Книга Иова 44 (современные переводы. Фулертон).

Мы описали к Книге подход исследователя Рижского. Исследования его очень основательны, но важно понять, что такой подход это не наука. Это не наука. Это то, что лежит в основе тех исследований Библейских книг, которые аттестуют себя, как наука, а в основе лежит мировоззрение. Вот, что важно понять, мне кажется. В основе лежит мировоззрение, в котором Откровение отрицается, Ветхий Завет отвергается от Нового, а Библейский монотеизм, объявляется, что это религия Израиля, как плод естественной эволюции.

Примерно также как Рижский мыслит американский библеист, есть такой Фулертон.Он полагает, что настоящее ядро Книги это диалог, где автор поэмы свою душу излил с удивительной храбростью устами Иова, высказал то, что думал сам. Ну, богоборец такой. Но для того, чтобы дерзость вот эта вот, Иова, свобода Иова, не отпугнула благочестивых читателей, автор поэмы, не смягчая речей Иова, окружил диалог рамками. Смотрите, какие это рамки. Ни больше ни меньше, это пролог, речи Яхве и эпилог. Это всё внешние рамки. Вот эти части, рамки, благочестивый читатель, мог истолковать по своему желанию, и всю поэму читатель вдумчивый понял бы всё как надо.

Действительно, что такое пролог, с точки зрения того же Рижского? Небесный спор Яхве с сатаной. Рижский отвечает: «злосчастный спор, нелепый и бессмысленный, хотя бы уже потому, что Яхве при Его всеведении, должен был знать наперёд каков будет исход. И на это обратили внимание уже в древности. Известный толмудический авторитет Иоханан огорчённо заметил по данному поводу.». Вот, что говорит Иоханан: «если бы такое не стояло в Библии, не следовало бы этого говорить ибо Бог представлен, как человек, который дал себя провести другому». Вот, что такое пролог. То есть, злосчастный спор, Яхве знает наперёд, и тем не менее в спор вступает. Раввин Иоханан считает, что всё это нелепость, и с ним согласен Рижский.

Это пролог. А что такое речи Яхве. «Разве Бог ответил на вопросы Иова…». Это очень важный вопрос. Ответил Яхве на вопросы Иова или не ответил? По мнению Рижского: ни в чём не ответил. Бог просто произнёс речь, пишет исследователь, «полную поэтики и самовосхваления. Что мог понять Иов из речи Яхве? На это отвечают современные библеисты. Вот Файфер отвечает на этот вопрос: что мог понять Иов из речи Яхве: «Автор Книги Иова вполне понимал, что в виду трансцендентности Бога и ограниченности человеческого понимания, решение проблемы теодицеи невозможно». Вдумайтесь! То есть, теодицея невозможна. То есть, две тысячи лет произошло после Рождества Христова, а решение проблемы теодицеи для западного учёного невозможно.

Что мог понять Иов из речи Яхве? И отвечает уже католический богослов Шедоль: «На человеческом уровне нет ответа на вопрос о страдании невинного». Вот Креста нет на таких богословах. Если они не видят в чём смысл невинного страдания, который явился в Новом Завете, то как они разглядят в Ветхом Завете?

И наконец, эпилог, или, что правильнее было бы назвать, эксод, заключительная часть Книги. То есть, Иов произнёс свои покаянные слова. С чего бы это?

Рижский отвечает: «Основного вопроса, затронутого в споре Иова с друзьями, вопроса о причине зла в мире Яхве вообще не коснулся». Это Рижский пишет. Яхвене коснулся вопроса о причине зла в мире. Значит, автор связал обращение Иова (ну, соответственно, покаяние Иова), «не с тем, что он услышал, а с тем, что увидел. Не с содержанием речей Бога, а только с тем, что Иов собственными глазами узрел его. Только после этого Иов заявил о своём раскаянии. Но вдумчивого читателя…». Вот, Рижский всё время имеет в виду такого вдумчивого читателя, который хочет видеть в Яхве злобного демона. «Однако вдумчивого читателя подобный исход философской дискуссии врядли мог удовлетворить». То есть, ради немногих, избранных умов, была написана эта загадочная Книга Иова.

