Хужир, остров Олхон, озеро Байкал, Священная Российская империя

 

В ком­на­те пус­то, не счи­тая сто­ла и двух стульев. На сте­не - ог­ром­ное зер­ка­ло, яв­но по­луп­роз­рач­ное. Я си­жу нап­ро­тив сво­ей со­бе­сед­ни­цы и пи­шу в блок­но­те, ко­то­рый мне вы­да­ли (дик­то­фон взять зап­ре­ти­ли «из со­об­ра­же­ний бе­зо­пас­нос­ти»). У Ма­рии Жу­га­но­вой ус­та­лое ли­цо и се­де­ющие во­ло­сы. Из­но­шен­ная во­ен­ная фор­ма, ко­то­рую она неп­ре­мен­но по­же­ла­ла на­деть на ин­тервью. Фор­мально мы од­ни, но я чувст­вую, как за на­ми наб­лю­да­ют из со­сед­ней ком­на­ты.

- Мы не зна­ли о Ве­ли­кой Па­ни­ке. Нас пол­ностью изо­ли­ро­ва­ли. Где-то за ме­сяц до то­го, как ка­кая-то аме­ри­канс­кая жур­на­лист­ка объяви­ла ми­ру страш­ное из­вес­тие, наш ла­герь на не­оп­ре­де­лен­ный пе­ри­од ос­та­ви­ли без свя­зи с внеш­ним ми­ром. Из ба­ра­ков вы­нес­ли все те­ле­ви­зо­ры, заб­ра­ли ра­дио и мо­бильные те­ле­фо­ны. У ме­ня был де­ше­вый од­но­ра­зо­вым со­то­вый с пятью пре­доп­ла­чен­ны­ми ми­ну­та­ми. Больше­го мои ро­ди­те­ли не мог­ли се­бе поз­во­лить. Я со­би­ра­лась поз­во­нит им на свой день рож­де­ния, пер­вый день рож­де­ния вда­ли от до­ма.

Мы сто­яли в Се­вер­ной Осе­тии, в Ала­нии, од­ной из са­мых ди­ких юж­ных рес­пуб­лик. Офи­ци­ально на­ша мис­сия бы­ла «ми­рот­вор­чес­кой», пре­дотв­ра­ще­ние эт­ни­чес­ких конф­лик­тов меж­ду осе­ти­на­ми и ин­гушс­ким меньшинст­вом. Нас вот-вот долж­ны бы­ли сме­нить, но не выш­ло. Ска­за­ли, что это воп­рос «го­су­дарст­вен­ной бе­зо­пас­нос­ти».

- Кто?

- Так го­во­ри­ли все: на­ши офи­це­ры, во­ен­ная по­ли­ция, да­же ка­кой-то граж­данс­кий, ко­то­рый по­явил­ся из ни­от­ку­да. Про­тив­ный мел­кий уб­лю­док с уз­ким кры­си­ным ли­цом. Мы его так и на­зы­ва­ли: Кры­си­ная Мор­да.

- Вы пы­та­лись уз­нать, кто он та­кой?

- Кто, я? Ни­ког­да. Да и дру­гие не пы­та­лись. О, мы вор­ча­ли, сол­да­ты всег­да вор­чат. Но на серьезные жа­ло­бы вре­ме­ни не хва­та­ло. Прер­вав связь с внеш­ним ми­ром, нас при­ве­ли в пол­ную бо­евую го­тов­ность. До тех пор мы не осо­бо нап­ря­га­лись - ле­ни­вое од­но­об­ра­зие, ко­то­рое из­ред­ка на­ру­ша­ли про­гул­ки в го­ры. Те­перь мы в тех са­мых го­рах про­во­ди­ли по нес­колько дней кря­ду, со всем сна­ря­же­ни­ем и бо­еп­ри­па­са­ми. Мы за­хо­ди­ли в каж­дую де­рев­ню, в каж­дый дом. Доп­ра­ши­ва­ли каж­до­го крестьяни­на, ту­рис­та… не знаю… каж­до­го гор­но­го коз­ла, по­пав­ше­го­ся на пу­ти.

