Книга Иова 46 (современные переводы. Андрей десницкий. Часть 2).

Когда Десницкий переводит стихи о левиофане, он уверен, что речь идёт о крокодиле, а не о дьяволе. Может быть левиофан это всё-таки сатана? Такую мысль Десницкий допускает и легко отвергает. Он пишет: «трудно понять, кто такие бегемот и левиофан. Может быть они воплощение чистого зла? Выражаясь языком современного богословия сатаны, едва ли. Ведь Господь даже любуется этими страшными тварями.». Вот, что масоретский текст это местами гимн бегемоту и левиофану, это так и есть. И недоумение должны вызывать эти стихи из книги Иова на еврейском языке, толчок послужить для исследователя. Они должны вопросы поднимать, заставить расшириться за пределы одного из библейских текстов, а именно – масоретского. Вот, в септуагинте не любуется Господь этими страшными тварями, но даёт образы Своего противника, Господь озадачивает и ужасает Иова. Он говорит ему, помните: «не ужасаешься ли, что он (левиофан дьявол) уготован Мне».

Почему так легко мирится Десницкий с расхожиими мнениями по ключевым и проблемным местам книги Иова? Потому что мировоззрение его таково, и как следствие отношение к библейским текстам. Если рассматривать текст, как таковой, это его подход, текст как таковой, анализировать Библию при помощи стандартных литературоведческих методов, то богословие уйдёт на второй план. Оно, это богословие, по Десницкому, не очень-то и важно. В Книге Иова богословие очень даже простое: Бог говорит Иову, цитирую Десницкого: «согласись с Моим благим замыслом о мире и о тебе самом, даже если ты его до конца и не понимаешь. Иов согласился, и так состоялась встреча и примирение этих двоих.». Всё. Для межконфессионального перевода Книги Иова, как литпамятника, больше ничего не нужно. Скажешь что-то большее, получится конфессиональность, ограничение. Нет богословия - не нужно разбираться и с концептуальными различиями Библейских текстов.

Содержательные расхождения между Септуагинтом и масоретским текстом местами настолько велики, что не без основания отверждают, буд-то перевод Книги Иова, вошедшей в Септуагинту, основывался на еврейском тексте, отличным от масоретского. Даже сами сторонники масоретского текста, как самого достоверного, добросовестно указывают (это Рижский): «переводчики Септуагинты жили на несколько веков раньше, чем масореты». Ну, «масореты» имеется в виду авторы окончательного варианта масоретского текста. «переводчики Септуагинты жили на несколько веков раньше, чем масореты, и поэтому представляется вполне возможным, что их прочтение и понимание двусмысленного места могло быть ближе авторскому.». Вот на это, Рижский, как исследователь основательный, указывает.

Почему это не учитывает Десницкий? Потому что позиция «ни иудейства ни христианства» это позиция определённо иудейская. Отсуда и безоглядное на Септуагинту и следование одному масоретскому тексту. И старание больше концентрироваться не на божественной стороне Библии, а на человеческой стороне, переводчики серии «Ветхий завет, перевод с древнееврейского» дают нам прекрасный урок. Вот, я думаю, вот не надо его забывать. Если ориентация на современную литературную норму выходит на первый план, как принципиальная особенность, то в плане мировоззрения это чистое иудейство. Межконфессиональный перевод в самой своей основе это начинание иудейское.

Вот, не остановимся, приведём ещё один пример неуважительного отношения к древнееврейскому тексту, который мы находим у современных переводчиков и у Андрея Десницкого.

Иов. 38:36. Сложнейший стих. По контексту речи, это первая речь Господа к Иову. Три стиха посвящены теме зачатия человеческого плода и созидание его в утробе матери. Этот смысл читается в Септуагинте, и он читается, но с большим трудом читается в масоретском тексте.

