Материал для эмоционально-нравственного развития

Психологов и педагогов все больше заботит отставание эмоционального развития современных детей и подростков. Причем оно наблю­дается не только в семьях, где дети растут, как сорная трава, но и там, где ими достаточ­но много занимаются. О ранней интеллектуа­лизации, тормозящей развитие эмоций, я уже писала. Но ею дело не ограничивается.

Как ребенок может научиться моделям по­ведения? — Так же, как и всему остальному: в основном, подражая тому, что он видит вок­руг. И литература играет тут важнейшую роль, ведь яркие художественные образы и увлекательные сюжеты порой на всю жизнь врезаются в память, могут навести на глубо­кие размышления. Чем с утра до ночи твер­дить маленькой девочке, как дурно быть неря­хой, лучше прочитать «Федорино горе» К. Чу­ковского и сказать, что ее игрушки тоже, наверное, убегут, обидевшись на беспорядок. (А если не подействует, то и убрать на время пару любимых кукол, сказав, что они не вы­держали жизни в грязи.)

Еще недавно большинство детских книг, мультфильмов, фильмов, спектаклей предназ­началось не только для развлечения, но и для воспитания. Часто бывая в конце 80-х годов на фестивалях кукольных театров, мы с Ири­ной Яковлевной Медведевой не раз слышали от режиссеров жалобы на то, что им надоели пьесы про жадных медвежат, упрямых осли­ков, озорных обезьянок. Их мечта — «Гамле­та» в куклах поставить, а Министерство куль­туры требует спектаклей для дошколят.

Взрослым дядям, наверное, и вправду скуч­ны пьесы про осликов (хотя, тогда не нужно было устраиваться на работу в кукольный те­атр, ведь туда, в основном, ходят дети младше­го возраста, которым, наоборот, «Гамлет» неин­тересен). А вот малышам такая тематика — в самый раз. Они узнают в героях себя, узнают ситуации, в которых нередко оказывались са­ми, учатся распознавать оттенки чувств и эмо­ций, усваивают правильные модели поведения. Конечно, далеко не все было талантливо, но даже самые простые, бесхитростные истории могли многому научить ребятишек.

Потом был дан резкий крен в сторону раз­влекательности. Возьмем для сравнения стихи из двух учебников, изданных с интервалом в 4 года. В «Родной речи» (сост. М. В. Голова­нова, В. Г. Горецкий, Л. Ф. Климанова, М., «Просвещение» 1993 г.) на поэзию отведено порядка 90 (!) страниц. Здесь много извест­нейших стихов о природе: «Люблю грозу в начале мая» Ф. И. Тютчева, «Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало» и «Зреет рожь над жаркой нивой» А. А. Фета, «Звонче жаворонка пенье» А. К. Толстого, «Уж небо осенью дышало», «Зимнее утро» и «Зимний вечер» А. С. Пушкина (естественно, я упоминаю далеко не все произведения). Есть басни Крылова, есть «Сказка о царе Сал-тане» (не отрывок, а вся целиком!). Есть сти­хи М. Ю. Лермонтова, И. С. Никитина, Н. А. Некрасова, К. Д. Бальмонта, И. А. Бунина. Все они из разряда тех, которые, безусловно, можно отнести к «жемчужинам русской по­эзии». Они совершенны и с эстетической, и со смысловой точки зрения, среди них нет проходных стихов (которые, конечно же, бывают в жизни каждого поэта).

