Книга Иова 48 (современные переводы. Юлий шрейдер).

В заключение хочется упомянуть о двух работах по Книге Иова современных авторов, которые проблемой библейских текстов не интересуются. Одна работа демонстрирует подход католического богослова, другая – православного. Как современный католический учёный понимает Книгу Иова, можно судить по работе Юлия Шрейдера. Эта работа называется «Иов ситуация», искушение абсурдом, написанная в соавторстве. Юлий Шрейдер, профессор колледжа католической теологии св. Фомы Аквинского, также он преподаёт в библейско-богословском институте св. ап. Андрея в Москве, также Юлий Шрейдер – терциарий ордена проповедников св. Доменика. Соавторы его: Мусхелишвилли, его религиозные убеждения нам не известны.

Шрейдер и его соавтор – специалисты по информатике, они философы. Сфера их научных интересов широка, вполне современна, и всё это накладывает отпечаток на стиль их работы и на язык работы. Однако, содержание небольшой статьи «Иов ситуация, искушение абсурдом», несмотря на то, что она вот так вот написана, ну совсем другим языком, она в чём-то воспроизводит один из выводов, к которому пришёл католический мыслитель Честертон, а он, как мы знаем, мыслил на языке художественных образов.

В чём сходство между Честертоном и Шрейдером. Ну в одном, пожалуй. Что говорил Честертон. Книгу Иова делает релегиозной, а не философской то, что в речи Господа «как ни странно, Иова удовлетворяет перечисление непостижимых фактов. До речи Господа Иов утешиться не мог, а после – утешился. Он ничего не узнал, но ощутил грозный дух того, что слишком прекрасно, чтобы поддаться рассказу: загадки Божьи утешают сильнее, чем ответы человеческие». Вот вывод Честертона. Иов в речи Господа ничего не узнал, но утешился. Это странно, и это делает книгу религиозной. Это мнение Честертона.

Авторы статьи «Иов ситуация, искушение абсурдом», пытаются объяснить почему Иов утешился, хотя из слов Господа не понял ничего.

Ключевые моменты в чюжете и содержании книги выглядят в изложении авторов статьи следующим образом. Что они исследуют? Они исследуют состояние сознания и перемену в этом состоянии. То есть, исходное состояние сознания Иова и его друзей одинаковое, одно и то же. Оно называется «обыденное состояние сознания». То есть, Иов, так сказать, заурядный праведник. Значит, в чём исходное свойство этого вот состояния сознания. Цитирую: «богобоязненность Иова уже вознаграждена его земным благосостоянием. В мире, который изначально открыт Иову, есть справедливый Бог, награждающий праведников и карающий грешников здесь и теперь. Но в этом мире не происходит личной встречи с Богом. Не существует богообщения. В сущности, Иов существует в некой дарованной ему за его богобоязненность утопии, где справедливость осуществляется по доступным обыденному сознанию человека меркам». Вот, это исходная установка авторов статьи. Она не верна.

То, что Иов был до испытания лишён богообщения, это выдумано. То, что Иов заурядный праведник, противоречит тексту Книги, ибо сказано: «нет такого, как Иов на Земле». Иову, согласно тексту Книги, было Откровение от Бога (19 гл, начиная от 23 ст). Откровение Было. В жизни Иова опыт богообщения присутствовал. Иов знал до постигших его страданий, что в этом мире злодеи часто благоденствуют, а благочестивые бедствуют. Он это определённо знал. Посмотрите 21,24 главы Книги. Иов был как раз из тех, кого Христос назвал «алчущие и жаждущие правды». То, что говорят авторы статьи, изначально противоречат тексту Книги.

Однако. Характеристика Иова, как человека обыденного сознания, нужна авторам статьи для их собственного рассуждения. Они так хотят. Понимаете, они философы и математики и кибернетики. Они задают некоторый объект, они строят рассуждения. Не будем придиратся. Будем следить за их рассуждениями, даже если его исходное положение является ложной. Кстати, в философии логика допускает такие мыслительные процедуры.

