интерес в работе Кочакова представляет то, что это общее положение автор конкретизирует, исходя из характера эволюции центральной власти, с укреплением которой «...появляется необходимость в дифференциации правительственных распоряжений» и тогда «закон — это уже определенный вид распоряжения, это — указ, издаваемый определенным порядком»51. При этом в XVIII в., по мнению Кочакова, в России не было точного понятия закона, господствовал царский указ и существовало стремление, остававшееся на протяжении XVIII в. безуспешным, выделить из всего многообразия указов те, которые по их юридическому действию можно было бы рассматривать как законы. В XIX в. поиск формальных критериев разделения закона и указа продолжался и шел главным образом по пути фиксации законодательной процедуры. Формальным признаком закона со времен Петра I продолжала оставаться царская подпись, но это правило в XVIII в. нарушалось «объявленными указами», а в XIX в. также и законами от Государственного Совета, одобряемыми словесно. Таким образом, при различии исходных посылок определения понятия «закон» и Владимирский-Буданов, и Вернадский, и Кочаков выделяют два критерия: во-первых, наличие подписи императора и, во-вторых, фиксированный порядок принятия, вырабатывающийся постепенно на протяжении XVIII—XIX вв. Теоретическую разработку понятие «закон» и проблема различия закона и указа получили в XIX в. в работах Н. М. Коркунова. В «Лекциях по общей теории права» Корку нов в теоретическом ключе ставит проблему отличия естественно-научных и юридических законов". В работе 44 Вернадский Г. В. Указ соч. С. 33. 50 Кочаков Б. М. Русский законодательный документ XIX — нач. XX века// Вспомогательные исторические дисциплины, М.; Л., 1937. С. 320. 51 Там же. С. 321. н Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. 9-е изд. СПб., 1909. С. 48-53. «Указ и закон» Коркунов подходит к определению закона, отталкиваясь от исторического развития понятия власти и принципа разделения властей. Он замечает, что говорить об отличии закона от указа можно лишь в том случае, если исполнительная власть отделена от законодательной. По его мнению, в российском законодательстве «...со словом "указ" не соединяется точно определенного значения. До учреждения министерств указами назывались все вообще акты всех органов власти, обращенные к подчиненным им местам и лицам». В XIX в. указ для Коркунова — научная абстракция, собирательное название для «всех общих правил, установленных в порядке управления»™. Итак, четкого определения понятия «закон» и критериев для отделения закона от прочих распоряжений верховной власти в российской историко-правовой науке выработано не было. По-видимому, это в принципе неразрешимая задача, поскольку теоретически разграничить закон и административное распоряжение можно только, когда исполнительная власть отделена от законодательной (и здесь мы вполне можем согласиться с Коркуновым), чего в российской истории не было не только в XVIII—XIX вв., в условиях самодержавной империи, но и на протяжении большей части XX в. Но при этом необходимо учитывать, что на практике историки чаще всего относят к законодательству второй половины XVII — начала XX в. то, что было отобрано в качестве законодательных актов составителями Полного собрания законов российской империи. Стремясь избежать опасности подменить сравнительный анализ законодательства сравнительным анализом правовых норм, все же отметим, что западноевропейское и североамериканское законодательство нового времени характеризуется в первую очередь фиксацией прав личности, очевидно, что российское законодательство не знало аналогичных норм, если не считать в качестве таковых фиксацию прав сословий. 2. Российское законодательство XVIII—XiX вв. как законодательство нового времени Изменение соотношения обычая и закона как источников права Начало нового этапа в истории русского законодательства, а точнее, в истории русского права и законодательства как его источника, большинство авторов связывает с изменением соотношения обычая и 53 Коркунов Н. М. Указ и закон. СПб., 1894. закона как источников права и относит изменение этого соотношения либо к середине XVII в. (после Соборного Уложения 1649 г.), либо к началу XVIII в. (периоду преобразований Петра I). Лишь И. Д. Беляев при периодизации истории русского права исходит из общеисторических воззрений, причем ярко выраженного славянофильского характера. Всю историю русского права он делит на четыре этапа: 1) до введения христианства, 2) от введения христианства до соединения русских удельных княжеств, 3) «от соединения северо-восточных русских княжеств с Москвою, а западных с Литвою, до царствования Алексея Михайловича», 4) от царствования Алексея Михайловича. Четвертый период Беляев характеризует следующим образом: «...