Традиционная экспансия плюс «мировая революция»

Как-то, когда упоминавшийся в предыдущей главе академик В.М.Хвостов был начальником историко-дипломатического управления и членом коллегии МИД СССР, я спросил его:

— Владимир Михайлович, мне понятно, почему не выдаются исследователям советские дипломатические документы с 1917 года. Но почему закрыты и материалы царской дипломатии со второй половины XIX века?

— Потому, — скрипуче отчеканил Хвостов, сжимая после каждого слова тонкие губы, — что при определенной аналогии внешнеполитической проблематики, тогдашняя российская дипломатия применяла в отдельных случаях решения, аналогичные современным. Нам нет нужды их раскрывать.

Речь шла, таким образом, не о смутном ощущении номенклатурой некоего, возможно, случайного сходства, а об осознанном продолжении традиции, о своеобразном сообщничестве дипломатии номенклатурной и дипломатии дворянской, о преемственности их тайн и методов.

Вот что писал об этих целях и методах Энгельс — слова, хотя и включенные в гэдээровское издание его сочинений, но в Советском Союзе не цитируемые: «Россия — безусловно страна, стремящаяся к завоеваниям ...» ³

А Карл Маркс отмечал: «Чтобы иллюстрировать «антипатию» России к расширению, я привожу несколько данных из множества фактов, касающихся территориальных приобретений России со времени Петра Великого.

Русские границы продвинулись:

По направлению к Берлину, Дрездену и Вене примерно на 700 миль.

По направлению к Константинополю примерно на 500 миль.

По направлению к Стокгольму примерно на 630 миль.

По направлению к Тегерану примерно на 1000 миль» ⁴.

Со времен Маркса эти границы продвинулись еще дальше. Маркс замечает: «... традиционные приемы, при помощи которых Россия преследует свои цели, далеко не заслуживают того восхищения, с которым к ним относятся европейские политики. Если успех этой традиционной политики является доказательством слабости западных держав, то однообразие и шаблонность этой политики свидетельствуют о внутреннем варварстве России» ⁵.

Слово «варварство» здесь неточное, оно вызвано эмоциями Маркса. Но мысль ясна: речь идет об отсталости феодальной России.

Как получается, что Советское государство, созданное под лозунгом полного разрыва со всей предшествовавшей политикой феодально-абсолютистской России, выглядит на деле настойчивым продолжателем ее внешней экспансии? Это особенно странно, если учесть марксистское положение, что любая политика есть политика классовая и несет на себе неизгладимую печать проводящего ее класса. Но ведь класс-то, казалось бы, новый!

Новый ли класс номенклатура — посмотрим в последней главе. Здесь же отметим: неверно говорить только о традиции. Экспансионистская традиция царизма возведена в новую степень соединением ее с марксистско-ленинской идеологией.

В предыдущей главе номенклатурная идеология уже была охарактеризована как идеология великодержавия, облеченная в марксистско-ленинскую фразеологию. Это относится в полной мере и к внешнеполитической части номенклатурной идеологии, но здесь такое сочетание образовало особенно взрывчатую смесь.

Маркс постулировал неизбежность победы пролетарской революции и установления коммунистического строя во всем мире. Ленин исходил из того, что, вопреки принципам исторического материализма, революция может победить вне зависимости от уровня развития страны, то есть уже сейчас и повсюду: это привело к провозглашению Лениным задачи немедленной мировой революции. Сталин объявил диктатуру номенклатуры социализмом, уже победившим в одной стране, и создал модель возникновения новых социалистических стран, как вассальных номенклатурных режимов — сателлитов Советского Союза. Коммунистические партии во всех частях света возникли под влиянием советской компартии и были воспитаны Коминтерном, ставшим частью внешнеполитического аппарата советской номенклатуры. Эти партии стали в своих странах агентурой советского номенклатурного класса, в то же время именно их приход к власти ленинизм объявил главным содержанием пролетарской революции.

Так произошло слияние понятий «мировая пролетарская революция» и «мировое господство Советского Союза».

Провозглашая цель «победы социализма в мировом масштабе», номенклатура подразумевает свое мировое господство.

