Лекция 24. Онтологический статус явлений сознания. Проблема идеального.

 

На фоне великих достижений и, одновременно, разрушительных порождений человеческой мысли в ХХ столетии перед философией со всей остротой встал вопрос: каков онтологический статус явлений сознания во Вселенной? Не коренятся ли все беды человеческого существа как раз в совершенно превратном понимании природы своего сознания и его творческих продуктов? После столетий антропоцентрического противопоставления мысли бытию и интенции на переделывание мира сообразно человеческим прихотям не следует ли вновь вернуться к древним и, казалось бы, давно отвергнутым взглядам, когда идеи вовсе не противостояли природе, слово не отделялось от именуемого предмета, а окружающий мир представлялся живым существом, находящимся с нами в перманентном со-знании и со-общении?

Именно такой мотив отчетливо звучит в работе П.А. Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма»[796], однако анализ проблем, связанных с пониманием природы сознания, мы начнем с обращения к противоположной позиции, а именно - к последовательно материалистически-реалистической, как она представлена в диалектическом материализме. Здесь мы поневоле воспроизведем ряд сюжетов, уже обсуждавшихся в рамках онтологического раздела наших лекций, но здесь мы акцентруем внимание на гносеологических нюансах.

Идеальность сознания

 

В рамках диалектического материализма реальность сознания твердо квалифицируется (по крайней мере в большинстве работ) как идеальная (субъективная) реальность, отражающая реальность материальную (объективную). Иногда эта позиция принимает крайне жесткий дуалистический характер. Например, в виде фразы В.И. Ленина о том, что «назвать мысль материальной – значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом»[797]. Какая аргументация лежит в основе подобной позиции?

Ее сторонники утверждают, что сознание обладает идеальным содержанием в виде идей и образов, в которых, во-первых, нет ничего от материальности[798] отражаемых с их помощью объектов природного и социального окружения, и, во-вторых, в содержании сознания нет ничего от физиологической организации мозга и тех материальных процессов, которые в нем происходят при манипулировании с этим идеально-предметным содержанием. В моем идеальном образе стола, который я в данный момент созерцаю, нет ничего от материи реального стола и мне никак не даны те, без сомнения, сложнейшие нейрофизиологические процессы в моем организме, которые этот акт созерцания обеспечивают. Еще более зримый пример: реальный огонь жжется, а вот идея огня в сознании человека не горит, но зато реальный огонь (к примеру, в виде костра или доменной печи) всегда конечен во времени, а, скажем, гераклитовская идея разумного огня, правящего во Вселенной, пережила своего прародителя на тысячелетия и вполне может быть признана бессмертной, по крайней мере до той поры, покуда существует человеческая цивилизация. Таким образом, мир человеческого сознания представляет собой мир идеально-сущей мысли или, говоря современным научным языком, сферу оперирования информацией в "чистом виде".

Если диалектико-материалистический тезис о явлениях сознания как идеальных копиях (образах) объективной материальной действительности не принимается многими философскими направлениями, то невозможность причинного объяснения явлений сознания из физиологических процессов мозга признается большинством из них. Еще Лейбниц, о чем мы уже упоминали, в своем мысленном эксперименте с мельницей показал, что как бы ни изучались мозговые «механизмы», "производящие" мысли и восприятия, мы никогда не обнаружим в них, самих по себе, ничего похожего на идеи сознания. С лейбницевскими выводами согласен не только последовательный диалектический материалист Энгельс с его знаменитым афоризмом о непознаваемости мышления из физико-химических процессов мозга[799], но и представитель естественнонаучного материализма Э. Дюбуа-Реймон[800], и учитель В.С. Соловьева, последовательный теист П.Д. Юркевич, посвятивший критике редукционистско-физиологических подходов к сознанию ряд блестящих страниц[801].

Таким образом, с трактовкой сознания как идеальной реальности нельзя не согласиться хотя бы потому, что идея вещи не есть сама физическая вещь, а из физиологии тела и мозга сущность духовных явлений объяснить никак не удается. Однако здесь возникают два вопроса:

1) что такое идеальность сознания в положительном смысле, т.е. по самому своему существу, ведь выше везде давались ее чисто негативные характеристики типа «идеальное не есть материя отражаемого предмета», «идеальное не объяснимо из физиологических процессов мозга»?