А вот популярный ныне учебник Р.Н. Бунеева и Е.В. Бунеевой «В океане света», предназначенный для того же возраста. По нему сейчас занимается множество школ и гимназий, в том числе называющих себя эли­тарными. Нет, нельзя сказать, что русская поэзия в учебнике обойдена стороной. Объем напечатанных произведений примерно такой же. С той только разницей, что данный учеб­ник в два с лишним раза толще. Но этим дело не ограничивается. Показателен и подбор ма­териала. Если русская поэзия еще представ­лена какими-то хрестоматийными стихотворе­ниями (хотя их, да и самих русских поэтов тут куда меньше, чем в первом учебнике), то стихи советского периода просто изумляют. Зачем включать в учебник то, что, может быть, уместно на страницах «Мурзилки», но уж никак не назовешь вершиной, эталоном поэтического творчества? Для учебных хресто­матий всегда отбираются лучшие произведе­ния, чтобы показать детям образец. Неужели не нашлось ничего более выдающегося, чем «Вредные советы» Г. Остера, или стишок про бедную киску, которой не дают украсть сосис­ки (Б. Заходер) или вот такие «поэтические жемчужины»:

Кто продырявил барабан, барабан?

Кто продырявил старый барабан?

Барабанил в барабан барабанщик наш,

Барабанил в барабан тарабарский марш.

Барабанил в барабан барабанщик Адриан.

Барабанил, барабанил, бросил барабан.

И т. д., и т. п.

(Ю. Владимиров)

Авторы учебника обращают внимание школьников на то, как поэт играет звуками. Но, право же, это далеко не самый удачный пример художественного приема, называемого «аллитерацией», да и интересно это стихотво­рение детям раннего возраста, а вовсе не уче­никам четвертого класса, для которых напи­сан учебник.

Теперь мы начинаем пожинать горькие пло­ды воспитательных экспериментов. Эмоцио­нальная уплощенность современных детей на­лицо. Вернее, даже на лице: у них обеднен­ная мимика, им часто бывает трудно изобра­зить даже самые простые эмоции — радость, печаль, злость, обиду. Гораздо хуже, чем раньше, опознаются нынешними детьми и раз­ные черты характера. Расскажешь им самую что ни на есть незамысловатую историю про грубых или, допустим, ленивых героев, а в ответ на вопрос: «Какие были сейчас персона­жи?» знай себе твердят: «Плохие... Злые...» И только после наводящих вопросов, фактичес­ки содержащих прямую подсказку («Девочка ленилась рано вставать, ленилась причесывать­ся и убирать постель — значит, какая она была?») кто-нибудь догадается назвать нуж­ный эпитет. А попросите назвать противопо­ложное качество, и вы такое услышите! «Ле­нивый» — «работный», «грубый» — «необзывальный».

Так что я вам советую сделать упор на эмо­ционально-нравственное развитие ваших детей через книги. Это, конечно, не означает пол­ного исключения развлекательного элемента, но все же большая часть произведений долж­на не просто забавлять ребенка, а учить и воспитывать.

Обсуждайте прочитанное. Наводите детей на размышления о характерах персонажей, о чувствах, которые они переживали в тот или иной момент, о причинах их поведения.

Задавайте побольше вопросов, а то дискус­сии взрослых с детьми нередко вырождаются в нравоучительные монологи, во время кото­рых ребенок привычно отключается и практи­чески ничего не улавливает.

С дошкольниками и младшими школьника­ми прочитанное стоит не только обсуждать, но и проигрывать — театрализация позволяет ненавязчиво донести до них очень многие вещи, которые иначе не усваиваются или ус­ваиваются с огромным трудом.

Если вы хотите, чтобы книга помогла ваше­му ребенку осознать и преодолеть его психо­логические трудности (например, страхи, жад­ность или упрямство), ни в коем случае не подавайте ее под лозунгом «вот как поступа­ют настоящие мужчины (добрые дети, по­слушные девочки), а ты...» Упрек, каким бы скрытым он ни был, оскорбит ребенка, кото­рый, скорее всего, и сам переживает из-за своего недостатка, но не желает в этом при­знаться. А обида заблокирует доступ для все­го остального.

 

Рассказы про животных

Дошкольники и младшие школьники любят рассказы про животных, однако, не забывай­те, что законы природы довольно жестоки.

Поэтому, если ваш ребенок раним, чувстви­телен, возбудим, склонен к страхам и застен­чивости, лучше либо опускать кровавые под­робности, либо временно воздержаться от чте­ния некоторых повестей и рассказов.

