Понятие «молодежной культуры»

Возникновение понятия «молодежная культура» тесно связано с так называемым «движением перелетных птиц» («Wandervogel»). Начало этому молодежному движению положило основанное в 1901 году в Берлине общество «Перелетные птицы — комиссия ученических путешествий». Сегодня мы бы определили его как экологический туризм или движение за здоровый образ жизни. Члены общества стремились удалиться от жизни больших городов с их скученностью, одиночеством в толпе, отказывались от вредных привычек и других «язв цивилизации». Путешествия должны были дать молодежи совершенно новый опыт жизни и личной свободы.

Вот тогда-то и ввели педагоги-реформаторы новое понятие — «молодежная культура». Оно должно было создать противовес «культуре взрослых», то есть иерархическим по своей структуре родительскому дому с его четким и бездумным подчинением авторитету старших, и школе, также построенной на полном подчинении ученика учителю. Благодаря введению понятия «молодежная культура» подчеркивалась важность молодости как самостоятельного этапа человеческой жизни, а не «сырья для будущего взросления».

Следует отметить, что понятие «молодежная культура» оказалось в значительной степени классовым, ибо возникло в немецкой буржуазной среде и связывалось с нею. Молодежные группы рабочих, молодежные банды т.п. находились вне зоны внимания создателей концепции «молодежной культуры».

Итак, первоначально «молодежная культура» — это понятие педагогическое и социально-политическое. Однако за столетие существования оно претерпело немалые изменения. Современная теория молодежной культуры включает молодежь всех социальных слоев и главными объектами внимания ученых оказывается то, что является общим для молодежи как возрастного этапа. Проще говоря, теория молодежной культуры изучает то, что отличает молодежь от взрослых как субъектов культуры. Что же их отличает? — спросим мы и сразу же услышим ответ: «Да почти все!» В самом деле все: и одежда, и прически, и своеобразный речевой код, и музыкальные предпочтения, резко отличающие молодежь от «предков», являются резко выраженными признаками того сообщества, в основе которого лежит категория возраста. Мы привычно называем это сообщество «молодежь». Но, если вдуматься, причины отличия не столько собственно возрастные, сколько культурные. Они представляют собой характерную черту развития культуры, неотрывного от демографических, социально-экономических и собственно цивилизационных процессов.

 

35. Новые культурные пространства современной молодежи.

Классическими в этой области считаются теории Стенли Холла, Карла Мангейма и Талкотта Парсонса. Согласно их взглядам, «драматургия» подросткового развития обусловлена столкновением неодолимых сил природы (гормонального взрыва) с преградами культуры, т. е. социальными институтами.

Понятие «молодежная культура» у Т. Парсонса связывалось с представлением о стабильности и целесообразности развития общественных систем. В этом понятии отразилось послевоенное возрождение западных обществ, вера в возможность благополучия и процветания всех его членов. Молодежная культура представлялась независимым социальным пространством, в котором молодые люди могут обрести аутентичность, тогда как в семье или школе они лишены реальных прав и полностью контролируются взрослыми. В традиционных (доиндустриальных) обществах семья полностью выполняла все необходимые функции социальной репродукции - биологическую, экономическую и культурную. В современных индустриальных обществах семья теряет традиционные функции в области культуры и образования. Молодость, по мнению Т. Парсонса, - это период пространственно-временной позиции молодежи в жизненном цикле приводит к формированию групп сверстников и молодежной культуры, которая способствует развитию моделей эмоциональной независимости и безопасности, приватизации «своих» территорий и новых культурных пространств.

К культурным пространствам современной молодежи относятся такие понятия, как субкультура или контркультура. Сейчас наиболее яркие субкультурные идентичности приобрели свои названия: тедди бойз (в СССР и России - стиляги), моды, скинхеды, эмо, панки, готы и другие. Такие субкультуры и их противостояния с культурой большинства возникли благодаря значительному ослаблению патриархального порядка, превращению молодежи в самостоятельного субъекта потребления и независимости.

