Книга Иова 43 (современные переводы книги Иова. Рижский. ).

Продолжаем излагать концепцию Рижского. Он представил краткий очерк развития религии Израиля от племенного бога Яхве до идеи невинного страдания. Чувствуете диапазон. Племенного бога Яхве до идеи невинного страдания.

Хорошо. Если племенной бог это исходное, то как быть с первыми, то есть в Библии стоящими первыми, книгами, скажем книгами Бытие и Исход? Когда речь идёт о сотворении мира, о грехопадении человека, о жизни патриархов, об исходе из Египта, то Бог в этих мировых событиях никак не бог еврейского племени одного только. В первых словах «берешит бара эллохим» - «в начале сотворил Бог», вот Бог, Эллохим, никак не те боги «эллохим», из числа которых Кимош (у маовитян), Мелко у аммонетян или Аншур – ассирийцев.

Что ответит наука на наш этот вопрос?

Наука спуску не даёт. Начал косить – валяй себя по ногам. Если помните, этот дивиз нигилиста из Тургенева. Начал косить – валяй себя по ногам. Рижский отвечает: «Библейские сказания о так называемых патриархах, родоначальниках еврейского народа, окутаны туманом мифов. И искать в них рациональное зерно очень трудно. Библейский рассках об исходе это миф.».

Замечательно, миф. Спросим иначе: а может человек сочинить миф? Где создаются мифы? В среде учёных-писцов собрались книжники и выдумали миф? Или они только подогнали миф под собственное богословие? И наверное, миф о едином Боге чем-то очень отличается от всех других мифов? Откуда взялся этот непредставимо мощный источник единобожия, который держит всё Писание, и питает мысль богословов и мистиков тысячи лет? Откуда он взялся? Если мы скажем, что пятикнижье излагает миф, то сложностей у нам прибавится, а не убавится.

Недобросовестно с позиции науки объяснять небывалое, уникальное, неповторимое, неиссякаемо живое при помощи явления иного порядка, доступных сравнительному анализу. Следовательно в общих чертах повторяющихся, каковы миф и мифы. С позиции науки, это недобросовестно небывалое объяснять с позиции сравнительного анализа того, как это бывает. А уникальное и неповторимое объяснять с позиции того, как оно бывает, и как оно повторяется в других исторических ситуациях.

Единобожие не получается из многобожия. Вот это моё категорическое мнение, и я думаю, что это мнение всякого верующего человека, который конечно конфликтует с теми позициями, на которых стоит научное знание. Единобожие не получается из многобожия. Реконструкция исторического процесса возникновения единобожия, реконструкция, как проходил исторический процесс, чтобы возникло единобожие; вот эта реконструкция, она обречена быть фикцией, и именно с позиции исторической науки.

Откровение Единого личного Бога или есть – тогда мы имеем Священную историю откровения; или Откровение отрицается, тогда мы имеем огромные сложности в плане понимания Библейских текстов. И мы будем в этом последнем случае совершать недосмотры и фактические ошибки. Если Откровение отрицать, действительно отрицать, то неизбежно будут фактические ошибки и недосмотры. Например. Скажем о том, чем было в Ветхом Завете воскресение мертвых, и что такое был сатана. Скажем о Воскресении. Понятно, что слова Христа о Боге Авраама, Исаака, Иакова, что Бог не есть Бог мёртвых, но живых, слова ап. Павла о вере Авраама, что Бог силён из мёртвых воскресить, для историка религии эти слова не имеют ровным счётом никакой научной ценности.

Ну понятно, Новый Завет от Ветхого отсекается, Откровение отрицается. Однако, в самой Книге Иова и в сопоставлении её с другими книгами, особенно пророков, прочитывается мысль о том, что состояние душ умерших различается от одной мировой эпохи от другой.

Первое это успение и безразличие в Шеоле. Второе – это посмертное воздаяние, которого ожидают, это сошествие Христа во ад. Третье - это всеобщее воскресение и Страшный Суд. Вот они, три мировые эпохи.