Итак. Исходное это зауряд-праведник Иов, который думает, наивный какой, что добродетель всегда награждается, а грех всегда наказывается. Уже в этой жизни, он – человек без всякого личного религиозного опыта, такой обычный праведник – Иов. Но вот, сатана высказывает предположение «разве даром богобоязнен Иов». Вот. Сатана выступает здесь не просто как носитель зла, но как цитирую: «критический исследователь, проверяющий человека на духовную прочность». Не будем на этом моменте останавливаться, но заметим, что наши авторы тоже в сущности критические исследователи. Они тоже полагают, что Иову пора бы выйти из состония обыденного сознания. Ну, затем по сюжету идут казни, казни, казни. «В результате разрушился миропорядок, в котором до сих пор жил Иов. Перед ним возникает фундаментальный выбор: нужно либо покорно воспринимать несправедливость мира, и тем самым – Бога, либо противостоять несправедливости, то есть поднять бунт против Бога, как источника дурного миропорядка. Иов выбирает бунт. Бунт Иова это бунт отчаяния. Однако, по началу, Иов даже в отчаянии отвергает этот посюсторонни, человекоразмерный мир. Наоборот, он ещё продолжает верить, что именно в этом мире полностью раскрываются замыслы Бога, и возможно его присутствие…». И, короче говоря, долго идёт рассуждение. Если я правильно понял авторов статьи, отчаяние – это может быть тупик, но может быть и первым шагом к более высокому состоянию. Это называется «переход сознания в состояние сомнения».

Вот. Значит Иов, в последней речи якобы достиг вот этого очень высокого состояния. Он из отчаяния перешёл в состояние сомнения. Заметьте эту деталь в рассуждении автором, оно важное. А далее, по сюжету Книги я пока пересказываю. Далее, следует «психологическое воздействие Бога». Неудачное выражение, но придираться не будем. Следует психологическое воздействие из иного мира. И после этого воздействия следует покаяние Иова и слова Бога, возвеличивающие Иова перед друзьями. Произошло воздействие, богообщение. Сознание Иова таково. В кратце, содержание книги. В конце концов, Иов ничего конкретно не понял, но как-то был утешен. Это тот результат, к которому пришёл Честертон. Честертон не отвечал на вопрос, как это всё произошло. А наши исследователи, математики, философы и информатики, кибернетики, они хотят докопаться. Вот как изменилось сознание Иова. Как оно с исходного состояния обыденности перешло в более высокий план.

Бог своим явлением меняет для Иова установки его сознания. Вот, что хотят обосновать авторы статьи. Я правда не понимаю, зачем было Богу говорить слова? Мы сейчас опишем, как изменилось сознание Иова, вот сейчас будет разговор об этом. Я просто не понимаю, вот зачем Богу нужно было говорить слова, а не пройти мимо Иова скажем как буря бурная или тишина тихая? Так или иначе, но так думает автор, слова, сказанные Господом, лично Иову вообще не причём. Суть в том, что богоявление для Иова было, как они говорят, «сеансом психотерапии».

Эта психотерапия основана на разрушении привычной для Иова структуры сознания, и вытекающих из неё оценок и самооценок. Смысл этой психотерапии можно сформулировать, как укрепление сознания и утверждение личности пациента при разрушении необоснованных притязаний.

Вот такого мы у Честертона не найдём. Он не объяснял необъяснимое; он чувствовал присутствие высшего смысла, и в лучшем случае Честертон разводил руками, и говорил, это нечто религиозное.

Вот, наши авторы-мыслители совсем иные, чем Честертон, они привлекают анализ исходных оппозиций, которые образуют структуру сознания, ибо именно эта структура была разрушена в результате божественной психотерапии. Вот есть самая суть.