внутренняя народная жизнь проявляется в борьбе с наплывом новых идей западно-европейского образования»^. Примечательность взгляда Беляева на периодизацию истории русского права обусловлена тем, что, исходя из общеисторических посылок, автор отмечает как бы два начала нового периода — с царствования Алексея Михайловича, когда проникшие на Русь во время Смуты западноевропейские идеи начинают распространяться и встречают противоборство со стороны «старой русской жизни», и с царствования Петра I, когда «...перевес борьбы явно перешел на сторону нового образования, впрочем основа старой русской жизни, известное отличие Руси от других народов осталось неприкосновенным». К правлению Алексея Михайловича относит начало нового периода в истории русского законодательства и Н. П. Загоскин, который в своих построениях, как и другие авторы, исходит из соотношения обычая и закона как источников права. Он пишет, что «...законодательная деятельность долго зиждется на обычном праве, оставаясь формою права только дополнительною по отношению к этому последнему и всецело черпая из него свое содержание; вследствие этого русское законодательство, вплоть до начала нового развития своего, которое может быть приурочено к эпохе издания Уложения царя Алексея Михайловича (1649 г.), представляет собою яркое отражение обычного права русского народа, являясь письменною формулировкою и законодательною санкциею отдельных норм этого обычного права»55. Загоскин подчеркивает, что и в последующий период обычное право сохраняет большое значение, особенно в сфере регулирования крестьянской жизни, т.е. жизни подавляющего большинства российского населения. Другие авторы относят начало нового периода в истории русского права к эпохе петровских преобразований, но и они связывают его с утверждением приоритета закона. М.Ф. Владимирский-Буданов пишет: м Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879. С. 3—6. 55 Загоскин Н. П. История права русского народа. Казань, 1899. С. 186. «Единственным источником права XVIII ст. окончательно признан закон...»56. Ему вторит Г.В. Вернадский: «Единственным источником права в императорский период является творимый государем закон»57. И дополняет это высказывание мыслью, соответствующей взглядам Загоскина: «...обычное право сохраняет применение в отношении, главным образом, к сельскому состоянию». В. Н. Латкин пытается разграничить юридическое и фактическое соотношение обычая и закона: «Единственным источником права в императорскую эпоху является закон. Обычай, игравший такую важную роль в области права в удельно-вечевом периоде и в Московском государстве, отступает теперь совершенно на задний план и, если не всегда de facto, то de jure, совсем утрачивает значение фактора образования права»58. Идея приоритета закона как источника права формируется постепенно. Некоторые признаки ее зарождения можно усмотреть, например, в наказе окольничему князю Львову, определенному воеводою в Казань «Об управлении казенными и земскими делами» от 31 марта 1697 (7205) г., в котором, кроме указания «всякие дела делать по сему Великого Государя указу», содержится наставление руководствоваться теми впредь приходящими грамотами из приказа Казанского Дворца, «которые наказа противны не будут»*9. В конце 1710-х годов Петр I, по-видимому, считал, что имеющаяся законодательная база, в основе которой по-прежнему Соборное Уложение 1649 г., позволяет Сенату решать большинство дел, не обращаясь каждый раз заново к законодателю. По крайней мере в именном указе от 22 декабря 1718 г. «О неподаче Государю прошений о таких делах, которые принадлежат до рассмотрения на то учрежденных Правительственных мест, и о нечинении жалобна Сенат, под смертною каз- 56 Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 260. 5' Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 158. ss Латкин В. Н. Лекции по внешней истории русского права: Московское государство — Российская империя. СПб., 1890. С. 194. 