Мысль историка, она так вот широко не берёт. Мысль историка религии движется по текстам. Если натыкаешься на мысль, которая не соответствует научной концепции, то мысль историка объявляет данный фрагмент вставкой позднейшей, либо жестоко перетолковывает это место в нужном ключе. Пример я приведу. Иов говорит. Перевожу с еврейского. 19 глава начиная от 23 ст. Перевод с еврейского:

«Кто даст, и напишутся слова мои? Кто даст в Книгу, и начертаны будут? Стилом железным и свинцом навеки на скале вырублены. Я знаю, искупитель мой жив. И последний над прахом встанет. И после кожи моей, они посекли это. Из плоти моей узрю Бога.». Вот буквальный текст.

Что делает Рижский с этим текстом. Он переводит эти стихи в обусловленное предложение казусо-реалис, то есть, невыполнивого условия, с таким смыслом. Цитирую: «Каким утешением для Иова было бы, если бы он знал наверняка, что Бог его защитник и его искупитель, если бы он мог увидеть Бога хотя бы после смерти». Вот так с текстом обращается историк религии. Не стесняется. Почему? Концепция давит. Концепция душит.

Перевод стихов, вот которые я процитировал о Воскресении, в условные предложения казусо-реалис, это конечно дело произвола. Это не наука. Однако, заметив, что в синодальном переводе речь идёт о Воскресении. Вот в синодальном переводе вот не перевели в казусо-реалис, а вот оставили как есть. Заметив, что в синодальном переводе речь идёт о Воскресении, Рижский утверждает, что переводчики отступив и от еврейского и от септуагинты прибегли к сознательному искажению смысла оригинального текста в интересах христианской догматики. Ввзяли и буквально перевели. Это называется сознательное искажение смысла оригинального текста. Смотрите, что делает концепция с человеком науки! А Рижский – человек науки. Как его заносит.

Скажем о сатане. Рассуждение историка религии о сатане отличается теми же свойствами: живое рассекается, верховное отрицается, потому что рассекается Священное Писение, Ветхий Завет и Новый Завет, отрицается откровение Бога в человечестве. Мысль исследователя опять движется по текстам. Опять он идёт по текстам, но уже со словарём, где у нас появляется слово «сатан». Обозрели, получили: сатана – один из ангельв, который наделён некоторыми особыми полномочиями.

То есть, во всём корпусе Ветхозаветных книг, как нам говорят, сатана нигде не предстаёт, как глава невидимых сил, враждебных Богу. А таким он будет только в апокрифических книгах, ну где-то к первому веку до нашей эры.

Хорошо. Вот поставим вопрос немного шире, чем позволяет словарь. Нет, со словарём обязательно надо работать. Но давайте помыслим немножко. Шире поставим вопрос, чем позволяет нам словарь.

Смотрим. Книга Бытия 2-9. Упоминает древо познания хорошего и злого «эц хадаат тоф варра». Древо познания хорошего и злого. Иначе можно перевести: «древо познания что хорошо, что зло». Я спрашиваю, а откуда в мире зло или злой? Творил Бог зло или злого? Вот вопрос о происхождении зла, страдания, смерти, таков, что без него нет религии. Вообще никакой. Однако, историк религии знает, что племенные боги, Яхве, он таким был, дескать, вначале, творя чудовищные вещи. Яхве тоже де творил зло. А древо познания хорошего и злого это миф. Опять, это вот слово миф. Взяли и объяснили сложнейшую, настоящую, глубинную, ну, касающуюся человека до нутра религиозную проблематику.

Дальше. А тот, кто явился в Раю, как змей «нахаш» (3гл Быт), кто говорил с певыми людьми, лгал, прельстил их, так что человек стал смертным. Этот змей «нахаш», он кто? По той же логике. Этот змей – мифический персонаж. И вообще, вся эта история с Райским деревом… Ээто я цитирую Мирча Илиаде, историка религии «Вся эта история с райским деревом напоминает хорошо известную мифологическую постановку: нагая богиня, волшебное древо и его хранитель - змей». Вот одни и те же тексты читаем. Боже мой! Ну как это можно вот так всё объяснять. То есть, историк религии думает, я цитирую «что библейский змей в конечном счёте удачно сыграл свою роль хранителя символа жизни или вечной молодости». Вот слово миф повторяют как заклинание от единобожия. И ещё слово «миф» должно уберечь сатану от признания, что он в библейской картине мира действительно есть, что он падший ангел, который (цитирую Ев. От Иоанна 8я глава: «человекоубийца был от начала»). Историк религии может и в чёрта не верить, это его дело. Но в Библии «сатан» присутствует, в текстах разных книг Ветхого Завета он упоминается под разными именами. Не всегда словарь нам может помочь, надо всё-таки и смысл текстов разуметь.