Ещё раз, смотрите. Какой метод нам предлагается. Авторы задают некий объект. Они его не описывают. Они с Книгой Иова очент своеобразно обращаются. Они задают некоторый объект. Исходные аксиомы здравого смысла. И вот, разница между Иовом и его друзьями в том, что его друзья не осознают структуру сознания, а Иов начал её через отчаяние осознавать, и пришёл к сомнению. И теперь становится понятно, почему авторы так высоко ценят сомнение Иова, потому что без неё не было бы возможности пересмотреть аксиоматику.

То есть, фундаментальное сомнение это возможность изменить структуру сознания, и Иов встал на пороге, чтобы войти в другую структуру сознания. И вот, теперь авторы говорят о самом сокровенном, о структурах. «Исходная структура сознания Иова характеризуется основными семантическими оппозициями.». Вот, исходное смотрите, то, что будет разрушено. Вот исходная структура. «грех-добродетель, вина – непорочность, бедствие – благополучие, Божий гнев – Божья милость, неведение законов - знание». Главная мысль автором состоит в том, что необходимо произвести реконструкцию в рамках предложенных семантических оппозиций. В исходной структуре у нас на одной стороне оказывается «грех, вина, бедствие, неведение и т.д.», а вот когда Бог явился Иову, произошёл решительный структурный сдвиг, и это есть божественная психотерапия.

Когда Бог я вился Иову, то как бы в рамках структуры сдвинулось понятие греха. «Грех осмысливается не как вина, проступок, но как отсутствие истинной веры. Вместо противопоставления «грех-добродетель» в сознании Иова возникает иное: «грех-вера». Следовательно и прежнее противопоставление «знание-вера» ликвидируется. В новой структуре сознания грех семантически отождествляется не с виной. Грех семантически отождествляется не с виной, то есть сознательным дурным выбором, но с отпадением от Бога.» Значит, грех это не вина, т.е. дурной выбор и т.д., а грех это с отпадением от Бога. Так. «А последнее делает грех не только возможным, но и в сущности неминуемым при отсутствии благодатной помощи. Итак, мы имеем главные противопоставления: «грех-вера», «отпадение от Бога – жизнь в Боге» и т.д.». То есть, если сказать в двух словах, то раньше были оппозиции «грех-добродетель», «вера-знание», теперь есть оппозиция «грех-вера» и прочее.

Продолжаю цитату: «Обратим внимание, что переосмысленная покорность здесь становится уже не позитивным качеством. Отсутствие веры в этой системе означает не храбрость ума.». То есть, отсутствие веры, это вожно так интерпретироваться, что храбрый человек говорит: «вот я не верю». Наш автор говорит: «нет. Отсутствие веры в этой системе означает не храбрость ума, но бессилие души, а доверие к знанию…». Вообще, знание было позитивным качеством, да?. «А доверие к знанию оказывается подорванным после психотерапевтического вмешательства Бога. Знание, как умение различать добро и зло, в новой структуре сознания переходит в отрицательный полюс, потому что жизнь в Боге выше любого персонального знания. Более того, знание того, что есть зло, даёт как бы моральную санкцию существованию зла. То есть, в определённом смысле порождает зло, как необходимо присутствующее в мире. Поэтому, такое знание в этой структуре оказывается на том же полюсе сознания, что и грех. Бунт Иова оказывается выше, чем его исходная покорность, ибо этот бунт против неверного понимания Бога, как осуществляющего необходимость.». Всё. Вот главное сказано.

Структурное изменение в сознании Иова произвёл Cвоим присутствием Сам Бог. Остаётся уяснить, почему Бог явился Иову? Как рядовой праведник стал из ряда вон, и тем привлёк себе Божью милость?

Ответ: «подвиг Иова в том, что он даже в самом сильном отчаянии находит в себе силы для сомнения в своих представлениях о мире».

Читая Книгу Иова, я ни где не нашёл, что Иов где-то выражает такое своё фундаментальное сомнение. Но я понимаю авторов статьи, почему сомнение у них становится добродетелью, и даже возвышается над прочими добродетелями. Потом что сомнение есть необходимое со стороны субъекта условие для изменения струстуры сознания.