59 Все названия законодательных акгов и выдержки из них приводятся по: Полное собрание законов Российской империи: Собрание I. T. I-XLIV. СПб. 1830. нью» говорится, что Сенат должен доносить царю только в том случае, «разве такое спорное новое и многотрудное дело от челобитчиков объявится, котораго по Уложенью [выделено мной. — М. Р.] решить самому тому Сенату без доклада и без Именного от Его Царского Величества указа отнюдь нельзя...». Указ из Юстиц-коллегии «О вершении дел без всякого замедления и волокиты по Уложению и о выписках из судных дел» от 25 мая 1719г. числит в составе законодательных актов, на основе которых должны решаться дела, кроме Уложения и «новосостоятельные» указы (по-прежнему при ведущей роли Уложения). Отметим, что данный указ был издан как мера борьбы с волокитой и ускорения судопроизводства и он не устанавливал новой нормы, а только подтверждал ранее установленные. Эти же нормы подтверждаются указом из Юстиц-коллегии от 15 октября 1719 г. «Орешении дел в Московском Надворном Суде по Уложению и по новосостоятельным указам, а не по сепаратным, и о донесении о делах, которых судьи сами решить не могут, в Государственную Юс тиц-Коллегию», которым предписывается Московскому надворному суду дела управлять по Уложению и «по новосостоятельным Его же Великого Государя указам, которые к пополнению того ж Уложения всенародно напечатаны и повсюду объявлены», Основным законодательным актов, утверждавшим идею приоритета закона как источника права, стал именной указ от 17 апреля 1722 г. (опубликован 27 января 1724 г.) «О хранении прав гражданских, о невершении дел против Регламентов, о невыписывании в доклад, что уже напечатано, и о имении сего указа во всех судных местах на столе, под опасением штрафа». В указе говорится: «Понеже ничто так ко управлению Государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить или ими играть как в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть, и зело тщатся всякия мины чинить под фортецию правды...» Далее говорится, что «...сим указом яко печатью все уставы и регламенты запечатываются, дабы никто не дерзал иным образом всякие дела вершить и располагать не против регламентов, и не точию вершить, ниже в доклад вписывать, то что напечатано, не отговариваясь о том ни чем, ниже толкуя инако». Хотя в нашу задачу не входит реконструкция постепенно складывающейся новой законотворческой процедуры, отметим здесь, что указ «О хранении прав гражданских...» закрепил основные элементы системы законотворчества: апробацию указа государем, публикацию и инкорпорирование в соответствующий регламент. Установив приоритет закона как источника права, законодатель этим не ограничился, поскольку еще сохранялись обширнейшие сферы как государственной, так и особенно общественной и частной жизни, которые продолжали регулироваться обычаем из-за пробелов в законодательстве. С 1720-х годов правительство прилагает существен- ные усилия для восполнения этих пробелов. 27 апреля 1722 г. издается именной указ «О должности Генерал-Прокурора», а 13 июня того же года — «Инструкция Обер-Прокурору Святейшего Синода», десятые пункты которых почти дословно совпадают. В именном указе «О должности Генерал-Прокурора» говорится: «О которых делах указами ясно не изъяснено, о тех предлагать Сенату, чтоб учинили на те дела ясные указы, против указа Апреля 17 дня 722 года [имеется в виду указ «О хранении прав гражданских...». — М. Р.], который всегда на столе держится; и как сочинят, доносить Нам, и ежели в пополнение сей инструкции что усмотрит, о том доносить же». Абсолютно то же самое предлагалось делать обер-прокурору Святейшего Синода, с тем отличием, что он должен «предлагать Синоду». Впоследствии такой способ восполнения пробелов в законодательстве активизировался в правление Екатерины II. Например, в 11-м пункте манифеста от 15 декабря 1763 г. «О постановлении штатов» говорится: «Когда же случится, что к решению дел точных указов не будет, о том не реша в Департаментах, но иметь общее рассуждение и представлять, куда надлежит, с мнением...». Аналогичное требование содержит и именной, данный Генерал-Прокурору указ «О неотступлении Сенатской Канцелярии от предписанного образа при докладе, о приезде присутствующим в Сенат в установленное время, о неоставлении заседания прежде положенного часа и об основывании определений Сената по всем делам на законах». В нем говорится, с одной стороны, о необходимости точно соблюдать законы, а с другой — «в случае недостатка в узаконениях, по зрелому уважению Государственной пользы, доносить Нашему Императорскому Величеству». Итак, не вступая в дискуссию о праве законодательной инициативы в России XVIII—XIX вв. и считая справедливой существующую в исторической и историко-правовой науке точку зрения, что право законодательной инициативы принадлежало царю, обратим внимание на то, что в XVIII в., особенно в правление Петра I и Екатерины II, должностные