Записка сестре, написанная карточным игроком Джеем Ятсом и переданная женщине, успевшей сесть в спасательную шлюпку.

 

С тем, что надежды уже нет, смирились и майор Арчи Батт, и промышленник Артур Райерсон, и пассажир I класса Уолтер Дуглас. Они стояли на почти опустевшей шлюпочной палубе, время от времени перебрасываясь двумя-тремя словами.

 

Через пять минут после того, как была спущена складная шлюпка С, с левого борта начали спускать шлюпку №2, подвешенную на носовых шлюпбалках. По приказу капитана Смита команду на ней принял четвертый помощник Боксхолл. Прежде чем в шлюпку стали садиться женщины и дети, второй помощник Лайтоллер обратил внимание, что она уже полна мужчин. Стоявшим вокруг пассажирам показалось, что в основном это были кочегары. Лайтоллер взорвался, направил на них пистолет и крикнул:

– Прочь отсюда, мерзкие трусы! Лучше бы я всех вас вышвырнул за борт!

Пассажирка I класса миссис Дуглас, наблюдавшая эту сцену, позднее рассказывала, что после окрика Лайтоллера на палубу вернулась целая шеренга мужчин. Только после этого шлюпку начали занимать женщины и дети. Сели около двадцати пяти женщин, пассажир Ибрагим Юсеф с женой и двумя детьми, Боксхолл и еще трое членов экипажа. Первый помощник Мэрдок дал команду к спуску.

Второй помощник капитана Лайтоллер, бросив взгляд в шахту аварийного трапа, связывавшего шлюпочную палубу с палубой С, ужаснулся. Вода поднималась так быстро, что он понял – время, отпущенное «Титанику», можно измерять минутами. Он повернулся и поспешил к шлюпбалкам, ненадолго задержавшись возле нескольких мужчин, собравшихся в центре шлюпочной палубы. Около груды мешков с судовыми документами стояли распорядитель рейса Макелрой, два его помощника – Баркер и Денисон, а также судовой врач О’Лафлин и его помощник Симпсон. Лайтоллер уже давно снял плащ, и сейчас на нем была только пижама, поверх которой он надел брюки и свитер. Было очень холодно, но его лицо покрывали капли пота – почти два часа он вертелся как белка в колесе. Распорядитель рейса и остальные зябко поеживались, поэтому вид разгоряченного второго помощника показался неисправимому остряку д-ру Симпсону настолько комичным, что даже перед лицом смерти он не упустил случая пошутить:

– Привет, Лайт, тебе не жарко?

Потом они сказали друг другу всего одно слово:

– Прощай! – и пожали руки.

Сразу после этого Лайтоллер ушел к шлюпбалкам.

Последней из шестнадцати спасательных шлюпок «Титаника», которая в 1 час 50 минут ночи еще оставалась на шлюпочной палубе, была шлюпка №4. Более часа назад Лайтоллер пытался спустить ее первой. Он хотел, чтобы в нее сели пассажиры с палубы А, но там оказались закрытыми окна. Лайтоллер приказал открыть их, а шлюпка осталась висеть за бортом. Между тем кто-то заметил, что прямо под ней выступает выстрел лота (балка, являющаяся частью приспособления для измерения глубины). Матросы Сэм Парке и Джек Фоули спустились вниз, чтобы обрубить его, но никак не могли найти топор. Лайтоллер не решался больше ждать и занялся другими шлюпками на левом борту. Так шлюпка № 4 осталась последней.

Пассажиры, сгрудившиеся вокруг нее, принадлежали к сливкам общества I класса. Они были очень дисциплинированны и безоговорочно выполняли приказы офицеров. Но время шло, и они все больше и больше нервничали. Сначала их отправили на палубу А, потом сказали, чтобы они вернулись на шлюпочную палубу, затем стюард вновь велел им идти вниз. В конце концов супруга президента пенсильванской железнодорожной компании Джона Б. Тэйера потеряла терпение и воскликнула:

– Скажите же наконец, куда нам идти! Сначала посылаете нас наверх, а теперь снова отправляете вниз!

На этот раз окна на палубе А были открыты, и кто-то даже положил палубный шезлонг между бортом судна и шлюпкой. Получился импровизированный мостик. Лайтоллер, встав одной ногой на окно, а другой на борт шлюпки, помогал женщинам и детям садиться. Посадка шла быстро и организованно. Мужчины успокаивали женщин, уверяя, что суда «Олимпик» и «Балтик», идущие на помощь «Титанику», подойдут с минуты на минуту и все будут спасены. Один из мужей передал жене сверток с деньгами, сказав, что они могут ей понадобиться, если они окажутся врозь. Когда садилась жена мультимиллионера Джона Джейкоба Астора с горничной, полковник Грейси помог поднять ее и перенести через борт, а Лайтоллер усадил в шлюпку. Астор, наклонившись к Лайтоллеру, попросил разрешения сесть вместе с женой, поскольку, как он выразился, она была в «деликатном положении». Но бескомпромиссный второй помощник, точно придерживавшийся указаний капитана и, как оказалось, даже не знавший, что просившего звали Дж. Дж. Астор, ответил:

– Нет, сударь, никто из мужчин не сядет в шлюпку, пока не посадим всех женщин.

