Как разогнали учредительное собрание. 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Как разогнали учредительное собрание.



Внутреннее положение России продолжало ухудшаться. Октябрьский переворот углубил разруху, в которую страна покатилась еще при Керенском. Новое правительство решить этих проблем не могло. В ленинских планах построения социалистического общества все выглядело просто и ясно. Захват власти, подавление сопротивления эксплуататоров, уничтожение буржуазии как класа. После чего, как указывал Ленин в работе “Государство и революция”, “все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие... Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы... Уклонении от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие – люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить с собой они едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой” [93].

Разумеется, руководить государством должны были не все “вооруженные рабочие”. От их лица выступали выборные Советы. А руководить и направлять Советы предстояло партии, хорошо знающей, что и как делать. Реформировать государство и сделать его “одной фабрикой”, считалось, будет просто. Ведь если утвердиться на вершине власти, можно использовать существующие государственные рычаги. И с их помощью вести перестроение всего общества. Однако этого не получилось. Когда большевикам удалось победить, все государственные инструменты и институты были уже развалены. В наступившем хаосе приходилось начинать с нуля. Да еще и одновременно – и новое государство строить, и “эксплуататорские классы” подавлять. Посыпались декреты о создании народных трибуналов; Чрезвычайных Комиссий по борьбе с контрреволюцией и саботажем; об объявлении партии кадетов “врагами народа”….

Вводился 8-часовой рабочий день, был создан ВСНХ – Высшего Совета Народного Хозяйства. Но гораздо быстрее, чем создавалось новое, доламывалось старое. Издавались декреты о национализации заводов и фабрик, об отмене сословий, “Табели о рангах”; всех законов Российской империи, об отделении школы от Церкви, а Церкви от государства. Начались и первые гонения на Церковь. Приоритет в данном отношении принадлежит Александре Коллонтай. Назначенная наркомом общественного призрения, она во главе отряда красногвардейцев попыталась захватить Александро-Невскую лавру. Устроила штурм со стрельбой, погиб один монах, несколько было ранено. Но Церковь была еще не по зубам большевикам. По колокольному звону сбежались верующие и отстояли святыню, а Коллонтай была предана церковной анафеме. Чем, кстати, очень гордилась – как почетным званием.

А результаты реформ оказывались далекими от ожидаемых. Национализация предприятий разрушила систему их связей и снабжения. Заводы встали без сырья и топлива, и 8-часовой рабочий день никого не интересовал. Законы отменили, но новых не было. Указали, что при вынесении приговоров судьи должны руководствоваться “классовым революционным правосознанием” – это оборачивалось бесчинствами и беспределом. Рухнула торговля, транспорт захватили милионы солдат, хлынувших с фронта, и прекратилось снабжение городов. Решить проблему Ленин попытался “классово”, за счет “буржуев”, разработал декрет о реквизициях. Предписывалось в богатых квартирах изъять излишки вещей, продовольствия. Вводились даже нормативы, сколько пар нижнего белья оставить владельцу. На деле это вылилось в грабежи, хорошо поживилась шпана, а государству не досталось ничего.

Чтобы преодолеть финансовые трудности, Совнарком провозгласил национализацию банков. Но и это не дало ничегошеньки. Потому что банкиры позаботились заблаговременно перевести все активы за границу. Экспроприаторам достались груды ничего не стоящих керенок, превратившихся в макулатуру акций, облигаций, векселей. А пострадали в результате национализации отнюдь не банкиры, а рядовые вкладчики, хранившие свои сбережения в банках и разом их лишившиеся. Но Ленин не унимался. Очень уж ему хотелось побыстрее ликвилировать класс буржуазии. 20 декабря в декрете “О борьбе с контрреволюционерами и саботажниками” он определил, кого следует считать “буржуями”. К таковым относились “лица, принадлежащие к богатым классам, т.е. имеющие доход в 500 руб. в месяц и свыше, владельцы городских недвижимостей, акций и денежных сумм свыше 1000 руб., а равно служащие в банках, акционерных предприятиях, государственных и общественных учреждениях”. Предусматривалось, что они под угрозой тюрьмы или отправки на фронт должны иметь и постоянно носить при себе справки от домовых комитетов “о своем доходе, своей службе и своих занятиях”. Для них вводилась “всеобщая трудовая повинность. Все граждане обоего пола с 16 до 55 лет обязаны выполнять те работы, которые будут назначены местными советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов...” [93].