лица имели не только право, но и были обязаны обращать внимание законодателя на пробелы ь законодательстве. С установлением приоритета закона как источника права связаны и попытки законодателя устранить противоречия в законодательстве. В частности, в именном, данном Сенату указе от 11 декабря 1767 г. «Об оставлении в Малороссии установления Магдебургских прав касательно привода к присяге свидетелей из священнослужителей, в своей силе», которым разрешается коллизия между Соборным Уложением и Воинским уставом в связи с порядком присяги священнослужителей, содержится ссылка на указ, данный Сенату 3 сентября 1765 г., которым «повелевается, если которая Коллегия усмотрит в двух равных делах разные Сената решения, то, не чиня исполнения, докладываться о сей разности Сенату и... Императорскому Величеству, а Сенат имеет оныя дела с объяснением своих решений... Императорскому Величеству взносить...». 19-6867 Таким образом, к концу правления Петра I не только законодательно утвердился принцип приоритета закона как источника права, но и был предпринят ряд мер, направленных на восполнение пробелов в законодательстве. В последующем такая законотворческая деятельность была продолжена. Среди мер, направленных на создание новой законодательной системы, отметим и малоуспешные попытки кодификации. В последующие годы самым сложным было внедрить принцип приоритета закона в сознание чиновников. Эту цель, в частности, преследовали несколько законодательных актов, изданных в 1740 г. 9 февраля выходит сенатский указ «О нечинепии Камер-Конторе по таким делам, на которые имеются точные указы, никаких вымыслов и беззаконных волокит». Поводом для издания этого указа послужило рассмотрение конкретного дела винного подрядчика Воронцова. Камер-контора затребовала сенатский указ о мере наказания этому подрядчику за его «продерзость». Поскольку по вопросу о винных откупах и корчемстве существовали указы от 18 июня 6189 г., 28 января 1716 г., 6 мая 1736 г., на которые, кстати, в своем запросе ссылается и сама Камер-контора, Сенат указывает, что Камер-конторе «надлежало бы не докладывая и не утруждая Правительствующий Сенат, по вышеозначенным указам, а особливо по Именному Ея Императорского Величества 736 года указу точное решение чинить...». Более того, в указе подчеркивается, что если Камер-контора, несмотря на ранее данное указание Сената, не приняла решение в соответствии с известными ей указами, а обратилась с требованием указа в Камер-коллегию, то «явная и беззаконная волокита» чинилась «знатно для некоторой страсти, или лакомства». И в конце сенатского указа содержится требование не только как можно скорее в соответствии с имеющимися указами решить дело подрядчика Воронцова, но и «...впредь той Конторе в таких делах, на которыя имеются точные указы (как и на сие дело), отнюдь никаких вымыслов не употреблять, и беззаконных волокит к разорению не чинить, под опасением тяжкого штрафа...». Правительство не ограничилось только разъяснением по конкретному делу. Вскоре, в правление бывшего герцога Курляндского, 23 октября 1740 г. был издан манифест «О поступании в управлении всяких Государственных дел по регламентам, уставам и прочим определениям и учреждениям». Этим манифестом провозглашалась необходимость «...во управлении всяких Государственных дел поступать по регламентам и уставам и прочим определениям и учреждениям от бла-женныя и вечнодостоиныя памяти Государя Императора Петра Великого, и по Нем во время Ея Императорского Величества блаженныя ж и вечнодостойныя памяти благополучного государствования учиненным без всяких отмен...». Манифестом подтверждается устав от 6 октября 1740 г., а также «все... прежние в народ публикованные указы и манифесты о правосудии». Но герцог Курляндский правил недолго. И сразу же по смене правления, 11 ноября 1740 г. издается именной указ «О поступании при управлении Государственных дел, по Регламентам и Уставам и прочим учреждениям», содержащий ссылку на указ от 23 октября. В нем утверждается намерение новой власти «все... прежние указы... еще вновь наи-крепчайше подтвердить» и, как и в манифесте 23 октября, содержится повеление «всем находящимся при управлении Государственных дел, как вышняго, так и нижняго, какого б кто чина и достоинства ни были, каждому по своему месту и званию поступать по Регламентам и Уставам и прочим определениям и учреждениям от Предка нашего, блаженныя и вечнодостойныя памяти Государя Императора Петра Великого, и по Нем во время Ея Императорского Величества, блаженныя ж и вечнодостойныя памяти, Вселюбезнейшей