Астор не возразил ни единого слова, только спросил у Лайтоллера, какая это шлюпка.

– Номер 4, – ответил второй помощник

Потом Астор отделился от группы пассажиров I класса, и дальнейшая его судьба, кроме трагического конца, неизвестна. Позднее Лайтоллер сказал полковнику Грейси, что Астор спрашивал о номере шлюпки, очевидно чтобы пожаловаться на него. Но Грейси был убежден, что мультимиллионер интересовался номером только для того, чтобы потом было легче найти свою жену, если ему самому удастся спастись. Огромное состояние, на которое можно было купить двадцать «Титаников», в ту роковую ночь не смогло обеспечить Джону Джейкобу Астору даже одного места в спасательной шлюпке…

В шлюпку № 4 села и жена сталелитейного магната Артура Райерсона с горничной, двумя дочерьми и сыном Джеком. Несгибаемый Лайтоллер вмешался вновь.

– Юноша должен выйти! – заявил он.

Для Артура Райерсона это было слишком. Раздраженный, он выступил вперед и решительно заявил:

– Этот мальчик непременно сядет в шлюпку вместе с матерью, ему всего тринадцать!

Лайтоллер позволил мальчику пройти, но проворчал:

– Больше никаких мальчиков!

В этот момент Артур Райерсон заметил, что на горничной нет спасательного жилета. Он снял свой и передал ей. Молодая француженка только что пришла в себя после пережитого ужаса. Торопясь на шлюпочную палубу, она вспомнила, что оставила в каюте кое-какие дорогие для себя вещи, и вернулась за ними. Когда она открывала ящики, то услышала, что в дверном замке повернулся ключ – стюард закрывал каюты, чтобы предотвратить возможные кражи. Девушка закричала – и вовремя. Еще минута, и она осталась бы безнадежно запертой в каюте.

Со шлюпочной палубы раздался голос:

– Сколько в шлюпке женщин?

– Двадцать четыре, – был ответ.

– Достаточно, спускайте! – приказали сверху. Неизвестно, чей это был голос, может быть, капитана Смита, старшего помощника Уайлда или первого помощника Мэрдока, но Лайтоллер тут же приказал спускать шлюпку. В ходе нью-йоркского расследования миссис Райерсон об этой минуте рассказывала:

– Оказалось, что шлюпочные тали с одной стороны перетерлись. Кто-то начал искать нож, но он не понадобился, так как мы очень быстро опустились на воду. При этом я была поражена, увидев, насколько глубоко погрузилось судно. Палуба, которую мы только что покинули, поднималась над водой всего на шесть метров. Я видела, как через круглые открытые окна вода вливалась внутрь, палубы были освещены. Потом раздалось: «Сколько у вас матросов?» В ответ: «Один». «Этого недостаточно, пошлю вам еще одного». Какой-то матрос спустился вниз по канату. Вслед за ним соскользнули в шлюпку еще несколько мужчин, не матросов. Был отдан приказ отойти, мы отплыли. Кто-то что-то кричал о бортовых посадочных дверях, но, казалось, никто не знает, что надо делать.

В течение всего времени, пока с левого борта спускались спасательные шлюпки, второй помощник капитана Лайтоллер твердо стоял на том, чтобы в них садились только женщины и дети. И даже тогда, когда шлюпки спускали на воду не полностью загруженными, Лайтоллер не позволял пассажирам-мужчинам сесть в них. Единственное исключение он сделал для майора Пешана, да и то только потому, что тот был нужен в качестве члена команды. Свои действия Лайтоллер объяснял тем, что, как он предполагал, после спуска на воду в шлюпки сядут женщины и дети с нижних палуб. Поведение Лайтоллера во время посадки пассажиров в шлюпки разбиралось на следственных комиссиях как в Нью-Йорке, так и в Лондоне, его изучали и авторы некоторых публикаций, посвященных последним часам жизни «Титаника».

Когда в Нью-Йорке сенатор Смит установил, что какая-то часть пассажиров беспрепятственно заняла места в спасательных шлюпках, он спросил Лайтоллера:

– Из того, что вы рассказали, следует, что ограничения, которыми вы руководствовались, были исключительно в интересах пассажиров: «Женщины и дети садятся первыми»?

