Восстановленная династия Соломона в противостоянии с набирающим силу исламом

 

В хрониках сообщается, что единственный аксумский принц Дилна'ад, не убитый Гудит, скрылся в Шоа, на далеком юге. Около 1268 года Йикуно Амлак, правитель области Десси в Валло, стал царем, придя к власти после Некуэто Ла'аба, последнего из династии Загве. Он догадался провозгласить себя потомком Дилна'ада, получив тем самым поддержку населения, что, в свою очередь, позволило ему одержать победу в сражении с ца­рем Загве. Однако, согласно значительно более поздней версии этой истории, приход Амлака к власти произошел благодаря дипломатическим та­рантам знаменитого святого и политика Текле-Хайманота, который уговорил Некуэто Ла'аба добровольно отречься от престола ради восстановления древней династии Соломона. В знак благодарности за эту услугу Текле-Хайманота царь согласился (как гласит летопись) передать одну треть всех мель царства в поддержку церкви.

Восстановленная династия продолжала поддерживать связь с Шоа, политическим центром царства — теперь, по существу, амхарского, — вновь сместившимся в южном направлении. Цари ХIV - XV столетий Дэбрэ-Берхан выбирали и другие места в этом регионе в качестве своих резиденций: в первый, но ни в коем случае не в последний в эфиопской истории. Тем не менее времена были очень неспокойные, и каждый царь не перестав постоянно перемещаться из одной резиденции в другую, скитаясь по стране, дабы восстанови контроль над восставшими провинциями либо отражать атаки извне. Островками относительной стабильности оставались только большие монастырские центры, так же как и в средневековой Европе служившие постоянной защитой культурного наследия государства.

Во время этих двух столетий выдалбливание скальных церквей продолжалось, хотя основной импульс этого предприятия угас вместе с уходом династии Загве. Вероятно, этому способствовал цвет настенной живописи, но небольшое количество того, что от нее осталось, не позволяет реально по достоинству оценить ее качество. С другой стороны, это был период великого литературного возрождения: появилось несколько работ как прозаических, так и поэтических. Книги Священного Писания, включая и Евангелия, копировались больших количествах, и искусство каллиграфии, а также декорирования культивировалось весьма активно (см. главы V и VI).

Амдэ-Цыйон I — основная фигура первой половины XIV столетия. Его аморальное поведение юные годы заслужило публичное порицание монахов Дэбрэ-Либанос, но тем не менее он стал силь­ным и ответственным властителем. Его правление запомнилось в основном самыми ранними серьез­ными конфликтами с постепенно вторгающимися за свои пределы мусульманскими государствами, особенно с Ифатом, чья территория включала в се­бя весь Восточный Шоа и простиралась до берега Красного моря. Окончательная победа этих военных кампаний во многом определилась личной отвагой царя, восславленной в некоторых сохранившихся боевых песнях. В итоге угроза Эфиопии со стороны исламского мира, была на время предотвращена. За счет мусульман территории несколько расширились, но Харар так и остался великим бастионом их мо­гущества.

В середине XV столетия Зара-Якоб, самозваный Константин Абиссинии, подчинил страну своему контролю. С простодушной жестокостью он пресле­довал всех язычников и всех христиан, находивших­ся под влиянием их веры или ритуала. Никогда не стесняясь вмешиваться в церковные дела, он ввел много новых годичных и месячных праздников, воз­родил соблюдение субботы как второго «шаббата», повелел своим христианским подданным носить кресты и перевел новые церковные книги на геэз. Он и сам являлся автором нескольких книг, расши­ряющих его предельно суровое понимание христи­анского порядка. В соответствии с его политикой усиления юга против исторического севера он пере­дал резиденцию и сан этчегхе (главы монастырей) от Святого Стефана на берегу озера Хайк настоя­телю монастыря Дэбрэ-Либанос в Шоа. (По-види­мому, царь не был напрямую связан с эфиопской делегацией на Ферраро-Флорентийском соборе в 1440—1441 годах: ее уполномочил настоятель абис­синского монастыря в Иерусалиме.)

Как и все цари этого периода, Зара-Якоб был вынужден противостоять набегам различных мусульманских государств на востоке и юге. На протяжении многих веков они населяли негостеприимные равнины, лежащие между нагорьями и поберег теперь же они охватили еще и большую часть южного Шоа и соседние районы на средних высота Арусси и Бале. Эти государства представляли постоянную угрозу, у них вошло в привычку приурочивать свои набеги к долгим месяцам Великого поста, когда христиане были ослаблены продолжительным воздержанием. Тем не менее во время правления этого царя территория государства постоянно увеличивалась как за счет мусульманских, так счет языческих районов на юге и юго-западе.