- Допрашивали? За­чем?

- Не знаю. «Все ли ва­ши родст­вен­ни­ки до­ма? Ник­то не про­пал? На ко­го-ни­будь на­па­да­ло бе­ше­ное жи­вот­ное или че­ло­век?» Пос­лед­нее сму­ща­ло больше все­го. Бе­ше­ный? Я по­ни­маю - жи­вот­ное, но че­ло­век? Всех ос­мат­ри­вал врач, раз­де­вал до­го­ла и про­ве­рял каж­дый сан­ти­метр те­ла. Что он ис­кал, нам не го­во­ри­ли.

Я ни­че­го­шеньки не по­ни­ма­ла. Од­наж­ды мы наш­ли це­лый тай­ник с ору­жи­ем: ав­то­ма­ты, уй­ма бо­еп­ри­па­сов. На­вер­ное, куп­лен­ные у ка­ко­го-ни­будь про­даж­но­го ли­це­ме­ра из на­ше­го же ба­тальона. Мы не зна­ли, ко­му при­над­ле­жа­ло ору­жие - нар­ко­тор­гов­цам, мест­ным бан­ди­там, или «ка­ра­тельным от­ря­дам», ко­то­рые из­на­чально и бы­ли при­чи­ной на­шей ко­ман­ди­ров­ки. И что мы сде­ла­ли? Ос­та­ви­ли тай­ник в по­кое. Тот мел­кий граж­данс­кий, Кры­си­ная Мор­да, встре­тил­ся с гла­зу на глаз с де­ре­венс­ки­ми ста­рей­ши­на­ми. Не знаю, что они об­суж­да­ли, но, ска­жу я вам, ста­рей­ши­ны выг­ля­де­ли пе­ре­пу­ган­ны­ми до по­лус­мер­ти: крес­ти­лись и шеп­та­ли мо­лит­вы.

Мы не по­ни­ма­ли. Мы сов­сем за­пу­та­лись и зли­лись. Ка­ко­го чер­та мы тут де­ла­ем? У нас во взво­де был один ста­рый ве­те­ран, Ба­бу­рин. Он во­евал в Аф­га­нис­та­не и дваж­ды в Чеч­не. Го­во­ри­ли, что во вре­мя ельцинс­ко­го пе­ре­во­ро­та его БМП пер­вым выст­ре­лил по Ду­ме. Мы лю­би­ли слу­шать его рас­ска­зы. Ба­бу­рин всег­да был ве­сел, всег­да пьян… ког­да ду­мал, что ему это сой­дет с рук. Пос­ле ин­ци­ден­та с ору­жи­ем он из­ме­нил­ся. Пе­рес­тал улы­баться и тра­вить бай­ки. По-мо­ему, Ба­бу­рин больше ни кап­ли в рот не брал, а ког­да за­го­ва­ри­вал с кем-то, что слу­ча­лось ред­ко, твер­дил од­но: «Пло­хо. Что-то бу­дет». Сколько я ни пы­та­лась его рас­спро­сить, он только по­жи­мал пле­ча­ми и ухо­дил. Пос­ле то­го слу­чая наш бо­евой дух сов­сем упал. Лю­ди ста­ли нап­ря­жен­ны­ми, по­доз­ри­тельны­ми. Кры­си­ная Мор­да был пов­сю­ду, слу­шал, смот­рел, шеп­тал что-то на ухо офи­це­рам.

