Решают ли исторические теории подтверждения проблему критерия истины?

Исторические теории подтверждения нацелены на то, чтобы решить проблему эмпирического обоснования научных теорий. Некоторые сторонники этих теорий считают, что эмпирически обоснованная теория является вместе с тем и истинной в классическом понимании этого слова, т. е. соответствующей действительности. Можно ли сказать, что исторические теории и в самом деле предлагают удовлетворительное решение проблемы критерия истинности научного знания? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Попытки сторонников исторических теорий решить указанную проблему оказываются неосновательными. Мы проиллюстрируем это на примере теории Лакатоса2.

Теория Лакатоса, равно как и другие исторические теории подтверждения, исходит из предположения, что проблема критерия истинности научных теорий может быть решена только на основе новых фактов. Однако, как нам представляется, она преувеличивает роль новых фактов, не дает удовлетворительной их характеристики, не показывает, каким образом соответствие теорий новым фактам обеспечивает их соответствие объективному миру. Рассмотрим эти пункты подробнее.

' См., например: Т. Kuhn. Notes on Lakatos. —«Boston studies in the philosophy of science», vol. 8. Dordrecht — Boston, 1971.

2 Критический анализ взглядов И. Лакатоса см. также в книге: Е. А. Мамчур «Проблема выбора теории» (М, 1975),

1. Лакатос преувеличивает роль новых фактов в эмпирическом обосновании научных теорий. Это проявляется в том, что только им отводится роль эмпирического аргумента, тогда как старый эмпирический базис полностью сбрасывается со счета. Такая оценка старого и нового не всегда соответствует реальной научной практике. Чтобы продемонстрировать это, рассмотрим следующую гипотетическую ситуацию. Допустим, у нас имеются теории T1 и Т2. Теория Т2 предсказывает некий эмпирический факт е2, который не предсказывается T1 и не может быть объяснен в рамках последней. Далее, известно, что Т2 переходит в T1 как в свой предельный случай. С точки зрения Лакатоса, для подтверждения теории Т2 имеет значение только факт е2. Между тем сама возможность предельного перехода не имеет никакого отношения к процедуре ее обоснования.

Однако это заключение, вытекающее из концепции Лакатоса, не согласуется с тем, как оценивается подтвер-ждаемость теорий в реальной науке. Например, когда Эйнштейн создал свою общую теорию относительности, он усматривал ее достоинства, по сравнению с ньютоновской теорией тяготения, не только в том, что она предсказывала новые факты, но и в том, что она переходила в теорию Ньютона как в свой предельный случай. Ведь именно благодаря этому общая теория относительности обретает более широкий эмпирический базис, не сводящийся только к трем-четырем новым эмпирическим данным.

Форма подтверждения новой теории при помощи других теорий, в том числе и предшествовавших, учитывает ситуацию конкуренции теорий, на чем настаивает Лакатос. Представим себе, что теория T1 может быть заменена теориями Т2I и Т2II. Допустим, что обе последние теории предсказывают новые факты. Но, кроме того, теория Т2II отличается от Т21 тем, что она переходит в теорию T1 как в свой предельный случай. Ученый будет считать тогда, что теория Т2II обоснована в большей мере, чем Та1. Следовательно, теория Лакатоса неадекватна тем условиям, которые она сама постулирует.

2. Лакатос, как и большинство философов, занимающихся методологическими проблемами науки, не сводит факт к чистой эмпирии. Более того, он считает, что главным ингредиентом факта служит интерпретационная теория. Изменение последней теории означает и изменение самого факта. Новый факт, по Лакатосу,— это не обязательно факт, предсказанный теорией и обнаруженный

после ее создания. Им может быть и старый факт, если он интерпретирован в свете новой теории. Лакатос пишет:

«Мы, конечно, должны рассматривать по-новому интерпретированный факт как новый факт...» '

Свою концепцию новых фактов Лакатос иллюстрирует на примере интерпретации формулы Бальмера. В 1885 г. Бальмер установил связь между спектральными линиями и частотами излучения и вывел специальную формулу. В 1923 г. Бор предложил теорию атома, из которой формула Бальмера получалась как следствие. Если к этой формуле подойти с чисто временной точки зрения, то она не может рассматриваться в качестве нового факта, а поэтому согласие теории Бора с формулой Бальмера не будет подтверждением в истинном смысле слова. Однако, как утверждает Лакатос, формула Бальмера в то время, когда она была выдвинута самим Бальмером, и в то время, когда она была интерпретирована в свете теории Бора,— это два различных факта 2. Лакатос отмечает, что Бальмер имел дело с фактом B1, суть которого состоит в том, что спектральные линии водорода, соответствующие частотам излучения, подчиняются определенной формуле — формуле Бальмера. Бор «наблюдал» другой факт B2, сущность которого заключалась в том, что различие в энергетических уровнях разных орбит подчиняется формуле Бальмера. В основе факта Бора лежит новая теория — боровская теория атома водорода. Поэтому факт В2 является, по Лакатосу, новым фактом, способным подтверждать теорию Бора.