2) насколько обоснована квалификация явлений сознания как сугубо идеальных, а вещей и процессов природного мира как явлений материальных? Не является ли такое деление по меньшей мере слишком грубым?

Постараемся ответить на эти вопросы, подойдя к ним с несколько неожиданной стороны.

Идеальность природных процессов

Зададимся на первый взгляд, сугубо онтологическим вопросом, вроде бы не имеющем прямого отношения к гносеологии: «что лежит в основе бытия двух берез, одна из которых растет в России сегодня, а вторая - росла в Канаде два века назад?». Между этими двумя деревьями, принадлежащими к одному и тому же биологическому виду, нет никаких связей в пространстве и во времени, однако они обладают существенными общими свойствами. Какова природа этой общности?

Для сторонника платонических традиций философствования ответ наэтот вопрос не представляет особых затруднений.Если всеобщие идеи ведут объективное и сверхвременное существование (в особом платоновском мире эйдосов или в Божественном Уме), то они и выступают в роли причин возникновения множества материальных вещей одного и того же класса. Идея при таком подходе выполняют функцию идеального прототипа, неизменной порождающей основы (субстанции) физической множественности, наподобие идеального образа стола, который в уме столяра предшествует изготовлению реальных столов. Чем точнее в материи воплотилась идея – тем ближе вещь к идеалу, и, стало быть, к истинному бытию.

Первичный смысл категории «идеальное» - ideal – как раз и означает быть «идеальным прототипом», «эталоном», «единым образцом» для бытия множества материальных предметов и процессов одного и того же класса.

Любопытно, что и в рамках марксистского материализма существовал (правда, в единичном проявлении) именно такой, сугубо платонический, взгляд на сущность идеального. Его придерживался М.М. Лившиц, заявлявший, что «идеальное является признаком истинного бытия материального» и что идеальное «есть норма всякого бытия»[802].

Однако если мы являемся последовательными материалистами и категорически отвергаем всякое независимое от человеческого сознания бытие идей, то каковым тогда будет наше объяснение общности облика двух берез? Если опираться на данные современной науки (а любой материализм всегда очень любит к ней апеллировать!), то можно заявить следующее: их общность обеспечена единством исторического происхождения, воплощенном в генетическом аппарате наследственности, общим для всего биологического вида берез. Вполне материальный генотип выступает в роли всеобщей причины (субстанции) их бытия и никакое привлечение платоновских идей здесь не требуется.

В этой, казалось бы, последовательной материалистической констатации, на самом деле, ярко проявляется еще одна и, быть может, важнейшая ипостась проблемы идеального. Дело в том, что у непредвзятого и наделенного философской жилкой человека может возникнуть законный вопрос: а как, собственно, общая история вида берез представлена в генотипе индивидуальной особи? В генотипе-то нет ничего, кроме той или иной вполне материальной комбинации четырех оснований (аденина, цитозина, тимина и гуанина), образующих триплетный код!? Значит индивидуальный материальный генотип каким-то удивительным – косвенным, превращенным, а еще точнее идеальным – образом представляет всеобщую историю вида, ведь онтогенез и в самом деле повторяет филогенез, как утверждает биология со времен Э. Геккеля.

Мало того, реализация генотипа в фенотипе – это во многом предзаданныйпроцесс. В генотипе изначально уже закодированы черты будущей взрослой особи. Материально организма еще нет, но с момента зачатия он идеально уже есть, ибо каким-то удивительным образом присутствует в комбинации сугубо материальных генов.

Таким образом, генотип предстает как идеальное образование по крайней мере в двух смысла. Он идеально хранит в своей комбинации генов прошлую материальную историю вида и, одновременно, будущие материальные черты взрослой особи. Собственно материя генотипа и не имеет никакого другого назначения кроме как идеально нести и манифестировать нечто, от его собственной материи (четырех оснований и их разнообразных комбинаций) отличное, а именно - всеобщую историю виду в уникальных чертах будущей взрослой особи.

Гегель был, пожалуй, первым, кто подметил этот аспект проблемы идеального и назвал его идеальностью – ideele, в отличие от ideal. Что же понимает под идеальностью Гегель?