И вот, вывод Книги Иова, как формулирует его исследователь Рижский. Цитирую: «Нет в мире справедливости и правосудия. А если так, то нет в нём и высшего судьи. Понятно, что такое свободомыслие могло быть уделом лишь немногих, философски настроенных умов». Вот так.

Читать Книгу Иова так, как читает её Рижский, можно при строгом соблюдении некоторых условий.

Первое условие: это отрицание Откровения.

Второе: это изоляция Ветхого Завета от Нового.

Третье: это убеждение, что Библейский монотеизм есть плод естественной эволюции религии Израиля, и как следствие, опора исключительно на масоретский текст.

Вот, на последнем необходимо всё-таки остановиться ещё раз. Соотношению масоретского текста и септуагинты Рижский посвящает отдельное рассуждение, и оно будет весьма поучительным. Почему? Потому, что Рижскому нужно будет доказать, что Бог Книги Иова злой демон, речи Яхве бессодержательны, и автор Книги хотел заронить сомнение: можно ли вообще верить в существование такого бога.

Вот, а для доказательства злобности Яхве, бессодержательности речей Яхве, для того, чтобы возбудить сомнения, что Яхве вообще существуют, септуагинта материала не даёт. Наоборот, перевод 70ти толковников даёт ответ на вопрос о происхождении зла, о смысле страдания Иова. Речи Господа Иову говорят о мироздании, об истории, о тайне спасения. Сам Иов в греческой библии раскаивается благодарно, осознанно и нелицемерно. Такого Рижский допустить не может. И вот, его аргументация, почему нажно опираться исключительно на масоретский текст.

Проследим за его рассуждениями, я думаю, что оно очень поучительно. «Книга Иова в исходном замысле состояла из двух компонентов: это древняя легенда ( сюжет ) и философская поэма. Автор Книги Иова воспользовался древней сюжетной канвой, но решился разорвать легенду пополам с тем, чтобы вставить в середину свою философскую поэму. Остатки древней легенды, т.е. сюжета, сохранились отчётливее всего в прологе и в эпилоге.». Но вопрос возникает, почему Яхве в эпилоге дважды объявляет верным то, что говорил Иов: «не потому, что Иов правее». Это Рижскому очень важно доказать. «не потому, что Иов правее, чем его друзья. Вот это одобрение Иова со стороны Бога вообще не относится к философской поэме, диалогу Иова и его друзей, где Иов обличал Яхве; оно относится только к древней легенде: Яхве дал, Яхве взял и т.д.». Короче говоря, Яхве не мог одобрить взглядов Иова. А если Он в конце концов одобрил, то это остатки, рудимент древней легенды, которая понадобилось автору, как рамка, куда он вставил ядро, философский памфле, против Бога направленный. Теперь представим, - рассуждает Рижский, - «что в таком виде, легендой и диалог по середине, Книга Иова попадает в руки, ( как он говорит), ортодоксов, то есть, ревнителей веры Яхве, представителей господствующей религиозной доктрины.». То есть, вот они получили вот такое произведение. «Книгу Иова можно было либо выбросить, либо включить в канон священных писаний.».

Или выбросить, или включить. Давайте я процитирую: «ортодоксы предпочли включить книгу в свой пропогандистский арсенал. Разумеется, для этого её надо было соответствующим образом обработать. Но у иудейских богословов к этому времени накопился уже вполне достаточный опыт в подобного рода редактировании священных писаний.». Вот это мы себе заметим. Для историка вполне естественно выглядит процесс переписывания священных писаний. «Для того, чтобы усилить аргументацию защитников официальной доктрины, редакторы Книги прибегли к вставкам: большим, поменьше и совсем маленьким. Большая вставка это речь Елиуя.». Вот это вставка. Это всё вставка. Речь Елиуя… поразительно, конечно, как обращаются с древней книгой современные историки. «Вставки поменьше это высказывания самого Иова, что нечестивцев ожидает суровая расплата. В результате такого рода исправлений, Книга Иова постепенно приняла тот вид, который нам сейчас знаком, и стала одним из священных писаний, а обличающий Бога Иов превратился ( превратился! ) в невинного праведника. Это всё была жизнь Книги на еврейском языке. Но на этом злоключения Книги Иова не закончились.». Масоретский текст Книги Иова пусть неоднозначный, сложный, но это финал. С точки зрения Рижского, ничего более достоверного, чем масоретский текст книги не мыслится и не допускается.