– Да, сэр, – ответил Лайтоллер.

– Почему вы так действовали? Вы выполняли приказ капитана или этого требует закон моря? – продолжал спрашивать сенатор.

– Закон человеческой природы, – ответил Лайтоллер.

В Лондоне Лайтоллер сказал лорду Мерси:

– Я спросил капитана на шлюпочной палубе: «Могу ли я сажать в шлюпки женщин и детей?» Капитан ответил: «Да, и спускайте». Я выполнил его приказ. Мы говорим о левом борте судна. Я руководил работами только на левом борту.

На правом борту, где командовал Мэрдок, ситуация действительно была другой. Там в спасательные шлюпки сели и многие мужчины. Определялся ли разный подход к делу на левом и правом бортах судна только строгостью второго помощника Лайтоллера или, наоборот, доброжелательностью первого помощника Мэрдока? На этом вопросе во время расследования причин катастрофы особенно заостряли внимание некоторые жены и родственники людей, которые из-за поведения Лайтоллера не попали в шлюпки и погибли. Лайтоллер обвинялся в том, что, с одной стороны, он предпочитал спускать на воду полупустые шлюпки, не разрешая сесть в них мужчинам (например, шлюпка № 6 с 28 пассажирами или шлюпка № 8 с 39, при том что их вместимость – 65 человек), а с другой – что в шлюпках спаслись многие члены команды, попавшие в них недостойным образом. Например, выдавая себя за гребцов, а потом не зная, каким концом взять весло в руки, прячась под сиденьями или прыгая в шлюпки с палубы в момент их спуска, сами получая ранения и подвергая опасности жизнь женщин и детей, находившихся в шлюпках. Так спасли свои жизни многие трусы, а целый ряд выдающихся и мужественных людей из числа пассажиров погибли.

Полковник Арчибальд Грейси, обстоятельно занимавшийся этим вопросом, писал:

 

«Мое исследование показывает, что на правом борту судна не было обязательного к выполнению приказа „Женщины и дети садятся первыми“. Более того, у меня имеются заявления д-ра Уошингтона Доджа, Джона Б. Тэйера-младшего и миссис Стеффансон, а также заявление члена команды, дававшего показания перед британской следственной комиссией, из которых следует, что был отдан конкретный приказ: женщинам собраться на левом борту, а мужчинам – на правом, то есть на левом борту мужчинам вообще не будет разрешено садиться в шлюпки, а на правом – только после посадки всех женщин и детей. Если такие приказы существовали, они были выполнены до последней буквы».

 

Если исследования полковника Грейси достоверны, то интересно, почему Лайтоллер не упоминал о существовании этих приказов, даже подвергаясь резким нападкам и обвинениям в том, что своими запретами он не позволил спастись многим мужчинам.

 

Между одним и двумя часами ночи 15 апреля 1912 года, когда большинство спасательных шлюпок «Титаника» было уже спущено на воду, эфир южнее Ньюфаундленда заполнили десятки, а возможно, и сотни сигналов судов, которые отвечали на отчаянные призывы о помощи, без устали передаваемые Джеком Филлипсом. Суда, находившиеся слишком далеко и не имевшие возможности установить с «Титаником» прямую связь, получали информацию от тех, кто был ближе. Станция на мысе Рейс передала на континент сообщение о столкновении с айсбергом самого большого судна в мире. С того момента, как это сообщение поймал молодой радист Дэвид Сарнофф на крыше торгового дома Уонамейкера в Нью-Йорке, оно распространялось по Соединенным Штатам и Канаде, как лавина. Журналы радиотелеграфистов многих грузовых и пассажирских судов зафиксировали события страшной морской трагедии минута за минутой:

1.00. «Титаник» отвечает «Олимпику» и передает свои координаты.

1.02. «Титаник» вызывает «Эйшиан» и просит о немедленной помощи. «Эйшиан» тут же отвечает и записывает координаты «Титаника». Они переданы капитану, который инструктирует радиста, чтобы тот попросил «Титаник» повторить их.

1.02. «Вирджиниан» вызывает «Титаник», но не получает ответа. Мыс Рейс просит радиста «Вирджиниан» сообщить своему капитану, что «Титаник» столкнулся с айсбергом и нуждается в срочной помощи.

1.10. «Титаник» вызывает «Олимпик»: «Мы столкнулись с айсбергом. Мы погружаемся носовой частью. Придите как можно скорее». Следуют координаты.

1.10. «Титаник» вновь «Олимпику»: «Капитан просит вас приготовить шлюпки. Каковы ваши координаты?»

1.15. «Балтик» «Каронии»: «Просим сообщить „Титанику“, что мы идем к нему».

1.20. «Вирджиниан» слышит, как мыс Рейс сообщает «Титанику», что «Вирджиниан» идет к нему на помощь, находясь в 170 милях севернее «Титаника».