Нашей Государыни, благополучного Государствования учиненныя, и по вышеобъявленному Нашему, вновь выданному от 9 сего Ноября Уставу, без всяких отмен...». Отметим, что, несмотря на то, что попытки провести кодификацию в первые десятилетия XVIII в. не увенчались успехом, а значит, Соборное Уложение 1649 г. оставалось действующим кодексом, в упомянутых законодательных актах именно указы Петра I рассматриваются в качестве основы действующей законодательной системы. Примечания достоин и тот факт, что именно при быстрой смене временных правителей Российской империи, в условиях крайней нестабильности верховной власти издаются один за другим законодательные акты, подтверждающие необходимость руководствоваться ранее принятыми законодательными нормами. В этом, несомненно, проявилась стабилизирующая роль законодательства при смене правлений. В правление Екатерины II усилия заставить чиновников руководствоваться имеющимся законодательством были продолжены. В том же 11-м пункте уже упоминавшегося манифеста «О постановлении штатов...», кроме предложения «иметь рассуждение» о случаях, по которым нет соответствующих указов, содержится и еще одно требование: «...на что точные указы есть, о том отнюдь общаго собрания Департаментов не иметь, дабы напрасного предложения чрез то в делах по проискам каким-либо не происходило, но решить дела в Департаментах». Но самый яркий пример усилий заставить чиновников руководствоваться существующими законами, а не требовать указа верховной власти по каждому конкретному делу содержит высочайшая резолюция на доклад генерал-прокурора «Об окончании Сенату дел, на которыя существуют ясные законы, не делая по оным особых докладов Ея Императорскому Величеству». В своем докладе генерал-прокурор просил указа императрицы в связи с тем, что при рассмотрении четырех апелляционных челобитных на гетманские решения Сенат не смог прийти к единому мнению. Ответ Екатерины II на эту просьбу таков: «Малороссийские правы ясны, определение Сенатское 24 Сентября 1767 года еще яснее, Мой указ 1768 года 21 Марта весьма же не темен, и Мое о сей материи мнение довольно известно Сенату; соглашать же спорющих, по законам, есть дело Генерал-Прокурора. И так, Я, потеряв целое утро, которого каждая минута для Меня дорога, на такое дело, кое и без Меня по законам [выделено мной. — М. Р.] решить можно было, отсылая оное обратно, дабы Сенат окончал оное по вышеписанному без Меня же». Постепенно от пожеланий должностным лицам указывать на пробелы в законодательстве, через утверждение о необходимости руководствоваться при решении дел имеющимися законами законодатель переходит к требованию строгого соблюдения имеющихся законов. Целый ряд такого рода требований содержит «Устав Благочиния или Полицейский», принятый 8 апреля 1782 г. Статья 46 Устава гласит: «Управа Благочиния имеет почесть противностию закона, буде кто не выполняет слова закона, и нарушением закона, буде кто тонкостию, или хитростию избывает силы закона». В статье 56 говорится, что «Управа Благочиния не дозволяет вчинять новизну в том, на что узаконение есть; всякую же новизну, узаконению противную, пресекает в самом начале». Запрет «вчинять новизну, узаконению противную» содержится и в статье 194 Устава. А статьей 236 из раздела «Взыскания» предусматривается за «узаконению противную новизну» отсылать в суд и наказывать «по мере вины или преступления». В «Грамоте на права, вольности и преимущества благороднаго Российского Дворянства» от 21 апреля 1785 г. говорится: «Собранию Дворянства запрещается делать положения, противныя законам, или требовании в нарушение узаконений, под опасением за первый случай (то есть за положения противныя законам) наложения и взыскания с Собрания пени 200рублей; а за второй случай (то есть за требования в нарушении узаконений) уничтожения недельных требований...» (статья 49). Практически дословно совпадающую со статьей 49 «Грамоты на права, вольности и преимущества благороднаго Российского Дворянства» статью 37 содержит изданная одновременно с ней «Грамота на права и выгоды городам Российской Империи». В связи с утверждением идеи приоритета закона к концу века законодатель формулирует и новое требование — точности, буквальности воспроизведения законов и цитат из законодательных актов. В уже упоминавшемся именном, данном генерал-прокурору указе от 7 апреля 1788 г. «О неотступлении Сенатской Канцелярии от предписанного образа при докладе...» говорится, что присутствующие должны «основывать свои определения везде и во всех делах на изданных законах и предписанных