Критика догматической философии И. Кантом

 

Под давлением развивающихся наук и признания эффективности методов научного познания в философии наступает определенный кризис абстрактного рационализма с его и спекулятивно-метафизическими и натурфилософскими построениями, которые очень трудно подвергнуть какой-либо проверке. Онтология либо вообще исчезает из проблемного поля философии, либо занимает в ней место ограниченной дисциплины, уже не претендуя на выработку основополагающих принципов и предпосылок. Критике подвергаются спекулятивные предпосылки предшествующих философских построений.

Наиболее ярким разрушителем спекулятивной метафизики считается И. Кант, хотя такая оценка требует некоторых уточнений. И. Кант осуществляет своеобразный переворот в философии и закладывает основы ее понимания как особого рода науки. Не случайно, как мы увидим ниже, возникновение многих современных форм философии связано с переосмыслением как раз наследия этого великого философа. Канта традиционно относят к гносеологической линии в философии, который совершил поворот от классической метафизической проблематики, разворачивавшейся преимущественно в русле онтологии, к теории познания. Однако, одновременно, он стоит в русле развития идей классической философии и у истоков немецкого идеализма, вершиной которого, в свою очередь, становится философия Гегеля с его может быть самой мощной спекулятивной онтологической системой. Поэтому более точным было бы оценивать критику Канта как метод, направленный на разрушение предшествующей догматической и спекулятивной философии с целью создания нового понимания философии, в которой онтология необходимо занимает свое важное место.

Пытаясь обосновать новую теорию познания, Кант выступает с критикой предшествующих рационалистических и эмпирических теорий XVII–XVIII вв. Он ставит проблему универсального обоснования знания и критикует философские представления о познании как простом слепке с бытия. Одновременно он подвергает критике саму категорию бытия, которая носит абстрактный и спекулятивный характер и не может лежать в основе истинного знания. Процесс познания трактуется им как субъектно-объектное отношение. Он говорит о познающем субъекте как носителе особых способностей, которые помогают ему упорядочивать окружающий мир с помощью априорных форм чувственности и разума. Познание у него является конструктивной деятельностью особого рода, в которой важнейшая роль принадлежит познающему субъекту. Причем субъект рассматривается им не как индивидуальная личность, а как некая гносеологическая абстракция, к которой относятся познавательные способности и источники познания.

Поэтому он различает в субъекте область социально-психологическую, связанную с особенностью человека как личности, и область надличностную (трансцендентальную), которая и обеспечивает его функционирование как познающего субъекта. Познающий субъект – это не конкретный индивид, а субъект трансцендентальный, способный достигнуть главной цели познания – объективной истины. В кантовском понятии трансцендентального субъекта концентрируются лишь всеобщие познавательные способности человека и источники его знания. Совокупность указанных способностей, которые существуют в сознании любого человека помогают ему упорядочивать окружающий мир с помощью априорных форм чувственности и разума. Это не значит, что человек не имеет индивидуальных, личностных характеристик, но они не должны играть ведущей роли в процессе познания. Кант считает, что для понимания того, что такое истина, истинное знание, необходимо различить субъективные и объективные аспекты процесса познания, а не противопоставлять их, как это было прежде, когда субъективное рассматривалось как нечто мешающее процессу познания, искажающее истину. Дело обстоит прямо противоположным образом: именно инварианты субъективности гарантируют бытие объективного и истинного знания.

Таким образом, схема познания у Канта выглядит следующим образом. Некая вещь (неизвестная вещь в себе) воздействует на человека, через его чувственность. Это порождает многообразие ощущений, которые упорядочиваются с помощью априорных форм созерцания. Но на этом этапе такое знание остается субъективным. Далее в дело вступает рассудок, который облекает имеющиеся знания в форму понятий, то есть выявляя в них нечто общее. Поэтому, в конечном счете лишь познающий субъект, объединяющий восприятия и рассудок, создает единство, которое можно считать знанием.