1.25. «Карония» сообщает «Титанику», что ему на помощь идет «Балтик».

1.25. «Олимпик» сообщает «Титанику» свои координаты и спрашивает: «Идете ли вы нам навстречу курсом на юг?» «Титаник» отвечает: «Мы сажаем женщин в спасательные шлюпки».

1.27. «Титаник» передает всем: «Мы сажаем женщин в спасательные шлюпки».

1.30. «Титаник» повторяет «Олимпику»: «Пассажиры садятся в шлюпки».

1.35. «Олимпик» спрашивает «Титаник», какая у них погода. «Ясно и спокойно», – отвечает «Титаник».

1.35. «Балтик» слышит «Титаник»: «Вода в машинном отделении».

1.35. «Маунт Темпль» слышит, как «Франкфурт» спрашивает: «Есть ли рядом с вами другие суда?» Никакого ответа.

1.37. «Балтик» сообщает «Титанику»: «Спешим к вам».

1.40. «Олимпик» «Титанику»: «Спешно зажигаю топки всех котлов».

1.45. Мыс Рейс просит «Вирджиниан»: «Пожалуйста, передайте вашему капитану: „Олимпик“ на предельной скорости идет к „Титанику“, но его координаты 40,32 норд, 61,18 вест. Вы намного ближе к „Титанику“. „Титаник“ уже сажает женщин в шлюпки и сообщает, что погода спокойная и ясная. „Олимпик“ – единственное судно, которое, как мы слышали, идет на помощь „Титанику“. Остальные от него слишком далеко».

1.45. Последний сигнал «Титаника», принятый «Карпатией»: «Машинное отделение затоплено по самые котлы». ^[11]

1.45. «Маунт Темпль» слышит, как «Франкфурт» вызывает «Титаник». Никакого ответа.

1.47. «Карония» слышит «Титаник», но сигнал такой слабый, что понять ничего нельзя.

1.48. «Эйшиан» слышит, как «Титаник» посылает сигнал SOS. «Эйшиан» отвечает «Титанику», но сам ответа не получает.

1.50. «Карония» слышит, как «Франкфурт» вызывает «Титаник». Согласно координатам, в момент получения первого сигнала SOS она находилась от «Титаника» на расстоянии 172 миль.

1.55. Мыс Рейс сообщает «Вирджиниан»: «Мы не слышим „Титаник“ уже около получаса, возможно, у него уже отключилось электричество».

2.00. «Вирджиниан» слышит «Титаник» очень слабо, сила его сигналов стала значительно слабее.

И только на судне, стоявшем совсем близко от «Титаника», в течение всего этого времени ничего не слышали. Его радист спал, и никто его не разбудил.

 

После затопления котельной № 5 в следующих четырех в сторону кормы котельных отсеках кочегары прилагали отчаянные усилия, чтобы не упало давление пара, могли работать насосы и поддерживалась выработка электроэнергии. Темнота на огромном судне, при том что на палубах даже после спуска большинства спасательных шлюпок оставалось около восьмисот пассажиров, вызвала бы переполох и панику. Когда произошло столкновение, многие кочегары, свободные от вахты, перед тем как получили приказ отправиться в котельные, видели на шлюпочной палубе подготовку к спуску шлюпок, посадку женщин и детей и то, как отходили первые спасательные шлюпки. Им было ясно, что положение очень серьезно. Об увиденном они рассказали товарищам. И тем не менее кочегары спустились глубоко в трюм, в самое страшное помещение судна, и работали там до последней минуты.

Они участвовали в сражении, в котором неминуемо должны были потерпеть поражение. Водонепроницаемые переборки сдерживали гигантскую силу давления воды, скопившейся в носовой части, но зеленоватая стихия все же нашла лазейку. Около 1 часа 20 минут вода начала проникать между стальными листами пола котельной № 4. Она быстро прибывала, хотя насосы работали на полную мощность. Ничего не оставалось, как погасить огонь в топках и покинуть это помещение. Последним по аварийному трапу выбрался кочегар Джордж Кейвелл, когда вода дошла ему до пояса. С ужасающей неотвратимостью начало происходить то, что предвидел конструктор Томас Эндрюс: при затоплении носовых отсеков носовая часть судна погрузилась, вода перелилась через водонепроницаемые переборки и стала угрожать последним трем котельным. Пока под котлами еще горел огонь, генераторы могли работать, и только благодаря этому на накренившихся палубах, не переставая, горел свет. Героизм и мужество этих нескольких десятков кочегаров, которые до последней минуты оставались на своих местах в самых дальних котельных, поразительны и становятся еще более впечатляющими, когда мы осознаем, что они были не моряками, а всего лишь рабочими, которых нанимали от рейса к рейсу.