Он был с на­ми в тот день, ког­да мы за­чи­ща­ли се­ле­ние без наз­ва­ния, при­ми­тив­ную де­рев­ню на краю све­та. Про­во­ди­ли стан­дарт­ные обыс­ки и доп­ро­сы. Мы уже со­би­ра­лись об­рат­но. И вдруг ре­бе­нок, ма­ленькая де­воч­ка при­бе­жа­ла по единст­вен­ной в се­ле до­ро­ге. Она пла­ка­ла, яв­но от ужа­са. Ло­по­та­ла что-то ро­ди­те­лям… жал­ко, я так и не вы­учи­ла их язык… и по­ка­зы­ва­ла на по­ле. Там по гря­зи бре­ла, спо­ты­ка­ясь, кро­шеч­ная фи­гур­ка, еще од­на де­воч­ка. Лей­те­нант Ти­хо­нов пос­мот­рел в би­нокль, и я уви­де­ла, как он блед­не­ет. К не­му по­до­шел Кры­си­ная Мор­да, пос­мот­рел в свой би­нокль и про­шеп­тал что-то лей­те­нан­ту на ухо. Пет­рен­ко, снай­пе­ру взво­да, при­ка­за­ли взять де­воч­ку на муш­ку. Он по­ви­но­вал­ся.

«- Взял? - Взял. - Стре­ляй».

По-моему, так и бы­ло. Я пом­ню, как по­вис­ла ти­ши­на. Пет­рен­ко взгля­нул на лей­те­нан­та и поп­ро­сил пов­то­рить при­каз.

«Ты слышал», - зло от­ве­тил тот.

Я сто­яла дальше, чем Пет­рен­ко, но да­же я слы­ша­ла сло­ва Ти­хо­но­ва.

«Уничтожить цель, сей­час же!»

Я ви­де­ла, как кач­нул­ся ствол вин­тов­ки. Пет­рен­ко - то­щий ко­ро­тыш­ка, не са­мый сме­лый и не са­мый сильный, но вне­зап­но он опус­тил ору­жие и от­ка­зал­ся вы­пол­нять при­каз. Вот так, прос­то.

«Нет, лей­те­нант».

Казалось, солн­це за­мерз­ло в не­бе. Ник­то не знал, что де­лать, осо­бен­но лей­те­нант Ти­хо­нов. Все пе­рег­ля­ну­лись, за­тем пос­мот­ре­ли на по­ле.

Туда шел Кры­си­ная Мор­да, мед­лен­но, поч­ти про­гу­лоч­ным ша­гом. Мы уже мог­ли разг­ля­деть ли­цо де­воч­ки. Не спус­кая ши­ро­ко раск­ры­тых глаз с Кры­си­ной Мор­ды, она под­ня­ла ру­ки над го­ло­вой… я поч­ти слы­ша­ла ее рез­кий, хри­пя­щий стон. Он встре­тил де­воч­ку на пол­пу­ти че­рез по­ле. Все за­кон­чи­лось мгно­вен­но. Од­ним быст­рым дви­же­ни­ем Кры­си­ная Мор­да вых­ва­тил из-под курт­ки пис­то­лет, выст­ре­лил ей меж­ду глаз, по­вер­нул­ся и не­то­роп­ли­во по­шел к нам. Жен­щи­на - на­вер­ное, мать девочки, - заш­лась в ры­да­ни­ях. Она упа­ла на ко­ле­ни, плю­ясь и прок­ли­ная нас. Кры­си­ная Мор­да, ка­за­лось, не об­ра­тил на нее вни­ма­ния. Он только про­шеп­тал что-то на ухо лей­те­нан­ту Ти­хо­но­ву, по­том за­лез на БМП, слов­но в мос­ковс­кое так­си.