Для него - это «самополагание» одного тела в другом теле или «видимость» одного тела через другое, где материя и телесность оказываются лишь внешними средствами обнаружения существенного – идеального – измерения бытия. Так, история биологического вида как бы идеально «видится» сквозь тело генотипа; полагает себя через него. Сквозь звуки устной речи и написанный текст проступают переданные с их помощью человеческие смыслы, некие идеальные содержания сообщений, которые никак иначе не были бы доступны чужому сознанию. Человеческое тело также представляет собой некую идеальность, ибо через телесные действия индивида обнаруживается, манифестируется его внутренний мир. В сущности, предназначение человеческого тела как раз и состоит в том, чтобы быть носителем и средством обнаружения сверхтелесного содержания – человеческого духовного «я».

Гегель очень тонко подмечает удивительный факт: мы окружены материально-несущими телами и процессами, чьей единственной функцией оказывается нести некое идеально-сущее содержание, отличное от их чувственно-телесного бытия. Эти категории (сущее и несущее) мы уже использовали при анализе сущности языка. Отметим в этой связи глубинную мудрость русского языка, ведь несущее – это то, что нечто на себе несет, но само по себе несущественно с точки зрения переносимого содержания.

По Гегелю, правда, вся природа, все ее формы и процессы, оказываются несущими образованиями в том смысле, что их единственное назначение и цель – отсылка познающего человеческого мышления к идеальной субстанции мироздания в виде абсолютной идеи. Иными словами, идеальность бытия (ideele), по Гегелю, оказывается полностью производной от идеального в смысле ideal - изначально предзаданной логической схемы мира, подлежащей рефлексивному осознанию в ходе человеческой истории. Отсюда познание природы, человеческой истории и творений культуры заключается лишь в снятии разумом инобытия идеи или, как говорит сам Гегель, в их идеализации, т.е. в способности философского разума усматривать за внешними природными, историческими и культурными материально-несущими формами их внутреннее идеально-логическое естество. «В качестве философского мышления, - формулирует суть своей позиции Гегель, - дух завершает … идеализацию вещей тем, что он познает тот определенный способ, каким образующая их общий принцип вечная идея в них раскрывается. Посредством этого познания идеальная природа духа, уже в конечном духе проявляющая свою активность, достигает своей завершенной, наиболее конкретной формы, дух возвышается до полностью постигающей себя действительной идеи и тем самым до абсолютного духа».[803]

Однако, если не обращать внимания на отчетливо проступающий у Гегеля дух панлогизма и идеалистического преформизма, то нельзя не согласиться с великим германским мыслителем в том, что вся природа оказывается пронизанной идеальными или, как бы мы сказали сегодня, информационными процессами и связями.

Так, даже на уровне сугубо физических процессов эта идеальная связность мира наличествует весьма отчетливо. Предположим, что в Космосе столкнулись две кометы. На обеих остались следы этого взаимодействия. О чем они говорят? С одной стороны, это вроде бы сугубо материальные отпечатки, но, с другой, они идеально-информационно указывают на тот объект, который эти следы оставил. Через свои материальные следы одна комета идеально присутствует (видится) в другой комете, а та, в свою очередь, служит как бы символом ее бытия. В свете, идущем от далекой звезды, присутствует информация о ее физико-химическом составе. Свет, таким образом, может рассматриваться как материально-несущее, протосимволическое образование, в чьей телесности идеально присутствует реальная звезда. Тучи на небе – несут идеальную весть о приближающейся грозе; в наличие весенних проталин присутствует информация об увеличении длины светового дня и интенсивности солнечного излучения. Подобные примеры можно множить бесконечно. Стало быть, и идеальность, и протосимволизм – атрибуты самой природы, условие ее целостного бытия. Они вполне могут рассматриваться в качестве онтологических предпосылок появления символических систем человеческой культуры[804] и идеальности человеческого сознания.

Если с подобным выводом сторонник материалистических взглядов на сознание еще способен согласиться, то предположение о том, что жить – значит находиться в универсальном информационном взаимодействии, со-знании с окружающими телами и процессами, скорее всего вызовет у него активное неприятие и упреки в витализме или панпсихизме. Однако именно этот вывод, восходящий еще к неоплатонической философии природы, заставляют сделать самые последние научные результаты из самых разных областей знания.