 

В 2 часа 5 минут на шлюпочной палубе настала очередь складной шлюпки D. Для ее спуска должны были использоваться шлюпбалки, освободившиеся после спуска шлюпки № 2. Шлюпку D переместили к краю палубы, подняли и закрепили стойками ее полотняные борта, а затем быстро подвесили на шлюпбалках. Второй помощник капитана Лайтоллер уже начал было усаживать в нее женщин и детей, но тут возникло совершенно непредвиденное затруднение, о котором Лайтоллер рассказывал в Нью-Йорке:

– С последней шлюпкой, покидавшей судно, которую я отправлял, у меня возникли исключительные трудности: не нашлось достаточного числа женщин, которые бы в нее сели. Поскольку других шлюпок уже не было, мы побежали на нос. Я звал женщин, но здесь их тоже не было. Кто-то сказал: «Здесь их уже не осталось». И это происходило на шлюпочной палубе, где находились спасательные шлюпки и где, как предполагалось, должны были собраться женщины…

В ходе лондонского расследования он дополнил свой ответ:

– Кто-то крикнул: «Здесь нет больше женщин!» В шлюпку начали садиться мужчины. Потом послышалось: «Есть еще несколько женщин!» Когда они подошли, мужчины вылезли из шлюпки.

Спуск шлюпки затягивался, поскольку Лайтоллер ждал, пока соберется достаточное число женщин. А они подходили медленно, поодиночке или небольшими группами. Так, в последнюю минуту на шлюпочную палубу прибежала пассажирка III класса миссис Голдсмит. С девятилетним сыном Фрэнком, мужем, одним из друзей семьи и шестнадцатилетним Альфредом Рашем они выбрались из трюма наверх, дошли до перехода, одного из немногих, которые в это время еще охранялись, и там были остановлены, поскольку дальше пропускали только женщин и детей. Дж. Ф. Голдсмит обнял жену и улыбнулся, посмотрев на сына:

– Прощай, Фрэнк, увидимся позднее.

Второй мужчина снял с пальца обручальное кольцо и протянул его миссис Голдсмит со словами:

– Если мы не встретимся в Нью-Йорке, постарайтесь передать его моей жене.

Стюард, стоявший у перехода, пропустил миссис Голдсмит с мальчиком и кивнул Альфреду Рашу, чтобы тот тоже шел с ними.

– Нет, – покачал головой юноша, – я останусь с мужчинами.

Как потом выяснилось, ни Дж. Ф. Голдсмит, ни их приятель, ни юный Альфред Раш в списках спасшихся не значились. Следует сказать, что геройство не являлось привилегией лишь джентльменов из I класса. В критические минуты люди отчетливо понимали, какая судьба их ждет, и многие простые люди, ехавшие III классом, глубоко в трюме, доказали это. К сожалению, не осталось тех, кто позднее мог бы об этом рассказать.

Когда миссис Голдсмит приблизилась к шлюпке, с другого борта подошла большая группа пассажиров III класса. По приказу Лайтоллера члены команды и стоявшие рядом мужчины, взявшись за руки, образовали возле шлюпки защитный полукруг и позволили пройти только женщинам с детьми. Прошла миссис Голдсмит с Фрэнком, а за ней группа женщин – жительниц Среднего Востока с маленькими детьми на руках. К цепи из соединенных рук подбежал мужчина с двумя маленькими мальчиками и вытолкнул их вперед. Один из членов команды поднял их и посадил в шлюпку. Мужчина отошел назад и смешался с большой толпой, стоявшей поодаль. Он назвался Хоффманом, именем, под которым значился в списках пассажиров II класса, и сказал, что вез мальчиков в гости к родственникам в Америку. Как выяснилось в ходе последующего расследования, его настоящее имя было Навратил, он был французом, тайком похитил обоих детей у своей бывшей жены и действительно увозил их за океан. Когда через четыре дня в Нью-Йорк пришла «Карпатия» с двумя мальчиками на борту, прошло более недели, прежде чем удалось установить их личность.

Второй помощник капитана Лайтоллер и старший стюард II класса Дж. Харди, стоя в шлюпке, помогали женщинам перелезть через ее высокий борт. Они избрали способ, который, видимо, считали в данной ситуации наиболее результативным и быстрым, но одной из женщин он почему-то показался оскорбительным, и она вернулась назад на палубу. Дальнейшее развитие событий на тонущем «Титанике» и ее повышенная чувствительность привели к тому, что эта дама сама подписала себе смертный приговор.

К шлюпке D подвел свою жену, накануне сломавшую руку, и продюсер из Нью-Йорка Генри Б. Харрис. Цепь мужчин остановила его – дальше было нельзя. Харрис помолчал несколько секунд. Он стоял перед последней спасательной шлюпкой, и ему все было ясно. Потом он сказал:

– Да, я знаю. Я останусь здесь.