Той ночью… я ле­жа­ла без сна, пы­та­ясь не ду­мать о слу­чив­шем­ся. Ста­ра­лась, пы­та­лась не ду­мать о том, что во­ен­ная по­ли­ция заб­ра­ла Пет­рен­ко, а на­ше ору­жие за­пер­ли в ар­се­на­ле. Мне сле­до­ва­ло жа­леть де­воч­ку, злиться или да­же же­лать отомс­тить Кры­си­ной Мор­де, а мо­жет, чувст­во­вать се­бя нем­но­го ви­но­ва­той из-за то­го, что я и пальцем не по­ше­ве­ли­ла для спа­се­ния ре­бен­ка. Я знаю, что долж­на бы­ла ис­пы­ты­вать имен­но та­кие чувст­ва, но в тот мо­мент ос­та­вал­ся только страх. Я все вспо­ми­на­ла, как Ба­бу­рин про­ро­чил что-то не­хо­ро­шее. Хо­те­лось до­мой, уви­деться с Ро­ди­те­ля­ми. А вдруг это ка­кая-то ужас­ная тер­ро­рис­ти­чес­кая ак­ция? Или вой­на? Моя семья жи­ла в Би­ки­не, поч­ти на са­мой гра­ни­це с Ки­та­ем. Мне на­до бы­ло по­го­во­рить с Ни­ми, прос­то убе­диться, что все в по­ряд­ке. Я раз­вол­но­ва­лась до тош­но­ты. Ме­ня рва­ло так, что приш­лось лечь в ла­за­рет. Вот по­че­му я про­пус­ти­ла об­ход на сле­ду­ющий день.

Я ле­жа­ла на кой­ке и пе­ре­чи­ты­ва­ла дав­ниш­ний но­мер «Сем­над­ца­ти»,[24] ког­да ус­лы­ша­ла шум, рев дви­га­те­лей, го­ло­са. На пла­цу уже соб­ра­лась тол­па. Я про­тол­ка­лась впе­ред и уви­де­ла Ар­ка­дия. Ар­ка­дий был пу­ле­мет­чи­ком из мо­его взво­да, нас­то­ящий мед­ведь. Мы дру­жи­ли, по­то­му что он не под. пус­кал ко мне дру­гих муж­чин… ну, вы по­ни­ма­ете. Он го­во­рил, что я на­по­ми­наю ему сест­ру. (Пе­чаль­но улы­ба­ет­ся). Он мне нра­вил­ся.

У его ног кто-то во­зил­ся. Вро­де ста­ру­ха, но по­че­му-то с меш­ком на го­ло­ве и цепью на шее. Ее платье бы­ло пор­ва­но, а ко­жа на но­гах сод­ра­на под­чис­тую. Кро­ви не бы­ло, только этот чер­ный гной. Ар­ка­дий уже дав­но что-то гром­ко и сер­ди­то го­во­рил.

«Больше ни­ка­кой лжи! Ни­ка­ких при­ка­зов стре­лять по граж­данс­ким без пре­дуп­реж­де­ния! И вот по­че­му я опус­тил это­го мел­ко­го жо­по­ли­за…»

Я ог­ля­де­лась в по­ис­ках лей­те­нан­та Ти­хо­но­ва, но не наш­ла его. В же­луд­ке об­ра­зо­вал­ся ле­дя­ной ком.

«…Я хо­тел, что­бы вы все уви­де­ли!»

Аркадий под­нял су­щест­во на це­пи. Сор­вал ме­шок. Ее ли­цо бы­ло се­рым, как и все ос­тальное, ши­ро­ко раск­ры­тые гла­за ярост­но го­ре­ли. Она ры­ча­ла и пы­та­лась уку­сить Ар­ка­дия. Он по­сильнее сжал ее гор­ло и по­ка­зал нам, дер­жа на вы­тя­ну­той ру­ке.

«Я хо­чу, что­бы вы все ви­де­ли, за­чем мы здесь!»

Он вых­ва­тил нож из-за по­яса и вон­зил его в серд­це жен­щи­ны. Я ах­ну­ла, и все ос­тальные то­же. Лез­вие вош­ло по ру­ко­ять, но ста­ру­ха про­дол­жа­ла ры­чать и из­ви­ваться.

«Видите! - кри­чал Ар­ка­дий, про­ты­кая ее сно­ва и снова. - Ви­ди­те! Вот о чем нам не го­во­ри­ли! Вот что мы ищем!»

В тол­пе за­ки­ва­ли, пос­лы­ша­лось сог­лас­ное вор­ча­ние.

«Что, ес­ли эти тва­ри пов­сю­ду? Что, ес­ли они уже у нас до­ма, ря­дом с на­ши­ми семьями?»

