Природа экзистенциальных категорий.

 

Любопытно, что "логика" стяжание личных качеств в процессе жизнеустроения определяется своими собственными категориями, которые можно назвать категориями душевной жизни (или экзистенциалами в европейской терминологии). Они также имеют бинарную природу, но их отношения отличаются и от отношений между логическими, и от отношений между ценностными категориями. Именно в умении расставлять правильные акценты во взаимоотношениях экзистенциалов (четко различать или, наоборот, синтезировать их), причем каждый раз в уникальной жизненной ситуации, - и состоит дар подлинной мудрости, основанной на разуме сердца.

Ясно, что тема специфичности категорий душевной жизни не нова. Она разрабатывалась и С. Кьеркегором, и М. Шелером, и П.А. Флоренским и т.д. Целостная разработка этой проблемы (в той мере, в какой она вообще доступна философии!) - дело будущего, поэтому мы ограничимся лишь кратким содержательным обзором основных экзистенциалов.

Сущностная черта жизненной мудрости состоит в том, чтобы:

а) объединять, синтезировать кажущиеся несовместимыми качества и психические состояния, ведущие нас "вверх" по лестнице совершенствования; но при этом

б) четко распознавать принципиальную противоположность, контрарную несовместимость вроде бы одинаковых нравственно-психологических модальностей и делать четкий выбор между ними.

Иными словами, в функционировании экзистенциалов всегда присутствуют черты и логических (симметричность категорий, роль их опосредования), и черты ценностных категорий (наличие "низа" и "верха, необходимость категориального выбора). Постараемся пояснить сказанное на некоторых конкретных примерах, ясно отдавая себе отчет в том, что сфера личностного жизнеустроения настолько специфична и неоднозначна, что ее в принципе невозможно алгоритмизировать и «разложить по полочкам».

Учитывая это, мы позволим себе несколько отступить от канонов сухой лекционной логики и использовать метафоры, образные сравнения, элементы вольного этимологического выведывания смысла. В конце концов, абстрактно и сухо писать о важнейших экзистенциалах душевного бытия - значит самой формой выхолащивать их живое содержание.

Начнем с той ипостаси жизнеустроительной мудрости, которая заключается в умении обнаружить несовместимость, взаимоисключающую противоположность нравственных качеств и состояний сознания, которые, на первый взгляд, почти не различаются между собой, а потому сплошь и рядом отождествляются в обыденной жизни. Но это - воистину - "дьявольские отождествления", словно сам дьявол нашептывает нам на ухо не делать слишком больших различий между чувством неудовлетворенности и сомнением, между раздражением и праведным негодованием, между страхом и трепетом, между унынием и возвышенным страданием. На самом же деле, эти фундаментальные категории душевной жизни образуют пары полярно несовместимых морально-волевых качеств и психических состояний, одни из которых воплощают личностное "небо", а другие - личностное "дно". Одни экзистенциалы обозначают ступени творческого восхождения, другие - их изнанку. Напротив одних можно твердой рукой поставить знак "плюс", а напротив других - столь же твердый "минус". Рассмотрим некоторые из этих взаимоотталкивающихся душевных полюсов, грани между которыми, увы, слишком часто стираются в человеческом сознании, но которые безошибочно распознает подлинный мудрец.

Сомнение и неудовлетворенность.

Сомнение и его крайняя форма - скепсис - всегда являются изнанкой догматизма. Скептик - часто разуверившийся догматик и наоборот: догматик - зачастую уверовавший скептик. Но оба - и скептик, и догматик - пребывают в бессознательном подчинении у чужого суетного мнения. Они, воистину, жертвы со-мнения и не ведают со-знания. Отсюда абстрактное отрицание скептика и абстрактное утверждение догматика, лишенные лично продуманных и прочувствованных основ, всегда шатаются и колеблются, обрекая своего носителя на хождение по замкнутому кругу чужих взглядов и ценностей.

Духовно прибывает лишь неудовлетворенное сознание. Чуждое циничному скепсису и самодовольному догматизму, оно жаждет творческого обогащения и достижения истинного со-знания с другими "я", удостоверенных посредством непредвзятых теоретических аргументов и личным ведением сердца. Неудовлетворенность предвещает углубление и расширение ранее продуманных и принятых основ; она разворачивает спираль духовного восхождения человека.

Голос сомнения монологичен и пессимистичен, бесплоден и безблагодатен. Неудовлетворенность открыта диалогу, плодоносна и оптимистична, поскольку вдохновляет на совершение нового жизненного усилия.

Раздражение и негодование.

