Развитие социологии повседневности

1960-е и 1970-е гг. стали свидетелями бума (Ritzer, 1975a, 1975b) вокруг несколь­ких теоретических изысканий, которые можно объединить под общим понятием социологии повседневности (J. Douglas, 1980; Weigert, 1981).

Феноменологическая социология

И работа Альфреда Шюца (1899-1959)

Философия феноменологии, в центре внимания которой находится сознание, имеет долгую историю. Попытку разработать социологический вариант феноме­нологии можно проследить на примере «Феноменологии социального мира» Аль­фреда Шюца, вышедшей в 1932 г. в Германии. До 1967 г. она не переводилась на английский язык, в результате чего только недавно произвела сильный эффект на американскую социологическую теорию. Шюц прибыл в Соединенные Штаты в -1939 г., спасаясь бегством от нацистов, занявших Австрию. Вскоре он получил Место в Новой Школе социальных исследований (New School for Social Research) в Нью-Йорке и смог работать над развитием феноменологической, а позднее и эт-Нометодологической социологии в Соединенных Штатах.

Шюц опирался на феноменологическую философию Эдмунда Гуссерля, кото­рая была нацелена внутрь, на понимание трансцендентального эго и которая на­правляла его вовне, к рассмотрению интерсубъективности (Rogers, готовится

к изданию). Шюца главным образом интересовал способ, которым люди постига­ют сознание других, в то время как живут в пределах своего собственного потока сознания. Шюц также использовал понятие интерсубъективности в более широ­ком смысле, чтобы обозначить отношение с социальным миром, особенно соци­альной природой знаний.

Многие из трудов Шюца акцентируют внимание на аспекте социальной жизни, называемой жизненный мир или мир повседневности. Это интерсубъективный мир, в котором люди выступают, с одной стороны, в качестве созидателей социальной реальности, а с другой стороны, сдерживаются ранее образовавшимися социальны­ми и культурными структурами, созданными их предками. Несмотря на то что мно­гое в жизненном мире разделяется многими людьми, существуют также частные (биографически определенные) аспекты этого мира. Внутри понятия «жизненный мир» Шюц различал интимные отношения лицом к лицу («мы-отношения») и сдер­жанные безличные отношения («они-отношения»). Хотя межличностные отноше­ния имеют большое значение в жизненном мире, для социологов гораздо проще исследовать с научной точки зрения отношения более безличного характера. Со временем Шюц перестал интересоваться проблемами сознания и обратился к ин­терсубъективному жизненному миру, однако он выдвигал предположения о созна­нии, в частности, в своих размышлениях о значении и людских мотивах.

Шюц интересовался диалектическими отношениями способа, посредством которого люди строят социальную реальность, и жестокостью социальной и куль­турной действительности, которую они наследуют от своих предшественников в социальном мире.

Середина 1960-х гг. стала критическим периодом в развитии феноменологи­ческой социологии. Этот период был ознаменован выходом в свет перевода основ­ного произведения Альфреда Щюца и публикацией собрания его очерков. В то же время Питер Бергер и Томас Лукманн совместно работали над книгой «Социаль­ное конструирование реальности» (Berger and Luckmann, 1967), которая стала од­ной из самых читаемых теоретических работ того времени. Она внесла по край­ней мере два важных вклада. Во-первых, в этой книге были представлены идеи Шюца в доступной широкой американской аудитории манере. Во-вторых, в ней представлена попытка объединить взгляды Шюца с точкой зрения основного на­правления социологии.

Этнометодология

Несмотря на существенные различия этнометодологию и феноменологию неред­ко приравнивают друг к другу (Langsdorf, 1995). Данный факт отчасти можно объяснить тем, что создатель теоретического направления Гарольд Гарфинкель был студентом Альфреда Шюца в Новой школе. Интересно, что Гарфинкель преж­де учился у Толкотта Парсонса, и именно объединение идей Парсонса и Шюца способствовало тому, что этнометодология оформилась в самостоятельное на­правление социологии.