Субкультуры и контркультурные движения были порождены послевоенной реальностью, изменением образа жизни западной молодежи. Расширение культурного пространства досуга, рост обслуживающей его индустрии привели к усложнению характера молодежного потребления. На определенное время такие реальные молодежные проблемы, как занятость и образование, выпали из сферы исследовательского интереса, все внимание социологов и культурологов обратилось к эпатажным культурным практикам и панике, которую они рождали в обществе.

За последние два десятилетия российское молодежное культурное пространство менялось по меньшей мере трижды.

1. В 1980-х наблюдался бурный всплеск неформального молодежного движения, который отчетливо разделил молодое поколение на «упертых» комсомольцев и «продвинутых» неформалов. Глобальные субкультурные бренды наполнялись чисто российским содержанием. В это же время появились и так называемые молодежные группировки. Это был особый тип объединений, главным видом активности которых была защита собственных территорий. Как правило, они складывались в новых, окраинных кварталах провинциальных городов или в пригородах российских мегаполисов.

2. В 1990-х неформальное движение пошло на спад. Комсомол распался, противостоять было некому. Молодежные группировки в этот период фактически растворяются в «полубандитской» среде, ставят под свой контроль рынки, автозаправки, частные рестораны и киоски. Субкультурные молодежные группы (в «классическом» смысле слова) начинают активно завоевывать клубные и дискотечные пространства в российских городах.

3. В современной России картина значимо изменилась. Как и в любой другой стране, включенной в глобальное культурное пространство, с остатками «старых» групп соседствуют имитаторы, «примкнувшие» и туристические экспонаты. Стили смешались, и хотя некоторые ритуальные разборки сохранились (например, между рокерами и рэперами), они мало отличаются от территориальных споров между молодежными группировками конца перестройки.

Культура супермаркета

Описывая особенности американского общества последней трети прошлого столетия, Джон Сибрук использует понятие «культура супермаркета». Центральное действующее лицо в этой культуре - постоянно конструируемый с помощью новых коммерческих сетей подросток потребляющий. Автор описывает, как в общем пространстве поп-культуры нейтрализуется противопоставление высокого/элитарного и низкого/массового. Элитарная, высокая культура опиралась на поддерживаемое экспертами понятие художественного вкуса, сформированного на «классических» культурных образцах. До появления новой культуры (культуры «шума», она же культура супермаркета, переносящая в область культурного потребления идеологию массовых рыночных продаж) элита усиленно дистанцировалась от потребителей коммерческой или массовой культуры. В новой культуре возникает другое деление: не на элитарное и коммерческое, а на культовое и массовое. В аристократической культуре (АК), основанной на вкусе, ценился последовательный характер культурных предпочтений, а в культуре супермаркета (КС) ценятся предпочтения, нарушающие традиционную культурную иерархию.

Попса как новый культурный протест

В российском контексте эти процессы проявляются в расширении пространства попсы за пределы музыкальной культуры. Попса становится зоной соединения молодежного мейнстрима и доминирующего (поддерживаемого властью) политико-культурного дискурса. Движущая сила новой поп-культурной революции -- молодежный мейнстрим, «нормальная» молодежь (крайнее крыло -- гопники), поддерживаемая коммерциализацией духовного производства, политтехнологическими экспериментами. Революция подготовлена ослаблением значения субкультур, сокращением «сроков жизни» культурного андеграунда в целом. Попса вместе с обывательской идеологией агрессивно вторглась в субкультурные контексты, что отразилось, например, на культурных симпатиях клубных (в большей мере нестоличных) аудиторий. Этот тренд проявился и в тиражировании имиджа «молодежности», приметами которого считаются активность, мобильность, оптимизм, склонность к риску, «эксклюзивность».

