Проблема движения в истории философии и логические векторы ее решения

Проблема движения всегда стояла в философии очень остро. При внешне неоспоримом факте, что движение существует, в истории философии были концепции которые отрицали это. С чем это связано? Попробуем разобраться, исходя из своеобразной “презумпции невиновности” философов, то есть понимая, что, делая тот или иной вывод, они опирались на рациональные аргументы даже тогда, когда отрицали движение. Итак, что такое движение? Познаваемо ли оно? Как соотносятся движение и покой? Какие существуют формы движения? Какова связь движения и развития? Векторы исследования проблематики движения были заданы еще в античной философии, которая определила как бы основные логические варианты решения вопроса о сущности движения.

Первый вариант был представлен милетской школой и Гераклитом. Движение здесь понималось как перманентное возникновение и уничтожение вещей, как бесконечное становление всего сущего.

Анаксимандр, создавая свое учение об апейроне, отмечал, что его важнейшим свойством является движение. А поскольку сам апейрон вечен и находится в вечном движении, следовательно и само движение вечно и всеобще. Поэтому, "вечное движение – начало, обладающее старшинством над влагой... от него одно рождается, другое уничтожается"[411]. Анаксимен и Гераклит так же полагали, что движение вечно и выступает причиной всех частных изменений. Именно Гераклиту принадлежит известное всем высказывание о том, что нельзя в одну реку вступить дважды, и о том, все течет и все изменяется. Аристотель, комментируя Гераклита, замечает, что речь должна идти не о мире как таковом, хотя он действительно изменяется, а о том, что любое наше высказывание о предмете не носит абсолютного характера. Таким образом, обратив внимание на изменчивом характере бытия, философы отодвинули на второй план моменты устойчивости движения.

Второй (противоположный) вариант трактовки движения был развит в элеатской школе.

Но прежде чем перейти к анализу взглядов ее представителей, мы обратимся к А.С. Пушкину, кстати говоря блестящему знатоку античности[412]. Подобно всем гениальным людям, ему удалось в образной емкой форме, буквально несколькими поэтическими строками, зафиксировать сущность античного спора по поводу движения

 

 

“Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце всходит,

Однако ж прав упрямый Галилей”

 

Перед нами пример, который затрагивает одну из важнейших сторон проблемы движения и возможность его достоверного познания. Переформулировать проблему можно следующим образом: возможно ли описать движение на языке понятий или познаваемо ли движение?

Иначе говоря, вряд ли философы отрицали движение как таковое, но безусловно, что они ставили под сомнение его всеобщность, а главное - возможность логического обоснования движения. Пушкин в стихотворении иронически отразил слабость (“ответ замысловатый”) наглядного обоснования движения (путем хождения), приведя соответствующее метафорическое рассуждение, говорящее о том, что из того, что каждый день “пред нами солнце всходит”, мы тем не менее знаем, что на самом деле Земля совершает свои обороты вокруг Солнца. Истинное положение дел, установленное Галилеем, радикально расходится с данными наших органов чувств.

Одновременно, в этом стихотворении затронута и проблема диалектики как особого типа обоснования, которая, начиная с софистов, часто использовалась как средство доказательства противоречивости любых выдвигаемых утверждений. А из этого, в свою очередь можно сделать два вывода. Первый, о том, что логически определить что-либо вообще нельзя, так как всегда можно выдвинуть и обосновать противоположное утверждение. Второй - что диалектика представляет собой некий мыслительный фокус, создающий, по выражению Гегеля, “ложную видимость”.

По разным источникам, в качестве участника указанной ситуации, отрицавшего движение путем хождения, был Диоген Синопский (403-323 гг. до н.э.). Гегель отмечает, что его опровержение (как и вообще опровержения подобного типа) является вульгарным, “которое противопоставляет, как это сделал Диоген, мышлению чувственное сознание” и является обычным взглядом, “так называемого здравого человеческого рассудка, придерживающегося чувственной очевидности и привычных представлений и высказываний...”[413].