Гилберт (Hilbert, 1992) недавно пролил свет на источники идей Гарфинкеля и основы этнометодологии в целом. Несмотря на то что Гарфинкель был студентом

Парсонса, он отвергал структурно-фукциональные взгляды последнего и лишь постепенно пришел к тем классическим социологическим идеям, которые отра­жены в трудах Дюркгейма и Вебера (Hilbert, 1992). В частности, соглашаясь с ос­новными идеями Парсонса, например, важностью нормативных предписаний и со­вместных соглашений, Гарфинкель отклонял главную его предпосылку, которая гласит: нормативный порядок независим от поведенческого порядка и влияет (по­средством социализации) на соблюдение правил поведения. Вместо теоретиче­ских абстракций Парсонса в центре внимания Гарфинкеля находились эмпири­ческие исследования повседневного мира. Таким образом, Гарфинкель продолжал заниматься парсонианскими проблемами порядка и общества не в теории, а «де­тально их прорабатывая применительно к действительной ситуации... чтобы эти проблемы разрешить» (Button, 1991, р. 6-7). В своих исследованиях Гарфинкель открыл разнообразие социологических принципов, согласующихся с работами Дюркгейма и Вебера. Во-первых, он обнаружил, что социальный мир не ове­ществлен. Это не соответствует тенденции Парсонса овеществлять культурные (и социальные) системы, зато перекликается с отказом Вебера материализовать со­циальную структуру и тенденцией Дюркгейма исследовать, не овеществляя, внешние и принудительные социальные факторы. Во-вторых, обязательное для Гарфинкеля эмпирическое исследование противоречит стремлению Парсонса создать научную теорию и более соответствует склонности Вебера и Дюркгейма к эмпиризму.

Получив в 1952 г. в Гарварде степень доктора философии, Гарфинкель обосновал­ся в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (Heritage, 1984; Rawls готовит­ся к изданию). Именно там Гарфинкель вместе со своими аспирантами разработал этнометодологию. С годами из его окружения вышел ряд крупных этнометодологов. Если мы посмотрим, где в первую очередь развивалась этнометодология, то увидим, что она явилась первым характерным детищем социологической мысли Западного побережья и долгое время занимала там центральные позиции. Сегодня этномето­дологов можно встретить и на остальной территории Соединенных Штатов, а так­же в других уголках мира, особенно в Великобритании.

К этнометодологии широкое общественное признание стало приходить с пуб­ликацией в 1967 г. «Исследований в этнометодологии» Гарфинкеля. Хотя книга была написана сложным и непонятным языком, она вызвала большой интерес. Тот факт, что книга вышла одновременно с «Феноменологией социального мира» Шюца, а также с «Социальным конструированием реальности» Бергера и Лукман-на, казалось, указывал, на то, что социология повседневности достигла пика свое­го развития.

В своей основе этнометодология представляет собой исследование «структу­ры разумного знания и серии операций и соображений [методов], посредством которых обычные члены общества понимают смысл этого знания, получают к нему Доступ и действуют по обстоятельствам, в которых находятся» (Heritage, 1984, р. 4). С большой натяжкой можно сказать, что писатели этого течения работают в на­правлении исследования повседневной жизни. В то время как социологи-фено-Менологи стремились сосредоточиться на том, что люди думают, этнометодологов в большей степени интересовало то, что люди делают. Таким образом, этнометодологи уделили много внимания подробному исследованию разговоров. Подобные мирские интересы были совершенно противоположны увлечениям многих социо­логов основного направления такими абстракциями, как бюрократия, капитализм, разделение труда и социальная система. Этнометодологов, возможно, интересовал способ, посредством которого эти структуры воссоздаются в повседневной жизни; сами по себе подобные структуры как феномены их не интересовали.

Этнометодология носит эмпирический характер. Этнометодологи, главным образом, склонны теоретизировать о социальном мире, предпочитая изучать его на месте. Это ставит под сомнение правомерность включения этнометодологии в данную книгу. Как говорит Баттон, «Этнометодология... никогда не была вовле­чена в дело теоретизирования» или «Мысль, что этнометодология есть теория... привела бы в недоумение многих этнометодологов» (1991, р. 4, 9). Но этномето­дология рассматривается в этой книге, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, основной предпосылкой ее возникновения была враждебная критика разных аспектов социальной теории, и из этих нападок мы многое узнаем об этнометодоло­гии (и традиционной теории). Во-вторых, открытия этнометодологических иссле­дований используются для создания теорий повседневной жизни (как мы увидим на примере творчества Энтони Гидденса).