Хотя спрашивается – ну какие “буржуи” еще остались в России к концу 1917 г.? Банкиры и крупные промышленники благополучно выехали за рубеж. И потеряли только недвижимость, изрядную долю состояний сумели перевести в закордонные банки. Рябушинский, Коновалов, Терещенко, Нобель, Путилов, Гинзбург и т.п. остались и в эмиграции очень богатыми людьми. Братья Животовские устроились в Стокгольме, где у них имелась совместная с “Ниа-банком” “Шведско-Русско-Азиатская компания” [154]. Там же обосновался банкир Дмитрий Рубинштейн, стал финансовым агентом Олафа Ашберга. А Сибирский банк, через который шло основное финансирование большевиков, был… частично куплен британским правительством. Не за полную цену, но все-таки не бросили, на произвол судьбы не оставили.

Да ведь и при Советской власти многие нашли себе неплохое применение. Тот же Рубинштейн стал финагентом не только Ашберга, но и большевиков. Имеются данные, что дядюшка Троцкого Абрам Животовский периодически наведывался к племяннику, и никто его не притеснял, не “ликвидировал как класс”. Директор завода Нобеля Серебровский, у которого Лев Давидович раньше квартировал, получил важный пост по линии снабжения армии. А Свердлов выписал из Америки братца Беньямина. Тот почему-то без сожаления бросил свое дело на Бродвее-120 (ну да и само дело, видать, устарело, переводы денег в Россию “бедным родственникам” сыграли свою роль и потеряли смысл), приехал на родину. И этого банкира тоже никто не экспроприировал, он получил пост заместителя наркома путей сообщения.

А в разряд “буржуев” попали интеллигенция, служащие, чиновники, мелкие торговцы, приказчики, отставные военные… На них-то и навалились. “Уплотняли”, сгоняя жильцов нескольких квартир в одну. Тормошили обысками, грабили реквизициями. Хамы из шпаны и вчерашней прислуги не упускали случая унизить их, поиздеваться, оскорбить. Ну улице, в домкоме, в трамвае. Поняли, что новая власть это поощряет, что измываться можно безнаказанно. Так чего ж лишать себя удовольствия? Да и как приятно лишний раз утвердить собственное превосходство. Недовольство Советской властью, естественно, нарастало. И со стороны безработных голодных рабочих, и со стороны гонимой интеллигенции. Однако массового противодействия все еще не было. Потому что людей обмануло слово “временное”. Совнарком-то считался “временным” правительством. И все декреты его вводились “временно”. Вот и надеялись, что все-это ненадолго. Повластвовали два кабинета Львова, потом два кабинета Керенского. Ну и пришел еще один, Ленина. Временно, до Учредительного Собрания. Которое все поставит на свои места. А оно было не за горами. Долго ли до января потерпеть?

И казалось, что эти надежды имеют под собой реальную почву. Выборная кампания проходила под сильнейшим давлением большевиков, но было уже ясно, что у них нет никаких шансов выиграть в демократической борьбе. Они с трудом набрали лишь 25 % мандатов. Остальное получили эсеры, меньшевики, кадеты. Но ведь и Советское правительство прекрасно понимало, что его “временная” власть вот-вот может кончиться. А отдавать ее не собиралось. Поэтому заранее готовилась провокационная “Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа” – которую Учредительное Собрание явно не примет. И даст повод для своего разгона. В столицу заранее стягивались надежные матросы и латыши. И заранее на 8 января, через 3 дня после открытия “учредилки”, был назначен III Съезд Советов. Которому предстояло узаконить разгон.

Противники большевиков тоже готовились к борьбе. Но готовились иначе. Писали речи, согласовывали проекты резолюций. Собирали обвинения в адрес Советского правительства. А поддержку надеялись найти в лице союзников. Ну неужели откажут? Это же, вроде, было в их собственных интересах, Чтобы в России установилась “демократическая” власть, продолжила войну до победного конца… И выборный комитет в Учредительне Собрание пригласил на его открытие послов западных держав. Какая это была бы моральная поддержка! “Демократия” изобличит и скинет прогерманских заговорщиков перед лицом всего мира, рука об руку с союзными странами. Однако иностранные дипломаты дружно… отказались. Нетрудно понять, что это развязало руки большевикам, теперь можно было действовать без стеснения.

