Фактическая заработная плата

Пытливая марксистско-ленинская мысль номенклатуры привела к открытию нового, не предвиденного Марксом способа увеличения прибавочной стоимости. Номенклатура скромно молчит об этом обогащении марксистской политэкономии, но здесь нужно о нем сказать.

Дело в том, что, анализируя эксплуатацию при капитализме, Маркс не сталкивался с отсутствующей при этом строе проблемой кризиса недопроизводства. Поэтому он не мог обнаружить ту дополнительную возможность эксплуатации, которую такой кризис предоставляет хозяевам. Для социализма же Маркс, как мы видели, предсказывал перепроизводство — и не предсказывал эксплуатации.

Маркс начинает свой анализ капиталистической эксплуатации с того, что устанавливает: в процессе производства создаются товары. Вопрос о том, для кого они предназначены, Маркс не считает нужным рассматривать: автору «Капитала», писавшему свой труд в капиталистической Англии, и без того ясно, что они изготовляются для массы потребителей. Ему столь же ясно, что и производство средств производства преследует, в конечном счете, ту же цель — удовлетворение платежеспособного спроса потребителей; ведь только сбыв произведенный товар, капиталист получит деньги, реализует тем самым прибавочную стоимость и сможет вложить новые средства в расширение производства.

Соответственно Маркс вывел свою знаменитую общую формулу капитала: «Деньги — товар — деньги» (Д—Т—Д,), где Д, обозначает сумму денег, возросшую за счет реализованной прибавочной стоимости. Маркс не подумал о том, что формула годна не для всякого, а только для капиталистического производства, неразрывно связанного с гневно обличенным буржуазным торгашеством. В обществе же, где такое торгашество выжжено каленым железом, дело обстоит иначе.

Номенклатуре нет нужды сбывать произведенную продукцию, чтобы реализовать прибавочную стоимость. В противоположность капиталисту ей ведь не нужно получать от кого-то деньги — в ее руках государство, и она сама печатает дензнаки по своей потребности.

Поскольку весь продукт труда достается государству, то есть номенклатуре, прибавочная стоимость, естественно, оказывается в ее распоряжении, причем прямо в той форме, в какой номенклатура пожелает ее получить и соответственно включить в производственный план. В этих условиях задача номенклатурного предпринимателя — государства — состоит уже не в том, чтобы, подобно торгашам–капиталистам, производить для нужд покупателей, а в том, чтобы производить прямо для своих собственных классовых нужд.

Это отнюдь не нужды массы обычных потребителей. Немногочисленный класс номенклатурщиков может быстро насытиться до отвала товарами личного потребления самого лучшего качества — главным образом за счет импорта или товаров, изготовляемых на экспорт.

Выше уже говорилось о том, какая продукция соответствует классовым потребностям номенклатуры: продукция тяжелой и — в первую очередь — военной индустрии. Поскольку же класс номенклатуры как владелец сверхмонополии советского народного хозяйства может по своему усмотрению решать, сколько чего должно быть произведено, и поскольку производственные возможности плановой экономики реального социализма существенно урезаны тенденцией к сдерживанию развития производительных сил, номенклатура готова была бы все производственные мощности без остатка употребить на удовлетворение своих нужд. Сделать это невозможно, так как и население страны нуждается в товарах народного потребления. Поэтому номенклатура вынуждена планировать производство и этих товаров. Но она рассматривает такое производство как чистый убыток для себя и как уступку населению. Это существенное обстоятельство. которое читателю из несоциалистических — да и социалистических — стран надо понять, ибо только тогда ему перестанет представляться загадочным хронически плачевное состояние легкой промышленности и сельского хозяйства в СССР. Только тогда он перестанет выражать недоумение: как это страна, запускающая космические ракеты в дали Солнечной системы, до сих пор не может наладить производство приличной обуви? Как это страна, стоящая по размеру посевной площади на первом месте в мире и имеющая многовековые традиции сельского хозяйства, стала крупным импортером сельскохозяйственных продуктов и каждый год регулярно закупает хлеб за границей? Когда же читатель осознает, что легкая промышленность и, в значительной мере, сельское хозяйство рассматриваются номенклатурой лишь как неизбежное зло, как уступка рабочей силе и расходы на эти отрасли урезаются до предела, тогда для него картина развития советской экономики станет значительно более ясной.

