Возраст—16 лет. Задача —ПЕРЕСАЖИВАНИЕ КОРНЕЙ.

Необходимо пересадить корни, которые пустили в твое сознание родители, на «свою» почву. Очень тяжелый кризис, особенно потому, что происходит в столь нежном возрасте. Но и совершенно необходимый. Только человек, правильно прошедший этот кризис, сможет в дальнейшем вступать в близкие отношения с другими людьми, по-настоящему любить, жить счастливой жизнью.

Возраст —23 года. Задача —ПЛАН НА ВСЮ ЖИЗНЬ.

В этом возрасте план рисуется широкими мазками, в сильно максималистском духе. Стать президентом США (варианты: лауреатом Нобелевской премии, лучшим теннисистом мира...), жениться на (дальше следует перечисление формальных параметров невесты: рост, вес, цвет глаз и т. д.), иметь пятерых детей, отдельный домик, машину, жить на Западном побережье. На первый взгляд кажется, что не такой уж страшный этот кризис. Но бывают и трудные случаи, мы увидим их чуть позже.

Возраст —30 лет. Задача — КОРРЕКЦИЯ.

Тот молодой человек, который семь лет назад решил, что станет президентом США (лауреатом Нобелевской премии, чемпионом мира и т. д.), теперь понимает, что президентом (лауреатом и т. д.) он уже не станет никогда. И блондинка с голубыми глазами, на которой он женился,— это, оказывается, совсем не та женщина, с которой он хотел бы прожить всю жизнь. Все это он понимает лишь теперь, потому что знает уже, что такое политическая борьба, работа ученого, и у него уже есть опыт семи-восьми лет супружеской жизни. Необходимо откорректировать план семилетней давности с высоты накопленного опыта. Тяжелый, трудный кризис, но самое тяжелое еще впереди.

Возраст —37 лет. Задача— ОСОЗНАНИЕ СЕРЕДИНЫ ЖИЗНИ.

Человек впервые осознает, чем все это для него кончится. Такое осознание приводит к глубокой перестройке всей его внешней, а главное, внутренней, духовной жизни. В основном это выражается в том, что человек меньше значения начинает придавать внешним ценностям, т. ё. достатку, карьере, регалиям и т. д., а больше начинает думать о духовной жизни, о том, чтобы передавать накопленный опыт, об охране окружающей среды и.т. д. Теперь он высоко ценит настоящее человеческое общение, хочет стать по-настоящему близким своим родным и знакомым, хочет быть понятым и любимым.

Такой поворот происходит к тому же в условиях сильных изменений в организме человека. Все это делает кризис СЕРЕДИНЫ ЖИЗНИ самым тяжелым из всех четырех. Зато после этого— безоблачная жизнь до самого конца, до того самого конца, который человек и увидел впервые с этой вершины. <...>

Теперь — кризиология, т. е. общий взгляд на кризисы вообще. Сломать старый панцирь — это процесс болезненный. Кроме того, какое-то время остаешься как бы голышом — без твердой оболочки, поэтому все внешние раздражения воспринимаются с удесятеренной силой. Человеку больно, и, естественно, он болеет. Болеет радикулитом или бронхитом или еще чем-нибудь. Лечится, принимает лекарства и все равно болеет, потому что причиной болезни — серьезное внутреннее переустройство. Может быть, некоторые, особенно сильные мужчины, могут пройти кризис не заболев, но женщины — никогда. Как говорит Гейл Шиихи, если у женщины ничего не болит, то у нее болит голова.

Человек не понимает, что у него кризис. Его первая, нормальная реакция на боль — отделаться от нее, убежать, обвинить в этом кого-нибудь другого. Все происходит внутри него, а он пытается свалить все «с больной головы на здоровую⁴». Сначала на тех, кто ему ближе всего,— на жену, детей. Затем на свою работу, на начальника. Затем на район, в котором живет, затем на город и т. д. Надо постараться подавить в себе это первое движение и заняться своим кризисом всерьез, посвятить какое-то время себе — приведению в порядок своей внутренней жизни.