Аркадий пы­тал­ся заг­ля­нуть в гла­за каж­до­му и не сле­дил за ста­ру­хой. Зах­ват ос­лаб, она выр­ва­лась и уку­си­ла его за ру­ку. Ар­ка­дий взре­вел. Его ку­лак опус­тил­ся на ли­цо тва­ри. Она упа­ла ему под но­ги, кор­чась и булькая этим чер­ным гно­ем. Ар­ка­дий до­бил ее но­га­ми. Мы все слы­ша­ли, как трес­нул ее че­реп.

Кровь тек­ла по ста­мес­ке в ку­ла­ке Ар­ка­дия. Он пот­ряс ею, ве­ны у не­го на шее взбух­ли от кри­ка.

«Мы хо­тим домой! - про­ре­вел он. - Мы хо­тим за­щи­тить свои семьи!»

Толпа подх­ва­ти­ла его вопль.

«Да! Мы хо­тим за­щи­тить свои семьи! У нас сво­бод­ная стра­на! У нас де­мок­ра­тия! Нас не мо­гут дер­жать как в тюрьме!»

Я кри­ча­ла вмес­те с ос­тальны­ми. Эта ста­ру­ха, тварь, ко­то­рая вы­жи­ла пос­ле уда­ра но­жом в серд­це… а ес­ли у нас до­ма та­кие же? Вдруг они уг­ро­жа­ют на­шим лю­би­мым… мо­им ро­ди­те­лям? Страх, сом­не­ния, все пе­реп­ле­лось, рож­дая сле­пую ярость.

«Мы хо­тим до­мой! Мы хо­тим до­мой!»

Снова и сно­ва, а по­том… Ав­то­мат­ная оче­редь прош­ла пря­мо у мо­его уха, и ле­вый глаз Ар­ка­дия взор­вал­ся. Я не пом­ню, как бе­жа­ла, пла­ча от сле­зо­то­чи­во­го га­за. Не пом­ню, как яви­лись спец­на­зов­цы, но нас вдруг ок­ру­жи­ли, сби­вая с ног, ско­вы­вая на­руч­ни­ка­ми. Один встал мне на грудь, и я по­ду­ма­ла, что ум­ру пря­мо там.

- Это бы­ла де­ци­ма­ция?

- Нет, все­го лишь на­ча­ло… Мы взбун­то­ва­лись не пер­вы­ми. Мя­те­жи на­ча­лись, ед­ва во­ен­ная по­ли­ция зак­ры­ла ба­зу. В то вре­мя как мы ра­зыг­ры­ва­ли свою ма­ленькую де­монст­ра­цию, пра­ви­тельство ре­ша­ло, как вос­ста­но­вить по­ря­док.

(Поправляет фор­му, ус­по­ка­ива­ет­ся, преж­де чем про­дол­жить).

- Децимация… раньше я ду­ма­ла, что это ист­реб­ле­ние, опус­то­ше­ние, ра­зо­ре­ние… а на са­мом де­ле это убийст­во де­ся­ти про­цен­тов, каж­дый де­ся­тый дол­жен уме­реть… имен­но так с на­ми и пос­ту­пи­ли.