К примеру, я не рекомендовала бы читать пяти-семилетним детям повесть В. Бианки про мышонка Пика (между прочим, включен­ную в один из учебников для первоклашек!). Да, в этой повести рассказывается много ин­тересного о повадках мышей и птиц, но там есть и картины, способные травмировать впе­чатлительного ребенка.

Например, такая: «Ветви куста были усаже­ны длинными острыми колючками. На колюч­ках, как на пиках, торчали мертвые, наполо­вину съеденные птенчики, ящерки, лягушата, жуки и кузнечики. Тут была воздушная кла­довая разбойника».

Или такая: «Пик посмотрел, на чем он ле­жит, и сейчас же вскочил. Лежал он, оказы­вается, на мертвых мышах. Мышей было не­сколько, и все они закоченели: видно, лежа­ли здесь давно».

Не советую и поощрять увлечение дошколь­ников книгами про динозавров.

Нынче эти животные в почете, и многие ребятишки, подражая друг другу, коллекционируют соответствующие игрушки или штуди­руют красочные энциклопедии, заучивая наи­зусть мудреные названия доисторических чу­довищ. Но если абстрагироваться от моды (ко­торая нередко так застит нам глаза, что мы уже не можем ее оценивать критически), то придется признать очевидную вещь: динозав­ры — животные очень страшные. В старину их назвали бы куда откровеннее — «чудища­ми». Самых безобидных, травоядных динозав­ров — и тех, при всем желании, не сочтешь милягами. Только представьте себе реальную встречу с таким «милягой» — и вас, даже ес­ли вы самый ярый поклонник ископаемых, прошибет холодный пот.

По нашим наблюдениям, у дошкольников, увлекающихся динозаврами, высокий уровень тревожности, много страхов, о которых они далеко не всегда рассказывают родителям. Разглядывание картинок с изображением ске­летов и черепов (а в книжках про динозавров такие картинки присутствуют очень часто, ведь облик ископаемых восстановлен по их костям), неизбежно наводит ребенка на мыс­ли о смерти.

Помню большеглазого малютку Романа. В четыре года он уже прекрасно рассуждал на самые разные темы и любил книги про жи­вотных. Желая идти в ногу со временем, мама купила ему «Атлас динозавров». Мальчик вы­учил текст наизусть и поражал гостей своими недюжинными познаниями. Только он почему-то перестал засыпать один, ни на минуту не оставался без мамы даже днем и начал закатывать дикие истерики, стоило ему хотя бы чуточку ушибиться или поцарапаться. Соб­ственно, эти истерики и послужили поводом для обращения мамы к психологу.

— Не понимаю, что с ним стряслось, — недоумевала она. Чуть где кольнет, он — в панику: «А я не умру?» А если, не дай Бог, споткнется и до крови обдерет коленку — такое начнется! В сумасшедшем доме — и то, наверное, спокойней.

Маме и в голову не приходило связать «не­мотивированный» страх смерти, внезапно воз­никший у ее сына, с любимой книжкой. Но, мысленно восстановив развитие событий, она вспомнила, что страхи у Романа появились практически сразу же после приобретения «Атласа».

А у шизоидных детей может возникнуть прямо-таки «зацикленность» на динозаврах. И так-то не умеющие толком общаться с вне­шним миром, они полностью погружаются в мир внутренний, населенный чудовищами, и ни о чем другом не хотят и думать, а об этом готовы говорить часами, не считаясь с реакци­ей окружающих. Это еще больше отдаляет их от людей и обедняет эмоции.

 

Приключения

Дети, особенно мальчики, обожают приключе­ния. Каждому, даже самому робкому ребенку в глубине души хочется стать героем, а при­ключенческая литература дает ему такую воз­можность. Или исторические книги тоже нередко изобилуют довольно страшными подроб­ностями. Скажем, развитый семилетний ребе­нок вполне способен одолеть «Приключения Тома Сойера», однако, если его терзают стра­хи темноты, смерти, бандитов и одиночества, блуждания Тома и Бекки в катакомбах спо­собны произвести на него слишком тягостное впечатление. А индеец Джо может начать яв­ляться к нему по ночам. То же самое относит­ся и к «Таинственному острову» Стивенсона. Одна черная метка пиратов чего стоит!