Особенность реальной, а не брендовой молодости - стремление молодежи обрести свое независимое пространство, отвоевать места для проявления собственной, не навязанной идентичности. Когда-то молодежь «вышла на улицы», породив представление о молодежи как социальной группе и особой социальной проблеме. Сегодня молодежь присваивает в качестве стиля все новые и новые сегменты потребительского рынка. Похоже, молодежь «покидает улицу», формируя совершенно новый тип молодежной «комнатной культуры», то есть из публичного пространства в приватную сферу.

Современные стили жизни молодежи формируются из разных источников, в зависимости от их доступности. Потеря групповой и индивидуальной самобытности не означает, что современная молодежь ограничена в ресурсах, с помощью которых она может создавать свою неповторимую версию жизненного стиля. Стремительное развитие информационных технологий предоставляет ей ресурсы глобальной культуры, благодаря чему она получает значительные преимущества, создающие иллюзию контроля над собственной биографией. Однако эти преимущества довольно часто оказываются лишь новыми способами стандартизации молодежного опыта. СМИ, особенно молодежное телевидение, всячески подталкивают молодых к мысли о том, что цифровой мир является необходимым и обязательным атрибутом молодого «тела». Глобализация активно включается в повседневность. Современная молодежь социализируется в рамках глобального знания, глобальных имиджей. Глобализация порождает новый тип социальной дифференциации, разрыва между теми, кто хорошо знаком с технологическими новшествами, и теми, кто не имеет к ним полного доступа. Однако даже они до какой-то степени оказываются вовлеченными в это новое культурное пространство.

 

36. Дискурс образования и обучения в исследовании духовной жизни молодежи.

Классическое лингвистическое определение дискурса дает исследователь Н. Д. Арутюнова: «Дискурс — это связный текст в совокупности с экстралигвистическими — прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами, текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс — это речь, «погруженная в жизнь».

Дискурс предстает как некое образование, в рамках которого осуществляется передача, восприятие и обмен информацией, а также реализуется коммуникативное взаимодействие индивидов как членов определенного социума. Соответственно, молодежный дискурс — это социально обусловленная организация системы получения, восприятия, дифференциации информации, а также обмена информацией и реализации коммуникативного взаимодействия индивидов, как членов определенного социума, проходящих социализацию в возрасте от 16 до 29 лет.

Молодежный дискурс представляется некоей идентичностью, формируемой социальными процессами. Социальные процессы, направленные на поддержание идентичности, детерминируются социальной средой. Особое место в излагаемой теории занимают идеи, связанные с изучением социальных факторов, способствующих структурированию молодежного дискурса.

В свободной трансформации положений, изъятых из разных теоретических парадигм, выражается постмодернистская практика организации социологического знания: разработки Питера Бергера и Томаса Лукмана[8]. Согласно данной теории речевые практики предстают концептуальными механизмами поддержания символического универсума культуры и способствуют размещению индивидов в обществе. Язык предусматривает фундаментальное наложение логики на объективированный социальный мир. Это проявляется в том, что общие объективации повседневной жизни поддерживаются главным образом с помощью лингвистических обозначений.

Такое понимание возникает в результате «перенимания от другого» того мира, в котором живут и в котором происходит «постоянная и непрерывная идентификация со значимыми другими». По возникновению надобности эта совокупность значений — например, молодежной среды — будет поддерживаться знаниями самого разного уровня, от сленгизмов до сложной «тусовочной» иерархии.

В связи с этим рациональным представляется толкование объекта исследования — молодежи как социокультурной группы — через совокупность присущих ей культурных свойств и функций. Применительно к анализу культурной идентификации субкультурный подход и подход, трактующий молодежь как носительницу психофизических свойств молодости, не отвечает функциональной стратегии исследования молодежного дискурса.

Молодежь является социальной группой культурного характера, сущность особенностей которой — не в возрасте, а в социализационной неподготовленности, неполной готовности к культурной, общественной практике. Развитие молодежи имеет целью принятие социального опыта, его обновление и подготовку передачи обновленного опыта последующему поколению. Смысл молодежной активности представляется не как субкультурный «вызов» или «сопротивление» доминантной культуре, а как процесс конструирования себя, своей идентичности.

