Диалектический материализм и теории подтверждения

Один из основных недостатков рассмотренных нами концепций подтверждения заключается в том, что в вопросе о проверке истинности научной теории они полагаются на факты, которые рассматриваются исключительно в плоскости знания. При этом источник фактов — материально-практическая деятельность — остается «за кадром», упускается из виду или вовсе игнорируется такая важная форма связи теории с практикой, как практическое применение теоретических знаний. Подобный подход не дает возможности получить удовлетворительное решение проблемы критерия истины. Он неизбежно приводит к следующей альтернативе: оказывается необходимым либо пересмотреть понятие истины путем замены

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 142.

классической концепции истины более «реалистическим» пониманием истины как эмпирической подтверждаемости (что делают неопозитивисты), либо отказаться от попыток сформулировать критерий истинности и рассматривать истину как некий регулятивный принцип (что делает Поппер).

Сказанное, однако, не означает, что все теории подтверждения лишены рационального содержания. Некоторые из них имеют важное значение для спецификации процедур согласования теории с фактами. С этой точки зрения следует особо подчеркнуть значение исторических теорий подтверждения. Одна из заслуг этих теорий состоит в том, что они рассматривают подтверждение не в статическом, а в динамическом плане. Это позволило им в известной мере преодолеть концепцию плюралистического критерия истины и органически связать теоретическое знание с его эмпирической основой. К числу рациональных моментов исторических теорий подтверждения относится и то, что они привлекли внимание к проблеме гипотез и теорий ad hoc и разработали ряд методов, позволяющих отличить научную теорию от теории типа ad hoc.

Вместе с тем нужно признать, что разработка указанной проблемы в исторических теориях страдает существенными недостатками. Главный из них заключается в рецептурном характере методов определения гипотез и теорий ad hoc. Исторические теории подтверждения не объясняют, почему те или иные научные теории оказываются ad hoc и почему признание их ad hoc- характера означает признание их неудовлетворительности. Эти недостатки свойственны, в частности, концепции Дж. Леплина.

Не лишена недостатков и концепция Лакатоса. Она также не объясняет, почему гипотезы ad hoc не имеют объективно-реальных референтов и не могут квалифицироваться как истинные. Сам Лакатос сознавал недостатки своей концепции. Он пытался преодолеть их путем введения дополнительного индуктивного принципа, который позволил бы объяснить, почему именно кажущееся произвольным изменение гипотез в ходе развития научно-исследовательских программ приводит к тому, что программа в целом приближает нас к истине. Он, в частности, писал: «Чтобы хоть как-нибудь соотнести научный гамбит, разыгранный с прагматической целью, и тягу

13S

к правдоподобию, нужно опереться на некоторый неметодологический, индуктивный принцип. Только такой «индуктивный принцип» может превратить науку из простой игры в эпистемологически рациональное занятие, из серии легкомысленных скептических гамбитов, разыгранных для интеллектуальной забавы,— в нечто более серьезное, в рискованную и подверженную ошибкам деятельность, целью которой является приближение к истине» '. Однако Лакатос так и не сумел найти нужного принципа.

Для решения проблемы ad hoc существенное значение имеют философские соображения о структуре материального мира и характере ее отражения в структуре научного познания. Действительность не сводится к совокупности единичных явлений. Важным объективным аспектом действительности являются законы, выражающие устойчивые, повторяющиеся связи между существенными сторонами явлений. Существует многообразие качественных уровней объективного мира все возрастающей сложности и фундаментальности, каждому из которых соответствует своя система объективных закономерностей.

Эти положения не являются произвольными. Они получены на основе обобщения опыта науки. Известно, например, что при переходе от обычных, земных масштабов к областям, имеющим размеры порядка 10~8 см и меньше, законы классической механики уступают место законам квантовой физики; при рассмотрении процессов с большими скоростями вступают в силу релятивистские законы и т. д. По причине универсальности связи между количественным и качественным аспектами материального мира можно предположить, что подобного рода зависимости носят общий характер.

Не только содержание научной теории, но и само развитие научного знания должны отражать объективную структуру мира. Новая теория, возникающая в процессе научного познания, должна быть, во-первых, более фундаментальной, а во-вторых, более общей. Между этими свойствами существует органическая связь: возрастание фундаментальности теории влечет за собой и возрастание степени ее общности. Большая общность теории проявляется в ее способности объяснять большее число фактов. Привилегированный статус новых фактов обусловлива-

1 /. Lakatos. History of science and its rational reconstructions. — «Boston studies in the philosophy of science», vol. 8, p. 186.

ется только специфической ситуацией, которая характеризуется тем, что новая теория конкурирует со старой. Однако в том случае, когда конкурируют две новые теории, претендующие на то, чтобы сменить старую теорию, существенное значение для их обоснования имеют и старые факты. Собственно говоря, новые факты не обладают никакими загадочными чертами, обусловливающими их преимущество перед старыми фактами. Решающее значение имеют не новые факты сами по себе, а рост степени общности теории, который проявляется, в частности, в способности предсказывать и объяснять новые факты.

Такой взгляд на стратегию научного познания соответствует реальному развитию научной мысли. Проиллюстрируем это на примере физической науки. У истоков ньютоновской физики мы встречаемся с двумя механиками — небесной механикой Кеплера и земной механикой Галилея. Дальнейшее развитие физической мысли состояло в выработке Ньютоном такого общего представления, которое объединило эти две механики. В основе этого синтеза лежало открытие фундаментального физического закона — закона всемирного тяготения, частными проявлениями которого были галилеев закон свободного падения и законы Кеплера.