Когда имеешь дело с впечатлительными детьми, лучше отсрочить знакомство и с «Принцем и нищим», ведь помимо смешных ситуаций, в которые попадает не знающий придворного этикета Том Кенти, там есть мно­жество совсем не смешных подробностей из жизни лондонских бедняков. А также красоч­ные описания пыток и казней.

На этом произведении я, честно говоря, обо­жглась сама. Я уже писала, что мой младший сын — великий книгоглотатель. Совершенно свободно, как взрослый, он начал читать в пять лет и к шести мог прочитать за несколь­ко часов сказочную повесть типа «Баранкин, будь человеком!» или «Королевство кривых зер­кал». Я же, следуя принципу «опережающего чтения», о котором шла речь в главе «Как под­ружить мальчишку с книжкой», старалась за­интересовать его чем-то немного более слож­ным. Так мы с ним читали по вечерам Жюль Верна, а по выходным сын, когда у папы было время, задавал ему разные вопросы из облас­ти естествознания, на которые не могла ответить ему я. И ходил с папой в биологический или зоологический музей — книги Жюль Вер­на пробудили у него интерес к природе.

Но мне захотелось заинтересовать его ещё и историей. И вот однажды мне попался на гла­за «Принц и нищий». Я в детстве его обожа­ла, мне вообще нравились истории с переоде­ваниями, когда герой или героиня выдают себя за кого-то другого (видимо, так у меня тогда выражался интерес к театру и драматур­гии, которые впоследствии стали моей профес­сией, ведь я не только педагог, но и драма­тург. Да и наша с И. Я. Медведевой «кукло-терапия» непосредственно связана с театром). Я знала наизусть фильмы «Гусарская баллада» и «Королевство кривых зеркал», любила шек­спировские комедии с этим же лейтмотивом. Только у меня стерлось в памяти, что «Прин­ца и нищего» я читала лет в десять. А сыну моему недавно исполнилось шесть.

Эксперимент быстро пришлось прекратить. Хотя я, уже сообразив, что к чему, пыталась на ходу опускать целые абзацы, ребенок все равно не выдержал.

— Не хочу я про них читать! — со слезами на глазах вскричал он, когда несчастного принца, переодетого в лохмотья нищего Тома Кента, бедняки в очередной раз подвергли издевательствам. — Не нужны они мне, раз они там, в прошлом, были такие жестокие.

Может быть, поэтому Феликс до сих пор не любит приключенческих романов (например, Вальтера Скотта), действие которых развора­чивается в средневековье?..

 

Серьезная классическая литература

Переход к еще более серьезной литературе тоже может оказаться для кого-то болезнен­ным. Боясь удручающих впечатлений, робкие, чувствительные дети не хотят читать книги с плохим концом. Но ведь тогда за бортом оста­нется львиная доля мировой классики! Что же делать? Главное, не торопите события и в то же время не пускайте процесс на самотек.

Лучше постараться осуществить переход к серьезной литературе мягко, учитывая при­родные склонности и интересы ребенка. Как? Допустим, ваша дочь романтична, любит по­мечтать. Из сказок она уже выросла, а до тур­геневских повестей еще не дозрела. Предложи­те ей прочесть «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, «Алые паруса» Александра Грина, «После­дний лист» О'Генри. Это уже не сказки, но и не «суровая правда жизни», которая, будучи узнанной раньше времени, может породить в душе девочки страх и нежелание взрослеть.

Или, к примеру, сын постоянно пристает к вам с просьбой купить собаку, любит зооло­гию, с удовольствием смотрит по телевизору передачи про животных. Значит, настало вре­мя для реалистичных произведений Сетона-Томпсона, которые далеко не всегда кончают­ся благополучно, пришла пора для романов Джека Лондона и прочее.