В переводе с греческого: «кто дел женам в ткании премудрость? Или испещрение хитрость.». «Испищрение хитрость» - имеется в виду искусство вышивки. Понятно, что не об искусстве ткачества или вышивки говорит Господь, но о божественной премудрости творения плода во чреве жены. Вот к этому Господь ведёт речь. Три стиха посвящены этой теме. К этому ведёт речь Господь в 3х стихах. К этому она идёт в масоретском тексте или нет? К этому, да. Это очень не просто понять: «Кто вложил в тухот мудрость, или кто дал сехви разумение». Вот, вольшая литература существует для выяснения вопроса о тухот и сэхви. Ну, сэхви это всё, это мы наверное никогда не узнаем, что это такое. Это слово один раз встречается в Писании, и не понятно, что это такое. В раввинистической литературе сехви понимают как петух. Ну, если сехви петух… Почему петух? Ну, пусть петух. Если сехви петух, то «тухот» это тоже какая-то особенная птица, например, мудрая птица Египтян ибис, священная птица бога Тота. То есть ибис и петух – вот они мудрые и разумные. Так. Получается, что согласно такой интерпретации, что сехви и тухот это петух и ибис, в Септуагинте – один контекст речи, речь идёт о созидании плода в утобе матери; а в масоретском тексте совершенно другое.

Однако, это не так. Потому что предложенная интерпретация еврейского текста о петухе и ибисе, это интерпретация неверная. При истолковании пророческого текста на древнееврейском языке, главной задачей является понимание общего смысла высказывания. И для этого часто приходится прибегать к корнесловию, то есть, к исследованию корневого гнезда трудных по значению слов. Корень нужно понять. От какого корня произошло, скажем, такое-то трудно слово. По этому принципу группировки слов вокруг корня построены современные словари древнееврейского языка, и совершенно правильно построены. Мы говорили уже об этом, что в этом стихе (38:36) поддаётся истолкованию ключевое слово «тухот». Это существительное того же корня, что глагол «туах» - это «покрывать», «обкладывать», «обмазывать». То есть «тухот» это какое-то вот внутреннее покрытие, аналогичное внутренностям нашей плоти, которое сама покрывает дух жизни. Вот именно в этом значении, как внутренность такая вот, нежная внутренность, которая соприкасается прямо с духом жизни, употребляется слово «тухот» пророк Давид в покаянном псалме, который мы читаем каждый день. «Тухот», это вот внутренность, которая прямо соприкасается с духом нематериальном. Представляете, какая это тонкость!

В переводе с еврейского 8 ст: «се истину ты возлюбил во внутренность (тухот) и в сокровенном ты дал знать мне премудрость».

Значение стиха в том, что Господь под глубокую внутренность плоти человека, туда, где как бы кончается плоть, и уже сокровенно как-то начинается дух. Вот туда, вложил пророку Господь Свою истину и премудрость. Вот как кается Давид, он говорит: мне же это всё было дано, а я согрешил.

Итак. Если в стихе, который мы разбираем (38:36) «тухот» это нежный состав первых телесных оболочек духа, то речь в этом стихе идёт о том же самом, что и в переводе 70ти толковников – об устроении тончайших покровов разумного зародыша человека. Вот перевод с еврейского тогда получится такой: «Кто вложил во внутренние покровы премудрость. Или кто дал сехви разумение». То есть, возможно 70 толковников проинтерпретировали этот стих. То есть, женам дана от Бога премудрость соткать этот плот утробный, и тонко вышить, испещрить его во чреве. И основание к такой интерпретации находим в псалмах и в Книге Иова. В псалме 138 с еврейского перевод читаю: «ты стяжал внутренности мои, соткал меня в утробе матери моей». В Книге Иова: «костями и жилами ты соткал меня». И вновь мы убеждаемся, что перевод на греческий может указать путь для осмысления масоретского текста. Контекст речи Господа в Септуагинте выдержан безупречно.

Итак, перевод с еврейского: «кто вложил во внутренние покровы премудрость, или кто дал сехви разумение».

Андрей Десницкий переводит: «Кто ибиса сделал мудрым, разумение дал петуху».

Конечно, разобраться с тем, что такое «тухот», что это тончайшая внутренность человека а не ибис египтян во всяком случае, уж точно не ибис «тухот». Вот, разобраться с тем, что такое «тухот» не просто. Однако ведь и не начинают современные переводчики задавать себе такие вопросы, на которые искали ответы создатели Септуагинты. Если так дорог сердцу Десницкого межконфессиональный перевод, то почему не обратиться к Септуагинте, которая была переводом доконфессиональным? Непонятно.

Переводчики современной серии «Ветхий завет» осознанно или нет, не мне решать, следуют в русле всё той же традиции, для которой с возникновением христианства Септуагинта стала врагом. Иудейство умеет находить себе место внутри христианской церкви, как прививка, как настроение и как научный метод.