Цитирую авторы слова Керкегора «начала философии - неудивление отчаяния». Они с этим не согласны. Отчаяние это лишь только ступенька для того, чтобы достичь сомнения. Именно сомнения Иова создают почву для вмешательства Бога и оправдания Иова. То есть, когда за отчаянием следует сомнение, а за ним богообщение с последующим изменением структуры сознания, то это и есть разрешение «Иов ситуации». Именно таким путём праведный Иов прошёл искушение абсурдом. Собственная застуга Иова в том, что он поднялся над абсурдом и отчаянием в сферу сомнения.

Я сейчас ещё одну приведу цитату, чтобы мы всё-таки главную мысль… Не просто мне было до неё добраться. Но всё-таки главную мысль я ещё раз прочитаю и привлеку ваше внимание. То, на чём держится работа этих двух авторов. Вот эта цитата: «сомнение в том, что грех это вина, целиком обусловленная волей субъекта и его знанием добра и зла.». Вот это сомнение. «В Иове произошло понимание греха в иной семантической структуре. Грех это отпадение человека от Бога. Это выпадение в психологическую самость. Грех это как раз принятие греха целиком на себя, попытка самостоятельно вне Бог совершать все оценки и принимать все решения. Такой грех не связан с конкретной виной, с конкретным нарушением закона; он заключён в человеческой самости. Уже погруженность человека в психологизм, закрывающий подлинную реальность, есть отпадение от Бога, то есть грехопадение. Такой грех не обнаруживается в рамках личной рефлексии, как дурной поступок. Он может быть осознан при помощи обращённых к Богу покаяние и молитвы».

Хватит цитировать. Вот такая основная мысль. Ну, здесь совершенно необходимо уточнить, о чём говорят авторы статьи. Богословие и западной и восточной церкви знает различение греха первородного и греха личного, своего. Что касается личного греха, то его знать надо. Его надо принимать на себя. Иов начал и закончил темой грехопадения и первородного греха. В первой речи Иов проклял день грехопадения. В 9й речи он ясно по смыслу сказал: «грех первородный на мне, иного нет». И только о первородном грехе можно сказать так, как говорит Юлий Шрейдер и его соавтор, что такой грех не связан с конкретной виной, с конкретным нарушением закона. Вот именно такой грех заключён в человеческой самости. Уже погруженность человека в психологихм есть отпадение от Бога, то есть, грехопадение. То есть, о грехопадении они говорят, а не о личном грехе.

И что же в итоге нам хотят сказать авторы статьи. Вместо оппозиции «грех-добродетель» нам на примере Иова предлагают оппозицию «грех-вера». Всё.

Зачем я всё это читал? Объяснюсь. Строго говоря, авторы статьи нигде нам и не обещали, что будут говорить о Книге Иова. Они задают некоторую Иов ситуацию, и текст Книги для них это только предлог для собственного рассуждения, вполне рационального свойства. Когда Юлий Шрейдер описывает структуру сознания, структуру обыденного сознания, пусть. Но ведь в план его рассмотрения попадают не только обыденное состояние сознания, но и молитва, покаяние, грех и богообщение и милость и библейская книга. Это поучительно. Есть такой вид мышления, который мыслит оппозициями: «ноль-единица», «эрос-танатос», «тоталитарное-демократическое», «грех-добродетель», «вина-непорочность». Задаётся некоторая структура, внутри которой мы можем производить операционные действия, в числе которых есть и такое действие: математик говорит (Шрейдер – матиматик), матиматик говорит: «переобозначим». Переобозначают, и начинают операционные действия в другой структуре, в редультате которых возникают новые оппозиции, например: «грех-вера» и прочее.

Мышление в оппозициях, когда под рукой оказывается вычислительная техника, это источник неиссякаемого и невразумляемого энтузиазма. Вот, компьютерное мышление. Оно стремится перевоссоздать весь мир, заново его сконструировать на своих началах, при помощи контактно-релейных схем. И приделов и границ этой деятельности нет. Она будет простираться на всё, в том числе и на Библию.