С кризисами рекомендуется справляться в порядке их поступления. Нельзя кризис пропускать, заталкивать его «под ковер, и т. д. Иначе он может назреть, как нарыв, а через несколько лет лопнуть, как бомба. <...>

Ну вот, пожалуй, и все, что касается кризисов вообще. Теперь мы переходим к основному делу — подробному разбору каждого кризиса в отдельности.

Лет. Пересаживание корней.

Мама гуляет с ребенком. Ребенок играет, бегает вокруг нее и случайно оказывается у края тротуара, собираясь ступить на мостовую. Тут же раздается окрик: «Стоп, нельзя!» Услышав тревогу в голосе матери, ребенок возвращается к ней. Так повторяется много раз, и вот в один прекрасный день, когда ребенок уже подрос, он гуляет один. Он вновь оказывается у края тротуара, собирается сделать шаг и вдруг слышит: «Стой, нельзя!» с родными материнскими интонациями. Откуда же несется это: «Стой, нельзя!»? Вот это и есть тот самый корень, что пущен в сознание ребенка родителями.

Вернемся к тому ребенку, которого мы оставили у края тротуара. Он еще подрос, ему уже лет семь-восемь, и ему первый раз разрешено перейти улицу самостоятельно. Он делает шаг и останавливается. В его душе борются две силы. Первая—это «Стой, нельзя!»—и есть «корни», которые высокой стеной окружают ребенка, защищая от внешнего мира. За этой стеной ему тепло, спокойно, удобно. Он знает, что здесь с ним ничего не случится. Но улицу-то хочется перейти. Это вторая сила — извечное стремление человека к новому, неизвестному, неиспробованному. Испробовать себя, испробовать этот мир. Но это страшно — выйти за пределы теплого родительского круга, броситься во взрослый мир, тем более, что нет уверенности даже в том, что удастся перейти сейчас улицу. Вот в этих мучениях нашего ребенка, как в миниатюре видно содержание кризиса пересаживание корней. Пока этого не сделаешь, не сможешь сам перейти улицу.

Года. План на всю жизнь.

Речь идет о том молодом человеке, который решил стать президентом США, жениться на блондинке с голубыми глазами, иметь пятерых детей и т. д. Вроде здесь все просто, не видно, зачем кризисовать. У меня самого в этот момент уже был готов план стать лучшим математиком в мире, и принял я его без всяких колебаний. Но я могу представить себе человека, для которого принятие такого плана—серьезная проблема. Гейл Шиихи придумала для него название «транзит».

Вон он. Блестяще поступает на физический факультет. Через полтора года вдруг бросает университет, уезжает на Тихий океан и нанимается матросом на сейнер. Через два года возвращается и снова поступает на исторический или на искусствоведения, или куда-то в этом роде. Проучившись два года, бросает все и уезжает снова на «дикий Запад» собирать ковбойские песни. Потом снова приезжает, и так болтается, как лист на ветру, до 30— 35 лет, когда вдруг, никуда уже не поступая, пишет роман (снимает кино, сочиняет песню) и становится писателем (режиссером, композитором) или никем.

Потом о нем будут писать, что вот-де будущий Художник решил сначала «узнать жизнь», долго путешествовал и, наконец, набравшись впечатлении, написал об этом роман. А на самом деле будущий Художник составил план «Стать Львом Толстым», на меньшее нечего и замахиваться. Каждый дурак в двадцать три года понимает, что каждый дурак может стать президентом США. А вот Львом Толстым? Президентов много, а Лев Толстой—один. Страшно, ведь в двадцать три года речь идет о всей твоей жизни, все поставлено на карту, а Лев Толстой может и не получится. И вот молодой человек старается отодвинуть, отложить решение в надежде, что потом все как-нибудь решится само собой. И когда откладывать дальше уже некуда и с годами накоплено мужество, чтобы принять решение, тогда он садится и пишет роман.

Но все это происходит у молодого человека не на сознательном, а на более глубоком уровне, где выступают расплывчатые картины, неясные образы, часто необлекаемые в слова. Уже приняв решение, он объяснит его каким-либо рациональным способом, чтобы заглушить сомнения, которые, как чертики из бутылки, выскакивают из глубины подсознания. Как раз основная трудность для человека, попавшего в кризис, и заключается в том, что все проблемы внутреннего переустройства, поставленные жизнью, решаются где-то на полпути между сознанием и подсознанием.