Правление Зара-Якоба иллюстрирует все те экстраординарные сложности, бывшие уделом многих абиссинских царей, а также хронические проблемы с престолонаследием. В традициях того времени было держать всех царских принцев, претендующих на трон, в насильственном заключении на одной из хорошо охраняемых амба, или горных седел, с которых новый правитель и доставлялся в случае не ходимости. Зара-Якоб — один из тех, кто вырос подобной царской тюрьме, лишенный всех возможных контактов с простыми людьми и обычной жизнью. Взойдя на престол в 1434 году, не имея никакого опыта в государственных делах, он увидел царство, охваченное заговорами и восстаниями, церковь, расколотую ересями; иностранных врагов, постоянно угрожающих вторжением. В этих обстоятельствах было вряд ли возможным для нового царя показать гибкость, или толерантность, или дипломатический талант, которые являют плодом долгого опыта человеческих взаимоотношений. Столкнувшись лицом к лицу с отчаянно хаотической ситуацией, он встретил ее с противо­речивыми чувствами — суровой определенностью и неумолимой яростью. Под конец жизни, отказыва­ясь от приязни и верности даже своих придворных и семьи, он стал одинокой фигурой, изолированной ото всех подозрением и недоверием. Но, несмотря на все это, имя великого защитника веры — одно из самых памятных в эфиопской истории.

Исламские государства, особенно Адал, который к этому времени поглотил Ифат, в XV столетии ста­ли представлять еще большую угрозу. Иногда они глубоко вторгались в плодородные нагорья, почти полностью находившиеся в руках христиан, и не было ничего удивительного в том, что жители рав­нин так жаждали их заполучить. Каждый император держал их под постоянным контролем, хотя и были попытки к концу столетия достигнуть соглашения путем переговоров. Подобные мирные инициативы впервые предприняла императрица Елена — дочь приграничного мусульманского вождя в Южном Шоа. Она была одной из жен царя Байеды-Марьяма (1467—1478), пережила мужа и, постепенно на­бирая влияние, продержалась в течение двух после­дующих царствований.

В начале XVI столетия все та же самая, правда постаревшая императрица Елена, теперь уже в ка­честве регента при малолетнем царе Лебна-Денгхели, в конце концов оставила все попытки поддер­живать мирные отношения с мусульманами. Она попросила помощи у португальцев, чтобы справить­ся с ними. В то время португальцы — единственные европейцы на берегах Красного моря — постоянно вели жаркие споры с турками по поводу мусульман. К тому времени португальцы уже заинтересовались и Абиссинией. Уже с XIV века они отождествляли легендарного пресвитера Иоанна с абиссинским императором и считали его потенциальным христианским союзником на востоке: теперь наконец представилась возможность вступить с ним в переговоры. После долгого откладывания, продолжавшегося годами, посольство было отправлено из Гоа и оставалось в стране до 1526 года. Первая встреча с пресвитером Иоанном спустила их с мифических высот на землю, но тем не менее впечатления и приключения миссии, записанные ее капелланом Франсиско Альваресом, представляют собой занимательнейшее чтение.

В 1528 году великий шторм, собиравшийся в тучи в течение столетий, обрушился на Абиссинии Имам Ахмад ибн Ибрагим аль-Гази, запомнившийся в Абиссинии под прозвищем Левша, вторгся из района Харара и практически полностью уничтожил Абиссинию как христианское государство. Одаренный фанатик сплотил племена кочевников, особенно сомали восточных равнин, в ужасающую военную мощь, зажженную духом джихада. Они оставляли за собой следы резни и мародерства, пройдя всей длине и ширине христианских нагорий. Царь превратился в беженца, жертву, отступающую с горы на гору, и в конце концов безвременно скончался. Разрушительная ярость Грана и его сподвижников, направленная в особенности против церквей и всех объектов, связанных с христианством, ста поистине легендарной. Но все это также являлось и историческим фактом, и именно ему мы обязаны сегодняшней скудостью ранних картин и манускриптов и даже самих церквей — только те, что были выдолблены из скального камня, либо же глубоко спрятанные в пещерах имели некоторый шанс на выживание. Большинство населения для спасения своих жизней приняло ислам, хотя нашлись многие желающие принять на себя роль мучеников

Захватчики испытывали мощную поддержку со стороны оттоманских турок, заинтересованных в распространении своего влияния на Аравию и бере­га Красного моря. Абиссинцы же, со своей сторо­ны, получали моральную и материальную поддерж­ку от маленького, но героического португальского военного корпуса под руководством Кристофера да Гамы, который высадился в 1541 году. И турки и португальцы имели огнестрельное оружие — нечто новое для абиссинцев. Многие месяцы наблюдалось равновесие сил, но абиссинцы наконец взяли верх; Гран был сражен и убит близ озера Тана в 1542 году. Вторжение португальцев нарушило существовавшее равновесие, в хрониках Галавдевоса должным образом оценены подвиги этих «сильных и доблестных воинов, жаждущих войны подобно волкам и сражавшимся за добычу как львы».