«Но почему это уступка? — спросит западный читатель. — Можно понять, что уступкой государства–предпринимателя является повышение заработной платы или снижение розничных цен на товары массового потребления. Но коль скоро государство выплатило работникам зарплату, какая же разница, на что они ее истратят?» А вот советские люди понимают: разница есть. Западный читатель привык: были бы только деньги, а купить на них всегда все можно. Советский человек знает: нет, нельзя. Поэтому он гораздо лучше читателя из несоциалистического мира сознает, что людям-то для жизни нужны не денежные бумажки сами по себе, а приобретаемые на них товары.

Экономической науке и статистике, рожденной до возникновения реального социализма, известны две категории заработной платы: номинальная и реальная. Последняя зависит от цен на товары и рассматривается как величина «корзинки» с потребительскими товарами, которую можно приобрести на остающуюся после вычетов зарплату.

Советский учебник политэкономии дает следующее определение: «Реальная заработная плата есть заработная плата, выраженная в средствах существования рабочего; она показывает, сколько и каких предметов потребления и услуг может купить рабочий на свою денежною заработную плату» ⁷⁹.

А как быть, если зарплата есть, товаров же нет? Такой случай западной наукой не предусмотрен. Между тем он-то и является типичным в условиях реального социализма при хроническом кризисе недопроизводства и примате тяжелой индустрии.

Для наглядности рассмотрим пример. Механизатор–комбайнер в Сибири. Номинальная зарплата у сельского механизатора сравнительно высока. А в сельпо ассортимент таков: черный хлеб, макароны, рыбные консервы, соль, спички, леденцы, сигареты и сахар по талонам. Иногда завезут колбасу сомнительной свежести. Так какова у него реальная зарплата?

Реальный социализм плохо совместим с реальной зарплатой. Он вытесняет это буржуазное понятие, исходящее из предпосылки изобилия товаров, из того, что товаров больше, чем денег. При реальном социализме положение обратное: массе денег, находящихся в руках населения и тем самым предназначенных для приобретения потребительских товаров, противостоит явно недостаточная масса таких товаров. Это несмотря на то, что зарплата трудящихся, как мы видели, низка, а цены на товары народного потребления высоки.

Для условий реального социализма необходимо ввести другое понятие, которое мы назовем фактической заработной платой.

Фактическая заработная плата, в отличие от реальной, представляет собой не арифметически исчисленную, а фактическиполучаемую трудящимся на его зарплату массу потребительских товаров и услуг.

Реальная зарплата является, следовательно, лишь идеальным случаем фактической зарплаты, когда вся получаемая работником сумма, может фактически использоваться для приобретения нужных ему товаров и услуг. При реальном социализме такое положение существует прежде всего для номенклатуры, которая имеет право пользоваться особыми магазинами, столовыми и спецбуфетами (о них речь пойдет в следующей главе).

К чему все это говорится? К тому, что раз при реальном социализме реальная заработная плата заменяется для трудящегося фактической, заметно повышается уровень эксплуатации. Ведь если государство–монополист предоставляет работнику меньше потребных ему товаров и услуг, чем по установленным ценам он должен был бы получать на свою зарплату, оно тем самым снижает его заработок. Разница между реальной и фактической заработной платой — открытый номенклатурой дополнительный источник получения прибавочной стоимости.

Насколько хорошо понимает это класс номенклатуры, мы ясно ощутили в годы войны. Вскоре после начала войны в СССР была введена карточная система на продовольствие и промтовары, устанавливавшая жесткие, но все же биологически допустимые нормы. Однако затем было сделано дополнительное разъяснение: фактически на руки будут выдаваться продовольственные товары не по всем, а только по так называемым «объявленным» талонам, на промтовары же и услуги будут выписываться специальные ордера. Следствием было то, что ордера получали только привилегированные счастливчики, а из продовольствия рядовому потребителю исправно отпускали хлеб и еще немного продуктов по нескольким талонам.

Когда советские газеты сообщили во время войны, что в Италии хлебный паек равен 150 граммам в день, никто не поверил: всем было ясно, что в этом случае итальянцы давно бы вымерли, как вымерли ленинградцы, получавшие именно такой паек. Что где-то могут выдавать по карточкам не только хлеб, никому и в голову не приходило. Номенклатура и сама хорошо понимает, и заставила людей в Советском Союзе осознать: важна масса действительно получаемых, а не теоретически причитающихся потребительских товаров.

