Исполнительный директор верфи «Харленд энд Волфф» и конструктор «Титаника» Томас Эндрюс

 

В воскресенье 14 апреля погода была такая же хорошая, как и в предыдущие дни. Море было спокойным, дул легкий ветерок, видимость была прекрасной. После обеда на большом табло в хозяйственном отделе появилась свежая информация, сообщавшая, какое расстояние прошел «Титаник» за последние двадцать четыре часа. Цифра постоянно увеличивалась: от полудня 11 апреля до полудня 12-го она составила 386 миль, до полудня 13 апреля – 519 и до полудня 14 апреля – 546 миль. 519 миль, пройденные на второй день после выхода в океан, для генерального директора Дж. Брюса Исмея и капитана Смита были несомненным разочарованием. В целом же они были довольны, и капитан высказал мнение, что, если погода будет благоприятной, «Титаник» в первом же плавании поставит рекорд. Уже во время остановки в Куинстауне Исмей вызвал старшего механика Джозефа Белла, попросил проинформировать его о запасах угля и порекомендовал, чтобы 15 или 16 апреля, если погода будет благоприятствовать, судно шло самым полным ходом. Позднее, в ходе расследования, Исмей заявил нечто совсем противоположное: якобы он сказал Беллу, что «Титаник» все равно не сможет достичь Нью-Йорка во вторник, поэтому излишне его гнать. В Нью-Йорк они прибудут в среду в пять утра. Аналогичным образом высказался во время воскресного обеда в ресторане II класса и помощник распорядителя рейса Р. Л. Баркер. Он сказал, что вместо предполагаемого прихода в Нью-Йорк во вторник вечером они прибудут в среду утром, и добавил:

 

«Никто и не собирается ставить рекорды в скорости, я думаю, что мы будем проходить не больше 546 миль, а это совсем неплохо для первого плавания».

 

И все же утром в воскресенье развели пары в резервных котлах. Машины работали нормально, и Исмей со Смитом были уверены, что «Титаник» добьется лучших результатов, чем год назад его «родственник» «Олимпик» во время своего первого плавания. Днем «Титаник» шел со скоростью 21 узла, и для многих бывалых пассажиров постоянное увеличение скорости не осталось незамеченным. Все были уверены, что «Титаник» станет на якорь в нью-йоркском порту еще вечером во вторник. Рассказывая о том, как прошло воскресенье 14 апреля, пассажир I класса полковник Арчибальд Грейси вспоминал: «… нам сказали, что в следующие сутки будет достигнут еще более высокий результат (чем 546 миль накануне. – М.Г.)». К сожалению, Грейси не указывает, кто ему это сказал, но, несомненно, то был человек достаточно осведомленный и авторитетный. Таким образом, убедительность утверждений Исмея, что он не намерен был «гнать» «Титаник», выглядит весьма сомнительной, как и слова помощника распорядителя рейса Баркера.

Вторая половина воскресного дня проходила так же спокойно, как и предыдущие дни плавания. Но одно изменение все же произошло – заметно похолодало, а с приближением вечера становилось еще холоднее. Стояла все такая же ясная погода при почти полном безветрии, но быстрый ход судна создавал неприятный холодный ветер, защищаясь от которого тъ немногие пассажиры, какие еще отваживались оставаться на открытых палубах, кутались в теплые пальто. Остальные предпочли уйти в помещение или на закрытые прогулочные палубы.

Полковник Грейси провел несколько часов, беседуя с супругами Исидором и Идой Страус. Страус рассказывал о своей молодости, прошедшей в Баварии, о том, как в 1854 году вместе с матерью и родственниками последовал за отцом в Америку, в Джорджию, ставшую их новой родиной, как шаг за шагом добивался успехов в торговле и финансах, как основал и развил сеть крупных торговых домов. Говорил и о своей политической деятельности, о дружбе с президентом Кливлендом, у которого он был советником и которому очень помог в избрании на второй срок. Огромное состояние позволяло супругам Страус проводить оставшуюся часть жизни совершенно беззаботно и много путешествовать. Эту зиму они провели на Ривьере. Супруги сказали полковнику, что по беспроволочному телеграфу послали привет сыну и невестке, плывшим в Европу на пароходе «Америка», и вскоре, около шести, посыльный из радиорубки принес им ответ, доставивший обоим радость.

 

Супруги Ида и Исидор Страус

 

Молодой учитель из Лондона Лоренс Бизли проводил послеполуденное время в обществе английского священника Эрнеста К. Картера и его жены. Картер был выпускником Оксфорда, а Бизли – Кембриджа, поэтому они долго говорили о преимуществах и особенностях этих прославленных учебных заведений. Потом Визли пошел в библиотеку, где по случаю прохладной погоды было много посетителей. Даже спустя годы Бизли мог описать любую деталь этого прекрасно оборудованного помещения: везде были расставлены удобные кресла, вдоль стены во всю ее длину тянулся большой застекленный книжный шкаф из красного дерева, откуда стюард доставал книги в зависимости от интересов посетителей, у других стен стояли небольшие письменные столы.