В эту минуту прибежал полковник Грейси, таща за собой миссис Браун, жену бостонского издателя, и мисс Эдит Эванс. Обе они были пассажирками I класса и ехали без мужского сопровождения. Полковника тоже остановил мужской кордон, прошли лишь женщины. Мисс Эванс пропустила вперед свою приятельницу миссис Браун.

– Идите первой, вы замужем, у вас дети, – сказала она.

А сама Эдит Эванс никак не могла перебраться через палубное ограждение высотой сто двадцать сантиметров. К несчастью, именно в этот момент не оказалось рядом надежной мужской руки, которая помогла бы ей. Сконфуженная своей неловкостью, Эдит Эванс со словами: «Ничего, я сяду в другую шлюпку», – отошла в сторону, и больше ее никто не видел. Она была одной из четырех женщин-пассажирок I класса, погибших в катастрофе «Титаника».

Подбежали еще несколько женщин, и, когда их с детьми набралось в шлюпке около сорока, Лайтоллер отдал приказ к спуску. В этот момент появился старший помощник капитана Уайлд.

– Садитесь в эту шлюпку, Лайтоллер, – крикнул он. – Ни в коем случае, – отрезал тот, и складная шлюпка начала медленно опускаться.

Лайтоллер в который уже раз посмотрел туда, где на расстоянии нескольких миль виднелся огонек неизвестного судна. Глухое и слепое, оно неподвижно стояло на том же месте, не реагируя ни на отчаянные просьбы о помощи радиостанции «Титаника», ни на пущенные ракеты, ни на световые сигналы Морзе. В бессильной ярости Лайтоллер процедил сквозь зубы:

– Мне бы сейчас пушку и несколько гранат, они бы сразу проснулись!

Но перепуганных пассажиров он, не переставая, убеждал:

– Они, без сомнения, видели наши сигналы, они должны подойти и взять всех нас на борт.

Но сам он в это уже не верил.

На палубе А, прямо под шлюпочной, стояли два человека: лейтенант шведского военно-морского флота Бьернстрем Стеффансон и молодой англичанин Хью Вулнер. Практически с самого момента столкновения «Титаника» они держались вместе, помогая везде, где нужна была их помощь. Сейчас они стояли на опустевшей прогулочной палубе. Вокруг не было ни души. Лампы над их головами утратили свой прежний блеск, потемнели и разбрасывали вокруг красноватый, тревожный свет. Вулнер, почувствовав беспокойство, сказал:

– Здесь мы можем совсем застрять, пошли отсюда.

Они направились к дверям в конце палубы, но едва успели сделать несколько шагов, как на палубу хлынула вода и начала подниматься с такой скоростью, что угрожала прижать их к потолку. Вулнер и Стеффансон молниеносно вскочили на релинг. И тут прямо под собой они увидели спускавшуюся шлюпку D. Вулнер крикнул:

– На носу есть место. Прыгаем. Вы первый!

Лейтенант оттолкнулся и упал на дно шлюпки. Вулнер не рассчитал и ударился грудью о ее борт. К счастью, удар смягчил спасательный жилет, и в последнюю секунду Вулнер успел ухватиться обеими руками за планшир. В этот момент шлюпка коснулась воды, и сидевшие в ней помогли ему забраться внутрь.

Аналогичным образом оказался в шлюпке D и еще один человек. Это был хороший знакомый капитана Смита Фредерик М. Хойт, жена которого уже сидела в этой же шлюпке. О своем спасении Хойт впоследствии писал:

 

«Я спустился на палубу А и, к моему удивлению, увидел шлюпку D, все еще висевшую на шлюпбалках. Ее спуск почему-то задерживался. Мне пришло в голову, что, если я прыгну в воду и подожду, пока шлюпка отойдет от борта судна, меня подберут. Так и случилось».

 

 