Разница между реальной и фактической заработной платой советских трудящихся явственно отразилась в солидной сумме денежных сбережений населения СССР. Советская пропаганда представляет ее как свидетельство материального благосостояния народа. Но это неверно. В условиях нормального обеспечения населения товарами и услугами 257 рублей в месяц не содержат остатка для сбережений. Сбережения трудящихся делаются за счет разницы между зарплатой реальной и зарплатой фактической. Не благосостояние, а эксплуатация советских трудящихся стоит за массой скапливающихся денежных знаков, сдаваемых все тому же государству в сберкассы при весьма низком процентном начислении (на Западе вкладчику сберкассы и банка выплачивается более высокий процент, чем в СССР). В сфере получения прибавочной стоимости систематическое недопроизводство товаров народного потребления гарантирует выгодный номенклатуре разрыв между фактической и реальной заработной платой. Неуклонное проведение этой линии и соответствующее планирование развития народного хозяйства на будущее обеспечивают номенклатуре то, что разрыв является не временным, а постоянно действующим фактором в получении ею прибавочной стоимости.

Здесь мы подошли ко второму совершенному номенклатурой, но замалчиваемому ею открытию, которое обогащает теорию Маркса.

Различая стоимость и потребительскую стоимость, Маркс рассматривал эксплуатацию только в плане первой, а не второй. Между тем, как выяснилось из хозяйственной практики номенклатуры, для характеристики эксплуатации недостаточно вычислить арифметически норму прибавочной стоимости. Если не в высушенной абстракции политэкономии, то в реальной общественной жизни чрезвычайно важно, какая именно изготовляется продукция. Дело в том, что при арифметически одинаковой норме прибавочной стоимости масштаб эксплуатации на деле меняется в зависимости от того, производятся пушки вместо масла или масло вместо пушек.

Можно с полным правом утверждать: рабы Древнего Египта, работавшие на ирригации полей, необходимых для их же пропитания, эксплуатировались меньше, чем работавшие на строительстве пирамид — усыпальниц фараонов. Крепостные, занятые тяжелым трудом по сооружению колодца, из которого они сами могли потом брать воду, эксплуатировались меньше, чем крепостные девки-кружевницы, занятые плетением кружев для господских платьев. Рабочие-металлисты, изготовляющие малолитражные автомобили, которые когда-нибудь и они смогут себе покупать, эксплуатируются меньше, чем такие же металлисты, изготовляющие саперные лопатки для внутренних войск — оружие против тех же рабочих-демонстрантов. Никакая арифметически подсчитанная норма эксплуатации не меняет этих фактов.

Надо понять: провозглашенный Сталиным и упорно осуществляемый с тех пор номенклатурой принцип преимущественного развития производства средств производства — вовсе не некий абстрактный идеологический тезис. Он прикрывает увековечение дополнительного источника эксплуатации непосредственных производителей— классом номенклатуры.

Непосредственные производители в СССР вынуждены отдавать свою рабочую силу для изготовления продукции, нужной лишь хозяевам номенклатурного государства; самим же труженикам эта продукция просто не нужна или даже направлена против их интересов. Производя по-прежнему явно недостаточное количество товаров народного потребления, советские трудящиеся принуждены собственными руками цементировать низкий уровень своей фактической заработной платы, то есть дополнительный повышенный уровень прибавочной стоимости, выкачиваемой из них номенклатурой.

Так теоретическое обогащение марксизма оборачивается материальным обогащением класса номенклатуры. Поэтому она молчит о своем открытии.

 

Масштаб эксплуатации

Каков масштаб извлечения классом номенклатуры прибавочной стоимости?

Это тема для специального экономического исследования. Мы можем здесь лишь указать, какого примерно порядка эта величина.

Куронь и Модзелевский пришли к выводу, что в начале 60-х годов в Польше, промышленный рабочий отдавал одну треть своего рабочего времени созданию необходимого и две трети — прибавочного продукта ⁸⁰. Здесь еще не учтена разница между реальной и фактической заработной платой как фактор, повышающий размеры прибавочной стоимости.

Нет оснований полагать, что в Советском Союзе масштаб получения прибавочной стоимости сколько-нибудь заметно отличается от польского.

Больше это или меньше, чем при капитализме?

В этой связи следует обратить внимание на публикуемый, но не разъясняемый в соцстранах факт их непомерно больших инвестиций, составляющих всегда значительно большую долю национального продукта, чем инвестиции в капиталистических странах. Речь идет не только о процентах, но об абсолютных цифрах инвестиций на душу населения. Средства же для инвестиций ни на какие страны не падают манной небесной. Источник инвестиций при реальном социализме, как и при капитализме, — прибавочная стоимость. Следовательно, разница между социалистически- ми и капиталистическими странами в масштабе инвестиций, отражает разницу в количестве производимой там прибавочной стоимости на душу населения. Вот по этому показателю страны реального социализма действительно обогнали капитализм.