Почти никому из них не довелось вернуться на родину. Они пользовались большим почетом, женились на дочерях местной знати и постепенно смешались с местным населением.

Самый страшный кризис в истории Абиссинии миновал, но страна оставалась разграбленной и обессиленной. В точности то же самое можно было сказать и о мусульманских государствах (рис. 5). Ни одна из сторон не могла оказывать сопротивления вторжениям кочевников галла, которые в то время устремились и утвердили себя — и, как оказалось, надолго — на огромных территориях эфиопского плато. Таким образом, после войны с мусульманами последовали войны с галла — изматывающие, бессмысленные и разрушительные для жизни. XVI столетие принесло еще большие проблемы, включая прибытие миссионеров Римской католической церкви, чьи подвиги коротко освещены ниже.

Рис. 5. Меч галла в ножнах, длина 90 см

 

Другая проблема была опять связана с оттоманскими турками. В 1557 году они захватили Массаву, закрепились у Дебарвы (на плато на юге Асмэры), а также им удалось взять и осквернит Дэбрэ-Дамо, что не смог сделать в свое время сам Гран. Они также вступили в альянс с повстанцем Бахр-Нигашем (эфиопским правителем морс кого побережья и соседских эритрейских нагорий) Тяжкая ноша легла на Сартсу-Денгхели (1563-1597), последнего из великих царей-воинов Эфиопии до XIX столетия, именно он консолидировал увеличившиеся территории государства перед лицом нашествия галла и возобновленных угроз Харара и турок и в конце концов принудил своего вассала Бахр-Нигаша признать свое верховенство. Но огромная империя, утвержденная Эфиопией времен Зара-Якоба, не могла больше существовать как единое целое, и скорая дезинтеграция была неизбежна.

Что же касается культуры, то последние три четверти XVI столетия отмечались скорее тотальным разрушением, чем какой бы то ни было новой созидательной деятельностью, за исключением, пожалуй, нескольких тихих заводей, где отсутствова­ло проявление какой-либо творческой активности. Архитектура, находившаяся в упадке, утратила свое раннее предназначение. Но в таких областях, как искусство и литература, традиции оставались жи­выми, пусть и спящими, для того чтобы вновь про­явиться в следующем столетии.

 

ГОНДАР И ВЛИЯНИЕ ЗАПАДА

 

Эфиопская история начиная с XVI столетия лишь слегка затрагивает предмет данной книги. Он не мо­жет быть полностью исключен благодаря рассвету искусств гондарского периода, имевших свой не­подражаемый местный характер; они упомянуты в главах VI и VII. Но события последних 350 лет дол­жны быть подытожены в нескольких параграфах.

Регион озера Тана, сердца земли Амхара, был давно знаком императорам, которые и сейчас, и тогда временно там проживали. Тем не менее до начала XVII столетия ни один царь не проявлял большего (нежели, чем мимолетный) интереса к этой области как местоположению правительст­ва: только Сусеньяс (1607—1632) первым поселился у Горгоры на северном берегу озера Тана. Его сын Фасилидас Великий (1632—1667) обустроил Гондар, до этого всего лишь деревню, как свою резиденцию. И именно он построил первый из замков-дворцов (огромный по размерам абиссинских стандартов и экзотичный по стилю), из-за которого этот город и прославился. Гондар продолжал оставаться столи­цей на протяжении конца XVII и, по крайней мере номинально, всего XVIII столетия. Будучи поли­тически периодом упадка, эти столетия тем не ме­нее были культурно насыщенными. Гондар вырос в крупную религиозную метрополию и одновремен­но в центр религиозного искусства и образования. Живопись и каллиграфия процветали под патрона­жем церквей, монастырей и двора.

Следуя за успешным вмешательством португаль­цев против злодейств Грана, иезуитская миссия (также включавшая в себя испанцев и итальянцев), была отправлена в Эфиопию, но с менее счастли­выми последствиями. Миссии, вначале остановив­шейся во Фримоне, близ Адуа, не повезло с епис­копами, хотя в нее и входили весьма набожные и настойчивые священники. Достоин упоминания среди них испанец Паэз, после многих лет пребы­вания в Горгоре снискавший себе карьеру, полную удивительных достижений и приключений. Это он обратил Сусеньяса в католическую веру. Но когда царь стал оказывать публичное уважение непопу­лярному в народе католическому архиепископу и искать способы установления нового обряда, его разъяренные этим люди подняли восстание. Толь­ко перед своей смертью Сусеньяс почувствовал се­бя обязанным восстановить старую религию и от­рекся в пользу своего сына. Фасилидас же провел яростную кампанию против заезжих священников и всего того, за что они боролись, даже договорил­ся с турками, контролировавшими берег, и с пра­вителями Йемена о том, что они должны убивать каждого католика, желающего проникнуть в госу­дарство. Несмотря на эти меры, католическое при­сутствие в Эфиопии имело долговременное послед­ствие в одной достаточно неожиданной области — а именно в изобразительном искусстве.