В этом состоит разница между царистской и номенклатурной экспансией. Царистская была региональной, а номенклатурная глобальна. Царизм не ставил себе задачи установить царистский режим в мировом масштабе, он просто стремился к приобретению колоний — как в свое время Англия, Франция, Испания, Португалия, Италия, Голландия, Бельгия. А советская номенклатура стремится господствовать во всем мире — как Александр Македонский, Атилла, Чингисхан, Гитлер.

В советской печати цитировалось скрывавшееся раньше заявление Мао на расширенном заседании Военного совета ЦК КПК 11 сентября 1959 года: «Мы должны покорить земной шар. Нашим объектом является весь земной шар. О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем. Что касается Луны, Меркурия, Венеры — всех восьми планет, помимо Земли, — то можно будет еще исследовать их, побывать на них, если на них вообще возможно побывать. Что же касается работы и сражений, то, по-моему, важнее всего наш земной шар, где мы создадим мощную державу. Непременно надо проникнуться такой решимостью» ⁶.

Цитата любопытная — только кто такие были эти «мы» для Мао в 1959 году, когда ось Москва—Пекин была еще крепка? Не одна КНР, а весь реально-социалистический лагерь во главе с Советским Союзом.

Плановая внешняя политика

Внешняя политика вытекает из внутренней, она служит проявлением на международной арене внутреннего режима государства. Со всей настойчивостью подчеркивал это Ленин; «Выделять «внешнюю политику» из политики вообще или тем более противополагать внешнюю политику внутренней есть в корне неправильная, немарксистская, ненаучная мысль» ⁷.

Класс номенклатуры осуществляет диктаторскую власть в Советском Союзе монопольно, фактически не сдерживаемый никаким парламентским контролем и никакой оппозицией. Подобно тому, как из монопольного хозяйничанья номенклатуры в экономике страны, автоматически вырастает плановость экономики, из политической монополии класса номенклатуры вырастает плановость его внешней политики.

Плановость — сильная сторона внешней политики номенклатурного государства. Парламентские демократии, во всяком случае в нынешнем их состоянии, неспособны конкурировать в этой области с диктатурой номенклатуры. Правительства этих демократий могли бы планировать свою политику (как внешнюю, так и внутреннюю) в лучшем случае в рамках очередной легислатуры — от выборов до следующих выборов. В действительности они не делают и этого. Полностью завися от благосклонности избирателей, западные партии, в том числе правящие, сразу же после парламентских выборов, проводят свою политику как избирательную кампанию к следующим выборам: они всеми силами стараются удержать своих избирателей и привлечь на свою сторону новых. Поскольку целью партий в парламентской демократии является получение большинства голосов на выборах, а все остальное рассматривается лишь как метод к достижению такой цели, возникла любопытная аберрация и в сфере внешней политики: хорошей внешней политикой считается на Западе не та, которая в будущем обеспечит положительное для государства результаты, а та, которая на ближайших выборах обеспечит правящей партии максимум голосов.

Пусть читатель не воспринимает эти слова как критику демократии. Но было бы неверно умолчать о слабости парламентско-демократической внешней политики, которая явственно видна приезжему из страны реального социализма.

В странах реального социализма возможно, не ограниченное временем, планирование внешней политики. Планирование может осуществляться без оглядки на население страны, исключительно на основании того, что номенклатура считает своими классовыми интересами.

Класс номенклатуры имеет свои органы планирования внешней политики.

В конце 60-х годов в Министерстве иностранных дел СССР было создано управление планирования внешнеполитической деятельности — УПВД. Первым его руководителем был заместитель министра иностранных дел СССР В.С.Семенов — опытный дипломат, умело сочетавший склонность к философствованию с деловой хваткой бюрократа сталинской выучки. Заместителем начальника УПВД был назначен И.И.Ильичев — бывший верховный комиссар СССР в Австрии и заведующий 3-м европейским отделом МИД СССР, а в прошлом — при Сталине — генерал, начальник Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР (ГРУ). Так как Семенов вскоре был откомандирован заниматься советско-американскими переговорами об ограничении стратегических вооружений (ОСВ), вместо него начальником УПВД стал А.В.Ковалев — ныне первый заместитель министра иностранных дел СССР, которого я помню еше флегматичным первым секретарем в министерстве.