Зенон, который утверждал, что движения нет, имел в виду вовсе не его существование как таковое, а лишь противоречивость самого определения движения и тот факт, что на языковом уровне мы можем давать движению самые разнообразные, в том числе и противоположные определения. “Что существует движение, что оно есть явление, это вовсе и не оспаривается; движение обладает чувственной достоверностью, оно существует, подобно тому как существуют слоны; в этом смысле Зенону и на ум не приходило отрицать движение. Вопрос здесь идет о его истинности”[414]. Дело в том, что проблема обоснования истинности утверждений о движении предстала как весьма сложная задача, так как на уровне его логического понимания наша мысль постоянно сталкивается с противоречиями. В частности, мыслить движения оказывается принципиально невозможным без привлечение противоположной категории, а именно - покоя.

Элеаты (Ксенофан, Зенон, Парменид), обратили внимание на моменты устойчивости в движении, которые при их абсолютизации могли привести к выводам отрицающим всеобщность движения. Так, например, у Парменида бытие неподвижно и едино, оно замкнуто само в себе "в пределах оков величайших". "Его бытие не поток как у Гераклита, а как бы лед"[415].

Логический вариант данной проблемы был представлен Зеноном, который, защищая тезисы своего учителя Парменида, разрабатывает целую систему обоснования того, что движения нет. Исходя из логической противоречивости движения, Зенон действительно делал вывод, о том, что движение не обладает истинным бытием. А согласно общей гносеологической позиции элеатов – предмет, о котором мы не можем мыслить истинно (то есть непротиворечиво), не может обладать истинным бытием. “С этой точки зрения мы должны понимать аргументы Зенона не как возражения против реальности движения, каковыми они представляются на первый взгляд, а как указание на необходимый способ определения движения и на ход мысли, который необходимо соблюдать при этом определении”[416].

Концентрированным выражением аргументов против существования движения стали знаменитые апории Зенона, исходящего из того, что бытие едино и неподвижно.

Первая апория: движение не может начаться, потому что движущийся предмет должен дойти до половины пути, а для этого пройти половину половины и так до бесконечности (Дихотомия).

Вторая апория гласит, что быстрое (Ахиллес) не догонит медленное (Черепаха). Ведь когда Ахиллес придет в ту точку, где была черепаха, она отойдет на такое расстояние от своего старта, на сколько скорость медленного меньше скорости быстрого и т.д.

Третья апория (стрела) говорит о том, что движение невозможно при допущении прерывности пространства. Летящая стрела покоится, так как всегда занимает место равное себе, то есть покоится в нем. Но движение не может быть суммой состояний покоя, ибо это самопротиворечиво. “Не все, что чувственно представляется нам реальным, существует на самом деле; но, все что истинно существует, должно подтверждаться нашим разумом, где самое главное условие - соблюдение принципа формально-логической непротиворечивости” - вот ключевая мысль элеатов, против которой бессильны любые аргументы, апеллирующие к чувственному опыту[417].

Не случайно завершением вышеприведенного анекдота о “мудреце брадатом” становится тот факт, что когда один из учеников Диогена посчитал, что тезис об отсутствии движения действительно опровергнут молчаливым хождением, то сам Диоген (который своим хождением лишь обострил диалоговую ситуацию) побил его палкой, говоря тем самым, что чувственная достоверность не есть еще доказательство или опровержение, а необходимы более основательные аргументы.

Мы так долго разбирали этот исторический эпизод, чтобы показать, что вряд ли в истории философии существовали когда-нибудь философы отрицающие движение как таковое, даже когда они так говорили. Скорее всего отрицалась познаваемость какой-то из характеристик движения, например, достоверность его чувственного познания, тем самым, безусловно, ограничивалась и достоверность чувственного познания в целом.