Например, берётся объект – книга Иова, текст из русской Библии. Объект описывается, излагается в опорных смысловых элементах, затем он реконструируется, то есть, заданные элементы перестраиваются так, чтобы продемонстрировать свой настоящий смысл. Помните, Андрей Десницкий ратовал за отношение к Библии, как к художественному произведению, литературному памятнику, а мы не соглашались, мы с ним спорили, думали «как это нехорошо». А может быть ещё хуже. Полная и принципиальное уничтожение художественного образа. Именно в этом узнаётся компьютерная мысль. Образ её совершенно недоступен. Информацию передать при помощи нуля и единицы можно, а образ создать и понять – нельзя.

И хочется сказать слово в защиту художественного мышления. Его продукт – образ. Образ может является и в церковном искусстве и в светском. Художественный образ, если он состоялся, он выше произвола своего творца. Образ – таинственная вещь! Сам его автор им же становится водим. Своему же творению автор становится причастен. То есть, художественный образ это покров благочестия.

И хочется сказать слово в защиту католичества. Оно конечно более рационалистично, чем православие, но то, что делают такие католические учёные, как Шрейдер, врядли имеет отношение к христианству вообще.

Ну, вот сами судите. Мы прочли статью двух авторов о Книге Иова. Из чего бы мы могли заключить, что Юлий Шрейдер - христианин?

 

 

49. Книга Иова 49. (Современные переводы. Козырев)

 

Отдельно от всех названных опытов понимания книги Иова стоит работа Козырева «Искушение и победа святого Иова» (1997г.) Название книги говорит, что у автора нет сомнений в том, каков был исход не только спора Иова с друзьями и обвинителями, но и борьбы Иова с дьяволом, ибо Иов и правее друзей, и свят Иов. Название обещает многое. Святость Иова означает, во-первых, что Иов – не притча, он святой, во-вторых, что дьявол – не мифический персонаж, а он именно есть враг Бога и человека, как об этом сказано в Евангелии: «человекоубийца был от начала» (Ин. 8:44). Сразу заметим, что книга Козырева заключает в себе неподражаемую странность: Козырев рассуждает, и смело, и не в отрыве от традиции, но в совершенной изоляции от проблем, связанных с библейским текстом. Похоже, что вообще вне его внимания остался тот факт, что христианский Восток читал иной текст (или переводы с него), чем то, что представлено в переводах на русский язык: Синодальном, Аверинцева, Рижского; а именно на них Козырев опирается. Однажды, он сравнил тексты на церковнославянском и русском, используя Синодальный перевод, обнаружил разительные расхождения, однако объяснил их не тем, что один перевод сделан с греческого, а другой с еврейского, а тем, что церковнославянский перевод, как он пишет, отражает другую экзегетическую традицию. То есть проблему текста Козырев игнорирует. Однако он один из упомянутых выше авторов достигает понимания сути книги. Ясно, что им руководит богословская мысль, и он решительно встаёт на сторону святого Иова, вовлекается в спор и прямо заимствует у Иова его дерзновение и гнев, поэтому местами его книга читается как продолжение древнейшей полемики, но уже с некоторыми современными христианами, и православными в том числе. Приведём примеры его рассуждений.

 

Козырев прямо указывает на друзей Иова, что их Богопочитание внешнее, что они сделали решительный шаг к идолопоклонству. Он рассуждает так: переход от поклонения Богу Живому к поклонению мёртвым Богам совершается, по всей видимости, чаше всего не из желания подчиниться воле своих Богов, а наоборот, из желания навязать свою волю Богу. Человек омертвляет Бога, чтобы его приручить, застраховаться от неожиданностей с его стороны, вроде той, когда долгожданный Мессия оказался не царём, а бродягой. Очень хорошо об этом говорит библейский образ поклонения золотому тельцу, все мы знаем: евреи отлили тельца в тот момент, когда составили самые благоприятные представления о своём Боге. Он вывел их из плена, он дал им манну. И им очень хотелось, чтобы он всегда был таким. Как современные люди запечатлевают лучшие минуты своей жизни на фотографической плёнке, так они тоже запечатлели своего Бога в тельце, благочестиво пожертвовав на его изготовление то самое золото, которое их Бог помог им раздобыть в Египте. Быть может, они чувствовали, что с той горы, где Бог Живой в раскатах грома говорил с Моисеем, придут не самые весёлые вести: Закон, самый тяжкий в истории человечества. И не дожидаясь, пока смолкнут звуки голоса Бога Живого, они сделали себе своего, мёртвого, но зато молчаливого Бога.