По-видимому, существовало что-то, связанное с этнометодологией, что пуга­ло социологов основного направления, все еще находящихся во власти дисцип­лины. Фактически, как феноменология, так и, что еще важнее, этнометодология, были предметами несколько жестоких нападок со стороны социологов основного направления. Вот два примера. Первый взят из рецензии Джеймса Коулмена на «Исследования в этнометодологии» Гарфинкеля:

Гарфинкелю совершенно не удалось проникнуть в суть данного подхода... Возможно, программа была бы более успешной в руках кого-то более проницательно­го, но в данном случае она оказалось на редкость неэффективной...... Эта глава — еще одно большое бедствие, в котором сочетается холодный расчет спе­циалистов, вызывающих восхищение своими математическими познаниями, техниче­ский сумбур и заблуждения, характеризующие впечатлительного клинициста, а также отсутствие проницательности и технической компетенции способного творчески мыс­лить и хорошо подготовленного социолога.

Опять же, Гарфинкель хорошо разрабатывает вопросы, которые настолько банальны, что могли бы показаться пошлыми, если бы были сформулированы на простом англий­ском. Поскольку это так, то коэффициент отношения времени чтения ко времени, не­обходимому для передачи информации, очень высок, так что в процессе чтения триви­альности не замечаешь (Coleman, 1968, р. 126-130)

Второй пример — президентское обращение Льюиса Коузера к Американской Социологической Ассоциации, сделанное в 1975 г.. Коузер находил в этномето­дологии мало положительных качеств и подвергал ее жесткой критике, по боль­шому счету очерняя и наклеивая ярлыки «банальной», «массового бегства от действительности», «оргии субъективизма» и «потакающего своим желаниям предприятия». Горечь этих и других нападок может быть показателем того, в ка­кой степени эти нападки представляли угрозу положению дел в социологии.

[95]

Сегодня этнометодология преодолела важный этап ранней оппозиции и в значительной степени стала признанным компонентом социологической теории. Например, в настоящее время привычно встречать работы социологов на страни­цах главных журналов основного направления социологии, таких как «Американ­ское социологическое обозрение» (например, Greatbatch and Dingwall, 1997). Од­нако это признание далеко не полное, как шутливо заметил Поллнер (Pollner, 1991, р. 370): немногие социологи хотят, чтобы их дети сочетались браком с эт-нометодологом, а тем более были этнометодологами сами, и поэтому редко об­ращаются к ним. Тем не менее, дисциплина признает и начинает воплощать вкла­ды того, к чему когда-то относилась как к отвергнутому. Другие этнометодологи жалуются на то, что их направление искажено, доведено до абсурда и неправиль­но понято (Button, 1991).

Последние несколько страниц этой книги были посвящены некоторым микро­теориям: теории обмена, феноменологической теории и этнометодологии. Хотя в последних двух теориях разделяется мнение о вдумчивом и творческом действу­ющем лице, подобный взгляд не поддерживается сторонниками теории обмена. Тем не менее все три теории изначально имеют микроориентацию на исполните­лей, их действия и поведение. В 1970-х гг. подобные теории упрочились в социо­логии и были готовы заменить более макроориентированные теории (такие, как структурный функционализм, теория конфликта, неомарксистские теории) в ка­честве доминантных теорий в социологии (Knorr-Cetina, 1981a; Ritzer, 1985).

Расцвет и упадок (?) марксистской социологии

В конце 1960-х гг. марксистская теория наконец начала «вторжение» в американ­скую социологическую теорию (Cerullo, 1994; Jay, 1984). На это есть ряд причин. Во-первых, господствующая теория (структурный функционализм) подвергалась враждебной критике по ряду позиций, включая излишнюю консервативность. Во-вторых, радикальная социология Миллза и теория конфликта, хотя и не представ­ляли собой сложное марксистское учение, заложили основу американской теории в рамках марксистской традиции. В-третьих, 1960-е гг. стали эрой негритянских протестов, пробуждением женского и студенческого движений, а также движения против войны во Вьетнаме. Многих из молодых социологов, обучавшихся в этой атмосфере, привлекли радикальные идеи. Сначала данный интерес проявлялся в том, что тогда называлось «радикальной социологией» (Colfax and Roach, 1971). Радикальная социология была полезной, поскольку она работала, но подобно творчеству Миллза, она была довольно неубедительной в том, что касалось дета­лей марксистской теории.