Однако, продолжает Рижский, цитирую: «религия Израиля продолжала своё эвалюционное развитие, это нашло отражение в переводе Книги на древний греческий язык. Дело в том, что на последних стадиях развития религии Израиля, возникает учение о будущем посмертном воздаянии.». Вот смотрите, как мыслит историк религии! Библейский монотеизм, это такая вещь, что она вполне может обойтись без идеи о посмертном воздаянии и спасении души. Вот так мыслит историк. Но, действительно, если не принимать идеи о том, что человек Богом сотворён, то как же признать, что человек изначально бессмертен, и это было сразу же в священных Писаниях зафиксировано. «Возникла идея о будущем посмертном воздаянии». Ну, для человека неверующего, смерть это безусловное, а иная жизнь это идея. Смерть безусловная, а иная жизнь после смерти это идея, которая может возникнуть только при каких-то исключительных исторических условиях. И нам предлагают такие исключительные условия рассмотреть. Будем смотреть, что ж это были за условия, когда возникла идея бессмертия души и посмертного воздания.

Цитирую: «Проблема страдания и воздаяния встала в Иудее». Понимаете, она возникла, эта проблема! «в особенно острой и болезненной форме в период гонений на культ Яхве, предпринятый царём Антиохом Епифаном. В 168 году до н.э. в Иерусалимском храме была установлена статуя Зевса, жертвоприношения Яхве, обрезания и суббота были запрещены. В истории Иудеи это был первый случай, когда приверженцы Яхве испытали столь жестокие гонения за свою веру. Были и такие, которые добровольно пошли на пытки или казни, на смерть за веру в Яхве, (ну, имеется в виду участники восстания маковеев). Для тех, кто принял смерть, воздаяние могло быть только посмертным. Идея о посмертном воздаянии неминуемо должна была возникнуть в массовом религиозном сознании. И она возникла, затем она получила теологическое оформление, и так возникла книга пророка Даниила». Так рассуждает Рижский. То есть, идея бессмертия души, воздаяние и воскресение, эти идеи обрели своих носителей среди тех, кого называли «перушим» (фарисеи). Перушим (фарисеи это отдельные, обособленные, вот в этом смысле отличные, вот фарисеи. «Второй и первый века до н.э. стали временем развития новой теологии иудаизма. И в эту же эпоху иудеи встречаются с миром раввинистической культуры. Это была активная встреча. Вовлечение язычников в иудаизм в ту эпоху считалось богоугодным делом, а с другой стороны, иудеи должны были предъявить своё священное писание эллинистическому миру. Также свою догму единобожия, также и своего бога. Но ( пишет Рижский ) проблема со священным писанием была та, что слишком многое выдавало в Яхве черты старого национального бога Израиля. И тут, на помощь пришла возможность как бы заново обрести Писание, но в уже в новой и исправленной форме, и это перевод. Язык св. писания и молитв в иудейской среде становился всё более и более непонятным. Перевод на греческий язык стал необходимостью, он должен был при этом остаться писанием священным. Какие бы сомнения не высказывали учёные об обстоятельствах появления Септуагинты, одно остаётся несомненным: это чрезвычайные усилия иудейства, направленные на предание переводу сокрального характера». То есть, Септуагинта должна была быть призвана писанием Священным, несмотря на то, что Септуагинта это текст на греческом языке.История появления Септуагинты изложена в так называемом письме Аристея, письмо написано от имени чиновника при дворе египетского царя Пталамея 3го Филадельфа. Годы его правления: 284-247 до Р.Х. Естественно, письмо Аристея подверглось исторической критике, этого мы касаться не будем. Важно сейчас другое. Какой ореол святости автор письма придаёт переводу. Это и посольство из Александрии в Иерусалим:

«Благославение иудейского первосвященника Елиазара. Список Торы, сделанный золотыми буквами. Полнота мудрости и учёности, когда от каждого из 12ти колен представители образуют мистическое собрание в 72 старца, это 72 дня, за которые был сделан перевод, это клятва иудейской общины, что никто не внесёт никаких изменений в полученный текст перевода», То есть, автор письма доказывает, что Септуагинта это священное Писание на греческом языке. Наука протестует: письмо Аристея передаёт легендарный материал. Ну пусть легендарный материал оно передаёт. Вот, скажем, Филон Александрийский, это историческая личность, это благочестивейший, авторитетнейший иудей, знаток греческой философии, он жил на рубеже веков. Филон сообщает, что переводчики работали в отдельных кельях, не сообщались между собою, и каждый сделал полный перевод, а когда переводы сличили, то они полностью совпали.