Так, целый ряд авторов высказывает мысль о том, что главным атрибутом живого является отнюдь не его белково-нуклеиновое строение, обмен веществ или размножение, а именно способность воспринимать, передавать и использовать информацию в процессах самоорганизации[805]. Ряд же объектов, типа вирусов, способны вести себя и как неживые, кристаллические, и как живые тела, в зависимости от информационной среды своего обитания. Что касается собственно живого, то жизнь на любом ее уровне подразумевает обязательную включенность в идеально-информационные процессы в мире в виде: а) актуального информационного обмена (со-знания) организма с окружающими телами; б) информационной реализации его филогенетической памяти (со-знание с прошлым) и в) способности опережающим образом перестраивать свое поведение в свете возможных событий (со-знание с будущим).

Иными словами, жить и эволюционировать – значит находиться в универсальной стихии идеально-информационного со-знания с окружающим миром, даже если сам факт укорененности в этой вселенской стихии никак самим организмом и не осознается. Яснопри этом, что человек качественно отличается от всех других существ. Он способен сознательно проявлять и конструктивно преумножать идеальный потенциал своего знания, т.е. быть творческой и ответственной силой в Космосе.

Здесь, совершив круг, мы вынуждены вернуться к пониманию идеального как реальности внутреннего мира человека, его «жизненного мира». Дело в том, что протосимволизм природы и ее, так сказать, «латентная идеальность» обнаруживаются лишь благодаря существованию нашего индивидуального сознания, способного, как мы говорили выше, оперировать информацией в чистом виде. Так, для иностранца в физических буквах и звуках русской речи самой по себе, не будет содержаться никаких идеальных значений и смыслов; наследственной генетической информации нельзя непосредственно обнаружить в сочетаниях четырех азотистых оснований ДНК; в самом по себе свете, идущем от далекой звезды, без современных приборов и теоретических идей не проявить сведений о ее химическом составе.

Чтобы идеальные отношения, свойства и смыслы, которые "несут" выше названные материальные образования, обрели статус идеально-сущего в подлинном смысле слова, они должны быть обязательно проявлены нашей индивидуальнойпсихикой. В противном случае они всегда остаются для сугубо материалистически ориентированного сознания какой-то парадоксальной "потенциальной идеальностью"[806] или "материальной информацией"[807].

Из этой же парадоксальности вытекает и знаменитое определение информации Н. Винера: "Информация - это информация, а не материя и не энергия"[808], и современные попытки интерпретировать информацию всего лишь как инструментальную понятийную фикцию[809]. В собственно философских построениях эта парадоксальность бытия информации проявляется в двух полярных и равно двусмысленных взглядах, на сознание и процесс познания в целом: реалистическом, так или иначе основанном на теории отражения, и трансцендентально-конструктивистском. В первом случае признается, что законы природы и информационные процессы существуют как-то там объективно-материально и лишь отражаются нашим индивидуальным сознанием в собственно идеальной форме, т.е. в образах, в понятиях и т.д. Во втором случае идеально-информационные структуры наделяются автономным и конструктивным существованием, но связываются исключительно с бытием индивидуального сознания, как в феноменологии. Никакое природное существование идеального здесь вообще не признается.

Обе позиции частично справедливы, но в первой совершенно непонятным остается онтологический статус и происхождение идеально-информационных структур и процессов, находящихся в самой природе и вне "пространства" индивидуальной головы; а во второй - генезис и природа конструктивных идеально-смысловых структур индивидуального сознания. По-видимому, мы все же отражаем нечто большее, чем сугубо материальные вещи и процессы; и конструктивно оперируем в идеально-информационном плане чем-то большим, нежели смысловыми продуктами нашей сугубо человеческой субъективности!

В этом плане все же необходимо, по-видимому, признать какое-то объективное существование идеально-информационных структур в самом бытии (идеальное в смысле платоновского мира идей, т.е. как ideal), равно как и отношения объективной идеальной представленности одних материальных вещей и процессов через другие вещи и процессы (гегелевское ideele), но … с обязательным учетом не только идеальности, а и материальности сознания, которую также оставляют без внимания и материалистический реализм, и трансцендентализм, но которая составляет атрибутивную характеристику его бытия. Иными словами, мы теперь ставим под сомнение сугубую идеальность сознания, как раньше поставили под сомнение сугубую материальность природы.

 

Материальность сознания.

