Как иностранцы дружили С либералами.

В 1920-х гг, рассказывая о крушении России и ужасах гражданской войны, Н.Д. Жевахов назвал свою книгу “Еврейская революция” [56]. Это глубоко неверно. На Россию ополчилось то, для чего философ И.А. Ильин ввел термин “мировая закулиса”. А входили в нее и вполне “чистокровные” англичане, американцы, французы, немцы. Другой вопрос, что сионисты играли важную роль в “финансовом интернационале”. Но опять же стоит подчеркнуть, важную, а не исключительную. И к тому же, как правило, крупнейшие воротилы отходили от классического иудаизма, примыкая к различным радикальным сектам. Тем не менее, для них оказывалось удобным навешивать на Россию ярлыки обвинений в “антисемитизме”. Под предлогом борьбы с антисемитизмом брать соплеменников под “покровительство” – и использовать их, натравливая на русских.

Но использовали и натравливали не только евреев. А и латышей, эстонцев, украинских националистов, финнов, поляков, грузин, пантюркистов. В общем всех, кого только можно подключить к разрушительным процессам. Использовали и самих русских. Когда наш народ сумели расколоть в 1905 г., возникло деление на две части. Патриотическая, объединившаяся вокруг царя. И его противники – либералы и революционеры. Первая часть оказалась намного сильнее. В 1917 г. урок был учтен. Императора устранили заранее путем заговора. Интеллигенция, чиновники, офицерство (а офицеры военного времени в значительной мере состояли из той же интеллигенции, призванной из запаса) были уже достаточно заражены либерализмом, приветствовали “свободы” с красными бантами на груди. Но против либералов оказалось гораздо проще, чем против царя, настроить рабочих и крестьян. Разрушение России предполагалось поэтапное, “ступенчатое”. Ломают одни, а потом им на смену выдвигаются другие силы, еще более радикальные…

Хотя, казалось бы, уже первый кабинет Временного правительства в полной мере выполнил заказ иностранных “друзей”. Ослабление России? Запросто. Одним махом была сметена вся “вертикаль власти” – администрация, жандармерия, полиция. Из армии увольнялись “реакционеры”, лучшие работники контрразведки во главе с генералом Батюшиным очутились за решеткой. Зато амнистия, объявленная для политических, распространилась и на других, на свободу выплеснулось более 100 тыс. уголовников. Если за весну 1916 г. в Москве было зарегистрировано 3618 преступлений, то за весну 1917 г. – более 20 тыс. Причем в революционном развале рагистрировалось, конечно, не все. Петроградский Совет издал печально известный Приказ № 1 по войскам. Внедрялось коллегиальное командование, выборность должностей, всевозможные комитеты, отменялось чинопочитание – и пошел развал в армии. Провозглашались свободы слова, печати, собраний, митингов и демонстраций. И заводы останавливались, продолжая митинговщину. А на фронт хлынули агитаторы всех мастей. Уже 19 апреля Людендорф пришел к выводу, что ослабление России позволяет не опасаться ее. Его штаб выпустил брошюру “Будущее Германии”, в которой была помещена карта России с обозначением мест проживания “нерусского населения”, месторождениями полезных ископаемых, рассматривались возможности немецкой колонизации [168].

Послушание западным союзникам? Пожалуйста! Царское правительство старалось отстаивать национальные и государственные интересы, теперь же Бьюкенен и Палеолог распоряжались министрами, как своими приказчиками! Каждое их слово становилось непреложным указанием, обязательным к исполнению [127]. Министр иностранных дел Милюков устраивал патриотические демонстрации… под окнами британского посольства! Да, доходило и до такого. Милюков вышагивает с манифестантами, неся транспаранты и выкрикивая лозунги “верности союзникам”, а Бьюкенен свысока, из окошка, “принимает парад”. Кстати, подобная зависимость от иноземцев тоже становилась козырем для большевистской и немецкой пропаганды. Агитаторы внушали: “министры-капиталисты” продались с потрохами, воюют за интересы чужеземных буржуев. А германское командование 29 апреля утвердило текст новой листовки, которая стала распространяться в наших войсках – “русские солдаты являются жертвами британских поджигателей войны”.

Новая власть России постарались также демонстративно расшаркаться перед шиффами и лоебами. Временное правительство сразу после своего образования принялись разрабатывать декрет о равноправии евреев. О том, что “черта оседлости” уже отменена в августе 1915 г. даже не вспоминали. Трудились самозабвенно, каждое слово бегали согласовывать с действующtq при Думе “Коллегией еврейских общественных деятелей”. Причем члены Коллегии оказались умнее министров. Поняли, что публикация такого декрета будет выглядеть просто глупо и высказались против. Предложили, чтобы декрет “носил общий характер и отменял все существующие вероисповедные и национальные ограничения” [139]. Временное правительство немедленно согласилось, сделало как просят. И Шифф оценил, прислал телеграмму, погладив по головке. Вот радости-то было!