Решение ЦК КПСС о создании УПВД предусматривало сформирование его как своего рода научно-исследовательского института в составе аппарата МИД СССР. Его ответственным сотрудникам — главным советникам (их очень мало), старшим советникам и советникам — были установлены особенно высокие оклады, равные окладам профессоров Академии наук СССР. Впрочем, скоро после этого, было проведено значительное повышение окладов всего аппарата МИД СССР.

По примеру Советского Союза в министерствах иностранных дел ряда социалистических стран Европы были образованы отделы планирования внешней политики.

Значит, это и есть органы, планирующие внешнюю политику в социалистических государствах?

Нет, это вспомогательные органы. Тогдашний заведующий отделом планирования внешней политики МИД ГДР профессор Харри Вюнше прямо говорил мне: «Мы можем планировать только отдельные внешнеполитические мероприятия. Сама же внешняя политика планируется не у нас, а в ЦК».

Это относится полностью и к советскому УГТВД. «Наша дипломатия подчинена Цека ...» — заявлял еще Ленин ⁸. Так обстоит дело и сегодня.

Подведем итог. Внешняя политика СССР планируется в аппарате ЦК КПСС. Это планирование — сложный многоступенчатый процесс, ориентирующийся на настроения в различных номенклатурных кругах, в первую очередь в руководстве и в партаппарате, учитывающий соображения военной номенклатуры военно-промышленного комплекса и КГБ, мнение руководителей зарубежных компартий, предложения МИД и Министерства внешней торговли СССР, задачи пропаганды — короче говоря, определяемый рядом факторов.

Именно эта множественность учитываемых мнений, не приводящая, однако, к расплывчатости вырабатываемой линии, показывает: внешняя политика номенклатуры планируется не по капризу членов Политбюро, а в соответствии с классовыми интересами номенклатуры — номенклатуры, а не управляемого ею народа.

Оборонительная агрессия

Мы говорим об агрессивности и экспансии. Но, может быть, номенклатура в действительности только обороняется? Ведь есть на Западе вполне серьезные люди, считающие, что у советского руководства — патологически обостренная потребность в национальной безопасности.

Вот что говорил Сталин в своей «клятве» после смерти Ленина:

«Ленин никогда не смотрел на Республику Советов как на самоцель. Он всегда рассматривал ее как необходимое звено для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над капиталом. Ленин знал, что только такое понимание является правильным не только с точки зрения международной, но и с точки зрения сохранения самой Республики Советов» ⁹.

Таким образом, именно как меру, необходимую для сохранения Советского Союза, Ленин и Сталин истолковывали столь часто повторявшийся Лениным лозунг создания «Всемирной Советской Республики».

Почему класс, объявляющий свое господство закономерным и потому неизбежным светлым будущим всего человечества, видит угрозу для себя в существовании другой, якобы обреченной системы? Да потому, что все словеса о неизбежности победы коммунизма в мировом масштабе — лишь пропаганда с целью посеять пессимизм на Западе, а заодно внушить собственному населению: надеяться нечего, перемен не будет. В действительности же номенклатура рассуждает не в духе апокалипсических пророчеств, а весьма практически. Она знает: в странах Запада жизненный уровень населения значительно выше, чем в Советском Союзе, и население на Западе живет в условиях невообразимой для советских граждан свободы. Знает номенклатура и то, что ее подданные осведомлены о таком положении, и она удерживает их в узде лишь постоянным запугиванием. Но запугивание не может длиться вечно. И с ужасом думает номенклатура о том, что произойдет, когда подданные, наконец, устанут бояться. А может ли вообще такое случиться? По убеждению номенклатуры, — может, потому что существует свободный и богатый Запад. Это он показывает подданным номенклатуры, что без ее господства людям живется лучше — даже при всех недостатках системы свободного рынка. Поскольку дело здесь не в действиях Запада, а в самом его существовании, никакая «разрядка» не способна изменить генеральную линию советского руководства — курс на ликвидацию западной системы.