Вот, это обстоятельство нужно отметить. И никакая историческая критика нас тут не опровергнет. А именно: восприятие благочестивого и учёного иудея конца 1го века до нашей эры, начало 1го века нашей эры, септуагинта это святое. Вот, восприятие благочестивого и учёного иудея рубежа эпох, Септуагинта это Священное Писание. И само создание Септуагинты почеталось священным событием. В его честь справляли ежегодное праздненство на острове Фарос, как сообщает тот же Филон.

Свидетельство современников, авторы письма Аристея и Филона Александрийского, много значит. Однако, историк религии исходит из своей концепции, как развивалась религи Израиля по его мнению. Историк фиксирует расхождение по смыслу между древнееврейским текстом и переводом на греческий язык, называет масоретский текст оригиналом и утверждает, что в Септуагинте содержатся «сознательное стремление изменить смысл оригинала в интересах новой теологии иудаизма», имеется прежде всего в виду идея посмертного воздаяния.

Вообще, чтобы читать учёные книги по библеистике, великого нужно набраться терпения. Не будем ещё раз уточнять, что никакая наука не позволяет сейчас говорить ни о каком оригинальном тексте книг Ветхого Завета. Существует совокупность библейских текстов, и эта совокупность является исходной. Однако, расхождене в богословии Книги Иова на греческом языке и Книги Иова на еврейском языке действительно существуют. Расхождения в богословии между этими двумя текстами существуют, но нет, не идея посмертного воздаяния главное из этих расхождений. Потому что при внимательном чтении древнееврейского текста эта идея в нём прочитывается с полной определённостью. Главное расхождение между масоретским текстом и переводом 70ти это учение о человеке и учение о дьяволе. Вот на что нужно обратить внимание! Главное расхождение между древнееврейским текстом и древнегреческим текстом это учение о человеке и учение о дьяволе.

Из греческого текста открывается перспектива спасения, когда Бог вочеловечелся и принял казнь от врага рода человеческого. Когда Воскресение стало началом посмертного воздаяния душам усопших, тогда не только пророческие книги обнаружили смысл пророчеств, что это Христос, что это Воскресение, но и Книга Иова обнаружилась, как пророчествующая о человечестве Мессии. И в этом качестве она яснее читается на греческом языке.

В современной науке можно считать установленным, что масоретский текст это произведение, которое в своём окончательном виде было отредактировано позднее, чем были созданы основные переводы книг Септуагинты. Масоретский текст возник в окончательном виде позднее, чем основные перевод книг Септуагинты.

Если историк религии, Рижский и другие, так легко допускает, что иудейские богословы были весьма опытны в редактировании св. Писании, то почему не допустить, что с возникновением христианства древнееврейский текст Писания был отредактирован теми, кто Христианство отверг с порога. Если такое предположение, что масоретский текст содержит в себе следы полемики с Христианством кажется невероятным, то можно сопоставить два факта из истории Библейских текстов. То есть, кто-то может подумать, что невероятно, что вот масоретский текст содержит в себе следы полемики с христианством. Кому-то это кажется невозможным. Вероятно есть такие люди. Но тогда мы предъявим им два факта из истории Библейских текстов: ещё благочестивийший и учёнейший Филон Александрийский признаёт Септуагинту святыней. Для Филона Септуагинта это святое. А вот, как стали воспринимать Септуагинту держатели масоретского текста с возникновением враждебного им христианство, вот свидетельство толмуда: (это из Масехет Софрим 1-7) «однажды, пять мудрецов (вот важно что не 70, заметьте) написали Тору для царя Птолемея на греческом языке, и день тот был столь же зловещим для Израиля, как тот, в который был сделан золотой телец.». Да, вот вдумаемся вот в это сравнение. То есть, перевод Торы и золотой телец. Если помните, когда народ у горы Синай сделал золотого тельца, Моисей разбил скрижалии Завета. Значит, когда Тору перевели на греческий язык, её уничтожили. Смотрите как! Какая ненависть к этому памятнику, который мы называем Септуагинта. Вот, откуда взялось такое убеждение? Заглянем в толмуд ещё раз: «Сказал Раби Ягуда Баршалом: Моисей просил, чтобы мишна ( это устный закон, предание ) была написана ( то есть, не передавалась из уст, а была написана ), но святой, благословен он, предвидел, что народы будут переводить Тору, читать её по-гречески и говорить: мы Израиль, мы сыны Господа, теперь чаши весов уравнены».