Решая вопрос об источниках и границах знания, Кант исходит из анализа трех основных способностей познания: чувственности, рассудка и разума. Это формулируется им в трех знаменитых вопросах: “Возможна ли математика как наука?”; “возможно ли естествознание как наука?”; “возможна ли метафизика как наука?”.

Математика опирается на априорные (то есть внеопытные) формы чувственности, такие как пространство и время. Иначе говоря, познающий субъект смотрит на мир как бы сквозь призму пространственного и временного расположения. Пространство в данном случае это априорная форма внешнего чувства, а время – априорная форма внутреннего чувства. Человек интерпретирует мир соответствующим этим категориям образом. Именно такая априорность и определяет возможность существования математических истин, а значит и математики.

Естественные науки ( прежде всегофизика ) также опираются на целый ряд категорий, таких, например, как множество, единство, реальность и т. д., которые “чисты” в силу своей априорности, как бы “не загрязнены” опытом. Эти категории лежат в основе доопытных универсальных основоположений, конституирующих саму возможность опытного исследования природы[186]. Таким образом, естествознание возможно, так как законы опыта берутся из рассудка, который опять же интерпретирует природу соответствующим образом.

В метафизике до сих пор, отмечает мыслитель, разум исследовался с позиций рациональной психологии, рациональной космологии и рациональной теологии, которые, на самом деле, являются науками мнимыми. Они связаны с тремя регулятивными идеями чистого разума: душой, миром и Богом, с помощью которых разум тщетно силится придать познанию систематическое и завершенное единство. И Кант подвергает данные подходы разрушающей критике, а значит критикует и саму возможность существования онтологии, которая базируется на данных предпосылках.

Онтология оказывается невозможной ни в своем спекулятивно-метафизическом, ни в натурфилософском измерениях, хотя, по мнению Канта, это на самом деле не означает полного отрицания возможности существования философии (философия существует если не как наука, то как склонность человека к метафизическим рассуждениям). Кант считает, что “расчищает” место для иного, более глубокого ее понимания. Критикуя всю предшествующую метафизику как основанную на антинаучных принципах, а потому не являющуюся наукой, Кант формулирует положения о том, какой должна быть философия, отвечающая научным требованиям. Философия это особая наука, которая не может быть сведена только к чистому знанию. Философия должна исследовать фундаментальные цели человеческого разума и в этом смысле она имеет абсолютную ценность и придает ценность другим знаниям.

Поэтому философия (или метафизика) не может быть оторвана от реального знания, в противном случае, как неоднократно отмечает Кант, это будет вариант мисологии, то есть некой системы рассуждений, базирующихся на принципиальном незнании. Учение о мире не может строится без учета опытного знания, так как в этом случае перед нами предстанет система догматических построений, не имеющая никакого обоснования, кроме спекулятивно-философского, индивидуально-психологического. А значит претензии на общезначимость такого рода построений будут лишь пожеланиями конкретных философов и не более.

Будущая онтология должна быть соединена с теорией познания, и мыслитель намечает пути такого рода соединения. Поэтому, как справедливо указывает А.Л. Доброхотов, несмотря на то, что Кант редко обращается к центральной онтологической категории – "бытие", тем не менее главные элементы разворачиваемой им философской системы отвечают прежде всего на вопросы онтологические[187].

Так, например, Кант пересматривает проблему соотношение бытия и мышления. Бытие и существование не должны быть вне эмпирической реальности. Быть, по Канту, означает "действительно или потенциально присутствовать в опыте"[188]. Поэтому существование как опытная данность не может совпадать с мышлением. Однако, такая позиция Канта не эмпиризм, так как сам факт опыта трактуется им гораздо шире. Это результат соединения "материи чувственных впечатлений и формы рассудочных способностей"[189], поэтому он не сводим ни к материальному, ни к формальному началам.