Шел уже третий час ночи. «Титаник» накренился на левый борт, и его носовая часть погружалась все глубже. Через большие круглые окна на палубе С вливалась вода и затопляла роскошные опустевшие каюты I класса. В безлюдных салонах, ресторанах и холлах горели хрустальные люстры, которые висели теперь под странным, неестественным углом, а там, где еще четыре часа назад наслаждались жизнью сотни джентльменов в смокингах и дам в вечерних туалетах, царила мертвая тишина. В длинных коридорах лишь изредка раздавались торопливые шаги кого-нибудь из членов команды или пассажиров, бежавших на открытую шлюпочную палубу. Судно было таким огромным, что, хотя к этому времени на его борту находилось еще около восьмисот пассажиров и шестьсот пятьдесят членов команды, оно казалось почти безлюдным. Даже на шлюпочной палубе, самом притягательном месте для всех, кто искал спасения, людей было немного. Лайтоллер при посадке в складную шлюпку D испытывал огромные трудности. Сотни пассажиров, прежде всего III класса, и значительная часть членов экипажа боялись покидать судно. Они инстинктивно отступали от борта на освещенное пространство: вид темной неприветливой поверхности океана наводил ужас. Люди до последней минуты надеялись, что ситуация как-то разрешится, что придет какое-нибудь судно, которое, конечно же, спешит на помощь «Титанику». Большинству из них, в основном опять-таки пассажирам III класса, никто не объяснил, что они должны делать. Чем могли помочь им матросы, знавшие, что шлюпки возьмут только часть потерпевших? Поэтому единственный выход – до последней минуты ждать чуда или бросаться в ледяную бездну. Основная часть людей предпочла первое, а поскольку «Титаник» все больше погружался в воду носовой частью, они искали спасения на корме. Почти все они погибли, и не многое известно о том, что происходило на судне в последние минуты, перед тем как оно исчезло в морской пучине.

 

После спуска шлюпки D на «Титанике» остались только две складные шлюпки – А и В. Обе были укреплены на крыше офицерских кают перед первой дымовой трубой. Как и шлюпки С и D, они должны были быть спущены со шлюпбалок, на которых до этого висели шлюпки № 1 и № 2. Прежде всего необходимо было переместить их к шлюпбалкам. В ситуации, когда судно все больше и больше накренялось, такая операция была практически неосуществима, что понимали и офицеры, и те пассажиры, которые еще оставались на шлюпочной палубе. Это было еще одним признаком приближающегося конца.

В 2 часа 10 минут один из стюардов заглянул в курительный салон I класса на палубе А. В большом, роскошно оборудованном помещении стоял в одиночестве Томас Эндрюс, сложив руки на груди и уставившись отсутствующим взглядом в пространство. На игорном столе лежал небрежно брошенный спасательный жилет. Стюард, который, как и все члены команды, знал и уважал знаменитого конструктора, подошел к нему.

– Сэр Эндрюс, а вы разве не хотите попытаться спастись?

Томас Эндрюс за последние два часа израсходовал всю свою энергию, а гибель «Титаника», его самого выдающегося детища, буквально сломила его. Он не ответил и даже не пошевелился. Стюард тихо вышел из салона.

Небольшая группа миллионеров на шлюпочной палубе продолжала держаться вместе – Джордж Уайднер, Джон Тэйер, Бенджамин Гуггенхейм и другие. Время от времени они перебрасывались словами, но в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли. Только Дж. Дж. Астор держался в стороне. Какие мысли проносились в голове этого человека, одного из самых богатых людей в мире, когда в холодную ночь посреди океана он одиноко стоял на уходящей из-под ног палубе «Титаника»? В кармане у него лежали 4250 долларов, но сейчас они были так же бесполезны, как и все его огромное состояние.

Другая группа пассажиров, в том числе майор Батт, художник Миллет, Кларенс Мур и Артур Райерсон, решила не дожидаться неизбежного конца на опустевшей шлюпочной палубе. Они отправились в курительный салон, где за минувшие пять дней провели много часов в приятных развлечениях, сели за ломберный стол и раздали карты. Началась игра, и их уже ничем нельзя было отвлечь. В отдалении, погрузившись в кресло, сидел английский журналист Уильям Т. Стид. Вид у него был такой, будто его не интересует ничего, кроме книги, которую он читал.

Капитан Смит ходил по шлюпочной палубе и время от времени кричал в мегафон, чтобы спасательные шлюпки, спущенные на воду, держались неподалеку от судна. Он знал, что не все они загружены полностью, и хотел, чтобы они подобрали еще какое-то количество потерпевших, которым неизбежно придется искать спасения в холодной воде. Но ни одна из шлюпок не отвечала на его призывы. Страх перед тем, что случится, когда судно уйдет под воду (все считали, что возникнет страшная воронка), был сильнее.

Примерно в это же время на шлюпочной палубе появились механики. Вода уже заливала носовую палубную надстройку, в трюме один за другим затоплялись отсеки, а корма задиралась все выше. Всем было ясно, что наступает последний акт этой чудовищной трагедии. Механики, проявившие чудеса героизма и выполнившие свой долг до конца, теперь наконец покинули трюм. Благодаря им да группе кочегаров из кормовых котельных на судне до сих пор продолжал гореть свет и два с половиной часа работали насосы, что продлило жизнь «Титанику» еще на час. Ведь Томас Эндрюс, ознакомившись с размером повреждений, был уверен, что судно удержится на плаву не более полутора часов. Благодаря усилиям этих людей команде удалось спустить все спасательные шлюпки и спасти многих пассажиров, которые совершенно определенно погибли бы. Но сами механики пришли на шлюпочную палубу слишком поздно, когда надежд на спасение уже не было. Из тридцати пяти этих мужественных людей в живых не осталось никого. Ни одного из них не подобрала ни одна из спасательных шлюпок.