При всей обоснованности нередукционистских взглядов на явления сознания совершенно ясно, что его идеально-сущее содержание каким-то неуловимо-тончайшим и фундаментальным образом связано с материально-несущими процессами, обеспечивающими егожизнедеятельность: нейродинамическими структурами мозга; физическими действиями человека; с независимыми от его воли условиями и влияниями социокультурного окружения. В последнее время также резко активизировался поиск физических переносчиков явлений сознания, предпринимаемый не философами и физиологами, а физиками-профессионалами. В настоящее время уже предложен целый спектр физических моделей, пытающихся найти такие переносчики[810].

Весьма интересными в этой связи видятся попытки объяснить их существование, основываясь на моделях физического вакуума. Так, из работ доктора физико-математических наук Г.И. Шипова следует несколько возможных теоретических состояний вакуума: абсолютный вакуум; первично возбужденный вакуум в виде полей инерции (или кручения), обусловленных торсионной поляризацией; и, наконец, третье состояние, которое соответствует виртуальному состоянию материальных объектов[811]. По модели Г.И. Шипова, вакуумные поля инерции лежат в основе всех других видов физических полей и частиц. Одновременно эти вакуумные поля кручения, похоже, могут рассматриваться на сегодняшний день в качестве одного из кандидатов на роль несущего основания идеально-информационных взаимодействий в мире.

В работах доктора физико-математических наук А.Е. Акимова, концептуально близких к идеям Г.И. Шипова[812], постулируется наличие торсионных полей, порождаемых любым вращающимся объектом. Эти поля обладают рядом примечательных свойств: скорость их распространения во много раз выше скорости света: интенсивность торсионного поля не зависит от среды; одноименные заряды в нем имеют свойства притягиваться и т.д.[813] А.Е. Акимовым и членами его группы были экспериментально исследованы некоторые парапсихологические феномены. Выяснилось, что показания физических приборов, регистрирующих торсионные поля человеческого организма, совпадают по ряду объективных параметров (частота, интенсивность, правое или левое вращение) с динамикой цвето-визуальных образов в психическом мире реципиента.[814] Таким образом, одна и та же полевая реальность сознания может объективно-энергетически (материально) фиксироваться приборами и, одновременно, субъективно-идеально (информационно) переживаться! Все эти факты, несмотря на то, что торсионная теория находится еще на стадии формирования и вызывает критические возражения со стороны многих физиков[815], дают некоторые основание рассматривать вакуумные поля кручения в качестве одного из возможных физических обнаружений материально-несущих оснований мысли.

Правда, мы не склонны переоценивать эмпирические факты и теоретические гипотезы с переднего края науки. Они в любой момент могут быть опровергнуты. Мы приводим данные по торсионным полям лишь в плане иллюстрации весьма показательной тенденции, к которой не может остаться равнодушной современная метафизика ни в ее онтологических, ни в гносеологических направлениях исследований: современная наука выходит на имманентные метафизические проблемы и философский уровень обобщений, игнорировать которые философы не вправе, не рискуя потерять профессиональный авторитет и статус рациональной области знаний. Рациональность философии ведь заключается не в том, чтобы везде видеть «идеализм» и «ненаучность», пряча, как страус, голову в песок, а в том, чтобы давать рациональные интерпретации необычного и нового и делать смелые прогнозы там, где трепещет официальная наука. В конечном счете, метафизика – есть искусство «рационального дерзания», сколь бы шокирующе ни звучало данное словосочетание.

С этих позиций, не исключено, что сегодня начинают сбываться предсказания некоторых учений (в частности, учения Агни-Йоги), что именно в научных лабораториях будет экспериментально обнаружена и исследована всеначальная психическая энергия мироздания. Дело в том, что в целом ряде религиозно-философских учений обосновывалось представление, будто идеальная деятельность сознания обладает своей особой, как бы "тонкой первоматерией", "светоносной" телесностью, невидимой простому человеческому взору. Здесь достаточно вспомнить знаменитые трактаты Плотина "О материи" и "Об умной красоте", учение о высшей материи в "Ареопагитиках"[816]. В западной философии мысль о том, что сознание обладает своей особой первоматерией высказывал П. Тейяр де Шарден в работе «Феномен человека»[817]; в русской же философии с разной степенью обстоятельности и под разными углами зрения учение о "духовной материи" развивали В.С. Соловьев, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков. Характеризуя эту первоматерию, В.С. Соловьев именует ее не только "невесомой" и "всепроникающей", играющей роль как бы универсального строительного материала в мировом бытии (т.е. имеющей сугубо космофизические функции), но также и "психофизической", "субъективной"[818], способной как к переносу человеческой мысли, так и к трансформации под ее воздействием.