На одной из закрытых прогулочных палуб играли дети, «Кафе паризьен» и салоны были переполнены. В холле рядом с парадной лестницей небольшое общество играло в покер. Среди них была и Рене Харрис. Перед ужином она пошла в каюту переодеться, поскользнулась на лестнице и сломала руку. Д-р О’Лафлин обработал рану, наложил гипс, и, несмотря на острую боль, миссис Харрис настояла на том, что они с мужем, как обычно, будут ужинать в ресторане I класса.

В семь часов супруги Уайднер давали ужин во французском ресторане в честь капитана Смита. В числе гостей, кроме капитана, были супруги Тэйер, миллионер Уильям Картер с женой, адъютант президента Тафта майор Арчибальд Батт и сын Уайднеров Гарри. За ужином царила приятная атмосфера, все выражали удовлетворение тем, как проходит плавание, и капитан с удовольствием принимал поздравления. Когда ужин закончился и дамы удалились, мужчины, включая капитана Смита, закурили сигары, расположившись в глубоких креслах. Около девяти часов капитан извинился и ушел на мостик.

В ресторане ужинали и супруги Астор, лорд и леди Дафф-Гордон и Брюс Исмей с доктором О’Лафлином. Генеральный директор компании «Уайт стар лайн», президент моргановского судовладельческого треста, был доволен. «Титаник», как и «Олимпик», оправдал ожидания. Слова признания, на которые не скупились даже самые требовательные пассажиры, доставляли радость этому гордому и неприступному человеку. Все свидетельствовало о том, что благодаря строительству двух новых суперсудов «Уайт стар лайн», руководимая Исмеем, окончательно завоевала ведущее место в трансатлантическом пассажирском судоходстве. «Титаник» явно превзошел «Олимпик», и, когда Исмей оглядывался вокруг, он с удовлетворением отмечал: еще никогда и ни на одном судне не собиралось столь избранное и блестящее общество. И это было только начало.

Безмятежность царила и в ресторане I класса. За одним столом собралось многочисленное общество американских и канадских бизнесменов, возвращавшихся домой после деловых встреч в Европе. Рядом блистала Маргарет Браун, пребывавшая в прекрасном настроении. Чуть дальше – американский художник Фрэнсис Миллет и один из представителей высшего света Нью-Йорка, друг полковника Грейси, жизнелюб Джеймс Клинч Смит. Невдалеке спокойно ужинали вдвоем супруги Страус, за следующим столом в одиночестве сидел наследник железнодорожной империи Джек Тэйер. Его родители проводили этот вечер во французском ресторане с Уайднерами.

После ужина, когда большинство дам разошлись по каютам, мужчины, ехавшие в I классе, продолжили свои беседы в просторном курительном салоне на палубе А, где играл судовой оркестр. За маленькими столиками, окруженными пальмами, за кофе и виски сидели как небольшие, так и многочисленные компании. Поскольку на этот раз старший стюард не настаивал на соблюдении традиционного правила, запрещавшего на судах «Уайт стар лайн» карточные игры по воскресным дням, за несколькими столиками играли в бридж. Здесь же находился и полковник Арчибальд Грейси, который вел оживленную беседу с канадским железнодорожным магнатом Чарлзом М. Хейзом, возвращавшимся из Европы, где он знакомился с опытом, который собирался внедрить в отелях, возводимых вдоль железнодорожных линий его компании. Обсуждали и огромный размах судостроения в последние годы. Хейз сказал: «Уайт стар лайн», «Кунард» и «Гамбург–Америка линие» соревнуются в роскоши оборудования своих судов, но скоро наступит день, когда результатом этого будет самая крупная и самая ужасная из всех случавшихся катастроф.

Мультимиллионер даже не предполагал, сколь роковое пророчество он высказал, как быстро и с какой невероятной точностью свершится его предсказание, а сам он окажется среди многих сотен жертв этой катастрофы. Вскоре после этого полковник Грейси отправился спать и попросил стюарда разбудить его рано утром – ему надо было условиться о партии в теннис, и, кроме того, до завтрака он хотел поплавать в бассейне.

 

Полковник Арчибальд Грейси, выпустивший вскоре после катастрофы книгу «Правда о „Титанике“»

 

А во II и особенно III классах веселье все еще продолжалось. Отовсюду доносились музыка и пение, молодые люди танцевали, редко кто в эти минуты был занят какими-либо серьезными делами. Ведь забот станет намного больше, когда они вскоре ступят на землю незнакомого континента.

Только около одиннадцати часов холлы, рестораны и курительные салоны стали пустеть. Оркестр на прощание исполнил отрывки из оперы Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана». И лишь в курительном салоне I класса на палубе А остались несколько молодых полуночников, включая Хью Вулнера, сына известного английского скульптора, и лейтенанта шведского военно-морского флота Бьернстрема Стеффансона, направлявшегося в Вашингтон, чтобы занять должность морского атташе посольства Швеции.