Этой линией определяется и политика номенклатуры в странах третьего мира. Ленин и Сталин ожидали, что после ликвидации колониализма повсеместно возникнут государства советского типа. Действительность не подтвердила, но и не опровергла этого: бывшие колонии и зависимые страны, превратившись в самостоятельные государства, встали перед выбором между «японским» путем, ведущим к обществу западного типа, и «кубинским» путем, ведущим к обществу советского типа. Пойдя по первому пути, милитаристская Япония превратилась в процветающую мирную страну с огромной производительностью экономики, а на втором пути Куба — остров сахарных плантаций и увеселительных заведений — превратилась в экономически подорванную, но зато милитаристскую державу, посылающую свои войска на завоевание стран Африки.

Угроза того, что третий мир может пойти по «японскому» пути и обеспечить, таким образом, западной системе дополнительно большой перевес в мировом соотношении сил, заставляет номенклатуру всячески затягивать развивающиеся страны на «кубинский» путь. Отсюда — напористая неоколониалистская экспансия номенклатуры в Азии и Африке, а также ее политика в Латинской Америке.

Итак, мысль об обороне, действительно является одним из факторов агрессивности номенклатуры. И это — как раз наиболее опасный фактор: именно он придает экспансионистскому курсу номенклатуры особое упорство. Здесь не парадокс, а логичное явление. Если бы экспансионизм был просто прихотью номенклатуры, от него можно было бы отказаться, как от любой прихоти. Но отказаться от защиты своей власти и привилегий, а тем самым — от самого своего существования как класса, номенклатура не может.

Как бороться против такого автоматизма агрессивности и экспансии класса номенклатуры — вопрос непростой, он требует специального рассмотрения. Оно не входит в задачи этой книги.

Здесь следует сказать не о том, как можно, а о том, как нельзя преодолеть этот автоматизм. Бесполезно убеждать номенклатуру в том, что Запад не ставит своей задачей свергнуть ее власть и ликвидировать систему реального социализма и что, следовательно, существование западной системы номенклатуре не угрожает. Номенклатура знает: угрожает! И угрожает не внешним нападением, о мнимой опасности которого номенклатура всегда твердит, а внутренней катастрофой, о которой она охотно молчит. Для того же, чтобы исключить эту опасность для номенклатуры, Западу пришлось бы отказаться от собственной свободы и благосостояния, от всего того, чем он выгодно отличается от реального социализма.

Не хочется писать разочаровывающие читателя слова, а написать их придется: две существующие ныне в мире системы — несовместимы. Не только не может быть их конвергенции, поскольку в корне противоположны их основы; сосуществование этих двух систем — явление в историческом масштабе временное. Содержанием такого сосуществования, в какой бы форме оно ни протекало — военной или мирной, является лишь одно: борьба. В этой борьбе реальный социализм стремится ликвидировать другую систему и, в свою очередь, не ожидает от нее ничего иного.

Такова правда. Только пусть никто не утверждает, что, произнося ее, я становлюсь в ряды сторонников «холодной войны». Я говорю лишь то, что без устали твердила на протяжении десятилетий сама советская номенклатура.

Если так, то какова перспектива: война?

Хотят ли русские войны?

Тягучая песенка под таким названием, написанная Евгением Евтушенко, много лет входила в стандартные программы концертов, устраиваемых в СССР после конференций и митингов в защиту мира. Песенка дает, разумеется, отрицательный ответ: русские не хотят войны, так как они на собственном опыте испытали ее тяготы и жертвы.

Ответ неубедителен. Читатель уже знает, что есть не некие «русские» вообще, которые чего-то все вместе хотят или не хотят, а есть русское (советское) население и русская (советская) номенклатура. Население СССР действительно сполна испытало бедствия войны: более 20 миллионов убитых, 10 миллионов искалеченных. Оно действительно никакой войны не хочет. Но у номенклатуры как класса военный опыт совсем иной: сначала — разгул привилегий, включая сладостную привилегию отправлять других людей на смерть, а самим получать спецпайки, чины, ордена и разыгрывать роль героев Великой Отечественной войны. Потом — покоренные страны, власть над бесправными людьми, еще недавно бывшими недосягаемыми иностранцами, ореол правителей сверхдержавы.