А 4 апреля Америка стала официальной союзницей, сенат США проголосовал за вступление в войну. Как и планировалось, после свержения царя. При этом Вильсон щедро поощрил финансовых магнатов, которые поддерживали его. Бернард Барух был назначен министром военной индустрии, получил власть над всеми заводами США. Евгений Майер стал главой Военной Финансовой Корпорации, заведуя ссудами и расходами. Додж и Дэвисон возглавили Американский Красный Крест. Новые должности и полномочия получили Маршалл, Пол Варбург. Временным правительством был назначен новый посол в США – масон Бахметьев. Который принялся заискивать перед Хаусом. Даже просил… чтобы Вильсон взял на себя ведущую роль в мировой политике и “позволил России следовать за ним” [6].

А в нашу страну из США хлынули широким потоком дельцы и предприниматели. И Временное правительство оказалось готово заключать самые невыгодные сделки. В марте 1917 г. германское посольство в Швеции докладывало в Берлин, что Россия делает в США крупные заказы, что ведутся переговоры о получении американцами в концессию железных дорог. Другая телеграмма из посольства в Стокгольме рейхсканцлеру Бетман-Гольвегу, от 7 июля, сообщала, что российское министерство торговли предлагает американцам в концессии “нефть и уголь на Северном Сахалине, золоторудные месторождения на Алтае, медные рудники на Кавказе и железные дороги на Урале”. Берите, гости дорогие! От всей души!

Нетрудно понять, почему в Америке приветствовали таких правителей. Создается “Американский комитет по поддержке демократического правительства в России”, куда вошли 36 видных представителей финансовых и политических кругов. В том числе военный промышленник Дюпон, один из директоров моргановского “Гаранти траст” Сэбин. И Яков Шифф. Пропагандируется идея осуществить “Заем свободы”. И финансовый советник Временного правительства Б. Каменка (председатель правления Азовско-Донского банка) вместе с банкирами А.Гинзбургом и Г. Слиозбергом от лица российского кабинета обращаются с просьбой к Шиффу – поддержать начинание. Он милостиво соглашается.

“Дружба” вообще устанавливается такая тесная, что впору обниматься и лить слезы умиления. Как уже отмечалось, в 1916 г. в Америке было создано Русское Информационное бюро для распространения объективных сведений о нашей стране. После революции его руководство, естественно, сменили. А почетными советниками этого бюро вдруг становятся… Шифф, Барух, Маршалл, Селигмен, Страус, Вайс. Да, вот такие “русские” взяли под контроль информирование американцев о делах в России.

Но были и другие настораживающие факты, которые обращают на себя внимание. В 1917 г. американский экспорт только в европейскую часть России скакнул до суммы 400 млн долл (в 16 раз больше, чем до войны) [168] Однако сделки носили в основном кратковременный, спекулятивный характер. Продали – получили денежки, и до свидания. Были и откровенные грабительские аферы. Например, некий Н. Стайнс с разрешения министерства финансов России и при посредничестве Русско-Английского банка вывез через Владивосток 40 пудов платины “с адресованием этого товара на имя министра торговли США” [154]. А вот от долговременных проектов американские капиталисты уходили. При царе закидывали удочки насчет концессий – получали отказ. Теперь же Временное правительство само расстилалось, берите что хотите – нет, под разными поводами переговоры затягивались и глохли. “Партнеры” знали, что в ближайшем будущем в России предстоят еще очень большие перемены.

Да и в проблемах внешней и внутренней политики не все вписывалось в видимую логику. Это очень быстро почувствовали даже некоторые члены Временного правительства. Самый энергичный из заговорщиков, их “двигатель” А.И. Гучков, занявший пост военного министра, полагал, что цели либералов и западных держав уже достигнуты. Что теперь Россия должна стать конституционной монархией по британскому образцу и развиваться по западным моделям. Значит, дальнейшая раскачка страны не требовалась, наступило время стабилизации. Когда на рассмотрение правительства была вдруг вынесена (кстати, неизвестно кем) “Декларация прав солдата”, законодательно распространявшая на всю армию положения приказа Петросовета № 1, Гучков запротестовал. Отказался ее подписать. Это было дико, нелогично. Зачем доламывать собственные вооруженные силы? Да ведь и союзники, вроде бы, не были в этом заинтересованы, им же требовалось, чтобы русские помогли немцев разбить…