Приведенную трактовку нового факта, которую Лакатос положил в основу своей теории подтверждения, можно сравнить с миной, угрожающей подорвать всю его концепцию. Дело в том, что каждая теория специфически интерпретирует все факты, относящиеся к области ее применимости: и те, которые являются общими для нее и для конкурирующей с ней теории, и те, которые предсказаны только ею. Лакатосовская концепция факта приводит к тому, что различие между «старыми» и «новыми» фактами просто стирается. Если принять во внимание, что новым фактам придается решающее значение в про-

' /. Lakatos. Falsification and the methodology of scientific research programmes. — «Criticism and the growth of knowledge». Cambridge, 1970, p. 157,

2 Ibid, p. 156.

1Й

цедуре подтверждения, то нетрудно представить, какие катастрофические последствия может иметь этот вывод для теории Лакатоса.

3. Когда говорят об эмпирическом базисе науки, отмечает Лакатос, тем самым пользуются весьма ограниченным представлением о науке, описывая ее с помощью монотеоретической дедуктивной модели. Однако эта модель является грубой аппроксимацией. Реальная наука представляет собой не монотеоретическую, а плюралистическую структуру. Здесь сущность факта выражается его интерпретационной теорией, а согласие проверяемой теории с фактом представляет собой отношение между двумя теориями. В реальной науке «столкновение происходит не «между теориями и фактами», но между двумя высокопоставленными теориями — интерпретационной теорией, обеспечивающей факты, и объяснительной теорией, объясняющей их» '.

Но у Лакатоса отсутствует и односторонняя связь проверяемой теории с интерпретационной теорией факта. По его мнению, различие между «фактом» и «теорией» зависит от нашего методологического решения. Это проявляется в том, что в случае противоречия между теорией и фактом мы не обязательно отказываемся от теории, но можем пожертвовать и фактом. Таким образом, то, что обычно называется подтверждением, есть не что иное, как процедура, имеющая целью получить самосогласованное, т. е. когерентное, теоретическое знание.

В этом пункте Лакатос приходит к той же позиции, которая защищается Н. Решером. Как уже отмечалось в предыдущей главе, Решер в своей когерентной теории истины утверждает, что мы можем сохранить классическое понятие истины и в то же время рассматривать когерентность как критерий истины. Приблизительно такой же вывод делает и Лакатос. И его выводу присущи те же самые недостатки, что и концепции Решера. Так, Лакатос сталкивается с неразрешимым вопросом о том, каким образом когерентность системы знания гарантирует соответствие мыслей действительности. Этот вопрос весьма неприятен для него, так как хорошо известно, что непротиворечивая система знаний не обязательно является опи-

' /. Lakatos. Falsification and the methodology of scientific research programmes. — «Criticism and the growth of knowledge», p.129.

санием объективного мира. Лишь некоторые, но не все теоретические системы, обладающие свойством непротиворечивости, представляют собой истинные описания объективного мира.

Лакатос пытается усилить критерий когерентности как критерий истины. Он утверждает, что истинное знание — это не просто знание, в котором проверяемая теория и интерпретационные теории фактов находятся в отношении самосогласованности. Важнейшим признаком истины является рост знания. Рост знания означает, по его мнению, приближение к истине. Но всегда ли это имеет место? Лакатос вынужден признать, что не всегда, ибо твердые ядра научно-исследовательских программ могут оказаться ложными и, несмотря на это, приводить к увеличению знания о мире'. Но если это так, то рост знания, как и его когерентность, нельзя рассматривать в качестве критерия истины.

Отмеченные нами недостатки исторических теорий подтверждения вовсе не означают их абсолютную непригодность. Они лишь указывают на то, что эти теории не в состоянии обеспечить решение проблемы критерия истинности — критерия соответствия знаний действительности. Исторические теории вскрывают важные моменты, которые могут служить ориентиром в поисках истины,— эвристические возможности теорий, их когерентность, рост знаний. Но этого, однако, еще недостаточно для того, чтобы обеспечить проверку истинности знаний.