Негодование духа, восстающего против зла и несправедливости, свидетельствует о наличие прочного нравственного стержня. При этом праведно негодующий не испытывает чувства личной ненависти к носителю зла и скорее сострадает заблудшему. Исаак Сирин выразил этот благородный характер праведного возмущения в чеканной фразе: "Люби грешников, но ненавидь дела их".

Вопреки альтруистическому чувству негодования, раздражение эгоистично и выражает состояние внутренней неуверенности и неправоты. Раздражаются зачастую на самих себя, на свои собственные недостатки и слабости, в которых стыдно признаться и которые бессознательно проецируются вовне, на другого, безвинного в подавляющем большинстве случаев, человека.

Раздражение бескультурно, оно оскорбляет и унижает чужое достоинство. Негодование духа никогда не оскорбляет личности другого человека, ибо слишком уважает свою собственную правоту, превосходящую любую самость. Раздражение - черный "огонь поядающий", в котором корчится маленькое земное "я"; негодование Я - пламенный меч, рассекающий тьму зла и невежества.

Страх и трепет.

Трепет - благоговение перед высшим; страх - смятение перед низшими силами. Трепет - предчувствие близости идеала, любовь и доверие к нему. Страх - смирение перед всесилием зла, рабское подчинение ему. Трепещут подлинно верующие и восходящие; боятся сомневающиеся и не ведающие путеводных звезд духа.

Уныние и страдание, восторг и радость.

Уныние и жалобы - знак разжижения воли; страдание - условие ее закалки. Уныние в лучшем случае сменится беспечным весельем и восторгом, за которыми неминуемо последует новое уныние по поводу их утраты. За страданием следует радость очищения и преодоления. Уныние - лень души, покорившейся потоку настоящего (у-ныние). Страдание - страда духа, ведущая в будущее.

Восторг телесного наслаждения неизбежно конечен; радость духовного преодоления бесконечна

Соизмеримость и подозрительность.

Соизмеримость - целесообразная бережливость, вытекающая из сознания собственной силы. Подозрительность - спутник духовной слабости и метаний. Соизмеримость выискивает лучшее в другом человеке, дабы четче и доступнее - по сознанию - довести до него нужное знание. Подозрительности, напротив, свойственно всегда и во всем видеть худшее. Соизмеримость ориентируется на высокое и достойное; подозрительность "играет на понижение", как бы зрит исподним оком (подо-зрение). Соизмеряющий не выдаст сокровенного и тем не позволит осквернить его; подозрительный опорочит истину самой недобротой своего взора.

Смирение и самоуничижение.

Смирение - ясное осознание своей сегодняшней ограниченности, но одновременно и бесконечности горизонтов совершенствования. Смирение - горение через обуздание гордыни. Самоуничижение - неверие в свои силы и возможности; оборотная сторона гипертрофированной самости. Смирение - готовность внимать словам подлинного духовного авторитета и неустанно следовать идеалу. Самоуничижение - часто разочарование и духовное разложение некогда самоуверенного "учителя". С-мирение - любовное принятие мира в сердце и со-гласие с ним; самоуничижение - уничтожение связей и с миром, и с собственным сверхсознательным потенциалом духа.

Вместимость и всеядность.

Вместимость - критерий широты сознания, умение покрыть отрицание синтетическим утверждением. Всеядность - набор несовместимых идей и ценностей. Вместимость - способность упорядочить различное вокруг единого стержня; всеядность - сваливание в кучу всего и вся. Вместимость уравновешенна и гармонична; всеядность - судорожна и хаотична.

Чем отчетливее в своем повседневном бытии распознает человек нравственные полярности, подобные вышеприведенным, и чем определеннее совершает он свой моральный выбор - тем большей широтой и утонченностью отличается его сознание и тем выше стоит он на лестнице духовного совершенствования. Однако подлинная мудрость есть не только дар распознавания, и тем самым, преодоления "дьявольских отождествлений", но столь же и умение избегать "дьявольских противоположений".

Эта вторая, дополнительная, ипостась мудрости - умение видеть единство и взаимосвязь нравственных качеств и состояний, которые обыденное сознание норовит рассмотреть в качестве противоречащих друг другу. Здесь, напротив, "дьявол" словно подталкивает нас на бездумное и механическое противополагание того, что на самом деле образует гармоничное единство: свободное самоопределение и иерархическое служение; дерзание и терпение; мужество и сострадание. Подобные противоположности не только не отрицают друг друга, но требуют обязательного синтеза. Остановлюсь лишь на нескольких примерах.