А заинтересовавшийся историей ребенок в 11-13 лет уже без ущерба для психики прочтет и «Принца и нищего», и «Князя Сереб­ряного», и «Тараса Бульбу».

 

Детский «Нью Эйдж»

Термин «нью эйдж» («новая эра») вошел в наш обиход совсем недавно, поэтому далеко не все знают, что это такое. По определениям ученых-сектоведов, это оккультное неоязычес­кое движение, сформировавшееся в середине XX века.

В 1954 году американская теософистка Али­са Бейли подала в своей книге «Образование в новом веке» первый сигнал о начале нового философско-религиозного течения «Нью Эйдж» («Новый век»), густо замешенного на оккуль­тизме и человеконенавистничестве. Задолго до обнародования идей так называемого «Римско­го клуба», выступившего за сокращение рож­даемости, главным тезисом «Нью Эйдж» стало то, что в будущем институт семьи должен быть уничтожен, поскольку планета перенаселена и, значит, людям нужно меньше рожать. А пото­му все большую важность приобретает такая наука, как евгеника, благодаря которой мож­но будет выбраковывать «неполноценных» и улучшать человеческую породу. Христианская эпоха, или «век рыбы», говорилось в книге Алисы Бейли, ознаменовалась различными изобретениями, открытиями и завоеванием но­вых земель. Но теперь мы вступаем в Новый Век синтеза, и с христианством пора кончать.

Наступление велось поэтапно. Западная ис­следовательница Элизабет Хелленбройч вкратце описывает его ход так: «В начале 60-х го­дов молодежь захлестнула первая волна вер­бовки в «Нью Эйдж». Началось все со знаме­нитых студенческих восстаний и движения хиппи. Именно в то время «верховный жрец» ЛСД Тимоти Лири объезжал американские студенческие кампусы и бесплатно раздавал ЛСД. По миру начали распространяться «ан­тиавторитарное» и феминистское движения, а также движение хиппи. На 70-е годы прихо­дится второй этап вербовки. Агрессия молоде­жи направляется против рационализма и та­ких его символов, как наука, технология и буржуазное общество. Затем стартовали дви­жение за запрещение ядерного оружия и «зе­леные». Третья волна прокатилась в начале 80-х, когда на футурологическом конгрессе в канадском городе Торонто сотрудница Стэнфордского института Мэрилин Фергюсон уст­роила презентацию своей книги «Заговор Во­долея». Она призвала к организации всемир­ного заговора «нью-эйджеров», к созданию на планете сообществ, в которых люди, удачно поэкспериментировав с психоделическими пре­паратами, обретут новую форму духовности, основанную на полном отказе от современной науки и техники, и вернутся к древним язы­ческим культам. В будущем, по обещанию Фергюсон, нации и национальные культуры уступят место единой всемирной культуре, и все люди начнут исповедовать единую миро­вую религию».

Тогда-то, по обещаниям «нью-эйджеров», в мире наступит полное благоденствие: у людей обнаружатся разные «резервные способности», они познают «истинные ценности», поставят себе на службу магию, найдут панацею от всех болезней, раскроют древние тайны... Ко­роче, обольщение идет по полной программе, с тем же набором аргументов, что и в незапа­мятные времена: «Вы будете, как боги, зна­ющие добро и зло» (Быт. 3, 6).

И, естественно, прежде всего искусителей интересует молодое поколение. Ведь будущее за ним. Если оно увлечется неоязычеством и магией, то оккультно-сатанинский переворот в обществе (заумно называемый «сдвигом куль­турной парадигмы») может увенчаться успе­хом. По крайней мере, адепты «Нью Эйдж» предпринимают для этого соответствующие усилия.