Можно указать и на еще один исключительно важный позитивный момент, который имела негативная диалектика Зенона. После его апорий, направленных против возможности логически непротиворечиво мыслить движение, стало понятно, что в мире существует целый класс объектов и явлений, которые только и могут быть постигнуты диалектически противоречиво, т.е. через синтез их противоположных мысленных определений. В самом деле, человек - это всегда единство души и тела, сознательного и бессознательного, биологического и социального начал. Жизнь, текущая вокруг нас, неотделима от смерти; необходимость и закономерность наступления каких-то событий - от случайных обстоятельств и привходящих факторов.

Попробуйте абстрактно запретить противоречия в познающем мышлении, и вам никогда не удастся осмыслить сущность света, ведь он - иное тьмы; звука, ведь он - иное тишины; емкости бокала, которая - иное его вещественной формы и т.д. Вам никогда не удастся верно расставить акценты в проблемах семьи и брака, ибо именно единство противоположных полов обеспечивает гармонию семейного и социального бытия. Сущность подлинной человеческой индивидуальности состоит вовсе не в том, что она противопоставляет себя всему родовому и общечеловеческому и всячески подчеркивает свои отличия от других людей, а в том, насколько органично и творчески преломляются всеобщие родовые характеристики и универсальные ценности в ее уникальных (особенных) поступках и чертах характера.

Таким образом, подлинный философский разум - это как раз не шараханье от противоречий бытия и познания, а умение органически двигаться в стихии противоположных характеристик самих вещей и, соответственно, логических определений мысли. Последующая позитивная платоновская диалектика в диалогах “Софист” и “Парменид” будет разворачиваться именно в этом ключе и, вместе с диалектическими идеями Гераклита, станет основой всей европейской диалектической традиции.[418]. Кстати, и сама сущность движения после элеатов будет осмыслена именно диалектически: как разные формы единства покоя и изменения, прерывности и непрерывности, линейности и нелинейности, качественных и количественных трансформаций, о чем мы еще поговорим.

Третий взгляд на сущность движения представил Эмпедокл, который как раз и попытался объединить противоположные взгляды и стал рассматривать изменчивость и устойчивость как две стороны общего процесса движения. “Сочетая ионийскую философскую традицию с италийской, Эмпедокл равно говорил об изменчивости и неизменности мира, но фактически в разных отношениях и частях. Мир неизменен в своих корнях и в пределах “круга времен”, но изменчив на уровне вещей и внутри “круга времен””[419].

Своеобразный итог данным спорам подвел Аристотель.

Он дает классификацию видов изменения, среди которых выделяется возникновение, уничтожение, и собственно движение, понимаемое как осуществление сущего в возможности, переход его в действительность. Частным видом движения является механическое перемещение тела из одного места в другое, “движения помимо вещей не существует”.[420] Мысленное представление движения предполагает использование категорий места, времени и пустоты. Вечность движения Аристотель обосновывает “от противного”. “Отрицание вечности движения приводит к противоречию: движение предполагает наличие движущихся предметов, которые в свою очередь, или возникли, или же существовали вечно неподвижно. Но возникновение предметов есть тоже движение. Если же они покоились вечно неподвижными, то тогда непонятно, почему они пришли в движение не раньше и не позже. Трудно объяснить также причину покоя, а такая причина должна быть”[421].

Итак, движение, по Аристотелю, реализуется внутри одной сущности и внутри одной формы в трех отношениях – качества, количества и места. То есть для каждой исследуемой сущности всегда имеется данное трехчленное отношение.

Количественное движение – это рост и убыль. Движение относительно места – это перемещение, или, говоря современным языком, пространственное перемещение, механическое движение.

Качественное движение – это качественное изменение. Кроме того всякое движение осуществляется во времени. Причем, если движение в пространстве и во времени изучает физика, то качественные изменения выступают предметом метафизики. Перевод исследования проблемы движения в плоскость качественного изменения, позволяет рассматривать его в наиболее широком, философски предельном смысле по отношению к бытию в целом, говорить об изменчивости, процессуальности бытия.