Применительно к Райскому змею «нахаш», так, историк религии понимает, что Библейский змей, (Мирча Илиаде) «не вполне вписывается в миф о нагой богине и волшебном дереве и змее- зранителе». Вот тут, историку нужно признать, что «архаический миф был радикально переработан автором библейского рассказа. В дошедшем до нас виде этот библейский рассказ свидетельствует о растущем авторитете Яхвистского монотеизма.». То есть, змей-нахаш в Раю это переработка мифа в эпоху становления Яхвистского монотеизма.

Хорошо. А что такое змей «левиятан» (или левиофан)? Мы встречаем этого левиятана в книге Иова, когда Яхвистский монотеизм был уже в полном авторитете, кто такой был этот подробно описанный в Книге Иова левиофан? Крокодайл. Либо опять аминисценция мифа.

Хорошо. А кто такой левиятан в Книге пророка Иссайи? Пророк Иссайя это уже вполне монотеизм, или ещё нет? И ведь, Иссайя не воспоминает о левиофане, он пророчествует о двух левиофанах, каждый из которых ещё и змей-нахаш. Процитирую. Иссайя 27-1: «В день тот Яхве посетит мечём Своим, тяжелым и большим и крепким левиофана, змея бегущего, или левиофана, змея извивающегося. И убьёт зверя тонин, что в море». Если речь идёт не о сатане и зверях его, то о чём идёт речь?

А есть в Библии ещё какое-то чудовище морское «Рахаф». У пророка Иссайи говорится: «Мышца Яхве в дни древние растерзала Рахава, пронзила Тонина (то есть, того зверя, что в море)». Иов говорит, что «Бог разумением сокрушил Рахава. Рука Его пронзила змея бегущего».

А книге пророка Ионы? Это может быть вообще сказка. В этой книге мы находим явно необыкновенную большую рыбу – Даггадол. Сказано. Иона 2-1: «И повелел Яхве большой рыбе проглотить Иону. И был Иона во чреве рыбы три дня и три ночи.». И Иона отлично понял, куда он попал. Он взмолился Богу, как сказано в евр. Тексте: «из недр Шеола» (это 2я глава Книги Ионы 2 ст). То есть, во аде, в Шеоле был Иона, в царстве мёртвых, владыкой которого был сатана, Даггадон – большая рыба. Иона, как из мёртвых воскрес, о чём говорит Христос, что это знамение Его – Христа – из мёртвых Воскресение.

И знамение Ионы особое. О нём Христос сказал: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения. И знамения не дается ему кроме знамения Ионы пророка». О себе, о своём воскресении Он сказал.

О Господи! Добрые времена, когда кто-то искал знамений. Знамения могли быть основанием для зрелого суждения, чтобы например отвергнуть проповедь Христа Спасителя. Вот, роду лукавый и прелюбодейный искал знамений с этой именно целью, а иной ему не давалось кроме знамения Иона пророка. Искали знамения. А когда не приняли Воскресения Христово, знамения Ионы пророка, - не приняли и Христа Мессию. Как всё было ясно. А теперь? А теперь иной род восстал. Он ищет, цитирую: «жанровыеопределения книги Ионы». Вот так пишет Десницкий. Вот, что он ищет. Уже знамения не ищут. Ищут жанровые определения книги Ионы. И он его находит. Книга Ионы цитирую: «волшебная сказка, а особенности этого жанра исследованы досканально».