В этой книге я не буду долго распро­страняться о «Гарри Поттере», поскольку мы с И. Я. Медведевой, как нам кажется, доста­точно обстоятельно высказались на эту тему в нашей общей работе «"Гарри Поттер": стоп». Упомяну лишь о самом, пожалуй, главном критерии, по которому мы советуем родите­лям оценивать подобные книги. (В том, что «Гарри Поттер» — лишь первая ласточка дет­ского «Нью Эйджа», мы не сомневаемся, и стоит морально подготовиться к появлению других подобных «шедевров».)

Дело не в том, что в книге есть колдуны, именуемые волшебниками. И даже не в том, что в классических сказках всемогущий вол­шебник не бывает главным героем, поскольку тогда это уже не сказка, а игра в поддавки.

Какая борьба, какое преодоление препятствий, если волшебнику и так море по колено? На­оборот, сказочные герои обычно совершают невозможное, побеждая противника, который заведомо их сильней и могущественнее. Про­тивник — тот может быть колдуном, ведьмой, Кощеем Бессмертным или трехглавым дра­коном, а главный герой — не волшебник, а человек. И в этом его величие и необы­чайность подвигов. По сути, это вариации на тему Давида и Голиафа.

Но главное отличие книги Ролинг от обыч­ных авторских сказок состоит в том, что это не просто плод человеческой фантазии. Одно дело, когда волшебство, описанное в книжке, выдумано, взято из головы, не отягощенной колдовскими познаниями. И совсем другое, когда писатель основывается на реально суще­ствующих колдовских ритуалах, черпает вдох­новение в оккультных образах и символах (в чем Ролинг сама открыто признается!). Тогда автор выступает уже не только от себя, а от имени и по поручению тех сил, от которых не только детям, но и взрослым лучше дер­жаться подальше.

Конечно, не у всех ребят по прочтении по­добных книг возникают сильные страхи, или пробуждается интерес к занятиям магией. Но, во-первых, последействие бывает отсрочен­ным. А во-вторых, где гарантия, что вашему ребенку ухищрения «нью-эйджеров» будут как слону дробина? Святые отцы предупреж­дают, что бесы, прежде всего, стараются за­владеть вниманием человека. Даже если он начинает ими интересоваться, чтобы «знать врага в лицо», для бесов это все равно дости­жение, поскольку человек приоткрывается, давая им возможность внедриться в душу.

И не стоит утешать себя тем, что теперь все дети читают подобные книги. А завтра «все» будут увлекаться психоделическими сказочка­ми или зачитываться душещипательными ро­манами, где главные герои — гомосексуалис­ты. Последнее, наряду с наркотиками, явля­ется одной из важнейших «ценностей» «Нью Эйдж», которую прямо-таки гвоздями забива­ют в массовое сознание. Подростково-молодеж­ная пресса изобилует соответствующими ма­териалами. Кинофильмы с «голубыми героя­ми» уже идут, в том числе и в России. А те­перь, по сообщениям прессы, сделана и пер­вая попытка легализовать извращенцев в дет­ской литературе: недавно герой популярней­ших американских комиксов Ковбой Кожаные Штаны «сменил сексуальную ориентацию»...

 

Православная литература

В начале 80-х годов, готовя к печати сборник стихов одной моей знакомой поэтессы, редак­тор вычеркивал все слова, так или иначе свя­занные с Богом и Церковью. Он даже нало­жил вето на «небеса», сказав, что это тоже что-то «божественное»! Апелляция к авторите­ту Пушкина — и та не помогла.

— Ну и что с того, что Пушкин написал «под голубыми небесами»? — невозмутимо ответил страж атеистического порядка. — Ты, во-первых, не Пушкин, а во-вторых, живешь в другое время.

Скажи ему тогда кто-нибудь, что вскоре назреет вопрос создания православной литера­туры, в том числе для детей, у горемычного, наверное, начались бы корчи. А между тем спустя пару лет Николай Блохин написал (правда, еще в тюрьме, отсиживая срок за «религиозную пропаганду») свою первую пра­вославную сказку «Бабушкины стекла».