Обращаясь к последующему развитию физической мысли, мы опять-таки неизменно встречаемся с обобщениями, которые одновременно представляют собой открытия более фундаментальных физических законов. Например, один из основоположников современной физики, М. Планк, обратил внимание на несогласованность, существующую между термодинамикой и теорией электромагнитного излучения: рассмотрение электромагнитного излучения с термодинамической точки зрения вело к парадоксу ультрафиолетовой катастрофы. Стремление Планка согласовать эти две теории увенчалось открытием новой физической постоянной — постоянной Планка. Так было положено начало обобщению классической статистической физики и классической электродинамики, которое в конечном счете привело к выявлению законов квантовой физики.

В своей специальной теории относительности Эйнштейн преодолел противоречие между классической механикой и классической электродинамикой. Он объединил теорию механического движения с теорией электромагнетизма. В основе этого обобщения лежало открытие

фундаментальных законов, инвариантных относительно преобразований Лоренца.

В общей теории относительности наблюдается новая форма обобщения — объединение теории неинерциаль-ных движений с теорией гравитации. Это обобщение нашло свое выражение в формулировке общековариантных физических законов.

Лишь на фоне этой стратегии научного познания, которая реализуется в развитии науки, можно понять рациональный смысл проблемы гипотез ad hoc. Метод гипотез ad hoc — это, по существу, квазитеоретическая форма объяснения. Подлинная теория объясняет явления на основе общих законов. Гипотезы ad hoc, напротив, исходят из предположения, что существуют объекты, которые, строго говоря, не подчиняются законам. Если теория, включающая законы L, сталкивается с объектом О, который нельзя объяснить на основе этих законов, то указанный метод требует введения не нового, более общего закона, а дополнительной, специально подобранной гипотезы Я, причем таким образом, что конъюнкция L&H объясняет объект О.

Такого рода гипотезы, не приводящие к более фундаментальным, а потому и более общим законам, лишены предсказательной силы. На их основе нельзя получить новые факты. Неспособность предсказывать новые факты является не главным, а производным признаком гипотез ad hoc, следствием ограничения законов как формы научного объяснения.

Надо заметить, что, несмотря на гносеологические запреты на гипотезы ad hoc, ученые все же часто пользуются ими. Как правило, такого рода гипотезы представляют собой вынужденные паллиативы. Они отражают тот, подчас неизбежный, элемент заблуждения в развивающемся знании, который характеризует функционирование данной теории в период, предшествующий созданию новой, более адекватной теории.

Тонкость проблемы ad hoc возрастает в еще большей степени, если законы L сменяются не конъюнкцией L&H, а исправленными старыми законами,— последние несколько видоизменяются, чтобы объяснить новый факт, решить новую проблему и т. д. Здесь вообще трудно сказать, является или нет это видоизменение ad hoc. Это связано со следующим обстоятельством. Законы данного уровня реальности не заданы нам непосредственно, а

представлены через научную теорию. Научные теории суть творения человека. Возможно, что новая теория, представляющая собой лишь незначительную модификацию старой теории, не есть теория ad hoc. He исключено, что она «доводит» старую теорию до «нормального» вида, когда модифицированная теория способна отобразить в достаточной общей форме законы данного уровня реальности. Такая ситуация возникает, в частности, при рассмотрении статуса гипотезы космологической постоянной в общей теории относительности. О данной гипотезе нельзя утверждать категорически, что она есть ad hoc и поэтому априори фиктивна. Ведь введение гравитационной постоянной придает уравнениям Эйнштейна весьма общий вид, и не исключена возможность, что такое обобщение гравитационной теории является разумным. Однако подобного рода вопросы часто решаются лишь ретроспективно.

Ограниченность рассмотренных нами исторических теорий подтверждения (которые следует считать наилучшим вариантом теорий подтверждения) состоит не только в их рецептурном характере и недостаточности объяснительных функций. Им свойственны и другие недостатки. Одним из них является слишком узкое понимание исторического элемента в процедуре подтверждения. Так, хотя исторические теории и вводят момент развития в подтверждение, он ограничивается рамками соотношения «теория—эмпирические факты». При этом сама теория выступает как нечто сформировавшееся. Ее генезис, становление практически не учитываются. Другим недостатком является слишком узкое понимание эмпирической основы подтверждения теории: эмпирическая основа проверяемой теории ограничивается только эмпирическими фактами. Не принимается во внимание подтверждение данной теории другой теорией, получившей эмпирическое обоснование.

Дальнейшее усовершенствование исторических теорий подтверждения должно быть осуществлено на основе более полного учета исторического момента, находящего свое выражение в становлении и развитии научной теории. Это позволит дать более фундаментальное обоснование рассматриваемой теории не только посредством фактов, но и при помощи других теорий, на базе которых она сформировалась и с которыми она взаимодействует. Интересные результаты в этом направлении получены

В. С. Степиным. Мы схематично изложим сущность его подхода к данной проблеме.

Для оценки теории, по мнению В. С. Степина, следует принять во внимание характер ее становления. Оно начинается с выбора ученым картины мира, которая определяет направление развития теории. Картина мира не является неэмпирическим фактором. Она представляет собой не просто изображение природы, но ее изображение относительно фиксированного метода экспериментального исследования. На основе картины мира конструируется гипотетическая схема, которая призвана лечь в основу новой теории. Эта схема создается в результате монтажа абстрактных объектов, взятых из уже имеющихся областей теоретического знания. Характер этого выбора и способ сочленения абстрактных объектов подсказывается принятой картиной мира. Далее происходит адаптация гипотетической схемы к новому эмпирическому материалу, на объяснение которого она претендует. При этом теоретические объекты подвергаются соответствующему изменению. Полученная таким образом теоретическая схема вновь сопоставляется с исходной картиной мира'. Лишь такая многоаспектная проверка теории может привести к ее подтверждению.

' См. В. С. Степин. Становление научной теории. Минск, 1976.

Глава III