В то время как религиозные дела в Абиссинии находились в состоянии брожения, монархия не получила никакой передышки от ее обычных проб­лем, осуществлялись бесконечные кампании против язычников у западных границ — непокорных агау из Ласты и Агаумидира, а также галла, которые до сих пор активно вторгались на восток и юг.

В XVIII столетии правление гондарских царей становилось все менее и менее стабильным и эф­фективным. После того как один из наиболее замет­ных царей Ясу I (Великий) был убит своим сыном Текле-Хайманотом (его самого убили несколькими годами позже), кредит доверия к царской власти быстро исчерпался. Вскоре начался распад импе­рии, правители провинций отказывались признавать власть царя, и страна и государство стали жертвами интриг и восстаний. В 1689 году Йоаса, последнего гондарского царя, пытавшегося действовать незави­симо, убил грубый тиран рас Микаэль, правитель Тыграй, который в борьбе отстоял свое право на высшую власть. Джеймс Брюс, бывший в это время в Гондаре, оставил яркую и ужасающую картину са­дистских сцен, которые подтверждали полный упа­док законной власти.

С этого времени монарх стал не более чем игруш­кой в руках раса, в тот момент контролировавше­го Гондар; новые цари назначались, смещались и вновь назначались, при этом часто использовался резерв принцев царской крови, заточенных в амба Вехени. Заметным последствием творящейся анар­хии было возрастающее влияние разных знатных лиц галла, включая первого раса Али (Таллака-Али), возвысившегося до правителя Гондара. Страна с основными независимыми частями Тыграй, Ам-харой, Годжамом и Шоа оставалась раздробленной вплоть до середины XIX столетия. Гондар продол­жал преуспевать в качестве столицы Амхары — об­ласти более обширной, чем современная провинция Бегхемдир, — и он до сих пор сохраняет положение основного города северо-запада Эфиопии, играя значительную роль в светской и религиозной жиз­ни государства.

 

Рис. 6. Тыграйский воин-вождь на коне с типичной абиссинской упряжью, со стременами только для большого пальца и со щитом. Обращает на себя внимание прическа, похожая на львиную гриву (из Бента)

 

Некоторые выдающиеся правители Эфиопии по­следнего столетия, которым мы обязаны сохранени­ем и консолидацией этой уникальной африканской империи, могут быть затронуты лишь в несколь­ких словах, так как время их правления выпадает за рамки, установленные данной книгой. Это и не­счастный Касса из Квары, впоследствии император Теодор (умерший в Макдале в 1868 году), он пер­вый, кто размышлял об объединенной Эфиопии. Это и Иоанн VI из царской семьи Тыграй, защи­щавший свою страну от вторжений как итальянцев, так и египтян (наследников амбиций турок). Его убили в сражении против дервишей на суданской границе в 1889 году.

Могущественная фигура Менелик II — царь Шоа, а впоследствии император (1890—1913) ре­бенком был узником Теодора, но именно он достиг того, о чем Теодор мог только лишь мечтать. Ме­нелик расширил границы империи до самых отдаленных пределов плато и даже далее. Он расстро­ил колониальные притязания европейских держав и как с помощью силы, так и тонкой дипломатией осуществил первые шаги по приспособлению древ­ней Эфиопии к тому месту, которое она должна занять в современном мире.

Рас Тафари Маконнен, также из шоанской семьи, стал регентом императрицы Заудиту в 1916-м, царем (негусом) в 1928-м и императором под име­нем Хайле Селассие I в 1930 году. Он вынужден был вступить в противоборство с еще более слож­ными и запутанными проблемами, включая круше­ние итальянской оккупации (1936—1941). На про­тяжении более чем половины столетия он опреде­лял судьбы страны и обеспечивал, несмотря на все трудности, ее устойчивое продвижение наравне всем миром, который и сам изменился с удивительной быстротой.

Именно этим правителям страна обязана своим теперешним существованием в качестве старейшей независимой христианской державы в мире. Эфиопия может быть в некотором смысле расценена своего рода анахронизм, но это было бы величайшей трагедией, если бы ее древние традиции и образ жизни полностью исчезли. Рассказ о них приведен в следующей главе.

 

Глава 3