А теперь уже не только православные, но и светские издательства все чаще заводят речь о публикации христианской детской литерату­ры. И это немудрено, если учесть усиливаю­щуюся поляризацию общества, которая прояв­ляется не только в материальном или социаль­ном, но и в духовном плане. Либеральная литература и искусство все ярче обнажают свою демоническую сущность. Борьба сатаниз­ма с христианством стала абсолютно открытой, единого культурного поля уже не существует. Если раньше можно было сказать, что «каж­дый культурный человек должен быть в кур­се современных новинок», то теперь, когда модные новинки в литературе и искусстве, как правило, отображают — а то и превозно­сят! — «свинцовые мерзости жизни», куль­турным людям лучше не знать о них вовсе.

Некоторые верующие родители вообще про­тив того, чтобы их дети читали художест­венную литературу. Их радикализм сдержива­ется лишь наличием обязательной школьной программы. С одной стороны, в этой позиции много правильного. Лично мне близки слова архимандрита Рафаила (Карелина), кажущие­ся многим «жесткими и категоричными»: «Принцип аскезы — бороться со страстными образами и представлениями. Мирская литера­тура, напротив, культивирует эти образы, при­давая им внешнюю привлекательность, безоб­разие называя красотой. Читать мирскую ли­тературу — значит добровольно отдать свое сердце во власть страстям, как добровольно, а затем по привычке принимают наркотик. Че­ловек, читая художественную литературу, те­ряет свою личность и живет эмоциональной жизнью других людей. Страсти — вот краски, которыми художник рисует свои полотна, а мир говорит: посмотрите, как красиво! Такие развратные до мозга костей люди, как Гете, Байрон, объявляются цветом человечества, а их демонические писания — эталоном пре­красного. Можно ли сказать, положа руку на сердце, что среди известных писателей боль­ше порядочных и скромных людей, чем рас­тленных и порочных, ищущих в пороке вдох­новение? Сколько там извращенцев, душев­нобольных, психопатов, считающих себя гени­ями, признанными или непризнанными! Неда­ром среда их называется богемой — грязным болотом; но именно этих людей мир, забывший Бога, называет «носителями духовности»!»

И далее: «Усмешка сатаны все более об­нажается в мирском искусстве. Если в древ­ние времена воспевались доблести, которые также были основаны на гордости и, по сло­вам блаженного Августина, являлись ничем иным, как «блестящим пороком», то затем искусство с каждым веком становилось все более открытой апологией порока... Нам ска­жут, что существуют классическая литерату­ра, живопись и музыка, которые могут проти­востоять хаосу современной антикультуры, так что у человека есть выбор и альтернатива. Но чем пропитано это искусство? Также душев­ными страстями; оно уводит человека от Бога, наполняет его ум образами земного... Святой Иоанн Кронштадтский писал: «Мысль о зем­ном оземляет саму душу», а мирская литера­тура с ее яркими, страстными образами похо­жа на комья земли, которыми душа, как мо­гильщик, погребает свой дух (Архимандрит Рафаил. «Скрытый демонизм» // «Люди поги­бели». М., Московское подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой Лавры. 2000 г.).

Да, глубоко воцерковленному человеку, стремящемуся к Богу, художественная ли­тература часто становится неинтересной. Я это вижу по многим своим знакомым. По сравне­нию с житиями святых даже самые талантли­вые произведения кажутся плоскими и наду­манными. А когда начинаешь любить молит­вы и акафисты, многие дотоле дорогие стихи вдруг перестают находить отзвук в твоей ду­ше. Но, как правило, все это происходит с людьми взрослыми, которые в свое время чи­тали и романы, и повести, и поэмы. Другое дело, что многие произведения можно было бы и не читать, но пока, на сегодняшний день, воспитать ребенка совсем без литерату­ры, мне кажется, невозможно. Во всяком слу­чае, если он живет не в монастыре, а в миру.