Русские не хотят войны; но не хочет ли войны господствующая над ними номенклатура?

Даже в политических кругах Запада есть немало людей, которые считают: советское руководство готово начать войну против Запада, если он будет проявлять неуступчивость; поэтому лучше уж во всем уступать. Подбодренная такими опасениями на Западе, номенклатура демонстративно напрягает мускулы и выпячивает грудь, стараясь показаться, как можно более грозной и готовой ринуться в бой.

Что же, она и вправду готова?

Ничего подобного. Мне довелось видеть в разных странах представителей разных господствующих классов; были они всякими, и особым мужеством не отличались. Но нигде я не видел класса, в такой степени дрожащего за свою шкуру, благополучие и карьеру, как класс номенклатуры. Забавно бывает слушать панические фантазии тех на Западе, кто представляет себе ожиревших номенклатурных бюрократов античными героями.

Правы не авторы этих фантазий, прав Евтушенко, нe только советский народ не хочет войны, но и номенклатура войны не хочет, точнее — боится. Только боится она не многомиллионных человеческих жертв (трудно испугать этим наследников Ленина и Сталина). Боится она за себя.

Номенклатура страшится ядерной войны. «Ну, что же, — скажет читатель. — Это благородный страх!» Да, но не подумайте, что страшна номенклатуре ядерная война тем же, чем нам с вами: колоссальными жертвами, угрозой существованию цивилизации. Номенклатура готова для своей победы пожертвовать десятками миллионов людей на фронте, как легко жертвовала она ими во второй мировой войне. Но готова номенклатура на это при двух условиях: 1) что сама не попадет в число жертв и 2) что не пострадает ее власть. А именно применение ядерного оружия не дает гарантии ни того, ни другого.

Разумеется, номенклатурное руководство уже оборудовало надежные и комфортабельные атомоубежиша для себя и своей челяди: это и делается под маркой «гражданской обороны». Но, сохраняя драгоценные жизни номенклатурщиков, такая мера бессильна сохранить их господство, ибо разрушена будет вся инфраструктура власти, да не будет и подданных, которыми можно повелевать. Номенклатурщики знают: если они после ядерного удара выползут из своих бетонированных покоев на заботливо обеззараживаемые челядью участки атомной пустыни, окажутся они без власти. Ибо какая же это власть, если Генеральный секретарь ЦК, по выражению Салтыкова-Щедрина, «достигнет лишь того, что передавит всех обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах один с письмоводителем».

Вот почему с таким упорством номенклатура требует ядерного разоружения. Разумеется, разоружения противника, а не своего собственного. Соответственно номенклатура точно с таким же упорством сопротивляется действенным формам международного контроля за запрещением ядерного оружия. Свой страх перед ядерным оружием, от которого нельзя спрятаться за спины советских солдат, номенклатура выдает за заботу о судьбах человечества. Казалось бы, тут и потребовать самой полной, всеобъемлющей проверки и инспекции, чтобы никакие злокозненные империалисты не запрятали оружия, направленного против народов мира. Но номенклатура, вместо этого, начинает кричать, что беспрепятственная инспекция — это шпионаж, потому недопустима.

Номенклатура не хочет воины. Она хочет победы. Одержать в борьбе двух систем победу без войны, запугивая Запад своей мнимой решимостью воевать и внушая людям на Западе мысль: «Лучше быть красным, чем мертвым», — вот задача, которую поставил себе класс номенклатуры. Достигнуть такой цели номенклатура пытается именно тем, что создает впечатление: она готова напасть на непокорных, а потому «реальная политика» — это покорность номенклатуре.

Все эти запугивания — чистейший блеф.