В 2 часа 5 минут ночи капитан в последний раз появился в дверях радиорубки. Глухим голосом он сказал:

– Ребята, вы до конца исполнили свой долг. Больше вы ничего не можете сделать. Покидайте рубку. С этой минуты каждый заботится о себе сам, сделайте это и вы. Ваши обязанности выполнены. Каждый за себя! Ничего не поделаешь.

Повернулся и ушел.

Однако оба радиста не спешили уходить. Поскольку напряжение в электросети падало, они приготовили свечи на случай, если погаснет свет, и позаботились о временном источнике питания. Но эти меры оказались напрасными, так как свет погас всего за несколько минут до полного погружения судна. Пока старший радист Джек Филлипс оставался у аппарата и продолжал передавать сигналы бедствия, координаты судна и положение, в котором оно находится, Гарольд Брайд зашел в ту часть рубки, где они с Филлипсом спали, чтобы взять лежавшие там деньги. О том, что произошло дальше, он писал:

 

«Вернувшись, я увидел какого-то кочегара или грузчика, который пытался отобрать у Филлипса спасательный жилет. Я бросился на помощь, и мы сцепились все трое. Мне жаль, что я вынужден говорить об этом, но нам пришлось уносить ноги, и мы не успели взять этого человека с собой. Наверное, он утонул в рубке вместе с судном, поскольку мы его там бросили… Мы услышали, что шлюпочную палубу заливает вода, и Филлипс закричал: „Бежим, пора сматываться“. Мы выскочили из рубки и забрались на палубную надстройку, где размещались каюты офицеров».

 

Выйдя из радиорубки, капитан Смит продолжал ходить по шлюпочной палубе и, встречая членов команды, говорил каждому, что с этой минуты они должны позаботиться о себе сами. Конец был уже близок, и капитан освобождал своих подчиненных от дальнейшего выполнения обязанностей и давал им последнюю возможность попытаться хоть что-то сделать для своего спасения, хотя сам прекрасно понимал, что надежды почти нет. Увидев на крыше офицерских кают нескольких матросов, старшего помощника Уйалда, первого помощника Мэрдока и второго помощника Лайтоллера, он крикнул:

– Вы выполнили свой долг, ребята. Теперь позаботьтесь о себе!

Восемь музыкантов судового оркестра, надев спасательные жилеты, так и не покинули места, которое больше часа назад заняли на шлюпочной палубе у входа на парадную лестницу. Все это время они неутомимо играли мелодии, которые раньше поднимали настроение и создавали обстановку спокойствия и беззаботности, а сейчас помогали преодолевать тревогу и отгонять щемящее чувство нарастающего страха. Лоренс Бизли писал:

 

«В ту ночь было совершено много героических поступков, но ни один из них нельзя сравнить с тем, какой совершили эти несколько музыкантов, игравших час за часом, хотя судно погружалось все глубже и глубже, а вода подбиралась к месту, где они стояли. Музыка, которую они исполняли, была их реквиемом. Она дала им право быть занесенными навечно в списки героев».

 

Когда капитан Смит разрешил команде покинуть судно, руководитель оркестра Уоллас Генри Хартли подал знак. Смолкли звуки веселого регтайма, и зазвучала величественная мелодия «Осени», одного из гимнов англиканской церкви. Торжественные звуки поплыли над опустевшими палубами самого большого в мире судна, неудержимо погружавшегося в черную бездну.

 

Когда в третьем часу ночи был отменен запрет мужчинам из III класса выходить на шлюпочную палубу, из трюма хлынула огромная толпа, в которой оказалось много женщин, до той минуты остававшихся вместе со своими мужьями, братьями или знакомыми. Вода уже заливала носовую часть шлюпочной палубы, и эти люди в полном отчаянии отступали все дальше и дальше к корме. Многие из них смирились – у одних уже не было сил, другие поняли, что любая попытка спастись абсолютно напрасна. Мужчины, женщины, дети, старики и молодежь, католики и протестанты – все покорно готовились принять смерть. Мечта о Новом Свете растворилась в шуме поднимавшейся воды и бормотании молитв.

На корме, где собралось множество пассажиров III класса, ситуация была такой же. Десятки людей стояли на коленях на все более наклоняющейся палубе, а между ними ходили два священника. Священник англиканской церкви преподобный Томас Р. Байлз и приходский священник немецкой католической церкви отпускали грехи и призывали к последней молитве.