Поэтому создание детской православной ли­тературы сейчас так актуально. Дело это небы­строе; как пирожки, обычно печется только халтура. И, конечно, мы не застрахованы от нашествия графоманов, которые уже почуяли в православной тематике золотую жилу. Но от­вергать на этом основании саму идею создания такой литературы, по-моему, неправильно.

Причем очень важно, чтобы появлялись не только жития святых в переложении для де­тей, не только произведения, непосредственно знакомящие ребят с основами православной веры, но и книги, в которых о Православии вроде бы прямо не говорится, но поскольку они написаны верующими, все проникнуто ду­хом христианства.

Ведь воцерковленные дети на многие вещи смотрят иными глазами, не так, как те, кто о Боге имеет весьма смутное представление (какое, например, было — если было! — в детстве у нас). Всего один пример. Наверное, большинство из нас в школе зачитывались «Тремя мушкетерами» или «Графом Монте-Кристо». Помните? Эти книги можно было получить в обмен на макулатуру, и наши взрослые родственники не ленились выстаи­вать ради них в многочасовых очередях. Ну, так вот. У моего младшего сына роман А. Дюма «Граф Монте-Кристо» вызвал совсем не ту реакцию, какая возникала у школьников советской эпохи.

— Ты что мне дала?! — возмутился Фе­ликс, прочитав сколько-то страниц. — Как вы могли восхищаться этим чудовищем? Он же такой жестокий, всем мстит, никому ничего не простил... Ты про Христа говоришь, а сама такие книжки даешь!

И я поняла, что, рекомендуя новым детям книги по старой памяти, можно сесть в очень большую лужу.

По мере воцерковления человек пере­сматривает многие свои взгляды, часто отка­зывается от былых пристрастий и увлечений. Для интеллигенции в возрасте от сорока и старше литература была одной из главных жизненных ценностей. Бытовало даже такое мнение, что «родина — это... чемодан книг». Дескать, эмигрируй с томиками Пастернака и Цветаевой, и ничего тебе больше не нужно. Твоя Россия будет всегда с тобой. Поэтому попытка некоторых литературоведов оценить творчество крупнейших русских писателей с православных позиций нередко вызывает на­стороженность и даже негодование. Еще бы! Отказываться от устоявшихся мнений всегда непросто. И уж тем более от кумира, каковым была для некоторых из нас художественная литература. Один только афоризм, что «Пуш­кин — это наше все», чего стоит! А прекло­нение перед русской и зарубежной классикой (хотя даже она не представляет собой целост­ного и однозначно положительного феномена)? А расхожее мнение, что за талант любой грех можно простить? Дескать, да, конечно, писа­тель N. — изрядный подлец, но какой талант­ливый, а ведь это САМОЕ ГЛАВНОЕ...

Когда я читала многотомный труд М. М. Дунаева «Православие и русская литература», в моей душе тоже порой вскипал протест, но я понимала, что дело во мне, и старалась по­нять позицию автора. Так что я очень реко­мендую родителям и книги М. М. Дунаева, и труды еще одного православного литературо­веда — В. Ю. Троицкого. Они дадут вам бо­гатый материал для размышлений, и вы смо­жете произвести грамотный отбор книг для детско-подросткового чтения, а также аргу­ментированно беседовать с детьми о душеполезности (или душевредности) произведений наших классиков.

Из современных православных авторов, пи­шущих для детей, хочется особо выделить известного писателя Владимира Николаевича Крупина, молодую писательницу Марину Кравцову, священника Игоря Лепешинского и уже упомянутого Николая Блохина. Наверня­ка это не исчерпывающий список, я говорю лишь о тех, чьи книги мне довелось прочесть. Не все произведения равнозначны, в некото­рых рассказах и повестях (например, в «Из­браннице» Н. Блохина) неясен адрес — к кому обращается автор. Если к младшим школьникам, то в книге слишком много тако­го, от чего православные родители как раз стараются детей ограждать. А старшеклассни­кам, наверное, покажется, что это «для малы­шей». Но другие повести Блохина, по-моему, вполне удачны. Особенно самая первая — «Бабушкины стекла».