Трудно выбрать какое-либо одно произведение, ставшее существенным для развития марксистской теории в Америке, но «Социология Маркса» Генри Лефев-ра (Lefevr, 1968) на самом деле сыграла важную роль. Ее важность заключалась в основном аргументе, который гласил, что Маркс хотя не был социологом, все же в своих работах затрагивал многие социологические проблемы. Возрастающее Число социологов обращались как к работам самого Маркса, так и многих маркси­стов за идеями, которые могли бы способствовать развитию марксистской со

циологии. На первых порах это означало, что американские теоретики, наконец, всерьез занялись чтением Маркса, в дальнейшем американские социологи отме­тили важность многих положений марксистского учения.

Американских теоретиков больше, чем кого-либо другого, привлекала деятель­ность критической школы, в частности из-за того, что она объединяла теории Мар­кса и Вебера. Многие произведения были переведены на английский, а некоторые ученые написали книги о критической школе (например, Jay, 1973; Kellner, 1993).

Вместе с тем рост интереса явился институциональной поддержкой для по­добного направления. Несколько журналистов уделили значительное внимание марксистской социологической теории, включая «Теорию и общество», «Телос», «Марксистские исследования». Секция марксистской социологии была созда­на в Американской Социологической Ассоциации в 1977 г. Не только первое по­коление теоретиков-критиков стало хорошо известно в Америке, но также по­лучили широкое признание мыслители второго поколения, особенно Юрген Хабермас.

Развитие важных положений американской социологии, сделанных с марк­систской точки зрения, имело огромное значение. Так одна группа социологов занималась исторической социологией в соответствии с марксистскими воззре­ниями (например, Skocpol, 1979; Wallerstein, 1974,1980, 1989). Другая же груп­па анализировала экономическую сферу с точки зрения социологии (например, Baran and Sweezy, 1966; Braverman, 1974; Burawoy, 1979). Во многом увлечение традиционной эмпирической социологией диктуется здравым смыслом, заклю­ченным в марксистской теории (например, Kohn,1976).

Однако с распадом Советского Союза и крахом марксистского строя в мире в 1990-х гг. марксистская теория переживала тяжелые времена. Некоторые остались неперестроившимися марксистами; другие создали видоизмененные версии марксистской теории (см. ниже обсуждение пост-марксистов; также существует журнал, называемый «Переосмысление марксизма»). Иные пришли к заключе­нию, что марксистскую теорию следует оставить. Выразителем последней точки зрения стал Рональд Аронсон со своей книгой «После марксизма» (1995). В са­мом начале книги рассказывается такая история: «Марксизм закончен, и мы те­перь сами по себе» (Aronson, 1995, р. 1). И это мы слышим от признанного маркси­ста! Несмотря на допущение Аронсона, что некоторые продолжат работать с марксистской теорией, он предостерегает, что их деятельность не станет частью более крупного марксистского проекта социальных преобразований. Это значит, что марксистская теория больше не связана, как хотел Маркс, с планом, нацелен­ным на изменение базиса общества; это теория без практики. Бывшие марксисты сами по себе в том смысле, что не могут больше полагаться на марксистский план, а скорее должны бороться с современным обществом своими «собственными си­лами и энергией» (Aronson, 1995, р. 4).

Аронсон входит в число наиболее радикальных критиков марксизма, принад­лежащих к марксистскому лагерю. Другие признают трудности, но пытаются раз­ными способами адаптировать некоторые варианты марксистской теории к со­временной действительности (Brugger, 1995; Kellner, 1995). Тем не менее более

[97]

Крупные социальные изменения поставили под серьезное сомнение теоретиков-марксистов, которые отчаянно пытаются приспособиться к этим изменениям раз­личными способами. Что бы ни говорилось, «дни славы» марксистской социаль­ной теории миновали. Общественные теоретики-марксисты различных типов выживут, но они не достигнут статуса и силы своих предшественников в недав­ней истории социологии.