Из работ П. Бергера и Т. Лукмана следует, что в социальной практике продвижение определенного социального проекта будущего новым поколением связано, прежде всего, с осуществлением данной социальной группой захвата символического господства, позволяющего навязывать остальным выгодную для себя мировоззренческую картину. Своеобразные «центры» систематизации информации в обществе, нацеленные на обновление интерпретации микроустройства, принято именовать интеллигенцией (от лат. intelligens — «понимающий, знающий, умный»). Интеллигенция — это наиболее образованная часть общества, лучше других подготовленная к восприятию и ретрансляции социокультурных посланий. Квалификационный уровень интеллигенции высок, она завершила свое образование и, в целом, располагает, включая молодые слои, накопленным предыдущими поколениями символическим «капиталом», обладает умением пользоваться максимально широким спектром приобщения к культуре.

Представленное определение явно «роднит» интеллигенцию и молодежь, получающую высшее образование. Очень часто среда интеллигентов-интеллектуалов связывается с университетской, студийно-художественной, журналистско-писательской средой.

Речь идет о специализированном институте высшего образования, который специально отвечает за создание, сбор, хранение и распространение информации, «законсервированной» в виде письменных сообщений, это учреждение, влияющее на процесс социализации и направляющий его (официальное средство передачи господствующих ценностей). Институт высшего образования уделяет большое внимание специфике кодов и влиянию каналов передачи сообщений на их качество и характер восприятия молодыми поколениями людей, проходящих стадию социализации, усваивающих образовательные, профессиональные, культурные и другие социальные функции. Институт использует большое количество учебников, в которых явно и неявно утверждается, что образование ведет к интеллигентности, хорошей работе и денежному успеху.

Таким образом, культурная социализация предполагает стадию обучения, то есть «распредмечивания знаковых образований в процессе взаимодействия с семантической реальностью и овладения существующей системой социокультурного кода». Приобщение к культурному наследию является необходимой предпосылкой формирования автономной установки: только по отношению к общепринятым стандартам могут развиваться и распространяться инновативные стратегии поведения. В связи с этим особую актуальность приобретают исследования конкретных факторов, условий, установок высшего учебного заведения, которые определяют становление нового социального типа личности — активного субъекта культурной социализации.

Являясь участником социального взаимодействия студент вуза включается в производство коллективно выработанных основ молодежного дискурса (содержащих определенный набор символов, ценностей и норм), утверждая себя в качестве рефлектирующего, способного к индивидуального выбору существа. Именно приобщение к культуре посредством института высшего образования сообщает аксиоматические основания для социально «правильного», рационального поведения, «повышают уровень социальной адаптивности личности».

В идеале, ценность обучения и образования как самостоятельного социального феномена, имеющего целью социокультурную, личностную и статусную привлекательность заключается в приобретении «интеллигентности», т. е. способности молодого человека постоянно черпать знания, готовности понимать другого человека и другую культуру. Традиционно считается, что «высшее образование дает знания, но не интеллигентность». Для исследования социально обусловленного процесса изучения молодежного дискурса, важным представляется групповая установка речевого поведения учащегося студента, т. е. то, что не отграничивает молодого человека от старших поколений, а объединяет с ним.

Но, ограничивая молодежный дискурс такими элементами, как тезаурус (словарный запас), сленг и жаргон, молодой человек осваивает язык просто как потребитель. Это первый шаг на пути к дискурсивной компетенции. Далее, проявление нестандартных оборотов в языке молодежи трактуется как отражение социокультурных факторов, среди которых наибольшее значение имеет утвердиться в обществе (то есть за пределами группы сверстников), проявить себя как творца, продемонстрировать свои интеллектуальные возможности. Именно такое «творческое» оперирование тезаурусом в рамках молодежного дискурса способствует пониманию смысловой и оценочной информации в конкретной социальной ситуации.