Вот, если знать, что иудаизация христианства это неизбежный фактор в нашей религиозной жизни, и работа в этом направлении не прекратится никогда, то гораздо проще будет разглядеть, что в последних переводах серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского», действует в плане мировоззрения. И как межконфессиональный подход – чистое иудейство.

Переводы этой серии выходят регулярно, и ясно куда идёт дело. Скоро мы получим весь Ветхий Завет в переводах по означенному принципу «ни иудейство ни христианства, только текст и ориентация на современную литературную норму». Вот хотелось бы узнать, какое ощущение стоит за этой дружной командной работой переводчиков? Как чувствует себя в современной России автор межконфессионального перевода? Вот самочувствие его каково?

Ведь Десницкий православный человек. У меня в этом нет сомнения. А вот такую работу делает. Вот как он себя чувствует? Он оставил нам презнание на эту тему. Я к нему обратился.

Андрей Десницкий сравнивает положение православных христиан в современной России и положение христиан в Римской империи 3го века, то есть в эпоху гонений. Он пишет: «христиане, как и 17 веков назад, по-прежнему ощущают себя меньшинством, живущим в пренебрежении, а порой и в бесчестии.». И вероятно это очень сильное чувство, потому что Десницкий очень ценит общение и общее дело. Он не находит его в православной среде. В своей книге он пишет хлёстко и правдиво о недостатках нашей приходской жизни, о несуразностях в православных школах, о нелепостях нашей журналистской работу, о неприглядных сторонах тех, кого он называет «хомо советикус христианус». Это страницы горькие и правдивые. И вывод его правильный, правдивый. Вот я его сейчас процитирую: «в результате получается так, что по конфессиональному признаку собираются люди в общем-то и не собирающиеся делать ничего всерьез, стремящиеся просто замкнуться в каком-то уютном, маленьком мирке, собрать туда всех хороших людей по принципу: не важно что, лишь бы православно. Например, любая школа – клубок сложнейших проблем, но иным кажется, что стоит на вывеске дописать к слову школа слово «православная», как все они решатся проблемы, решатся сами собой». Правда. Так и есть. Прав он.

Десницицкий дальше идёт. Для него Россия – страна постхристианского мира. Точно такая же, как любая страна на Западе. Вот, «особенно после террористических ударов наши разногласия с западом выглядят на столько второстепенными, что можно говорить не о «западе и востоке», а о севере, включая Россию, то есть, по сути дела, о пост христианском мире, как о некотором несомненном единстве». Десницкий соглашается со славами своего друга бенедиктинца «на небесах нет разделения на конфессии, все разделения только на земле». Десницкий цитирует автора 3го века, эпохи гонений, о христианах. Вот его, вот эта цитата, она ему дорога: «Всякая чужбинам, христианам, которые в гонениях, им родина. И всякая родина – чужбина. На земле обитают, но гражданство их на небе. Как душа пребывает рассеяной по всем частям тела, так христиане – по городам мира.».

Вот эти слова о гонимых и мучениках Десницкий применяет к христианам сегодняшнего дня в России. Получается так, что христиане постхристианского мира живут в рассеянии. «Они», - пишет Десницкий, - «граждане неба с земной пропиской».

И, наконец, это тоже важная деталь его самочувствия, Десницкий ощущает себя меньшинством, но ответственным меньшинством. Он пишет: «мы – меньшенство, можем стремиться хотя бы к тому, чтобы нас услышали. Не рассеет ночную тьму один светильник, но если погаснет и он, путники заблудятся.». Вот, высказываниям Десницкого что можно противопоставить?

А можно противопоставить ответ от первого лица. Вот я не ощущаю себя меньшинством. Вот, я не ощущаю так себя, не чувствую. Я не ищу для своей нагой души пространства встречи с другими конфессиями и религиями. Не ищу. А когда мне это бывает дано, я воспринимаю такие встречи, как полезный опыт. Я с большинством. И у меня не земная прописка, а земля – отечество. Чужбина для меня заграница, иноязычие. И на небе у меня отцы.