Существовать и иметь смысл (быть мыслимым) не одно и тоже. Кант вводит понятие априорности как особый тип идеального образования, которое не имеет пространственно-временных характеристик, но имеет значимость. Феномен существует. Априори – значит. Существует три вида априори - чистая форма знания, действие, чистая целесообразность. Эти три вида пересекаются с основными формами субстанции. Субстанция самодостаточна, бесконечна, замкнута в себе, что и отвечает понятию чистой формы знания, чистой целесообразности и т.д. Это онтологическое понятие необходимо для гносеологии, выступая фундаментом построения теории познания. Итак существовать могут феномены, которые мы можем познавать и сфера ноуменов, то есть вещей в себе, которые познаваться не могут. В отличие от них, априорное – лишено существования. Сущность и существование не совпадают абсолютно, а априори вообще замкнуто на себя.

В результате, существование не нуждается в бытии. Во-первых, потому что "данность предметов не вполне исчерпывает понятие существования... Чувственность сама по себе есть мрак слепоты, а рассудок – светлая пустота"[190]. Только соединив их, мы превращаем феномен в предмет, то есть существующий. Во-вторых, существование не является категорией, которая определяет содержание предмета.

Следующее положение Канта, связанное с критикой онтологического доказательства бытия Бога, гласит, что бытие не есть реальный предикат, а лишь полагание вещи. В логическом смысле это всего лишь связка в суждении. Полагание о том, что есть высшее существо, это идея, которая не расширяет наши знания о бытии. "Нельзя утверждать, оговаривается Кант, что существование вне области опыта абсолютно невозможно, но у нас нет оснований его допускать"[191].

Кант показал что бытие не может "играть роль универсального обобщения всего сущего, что мир не является онтологически однородным и, следовательно, метафизика... имеет дело не с бытием самим по себе, а со своими априорными структурами"[192]. Поэтому сводить познание мира к одному началу нельзя и бесперспективно. Онтологии такого рода ошибочны.

Таким образом, теория познания становится ядром рациональной метафизики и дает нам фундаментальные предпосылки знания, без которых невозможно, в том числе и эмпирическое познание. Это система априорных знаний, некий максимальный предел и в этой ипостаси она выступает как цель, к которой стремится человеческое познание. Критические идеи Канта в плане онтологических подходов прошлого расчистили почву для построения боле обоснованных онтологических систем.

Определенным стимулом для этого стала противоречивость собственных построений Канта, где самым уязвимым местом оказалось понятие “вещи в себе” - совершенно произвольная и спекулятивная метафизическая конструкция, противоречащая всему духу кантовского критицизма. Дело в том, что если мы имеем дело только с явлениями, то на каком основании мы может заключать, что есть нечто, лежащее за ними? На этот парадокс кантовских построений сразу указали такие его оппоненты, как Фихте и Якоби. Естественным итогом избавлением от этого двусмысленного понятия стал фихтевский субъективный идеализм с его культом конструктивного Я, а последовательное метафизическое промысливание этого понятия вкупе с сугубо онтологической интерпретацией кантовских априорных форм привело к логическому субстанциализму Гегеля.

Еще одним вариантом развития идей Канта стала система А. Шопенгауэра. Метафизика исследует мир, который конструируется разумом. Но если мы с ее помощью хотим объяснить мир реальный, то необходимо сопряжение метафизики с миром явлений. Метафизика позволяет и как цель, и как предельное знание объяснять первопричины, тем самым связывая знание в единое целое. В противном случае, без метафизики, мы лишь получим вариант вульгарного материализма, который, например, в физике, сводит все лишь к существованию феноменов в физическом смысле. Цель метафизики заключается в метафизической переработке опыта, то есть включении его в более общую систему знания, чего представитель конкретного знания делать не обязан. Метафизически обрабатывая опыт, философ дает полную картину бытия, без ее сведения к предмету отдельной науки. В этом и заключается цель метафизики и онтологии. Опасность неверного построения онтологии связана как с отрывом от опыта, так, и напротив, со сведением философских знаний к опытным.