Есть ли еще аргумент в пользу такого вывода? Есть. Известно — и не оспаривается в номенклатурных государствах, — что производительность труда там ниже, чем в промышленно развитых капиталистических странах. Советская статистика дает такие цифры: производительность труда в народном хозяйстве СССР составляет 40% американской, причем в промышленности — 55%, а в сельском хозяйстве — менее 20% ⁸¹. Значит, трудящийся при реальном социализме, изготовляя меньше продукции, чем его коллега в развитой капиталистической стране, производит в то же время больше прибавочного продукта. Как это возможно?

А мы об этом уже говорили; номенклатура пустила в ход все известные ей способы — как описанные Марксом, так и открытые ею самой, — для извлечения максимума прибавочной стоимости. В результате, хотя производительность труда рабочих в СССР остается низкой, извлекаемая номенклатурой прибавочная стоимость высока. Феномен это не новый, так было и в Западной Европе в период раннего капитализма, так было и в колониях.

Подтверждением того, что мы имеем здесь дело именно с колониальным феноменом, служит скрываемый на Востоке, но хорошо известный на Западе факт: социалистические страны рассматриваются наряду с колониями и слаборазвитыми государствами третьего мира как «страны дешевого труда». Эта дешевизна труда есть не что иное, как непропорционально малый размер необходимого продукта в странах реального социализма по сравнению с развитыми капиталистическими странами.

А возможно такое только в условиях отсталости. Ведь почему в этих странах по сравнению с Западом рабочая сила дешева? Не потому, что ее много: в США миллионы безработных, но рабочая сила отнюдь не дешевая.

Дешевизна рабочей силы определяется отнюдь не наличием безработицы, а уровнем развития социальных структур и политическим строем в стране. Рабочая сила дешева там, где еще сохранился колониальный или феодально-рабовладельческий принцип сосуществования двух резко различных и не соприкасающихся жизненных уровней — один для правящего слоя (колонизаторов, рабовладельцев, феодалов, номенклатурщиков), а другой — для обычного населения.

Именно дешевизна рабочей силы позволяет классу номенклатуры использовать демпинг в борьбе с конкурентами на рынках капиталистического мира. Поговорите с представителями западногерманских текстильных фирм: они расскажут о том, какие трудности в период кризиса, создавал для них импорт продававшихся буквально за гроши мужских сорочек и костюмов из ГДР. Кстати, в самой ГДР цены на сорочки были значительно выше, чем в ФРГ, но для получения твердой валюты, номенклатурное руководство ГДР готово было отказаться от раздутой прибыли в восточных марках и сбыть часть продукции за западные марки по демпинговым ценам.

Есть, однако, и другая, гораздо более приятная для западных предпринимателей форма использования принудительной дешевизны труда в странах, где правит номенклатура. Дело в том, что все за ту же твердую валюту класс номенклатуры готов поделиться с западными капиталистами частью извлекаемой им прибавочной стоимости. Вошедшие в моду «совместные предприятия» (joint ventures) основаны на принципе: западные машины, советская дешевая рабочая сила, — а оптимизированная таким сочетанием прибавочная стоимость, делится в определенной пропорции между номенклатурным государством и западными предпринимателями.

В рамках столь широко рекламируемого экономического сотрудничества между двумя системами проводятся, например, такие операции: в Болгарии производятся американские сигареты и продаются потом на Западе; в Румынии шьются для американского рынка из американского материала и строго по американским фасонам костюмы и везутся затем на продажу в США. На сколько же меньше платят рабочим в социалистических странах, чем в Америке, если разница не только оправдывает транспортировку материалов из США в Восточную Европу и готовой продукции назад в США — со всеми наценками на порчу, страховкой, упаковкой, организационными расходами и т.д., но и дает американским предпринимателям, очевидно, больше прибыли, чем если бы товар производился на месте, в Америке, да еще обеспечивает плановую прибыль выполняющим заказ предприятиям в соцстранах! Сравнение с колониальной эксплуатацией прямо напрашивается.

В итоге централизации экономики в руках номенклатурного государства можно определить примерную величину годовой прибавочной стоимости в СССР. Она равна доходной части госбюджета за вычетом займов (а они содержат распределенную, то есть уже учтенную прибавочную стоимость) и доходов от внешнеэкономических операций — кроме операций колониального типа.