Я скажу, почему я с большинством. Бог-Слово просвящает всякого человека, приходящего в мир, но не всякий осознаёт действующую в нём благодать. Вот приведу пример такой, историю расскажу. Знакомый священник исповедывал умирающего, это был старый человек, крестьянин. Он никогда не ходил в храм. Жена ходила, а он нет. Перед смертью он покаялся. Произошло таинство. Жена сказала священнику: «он взял свою веру». То есть, этот человек не читал Писание. Но умер верующим и в покаянии. И никто кроме священника и жены про это не узнал. Вот для тех, кто ощущает себя меньшинством, этот человек и многие, подобные ему, могут оказаться просто не зримы. И сколько таких людей? Вот, не верующих в нашей стране я видел единицы. Нас большинство, потому что вижу в наших людях благодатные силы, которые ещё не достигли сознания веры, и я их часто нахожу именно там, где меньше всего ожидаю. И я не живу в постхристианском мире. Россия для меня никогда не станет постхристианской страной. Я с этим просто не соглашусь. Я не буду делать межконфессиональный перевод. Не только потому, что такой невозможен, что он фикция. Не только по этому. А потому, что хочу опираться на опыт тех, кто познали, как узок путь. Межконфессиональный перевод это широкий путь. Куда он ведёт?

Ещё, я не буду, не пойдё этим широким путём межконфессиональности, потому что я знаю, когда я работаю со св. Писанием, то находусь в зоне риска. Межконфессиональный перевод дело безответственное, хотя бы потому, что переводчики пренебрегают тем, какой опасности подвергают себя и читателей. И тот, ради кого трудится автор межконфессиональных переводов, это, по выражению Десницкого, это такой вот рядовой читатель. Вот, однако, такого рядового читателя, которого рисует Десницкий, несуществует ни в какой стране мира. Вот, ну ради этого придуманного человека у переводчиков есть желание и готовность пойти гораздо дальше, чем перевод Ветхозаветных книг. Они дальшей пойдут. Речь идёт уже о подготовке церковной реформы, а не языка. Общим для переводчиков Серии, насколько я могу судить, является убеждение о необходимости реформировать язык православного богослужения. Во всяком случае, такую позицию активно заявляет переводчик Книги Иова Андрей Десницкий, и сотрудники библейско-богословского института св. апостола Андрея.

У Десницкого есть статья, она опубликована. Она называется так: «богослужебный язык российской (заметим, не русской!) церкви». Значит, Десницкий обсуждает доводы сторонников и противников, поновление славянских текстов и перевода богослужения на русский язык. Сам Десницкий сторонник полноценного перевода на современный русский язык. И проблему языка Десницкий ставит широко, пишет в каких случаях церковь использует свой особый язык, и в каких случаях она говорит на языке окружающего мира. Речь уже не о богослужениях, но о проповедях. «Обращённая к миру проповедь неизбежно звучит на языке этого мира, или же она останется никем не понятой. Уже есть опыт, как можно ответить в святоотеческом духе на вызов 20го века. В то же время, многие, слишком многие, большинство, отказываются даже говорить об этом опыте только потому, что отец Александр (имеется в виду Александр Мень) говорил другим языком, чем Златоуст».

Широко ставит проблему языка Десницкий. И, надо сказать, он внимателен к доводам оппонентов. Он готов к обсуждению ключевых вопросов. Возражает предметно. Статья у него аргументированная. Иную позицию находим в манифесте библейско-богословского института св. апостола Андрея, духовным основателем которого является тот же отец Александр Мень. В программном документе института читаем: «к сожалению, следует отметить, что к углублённому изучению Библии и достижениям современной, главным образом, западной библеистике, в русском православии традиционно относятся подозрительно или с открытым неприятием. Конечно, речь идёт о малообразованных священниках и мирянах, но их всегда было большинство. И увы, автивное большинство, пользующееся большим влиянием. Так было в 19 веке, когда с огромным трудом пробивал себе дорогу первый русский перевод Библии. Само чтение Библии на русском языке казалось кощунственным. Желающему предлагалось изучить мёртвый церковнославянский язык. Как не вспомнить здесь современный запрет на перевод церковной службы на понятный верующим язык».

Отдельные труды из серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» различаются по степени близости к тексту древнееврейскому. Они разные. Однако, чтение этих переводов оставляет впечатление, что её авторов объединяет ещё одно убеждение, даже не столько, может быть, убеждение, сколько чувство в том, что вот в этом православном мире, в этой гуще народной, которая что-то бормочет на мёртвом языке, уже нет никого, кто мог бы читать по-еврейски и возражать авторам Серии. А главное – проверить, что пишут современные библеисты.