Ну, что тут скажешь. Мнение о пророческой книге, как о волшебной сказке высказывает переводчик Книги Иова на русский язык – Десницкий, историк литературы.

А другой историк литературы – Аверинцев – высказывает мнение, что сюжетная развязка книги Иова это идилия, да ещё в тонах сказочного юмора. Если подходить к Библии с позиции истории литературы, получим нелепость вроде той, которую предлагает Десницкий и Аверинцев.

Но и это не предел. Потому что те, кто видит в Книге пророка Ионы не книгу пророческую из Писания Священного, волшебную сказку, эти, хотя и не говорят о том, что такое большая рыба, но они допускают, что с позиции хотя бы сказителя этой той сказки, это всё-таки было чудо. А сейчас, в толковой Библии объясняют, что Иону скорее всего проглотила - ой Господи - акула сквалос кархариас! Такая есть. Она водится в Средиземном море, и вполне может проглотить человека целиком.

Что касается сатаны, то историки религии и историки литературы так и пребывают в заблуждении, что дьявол, как глава сил враждебных Богу, искуситель, источник всяких бедствий, предстаёт только в апокрифических книгах, где-то к 1му веку до нашей эры.

Так вот нет же! Вот это не так. От книги Бытия до пророческих книг, от райского бытия человека до пророчеств о Воскресении Христовом и о Страшном Суде, сатана присутствует как деятельная сила во всей Библейской картине мира. А в текстах книг Ветхого Завета он присутствует под именами: злой (ра), змей (нахаш), скоровище (бехемот), змий (левиятан), зверь моря (тонин), большая рыба (даг гадол), чудовище (рахаф), противник (сатан). И это только имена человекоубийцы, это только имена. Но он может являться в образах, как лев, конь, орёл, и даже вне фиксированного образа. В Новом Завете он назван, на греческом языке – архонт этого космоса, то есть, князь мира сего. «Мир сей» на языке Ветхого Завета это земля (эретс). То, что Христос сказал о дьяволе, что он князь мира сего, в Книге Иова звучит так: (это тоже место знаменитое. 9гл 24 ст, буквальный перевод с еврейского) «Земля отдана в руки злодея. Лицо судий Её он закрывает. Если не он, то кто?».

А действительно, кто он? Если вся земля отдана в руки его, кто он? Или сатана или Бог. Ну, сатаны нет в библейской картине мира, учёных-библеистов, потому что для них сатана, как враг Божий появится только в апокрифах 1го века. Тогда кто он, злодей? Ответ Рижского. Господи помилуй! «злодей здесь сам Бог. Похоже на то, что автор сознательно облёк этот выпад Иова в адрес Бога в двусмысленную форму, чтобы завуалировать его святотатственный характер». Вот прямо заявляет Рижский. И это выгодно отличает его от переводчиков-христиан – Аверинцева и Десницкого, которые в своих переводах ни вашим ни нашим, фактически тоже признают. Просто они делают перевод не точный, чтобы этот вот жгучий вопрос не жег.

Ну, а том, кто есть Бог, в Книге Иова Рижский составил такое мнение, мы его цитировали. Но я ещё раз это произнесу, потому, что Рижский последователен. Вот он действительно выговаривает всё до конца: «Можно себе представить, что ещё древний читатель из вдумчивых, прочитав те места в речах Иова, в которых Бог подвергается столь злой и беспощадной критике, а вместе с тем и другие места, где тот же Иов описывает могущество и мудрость Бога, неизбежно должен был вынести впечатление, что для Иова, участника диалога, (внимание!) Бог представляется не иначе, как каким-то могучим премудрым, и в то же время коварным и злым демоном, который активно вмешивается к земные дела, но только для того, чтобы причинять страдания людям невинным и праведным, а злодеям помогать в их злодеяниях». Если называть вещи своими именами, то у Рижского Бог Книги Иова это дьявол. Вот, как злобного демона, его Иов якобы обличает.

Рижский называет это свободомыслием. Ему это явно по вкусу. Он пишет: «Можно думать, что автор поэмы об Иове с самого начала не только не ставил перед собою задачу оправдания Яхве, но наметил нечто противоположное».