Обратимся к историческому опыту номенклатуры. Нападала она на другие страны? Да. На какие? 1) На только что возродившуюся, как самостоятельное государство, Польшу в 1920 году, воспользовавшись пограничным спором; 2) на Польшу же в 1939 году — когда та была уже разбита гитлеровской Германией; 3) на крошечную Финляндию в 1939 году; 4) на выторгованные у Гитлера Латвию, Литву и Эстонию в 1940 году; 5) на оставшуюся без союзников Болгарию в 1944 году; 6) на разбитую, стоявшую накануне капитуляции Японию в 1945 году; 7) на охваченную революцией Венгрию в 1956 году; 8) на несопротивлявшуюся Чехословакию в 1968 году; 9) на отсталый Афганистан в 1979 году.

Как видим, нападения были, и немало. Но нападала номенклатура всегда на слабые страны, да еще и тут тщательно перестраховывалась: на захват Восточной Польши, Финляндии, Латвии, Литвы и Эстонии получила согласие Гитлера, на войну против Болгарии и Японии — согласие США и Англии, на военные действия в Венгрии — согласие Китая и других социалистических стран, включая Югославию; вторжение в Чехословакию было предпринято совместно с другими странами Варшавского Договора и лишь после того, как было обеспечено, что военного сопротивления не будет; вторжение в Афганистан было произведено советскими частями (40-й армией), якобы приглашенными афганским правительством в качестве его защитников.

Итак, номенклатура нападает только на слабых. А как с непокорными? Посмотрим.

Когда Польша в 1920 году не покорилась, не приняла привезенного в обозе оккупантов «советского правительства Польши», а организовала контрнаступление, Ленин поспешил заключить мир. В 1939 году правительства Латвии, Литвы и Эстонии покорились — и все три страны были включены номенклатурой в состав СССР. Финляндия сопротивлялась — и осталась суверенным государством, даже не народной демократией. После второй мировой войны советская номенклатура старалась поставить под свою власть иранский Азербайджан — но Иран оказал решительное противодействие, и номенклатура отступила. Отступила она и в Греции, где в течение 5 лет (1944—1949 годы) разжигала гражданскую войну с целью превратить страну в народную демократию. Несмотря на все угрозы и, обуревавшую ее действительно бешеную злобу против титовской Югославии, сталинская номенклатура так и не попыталась на нее напасть, зная, что Югославия будет сопротивляться. Запугиваниями по адресу Запада сопровождались блокада Берлина в 1948 году, берлинский ультиматум Хрущева в 1958 году, его требование подписать мирный договор с обоими германскими государствами на советских условиях. И от всего этого, получив твердый отпор, номенклатура отступилась.

В октябре 1962 года разместившая свои ракеты на Кубе и спровоцировавшая тем самым карибский кризис, номенклатура испугалась решимости США защищать свою безопасность и торопливо вывезла ракеты под демонстративным контролем американских военно-воздушных сил. В 1968 году, после вступления войск Варшавского Договора в ЧССР, некоторые политики Запада беспомощно спрашивали, куда дальше двинутся советские дивизии; а хорошо знавшее повадки советской номенклатуры румынское руководство объявило, что Румыния в случае вторжения будет защищаться, и румынские пограничники демонстративно подбили советский танк. Хоть не очень грозна румынская армия, этого оказалось достаточно: советская номенклатура не стала «спасать социализм» в Румынии. Тем более не стала она спасать его в Югославии, не говоря уже о Китае. Намеревавшаяся в течение двух недель подавить сопротивление «душманов», как презрительно называли в Москве бойцов афганского Сопротивления, номенклатура через 8 лет войны вынуждена была вывести свои войска из Афганистана; при этом она испросила милостивого согласия «вооруженной оппозиции» (как стали тем временем почтительно именовать «душманов») не нападать на отступавших советских солдат.

И каждый раз шумели пугливые на Западе: «Вы с ума сошли! Как можно сопротивляться! Да Советы вас в порошок сотрут!» Между тем номенклатура стирает в порошок как раз не сопротивляющихся, а покорившихся: не осмелившийся сопротивляться советскому вторжению Дубчек более 20 лет прозябал затравленным мелким служащим, а несгибаемого Тито советская номенклатура даже посмертно осыпает комплиментами.