Словом, это - "живая и чувствующая" первоматерия, которую можно было бы назвать переносчиком информационных процессов в мире (или носительницей со-знания). Здесь просматриваются явные аналогии между этой софийной первоматерией[819] и тем, что в китайской философской традиции именуется энергией "ци", а в буддийской традиции – пустотой=энергией под названием "шуньята". Исключительно глубокие интуиции об этой первоматерии содержатся в юношеской, недавно опубликованной, работе С.Н. Трубецкого "О Софии"[820]. Возможно это тот самый случай, когда философское предсказание опережает строгую научную мысль, учитывая многообразные эмпирические подтверждения фактов телепатии и телекинеза, способности человеческого глаза видеть внутренние органы и т.д., о чем мы скажем чуть ниже.

Можно сделать и более сильное философское предположение: существует, по-видимому, прямая связь между идеально-информационным "качеством" мысли (конструктивностью, четкостью, возвышенностью) и ее материально-несущим, энергетическим (т.е. способным совершать какую-то физическую работу) потенциалом. В свое время В.С.Соловьев проницательно отметил: "В общем возвышению идеального содержания прямо пропорционально возрастание реальной силы" [821]. Сегодня, в согласии с гипотезой В.С. Соловьева, накапливается все больше научно-экспериментальных фактов, подтверждающих непосредственное влияние идеально-сущей мысли на окружающие тела посредством материально-несущих энергий, пока еще недоступных для строгой теоретической концептуализации. Несмотря на массу шарлатанства и паранаучных спекуляций вокруг этих проблем, сегодня с известной уверенностью можно констатировать следующее:

Во-первых, существуют многократно проверенные в разных странах данные по телекинезу, т.е. способности мысли производить непосредственную физическую работу[822]. Во-вторых, еще основоположник парапсихологических исследований в нашей стране Л.Л. Васильев отмечал, что чем яснее и отчетливее представляет себе гипнотизер идеальное содержание приказа - тем эффективнее суггестивное воздействие его внушения на пациента[823]. В-третьих, необходимо отметить опыты по непосредственному влиянию мыслей человека на комнатные растения, осуществленные К. Бакстером и потом неоднократно верифицировавшиеся другими исследователями в разных странах. Многочисленные примеры подобного влияния приведены в работе А.П. Дуброва и В.Н. Пушкина[824]. В-четвертых, фактом являются способности индийских йогов мысленно управлять физиологическими процессами собственного тела вплоть до облегчения его физического веса, изменения температуры и даже химического состава клеток. Эти факты физической действенности идеальной мысли вынужден был признать даже такой авторитет в области физиологии мозга как Р.У. Сперри. По его мнению, с экспериментальным подтверждением и изучением такого влияния субъективной и идеальной мысли на телесно-физические процессы можно связывать надежды на революционный переворот в психологической науке[825]. Наконец, в-пятых, накапливается все больше данных о непосредственной реакции, казалось бы, "мертво-вещественного" мира техники (в частности, компьютера) на сугубо ментальные состояния пользователя. Известно, что боязнь поломки технического устройства резко увеличивает вероятность его реальной поломки и т.д.

Все это дает известные основания предположить: наше сознание представляет собой не только опосредованную физическим действием, но и непосредственную материальную силу в Космосе, которую мы только-только начинаем научно изучать и которой пока не научились сознательно владеть.

По крайней мере это метафизическое предположение на сегодняшний момент выглядит более теоретически цельным (что мы попытались выше показать), а также, что немаловажно, эмпирически фундированным, нежели вера в то, что наши мысли и идеи обретаются лишь под черепной коробкой и объективируются вовне исключительно в символической форме. В это нам свойственно верить, поскольку физическая реальность мысли непосредственно не дана. Но ведь мы непосредственно не видим (и никогда не увидим!!!) невооруженным физическим глазом ни протонов, ни электронов, ни электромагнитных полей, ни тем более кварков. Однако в их существование большинство из нас верит безусловно! Так почему в одно, чувственно не данное, мы твердо верим, а другое нам свойственно отрицать? И не является ли такое отрицание своеобразной материальности мысли типичным некритическим научным верованием, коренящимся во вчерашнем дне науки наподобие того, как отрицали реальность электронов и полевых физических процессов большинство физиков конца 19 – начала 20 веков?