А другой заговорщик, П.Н. Милюков, уж на что лебезил перед союзниками, но с какой-то стати наивно полагал – раз Россия стала демократической, то и Запад будет относиться к ней благожелательно, способствовать ее дальнейшему усилению. Был уверен, что должны выполняться все договоры и соглашения, заключенные при царе. Бьюкенен писал: “Он считает приобретение Константинополя вопросом жизненной важности для России”. 3 мая Милюков выступил с речью о целях войны. Выдержана она была в самых лакейских тонах по отношению к Западу: “Опираясь на принципы свободы наций, выдвинутые президентом Вильсоном, равно как и державами Антанты, главными задачами следует сделать…” Но среди этих задач Милюков видел освобождение турецких армян “которые после победы должны получить опеку России”, передачу в состав России Западной Украины. Обосновать свои предложения он попытался новыми льстивыми реверансами:“Все эти идеи полностью совпадают с идеями президента Вильсона”.

Однако на самом деле с планами Вильсона, “равно как и держав Антанты” это ничуть не совпадало.Министр с подобными запросами бвл союзникам не нужен. И Гучков по вопросу о “Декларации прав солдата” от них тоже не получил ни малейшей поддержки. Хотя достаточно было бы одного указания Бьюкенена, и кто бы во Временном правительтстве посмел возражать? В результате Гучкова и Милюкова “уходят” в отставку. Министром иностранных дел становится Терещенко, ни о каких приобретениях России не заикающийся. И цели войны формулирующий очень округло: “Выстоять, сохранить дружественность союзников” [168]. А пост военного министра получает Керенский. Который видит цели войны еще более округло: “Свободная Россия в свободной Европе”. И подписывает приказ № 8, вводя в армии разрушительную “Декларацию”.

А лидеры “мировой закулисы” уже плели новые интриги. В мае-июне Америку посетил министр иностранных дел Англии Бальфур. Для переговоров с Вильсоном. Тема была сверхсекретнейшей: послевоенное устройство мира. Фактически переговоры шли с Хаусом, а обслуживал их Вайсман. Ему Бальфур дал особый шифр, чтобы он материалы бесед и вопросы для согласования пересылал напрямую правительству Англии. Но можно быть уверенным, что все пересылки между Бальфуром и Лондоном через Вайсмана сразу же становились известны и Хаусу. Чтобы легче было договориться. Вопросы были подняты очень важные. Во-первых, для установления нового мирового порядка Хаус предложил заключить тайный альянс: “Если не обсуждать условий мира с другими союзными державами, то наша страна и Англия окажутся в состоянии диктовать условия”. Во-вторых, американская сторона настаивала, что надо подкорректировать цели войны. Провозгласить, что она ведется не против народов Германии и Австро-Венгрии, а только против их монархов. Демократические же силы в странах противника надо сделать своими союзниками. Наконец, Хаус внушал, что надо менять акценты в политике, потому что после войны “не Германия а Россия станет угрозой Европы”, и следует перенацеливаться не на германскую, а на “русскую опасность” [6].

И американское проникновение в Россию продолжалось. Благодаря попустительству Временного правительства, в нашу страну были запущены всевозможные сектанты, вроде Христианской ассоциации молодых людей. Приезжали заокеанские “глаза и уши”, наподобие “комитета общественной информации” во главе с Сиссоном. Прибыла в Петроград и миссия Американского Красного Креста. Вроде бы, дело было полезное, благородное, правда? Но вот в чем вопрос – больно уж странным получился состав миссии. Среди 24 ее членов было лишь 5 врачей и 2 медицинских исследователя. Остальные – представители банков, крупных промышленных компаний и профессиональные разведчики.

Возглавил миссию Уильям Бойс Томпсон, шишка не маленькая, один из директоров Федеральной Резервной Системы США (связанный с Морганом). Он взял все расходы по пребыванию в России на свой счет, оплачивал жалование сотрудникам, дорогу, разъезды, аренду помещений. Его заместителем стал полковник Раймонд Робинс. Крупный горнопромышленник и разведчик. Кроме официальных членов был обслуживающий персонал, журналисты. Среди лиц, прикомандированных к миссии, оказывается наш “знакомый” Джон Рид. А секретарей и переводчиков при миссии состояло трое. Капитан Иловайский – большевик, Борис Рейнштейн – позже он станет секретарем Ленина, и Александр Гомберг – который в период пребывания Троцкого в США был его литературным агентом [139]. Ах, ну как же “тесен мир”…