Лет. Коррекция.

План, так блестяще выглядевший в двадцать три года, требует корректировки. Ведь можно еще успеть стать президентом «Дженерал моторс» или чемпионом института. С женой тоже еще можно как-нибудь разобраться. Но все эти соображения придут к нам потом, когда мы серьезно займемся разрешением кризиса. А сейчас, когда он так неожиданно, так вдруг нагрянул, первое движение — бежать. Лейтмотив этого кризиса — побег. Человек уходит с работы, бежит из семьи (семь-восемь лет супружеской жизни — общемировой пик разводов); меняет профессию, меняет квартиру, уезжает куда-нибудь подальше. Он бежит от кризиса, т. е. от самого себя <...>

Лет. Кризис середины жизни.

Ты сидишь за рулем машины, мимо проносятся города, моря и горы, и вдруг (как всегда, вдруг) — резкий поворот, и ты видишь: далеко внизу дорога уходит в Большую Черную Дыру. Ты уже можешь измерить расстояние до нее и рассчитать время. Да это производит сильное впечатление. Можно сделать вид, что ты ничего не заметил, и, не останавливаясь, ехать дальше, стараясь не смотреть вперед, а можно еще прибавить газу, закрыть глаза и врезаться во встречный грузовик.

Но лучше поступить иначе. Остановиться, отойти подальше от дороги и сесть на травку. Затем разобрать себя по косточкам и разложить перед собой. Почистить, кое-что выбросить, затем снова собрать и вернуться к машине. Теперь можно ехать дальше.

Посмотрим на наших героев в этот тяжелый для них час. Вот парень, который метил в президенты США, затем стал президентом «Дженерал моторс». Он уйдет из фирмы и станет главой государственной инспекции по охране окружающей среды. Он вдруг поймет, что всю жизнь помогал отравлять воздух, которым дышат люди. И теперь защита окружающей среды — это то, что он делает не для себя, а для всех. Физик, который всю жизнь делал бомбу, начнет бороться за мир, за то, чтобы на Земле не было насилия. Профессор университета бросит свою кафедру и уйдет в школу учить первоклашек математике, потому что, как он считает теперь, воспитание детей — самое главное дело на свете. Для прячущегося сейчас последний шанс сбросить чужую шкуру, насиженное место и выпустить на волю свое призвание. И для вечного ребенка сейчас самое время мирно «развестись» с родителями и зажить своей, самостоятельной жизнью. А транзит, вернувшись из очередного бегства от самого себя, сядет за стол и напишет роман. Или не напишет, и тогда уж останется транзитом навсегда.

Я закончил изложение книжки и теперь хочу, отделившись от Гейл Шиихи, высказать собственные соображения на ее счет. Правда, я и раньше не всегда буквально следовал автору. Но теперь все, что я скажу дальше,— на моей совести <...>

Книжка имеет и несомненный терапевтический эффект. Когда тебе плохо, поддерживает сознание, что ты не одинок, что такое бывает со всеми. Ссорящиеся супруги, прочитав эту книжку, может быть, остановятся, посмотрят друг другу в глаза и расхохочутся. А окончив смеяться, продолжат ссору.

Но я не хотел бы, чтобы кто-нибудь стал относиться к этой книжке как к инструкции по уходу за пылесосом. <...>

Я предлагаю смотреть на эту книгу лишь как на предлог взглянуть на себя со стороны, подумать о своих кризисах. Не надо забывать и о том, что речь в книжке идет всего лишь о здоровье. О психическом, правда, но все же о здоровье. Автор, по-моему, склонна чисто по-американски переоценивать роль здоровья в жизни человека. Конечно, это очень важная сторона жизни, но далеко не наиважнейшая. Видеть весь смысл жизни в поддержании здоровья, физического и психического, прожить ее так, чтобы умереть здоровым.

Стоит ли?

 

А.В.МУДРИК