Спецназовцы сог­на­ли нас на плац. Но­вый ко­ман­дир про­из­нес речь о дол­ге и от­ветст­вен­нос­ти, о том, что мы да­ва­ли клят­ву за­щи­щать ро­ди­ну, а по­том на­ру­ши­ли из-за эго­из­ма, ве­ро­ломст­ва и лич­ной тру­сос­ти. Я ни­ког­да преж­де не слы­ша­ла та­ких слов. «Долг»? «Ответст­вен­ность»? Рос­сия, моя Рос­сия, бы­ла все­го лишь апо­ли­тич­ным ха­осом. Мы жи­ли в не­раз­бе­ри­хе и кор­руп­ции, мы только пы­та­лись про­тя­нуть до завт­ра. Да­же ар­мия не бы­ла бас­ти­оном пат­ри­отиз­ма - прос­то мес­то, где мож­но по­лу­чить про­фес­сию, пи­щу и кров, а иног­да нем­но­го де­нег, что­бы пос­лать их до­мой, ког­да пра­ви­тельство ре­ша­ло-та­ки зап­ла­тить сво­им сол­да­там. «Клят­ва за­щи­щать ро­ди­ну»? Мое по­ко­ле­ние не зна­ло та­ких слов. Их мож­но бы­ло ус­лы­шать от ве­те­ра­нов Ве­ли­кой Оте­чест­вен­ной вой­ны, слом­лен­ных, бе­зум­ных чу­дил, ко­то­рые осаж­да­ли Крас­ную пло­щадь с пот­ре­пан­ны­ми со­ветс­ки­ми фла­га­ми в ру­ках и ря­да­ми ме­да­лей, приш­пи­лен­ных к выц­вет­шей, по­би­той молью фор­ме. Долг пе­ред ро­ди­ной был шут­кой. Но я не сме­ялась. Я зна­ла, что бу­дут каз­ни. Нас ок­ру­жа­ли во­ору­жен­ные лю­ди, ох­ра­на на сто­ро­же­вых выш­ках, и я бы­ла го­то­ва, каж­дая мыш­ца те­ла нап­ряг­лась в ожи­да­нии выст­ре­ла. А по­том проз­ву­ча­ли эти сло­ва…

«Вы, ис­пор­чен­ные де­ти, ду­ма­ете, что де­мок­ра­тия - бо­жий дар. Вы ее жде­те, вы ее тре­бу­ете! Ну что ж, те­перь у вас есть шанс ее вку­сить».

Да, эти сло­ва бу­дут зву­чать у ме­ня в го­ло­ве всю ос­тав­шу­юся жизнь.

- Что име­лось в ви­ду?

- Нам пре­дос­та­ви­ли са­мим ре­шать, кто бу­дет на­ка­зан. Раз­би­ли на груп­пы по де­сять че­ло­век, и ве­ле­ли выб­рать, ко­го каз­нить. А по­том мы… мы собст­вен­но­руч­но уби­ва­ли сво­их дру­зей. Ми­мо нас про­ка­ти­ли эти тач­ки. Я до сих пор слы­шу, как скри­пят ко­ле­са. Внут­ри бы­ло пол­но кам­ней, раз­ме­ром с ку­лак, ост­рых и тя­же­лых. Од­ни кри­ча­ли, про­си­ли нас, умо­ля­ли, как де­ти. Дру­гие, как Ба­бу­рин… он прос­то мол­ча стал на ко­ле­ни и гля­дел мне пря­мо в ли­цо, ког­да я опус­ка­ла ка­мень.

(Жуганова ти­хо взды­ха­ет, ог­ля­ды­ва­ясь че­рез пле­чо на зер­ка­ло, проз­рач­ное с од­ной сто­ро­ны).

- Чудесно. Прос­то чу­дес­но. Тра­ди­ци­он­ные каз­ни мог­ли уси­лить дис­цип­ли­ну, на­са­дить по­ря­док свер­ху, но, сде­лав со­участ­ни­ка­ми, нас спло­ти­ли не только стра­хом, но и чувст­вом ви­ны. Мы мог­ли ска­зать «нет», от­ка­заться и уме­реть, но не сде­ла­ли это­го. Мы по­ко­ри­лись, сде­ла­ли осоз­нан­ный вы­бор, и пос­кольку этот вы­бор был оп­ла­чен та­кой вы­со­кой це­ной, не ду­маю, что кто-то за­хо­тел бы вновь пе­ред ним ока­заться. Мы от­ри­ну­ли сво­бо­ду в тот день, и с ве­ли­ким об­лег­че­ни­ем. С то­го мо­мен­та мы жи­ли с нас­то­ящей сво­бо­дой, сво­бо­дой ткнуть в ко­го-то дру­го­го и ска­зать: «Мне при­ка­за­ли! Это они ви­но­ва­ты, не я». Сво­бо­да. По­мо­ги, Бо­же, ска­зать: «Я только вы­пол­нял при­каз».