 

Это самое и случилось с друзьями Иова. Они твёрдо выучили, что Бог несправедливости не допускает. И вдруг эта непонятная история с их несправедливо наказанным другом. И не дожидаясь, пока недоумевающий Иов выяснит свои отношения с Богом, они вынесли ему свой приговор, и, закрыв глаза и уши, решили остаться с тем Богом, который им хорошо известен. И поэтому спор Иова с друзьями – это спор почитателей Бога Живого с поклонниками истукана, совершенно верно говорит Козырев. И делает вывод о том, что их вера закрывает им путь к принятию благой вести. Он говорит: «их вера была верой во внешний авторитет. Бог совершенно внешний человеку, только трансендентный, без имманентного содержания. Он есть одновременно Бог мёртвый – не в том смысле, что он не имеет бытия в себе – а в том, что он совершенно не спопсобен оживотворить человека, именно в силу своей недосягаемости. Поэтому всякая религия…» – очень справедливо сейчас говорит, послушайте – «всякая религия животворна в той мере, какой она содержит откровение о Богочеловечестве, или иначе, о причастности человека к Божественному Бытию» – совершенно верно! И, заражаясь от Иова его дерзновением, Козырев готов читать эту книгу в плане полемики с современными христианами, некоторыми. Он пишет: «Религия внешнего авторитета, исповедуемая друзьями, удобна тем, что она освобождает человека от всякой нравственной ответственности. Всю ответственность Бог берёт на себя. Человеку остаётся только выполнять ряд предписаний, будь то заповеди или религиозные обряды. Такой ползучей формой идолопоклонства заражены в разной степени все религии, не исключая и христианства». Козырев прав. Елифаз никуда не делся. Он и его два друга всегда рядом с нами.

 

Иова автор прямо называет христианином, а его друзей, а значит и тех христиан, которые близки им по духу, прямо сопоставляет с фарисеями из Евангелий, с теми праведниками, которые остались в результате своей праведности вне Христа. Они отказались от милости и от Боговедения ради преданий старцев, столь любезных фарисейскому сердцу. И весь этот тип благочестия Козырев обозначает курсивом как нежелание становиться сыном. И сурово заключает: для сыновства Богу недостаточно одной вероисповедной принадлежности. Сыны Закона враждебны сынам благодати. В глазах же Сына Божьего, Иова, беззаконниками были на самом деле они, его друзья. Они презрели главную заповедь: любовь к Богу. Иов чувствовал себя как ребёнок, которого ни за что только что грубо оттолкнул отец, всегда прежде ласковый с ним. Ему обидно было не за себя, а за него. Помните, когда Велдад говорит: «человек червь», что по смыслу отвечает Иов? – Бог не таков, чтобы человек был червь. Козырев прав: Иову было обидно не за себя, а за него. Богоборчестовм своим блаженный Иов разрушал стену, воздвигнутую между Богом и человеком первородным грехом, совершал прорыв в ту неведомую область, имя которой – Богосыновство. Вот ядро книги – Богосыновство.