правилах, не переменяя ни единой литеры не доложася Нам». А в начале XIX в., уже при Александре I, издается именной, объявленный министром юстиции указ «Об означении, при выписывании по делам законов, точных слов оных без сокращения и малейшей перемены». Издание этого законодательного акта связано с конкретным казусом — разбором жалобы графини Потоцкой, при котором было усмотрено, что неверное решение основано на частичной цитате из законодательного акта. В связи с этим император повелел, чтобы Правительствующий Сенат «подтвердил повсеместно, чтобы при выписывании по делам законов означаемы были точныя слова оных без сокращения и малейшей перемены, изменяющей часто самый смысл». Таким образом, к началу XIX в. окончательно утверждается принцип приоритета закона как источника права. С его утверждением связано стремление к восполнению пробелов в законодательстве, требование соблюдения законов и точности их воспроизведения при решении конкретных дел. Изменение соотношения обычая и закона как источников права, складывание приоритета закона — это основной, системообразующий признак, позволяющий говорить о начале нового этапа в истории российского законодательства. Он хорошо укладывается в принятую нами в качестве исследовательской гипотезы систему источников нового времени. Закон, в отличие от обычая, не только, а часто и не столько фиксирует сложившееся положение дел, сколько моделирует будущую ситуацию. На эту особенность европейского законодательства нового времени обращает внимание Э Аннерс: «Монархи и вольные города посчитали, что они могут развивать старое право посредством своей нормотворческой деятельности. Уже в XVII веке они стали широко и решительно регулировать указами то, что никогда ранее не регулировалось правом или же регулировалось в ограниченном объеме. Особенно это касалось сферы хозяйственной деятельности и сферы личного потребления людей»60. Примечательно, что Аннерс фиксирует эту тенденцию для Европы, начиная с XVII в., что соответствует тенденциям, выявленным нами на материале российских законодательных источников. Таким образом, приоритет закона может сложиться тогда, когда в обществе, и в частности у законодателя, появляемся представление о социальной изменчивости в ходе исторического развития и мысль о возможности влияния на этот процесс. Расхождение государственного и частного права Наряду с вышерассмотренным подходом, в котором единодушны не только по сути, но зачастую и по форме выражения мысли многие авторы, существуют и другие подходы к периодизации истории русского права, которые также приводят к обособлению рассматриваемого периода. В частности, М. Ф. Владимирский-Буданов, который, как и другие авторы, отмечал утверждение приоритета закона начи- 1 Аннерс Э. История европейского права: Пер. со швед. М., 1994. С. 229. нания с XVIII в., дает общую периодизацию развития права, исходя из соотношения государственного и частного права. Владимирский-Буданов выделяет три периода истории русского права: 1) «период земский (или т.н. княжеский) IX-XIII вв.»; 2) «период московский (правильнее — двух государств Московского и Литовского) XIV— XVI вв.»; 3) «период империи XVIII—XIX вв.»61. Отмечая, что в первом периоде господствует обычай, во втором — обычай и закон в равной мере, а в третьем — закон, Владимирский-Буданов пишет также, что в первом периоде «начало государственное и частное слиты, как равносильные», во втором периоде «право государственное и частное постепенно обособляются, но прежнее смешение их обнаруживается в том, что в Московском государстве государственное право строится по типу частному», и в третьем периоде «государственное право стремится к полному очищению от примеси частно-правовых начал». Этот критерий начала нового этапа в истории законодательства (хотя точнее — в истории права) также хорошо соотносится с принятой нами объясняющей схемой. Расхождение государственного и частного права говорит не только о формировании государственного права периода империи, но и частного права нового времени, что вполне соответствует складыванию новых взаимоотношений между личностью и государством в процессе эмансипации личности при переходе от средневековья к новому времени. Утверждение принципа: «незнание закона не освобождает от ответственности» В «Истории европейского права» Э. Аннерс, зафиксировав тенденцию к детальной регламентации различных сфер жизни общества и частной жизни посредством законодательства, сделал весьма меткое наблюдение: детальная, если не сказать мелочная, регламентация, в том числе и в тех