И все разыгралось четко по плану. 5 января, на первом заседании “учредилки”, Свердлов зачитал “Декларацию прав трудящегося и эксплуатируевого народа”. В которой было много красивых пунктов о “правах”, но наряду с ними указывалось: “Поддерживая Советскую власть и декреты Совета Народных Комиссаров, Учредительное Собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества”. То есть, “учредилке” предлагалось всего лишь узаконить большевистскую власть и разойтись по домам. Собрание “Декларацию” с возмущением отвергло. А значит – не пожелало признать “прав трудящегося и эксплуатируемого”. Само расписалось в своей “контрреволюционности”! Большевики и левые эсеры покинули заседание. А ночью матрос Железняков без всяких церемоний выгнал делегатов из Таврического дворца. В защиту Учредительного Собрания начались было демонстрации рабочих, студентов, интеллигентов. Но их встретили вооруженными заслонами и пулями. Руководили расстрелом Свердлов, Подвойский, Урицкий, Прошьян, Бонч-Бруевич.

III съезд Советов открался с запозданием, не 8, а 10 января, но прошел как по писанному. Объявили, что не “учредилка”, а Съезд Советов является высшим органом власти – и за это, т.е. за самих себя, делегаты проголосовали охотно. Постановили одобрить политику Совнаркома, приняли пресловутую “Декларацию”. А уже под занавес, когда устали, Свердлов вдруг “вспомнил” и вынес на голосование два “маленьких” формальных пункта. Изъять из названия правительства слово “временное”. И из всех декретов тоже. И все, что Совнарком успел напринимать “временно”, одним махом стало вдруг постоянным…

Но вот еще какая интересная штука получается. Учредительное Собрание не получило от иностранцев ни малейшей поддержки. А большевики, проявившие столь своеобразное понимание “демократии” – пожалуйста! На III Съезд Советов прибыли и выступали с горячими приветственными речами “представители рабочих” Швеции, Норвегии, США. Уж каких они “рабочих” представляли – другой вопрос. Но Джон Рид и его коллеги Альберт Рис Вильямс, Луиза Брайант освещали события в американской прессе с исключительно просоветских позиций. А шеф Рида полковник Робинс докладывал в Америку своему руководству: “Советское правительство сегодня сильнее, чем когда-либо. Его власть и полномочия значительно укреплены в результате роспуска Учредительного Собрания”. Советовал: “Нужно поддерживать большевистскую власть как можно дольше” [168].

Полковник Хаус в это время записал в дневнике, что США следует искать сближения с большевиками и “распространить нашу финансовую, промышленную и моральную поддержку по всем направлениям”, и “это поставит русскую ситуацию под наш контроль” [6]. Президент Вильсон в речи перед конгрессом 8 января недвусмысленно выразил “дружественные намерения” по отношению к русской революции. А потом обратился и к Съезду Советов, направил “Воззвание к русскому народу”. В своих заявлениях Вильсон указывал: “Наши надежды на будущее во всем мире пополнились новой уверенностью благодаря чудесным и греющим сердце событиям, которые происходят в последние несколько недель в России. Вот подходящий партнер для Лиги Наций!” Такие действия не могли не остаться без внимания других держав. И германский посол в Швеции Люциус делал вывод: “Америка проводит умную политику, она признает Советское правительство де-факто, ее дипломаты, агенты и бизнесмены остаются в России, она материально поддерживает большевистское правительство. Все это даст свои плоды после войны”.

Нет, не только после войны. Американские деляги вовсю паслись в Советской России. И в то же самое время, когда русских интеллигентов клеймили “буржуями” и травили, когда они оставались без средств к существованию, бизнесмены из США собирали обильные “урожаи”. За бесценок скупали у голодных людей фамильные драгоценности, полотна и скульптуры известных мастеров, другие произведения искусства, меха, антиквариат, вывозя их за рубеж целыми вагонами. А германский агент в Копенгагене доносил в Берлин об умопомрачительной операции, которую провернул “американский банк в Москве” – “обнародовал известие о том, что он берет на сохранение деньги российских подданных, и что американское правительство гарантирует эти деньги, даже в том случае, если большевики наложат на них секвестр”. За короткий срок “русскими частными лицами было передано на сохранение 7 млн. рублей”. Интересно, многие ли вкладчики сумели потом выехать за границу? Многие ли уцелели в месиве гражданской, смогли добраться до нужного банка и вернуть свои “гарантированные” деньги?



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-15; просмотров: 173; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 44.220.41.140 (0.025 с.)