 

Отдельная глава в книге Козырева – оправдание Бога, теодицея. И главная, совершенно правильная мысль Козырева состоит в том, что теодицею производит не мысль человеческая, и не человек, но Богочеловек. Это Голгофа и Воскресение. Теодицею человек не может произвести, и мысль человеческая произвести теодицею не может. Книга Иова утверждает идею милости и невинного страдания, Козырев прав. Реки невинной омывают евангелие с двух сторон, создают кровавое обрамление: кровь невинно убиенных Иродом младенцев, с одной стороны, и сонмы христианских мучеников, с другой. Самая большая правда Богоборчества Иова заключалась в том, что Бога нельзя оправдать при том состоянии мира, в котором он находился до Христа. Иов понял, что так быть не должно. Его Богоборчество было, тем самым, взысканием и предвкушением Евангелия, и когда он подошёл вплотную к величайшей из тайн мира, сам Бог выступил к нему навстречу и поведал её. Безмерность испытания, перенесённого Иовом, предполагало и беспримерное его возвышение. Ничего поэтому нет удивительного в том, что Иов, возможно, стал первым из смертных, посвящённым в тайну спасения мира искупительной жертвой Христа. Первым, пожалуй, был Авраам. С Козыревым можно согласится в том, что Иов был посвящён в тайну спасения мира искупительной жертвой Христа. И здесь Козырев вплотную подходит к тому, как нужно понимать речь Яхве Иову: «Читатель выносит из речи Яхве Иову либо ощущение того, что он чего-то не понял, либо горькое и злорадное недоумение по поводу вполне неудачной попытки бога оправдать себя. К примеру, Юнга…» – Юнг психолог известный – «…Юнга речь Яхве окончательно убедит в его гениальном психиатрическом открытии, согласно которому Яхве – существо бессознательное и аморальное. Козырев цитирует Юнга, как своего антипода: «Яхве – Творец всех слепых, необузданных сил природы, не подчинённых никаким этическим законам. Он сам есть аморальная власть природы, чисто феноменальная личность, не ведающая о своих глубинах. Иову совершенно не нужно вновь – и уже до отвращения слушать об этом могуществе отца. Яхве благодаря своему всеведению уж мог бы знать, сколь неуместно в такой ситуации подобное запугивание». А вот Козыреву ясно, что Яхве не подавляет мощь человека. Бог отвечает на вопросы Иова. Вот Юнг этого не видит. Честертон этого не видит. И никто из тех, кого мы упоминали в этой последней четверти нашей работы. Никто не видит. Козырев видит. Опираясь только на русский текст перевода Библии, сопоставляя книгу Иова, Псалмы, книгу Исайи и Апокалипсис, Козырев без особого труда приходит к выводу, что речь Яхве Иову содержит описание того самого древнего змея, сокрушить власть которого пришёл Христос. Этим простым богословским ходом Козырев посрамил учёных-филологов и историков религии. Он пишет: описания бегемота и крокодила были не демонстрацией всемогущества Бога, а откровением о его кенозисе. Кенозис – это истощание Божества в восприятии человеческой природы и самой смерти (Крестной). Козырев цитирует обращение Яхве к Иову: «Я признаю, что десница твоя может спасать тебя» – и приходит к правильному выводу, что Бог примеривает на человека латы Спасителя мира. Он спрашивает: посмотри, сможешь ли ты их снести? Козырев наследует гнев Иова, терпеливца. Он говорит о тех толкователях книги Иова из среды православных богословов, кто в речах Яхве не видит иного смысла, кроме как утверждение всемогущества. Эти благочестивые комментаторы, говорит Козырев, – сыны Закона. Их общее кредо – Бог не в правде, а в силе – или, иначе – если Бог всесилен, значит он справедлив. Козырев – верующий человек – задался вопросом: что сказал Бог Иову? И не отступился, и в отличие от многих и многих, читавших эту книгу, понял, о чём она говорит. А непонимание общего смысла книги, её связи с Новым Заветом, её пророческого содержания объединяет таких разных по мировоззрению и роду деятельности исследователей, как Честертон, Аверинцев, Рижский, Десницкий, Щедровицкий, Шрейдер, Юнг. Книга Иова в Ветхом Завете особая. Может быть, она одна такая. Потому, что она как бы допрашивает человека, и на ней поверяются убеждения человека, вера, безверие, христианство, иудейство, стиль мышления западного христианства и христианского Востока.