То есть, что говорит раввин Ягуда Баршалом? Он говорит, что народы гойим имеют Тору и Израиль имеет Тору, и в этом отношении чаши весов уравнены, и это с его точки зрения очень плохо, потому что Израиль не может быть уравнен с прочими народами. Следовательно, вот логика иудаизма, смотрите, следовательно Израилю отдельно от всех народов было дано устное учение, которое не записывается. То есть, с возникновением Христианства, Септуагинта перестала быть святыней и стала врагом. Вот так жил этот перевод: сначала как святыня для еврейского народа, а затем как текст враждебный. Септуагинта стала врагом.

Это произошло потому, что иудаизм не есть продолжение Ветхозаветной религии. Иудаизм не есть продолжение Ветхозаветной религии. Если Новый Завет открывает тайны Ветхого Завета, так думают Христиане, но он сознательно отвергается в иудаизме (Новый Завет), то значит, что в иудаизме отвергается и смысл Ветхозаветных книг. В иудаизме отвергается смысл ветхозаветных книг. Так думает христианин. Иудеи не владеют смыслом ветхозаветных книг.

А если помнить, что писаный текст в иудаизме никогда не будет таким священным, как устное предание, то редактирование текстов в нужном идеологическом направлении уже не имело и не должно было встречать никаких принципиальных возражений.

Без Септуагинты не только важные детали, но и стержневой смысл Книги Иова могут остаться или непонятными, или пониматься с великим трудом. Вот почему этого не видит Рижский? Потому что таковы исходные его установки: откровение отрицается, а книги Ветхого Завета рассматриваются в изоляции от Новозаветно религии.

И важно понять, что это не наука, а мировоззрение, которое предшествует всякому научному исследованию.

То есть… я возвращаюсь к этой мысли, но понимаете, это вот надо один раз понять. Нам предлагают рассматривать религию Израиля в её эволюции, как процесс развития от примитивного ко всеобщему, от полудикого состояния к вершинам человечества. Вот это взгляд не христианский, этот взгляд не религиозный. Этот взгляд говорит: мир и человечество развиваются эволюционно и (важное словечко тут возникает) прогрессивно. То есть, это глубинный пласт самочувствия, который порождает всякого рода исторические реконструкции религии Израиля, как она развивалась.

Вот эта вот концепция прогресса может так глубоко запасть в душу человека, как это у Рижского было, что человек признает, что мир ужасен и бесчеловечен, что всё катится в тартарары, но он будет говорить о разуме и о свободе. То есть, в конечном счёте, будет поворачивать в сторону прогресса. Даже если весь прогресс будет сосредоточен в его единичном уме и его персональной свободы.

Вот интересно, чем оканчивает Рижский свой основательный труд о Книге Иова. Последнюю страничку я вам сейчас перескажу. Знаете чем оканчивает Рижский свой труд? Тем, что цитирует Зигмунда Фрейда: «голос разума тих», пишет Рижский. И затем он привлекает Фрейда. Фрейд пишет: «Но он не успокаивается, пока не добъется, чтобы его услышали. В конце концов, хотя его снова и снова бесконечное число раз ставят на место, он добивается своего». Ну, что тут скажешь? Вечное беспокойство и бесконечное упорство. И нет силы, которая могла бы извлечь некоторых сторонников теории эволюции и прогресса из этих глубин. Эти люди могут представлять себя атеистами. Но, это атеисты религиозного склада, отнюдь не неверующие. Это богоборцы.