Номенклатура нападает на слабых и боится сильных. Она топчет покоряющихся и отступает перед непокоренными. Этому научил ее Ленин, охотно повторяющий русскую пословицу: «Дают — бери, бьют — беги!» В таком принципе — вся политическая мудрость номенклатуры как класса-агрессора, желающего забрать весь мир, если отдадут, и готового убежать, если станут бить.

«Мирное сосуществование» и «разрядка»

Итак, отмеченный номенклатурой путь к мировому господству — не война против Запада. А что же? То, что номенклатура именует «мирным сосуществованием государств с различными общественными системами».

Надо подчеркнуть: то, что страх номенклатуры перед войной привел ее к принципу мирного сосуществования, — хорошо. Мирное сосуществование, конечно, лучше войны. Только не надо думать, что этот термин действительно означает некий безоблачный мир, этакое идиллическое состояние в международных отношениях.

К чести класса номенклатуры надо сказать: он этого и не скрывает. Мирное сосуществование было четко определено Программой КПСС как «специфическая форма классовой борьбы на международной арене».

Правда, в предназначенных для зарубежной аудитории речах, книгах и статьях, номенклатурные пропагандисты стараются затуманить этот смысл. Действуя по ленинскому методу, они упоминают классовую сущность мирного сосуществования лишь в каком-либо придаточном предложении, утопленном в потоке слов о мире и дружбе. В таком духе написана, например, вышедшая в Австрии книга советского журналиста Владлена Кузнецова «Международная политика разрядки — с советской точки зрения», подготовленная в Москве специально для издания на Западе и в Советском Союзе не изданная ¹¹. Мне самому пришлось столкнуться с проявлениями резкого неудовольствия с советской стороны, когда я опубликовал в западногерманской печати статьи о мирном сосуществовании, точно повторявшие, как ставится этот вопрос в Советском Союзе ¹².

Именно к затуманиванию классовой сущности мирного сосуществования относится и термин «разрядка международной напряженности».

Термин «разрядка» принадлежит ныне к числу слов, которые видный русский лингвист Потебня метко назвал «стершимися пятаками». Это слово пущено в оборот, и мало кто задумывается над его содержанием. Хотя политики в разных странах с апломбом твердят, что де разрядке нет альтернативы, многие из них оказались бы в затруднении, если их попросить дать определение разрядки.

В самом деле: что такое разрядка? Чем она отличается от мирного сосуществования?

Тем, что мирное сосуществование — сформулированное с классовой позиции ленинское понятие: речь идет о характере сосуществования государств двух различных классовых систем, определяется оно как специфическая форма классовой борьбы между ними. Здесь все, с ленинской точки зрения, точно и определенно.

«Разрядка международной напряженности» — нарочито расплывчатый, внеклассовый термин: некая — неизвестно между кем и почему существующая — «международная напряженность», ее — неизвестно, на какой основе достигаемая — «разрядка». Политики класса номенклатуры, пустившие этот термин в оборот, отлично понимают, что он не ленинский. Не будь они заинтересованы как раз в такой беспартийной неопределенности, они не допустили бы его на страницы советской и вообще коммунистической печати. А они не только допускают, но сами без конца используют термин «разрядка». Почему? Да потому, что он относится в тактике международного коммунистического движения, к категории так называемых «общедемократических» программ и лозунгов. Такие программы и лозунги, поучает эта тактика, должны выдвигаться коммунистами в тех случаях,когда надо побудить действовать заодно с компартией силы, не готовые поддерживать откровенно коммунистическую программу. Поэтому из программы старательно выделяются те отдельные пункты, которые, хотя и ведут к целям коммунистического руководства, но, вырванные из контекстов номенклатурных планов, могут быть истолкованы и. с позиции общечеловеческой, не коммунистической морали: миролюбие, разоружение и тому подобное. Эти пункты облекаются в подчеркнуто неклассовую формулировку, даюшую простор для такого толкования, и пускаются в оборот в подобном препарированном виде. Вот что такое понятие «разрядка международной напряженности».

Это форма. А реальное содержание разрядки состоит в том, чтобы Запад, буквально поняв этот термин, расслабился, стал благодушным, позабыл, что мирное сосуществование — это борьба двух систем, а не их сладостный сон рядом друг с другом.