сферах, которые раньше законодательно не регулировались, приводит к тому, что указы перестают соблюдаться". Утверждение приоритета закона приводит к постепенному установлению общего для законодательства нового времени принципа: «незнание закона не освобождает от ответственности». Заметим, что этот принцип известен со времен римского права и был зафиксирован в «Законах XII таблиц» (середина V в. до н. э.). Не стоит рассматривать утверждение этого принципа в российском законодательстве в XVIII в. как рецепцию римского права, поскольку оно порождается изменением соотношения обычая и закона как источников права и в свою очередь обусловливает развитие системы публикации законодательных актов. 61 Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 4. 62 Аннерс Э. Указ. соч. С. 229. На установление принципа «незнание закона не освобождает от ответственности» обращает внимание и М. Ф. Владимирский-Буданов63, который, по-видимому ошибочно, связывает его оформление с указом 22 января 1722 г. Скорее всего здесь речь должна идти об именном указе от 22 января 1724 г. «О важности Государственных уставов и о неотговорке судьям неведением Законов по производимым делам под опасением штрафа», опубликованном, как и указ «О хранении прав гражданских...», 27 января 1724 г. Указание на причины издания этого указа свидетельствует о том значении, которое стали придавать законодательным актам: «Надлежит обретающимся в Сенате, Синоде, коллегиях, Канцеляриях и во всех судных местах всего Государства ведать все уставы Государственные и важность их, яко первое и главное дело, понеже в том зависит правое и незазорное управление всех дел, и каждому для содержания чести своей, иубежания от впадения неведением в погрешение, и в наказание должно». Санкции, предусмотренные для должностных лиц при незнании законов, весьма суровы: «И дабы впредь никто неведением о Государственных уставах не отговаривался... и для того от ныне, ежели о каком указе где при каком деле помянуто будет, а кто в то время не возьмет того указа смотреть и пренебрежет, а станет неведением отговариваться: таких наказывать в первые отнятием чина на время и штрафу год жалованья, в другой ряд третьею долею всего движимого и недвижимого имения, в третий раз лишением всего имения и чина вовсе». Обращает на себя внимание весьма конкретный и вполне разумный принудительный порядок ознакомления с законами должностных лиц, устанавливаемый этим указом. Но мне представляется, что в российском законодательстве рассматриваемый принцип, во-первых, утвердился гораздо раньше, чем полагал Владимирский-Буданов, а во-вторых, носил всеобщий характер и как принцип действовал по отношению ко всему населению. Другое дело, что для чиновников сам факт незнания законов мог повлечь существенные санкции. Формулу «дабы неведением никто не отговаривался» мы можем встретить уже в «Уставе воинском», утвержденном 30 марта 1716 г. Петр I, обосновывая необходимость предпринятого им груда, в преамбуле к Уставу замечает: «...за благо изобрели ино книгу Воинский Устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность, и обязан был своим званием, и неведением не отговаривался [выделено мной. — М. Р.}...» И в именном, данном Сенату указе «Орассылке книг Воинского Устава по корпусам войск, по Губерниям и Канцеляриям и о принимании его в основание, как по делам воинским, так и земским» присутствует эта формула, приводимая в обоснование необходимости тиражирования Устава. И вообще эта формула очень часто сопровождала указание на порядок публикации того или иного законодательного акта. 63 См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 261. Специально утверждению этого принципа посвящен именной, объявленный из Канцелярии полицеймейстерских дел указ «О наказании за преступления против публикованных указов» от 9 февраля 1720 г. Начинается он формулой «Великий Государь указал объявить всенародно». Такое начало в XVII в. станет обычным для тех указов, которые действительно должны были быть доведены до каждого подданного и в которых, по этой причине, более тщательно описывался порядок их публикации. Например, с такой формулы начинается именной указ «О мерах для искоренения воров и разбойников, о доносе об оных местному Начальству, под опасением за укрывательство тяжкого наказания» от 7 сентября 1744 г. В указе |
Познавательные статьи:
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-07; просмотров: 242; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!
infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.135.214.226 (0.014 с.)