Неожиданно резко похолодало, и некоторые пассажиры, перед тем как лечь спать, включили в своих каютах электрорадиаторы. Но ночь была необыкновенно прекрасной. Молодой Джек Тэйер, накинув теплое пальто, еще раз на минуту вышел на опустевшую шлюпочную палубу. И был потрясен. Позднее он вспоминал:

 

«Была ясная ночь, полная звезд. Луны не было, но я никогда не видел, чтобы звезды светили так ярко. Казалось, они буквально выступают из небосвода. Они сверкали, как бриллианты… Это была ночь, когда человек испытывает радость от того, что он живет».

 

Лоренс Бизли в своей каюте на палубе D переоделся в пижаму, но, так как спать еще не хотелось, решил немного почитать. При этом он заметил, что вибрация судна увеличилась в сравнении с предыдущими днями. Поскольку машинное отделение, располагавшееся несколькими палубами ниже, находилось прямо под его каютой, вибрация была такой значительной, что объяснить ее можно было только одним: машины работали на пределе, судно шло быстрее, чем в первые дни. То же самое чуть раньше отметил пассажир I класса С. И. Стенджел и обратил внимание своей жены на то, что судно увеличило ход. Многие пассажиры также заметили перемены.

Из двадцати девяти котлов «Титаника» работало двадцать четыре, больше, чем в начале плавания. Глубоко в трюме покрытые угольной пылью и потом кочегары «кормили» раскаленные топки все новыми и новыми порциями угля. Когда «Титаник» вышел в море, в его бункерах было 6000 тонн угля, и огонь за четырехчасовую смену поглощал около 101 тонны. От этих людей, работавших за плату, едва хватавшую, чтобы прокормить семью, и прозябавших в трущобах больших портовых городов, зависела работа гигантского и роскошного судна, они давали ему жизнь и движение. «Более крепких парней, чем кочегары на западноокеанском почтовом судне, еще надо поискать», – заметил однажды второй помощник капитана Лайтоллер. На новеньком, с иголочки «Титанике» условия работы в котельных были более терпимыми, чем на старых судах, но все равно для сотен людей это был изнурительный, тяжелый труд. Однако оборотная сторона блистательного «Титаника», конечно же, не интересовала ни Джона Джейкоба Астора, ни его девятнадцатилетнюю жену Мадлен, увешанную драгоценностями головокружительной стоимости, ни Бенджамина Гуггенхейма, ни Джорджа Уайднера, ни многих из тех, кто занимал каюты миллионеров I класса. Это были люди из другого мира.

В машинном отделении механики вслушивались в ход работы турбины и поршневых машин, малейшее отклонение от нормального ритма не должно было пройти мимо их внимания. Для сверкавших новеньких машин это было крещением, и по распоряжению Брюса Исмея им вскоре предстояло выдержать решающие испытания под максимальной нагрузкой. Старший механик Джозеф Белл практически не знал, что такое отдых. От него и его подчиненных зависело, заслужит ли «Титаник», кроме всех остальных преимуществ, еще и признание за высокую мощность своих машин.

 

Котлы «Титаника»

 

В субботу и воскресенье у радиотелеграфистов Джека Филлипса и Гарольда Брайда работы было выше головы. В пятницу поздно вечером они обнаружили неполадки в передатчике. Филлипс предположил сначала, что все дело в конденсаторах, но их детальный осмотр показал, что поломка случилась где-то в другом месте. Шесть часов Филлипс мучился с аппаратурой, прежде чем обнаружил, что прогорел кабель трансформатора и что при соприкосновении с металлическими корпусами приборов происходило короткое замыкание. Достаточно было обмотать поврежденные места кабеля изоляционной лентой, и передатчик снова заработал. Оба радиста понимали, что передатчик необходимо как можно скорее привести в порядок, и более опытный Филлипс потратил на это шесть часов напряженной и трудной работы. Поэтому в ночь с субботы на воскресенье Брайд сменил его на два часа раньше, чтобы тот смог немного отдохнуть.

Уже несколько дней радиостанция «Титаника» принимала сообщения судов, проходивших вблизи Большой Ньюфаундлендской банки, которые обращали внимание на необычно большое скопление айсбергов, оказавшихся значительно южнее, чем бывало в это время года. Каждое такое сообщение после приема передавалось вахтенному офицеру, а затем в штурманскую рубку. В пятницу до девяти часов вечера на связи с «Титаником» был французский пароход «Турин». В семь часов вечера по Гринвичу, когда «Турин» находился в точке с координатами 49°28’ северной широты и 26°28’ западной долготы, его капитан передал «Титанику», что окружен густым туманом и только что прошел сквозь ледяное поле. Потом поступило новое сообщение еще об одном ледяном поле и об отдельно плавающих льдинах. Капитан Смит поблагодарил за радиограмму, а четвертый помощник Боксхолл в присутствии капитана и старшего помощника Уайлда нанес координаты указанных ледяных полей на карту в штурманской рубке. Все трое сошлись на том, что речь идет о районе, расположенном севернее запланированной трассы «Титаника», поэтому нет нужды волноваться.

Однако в воскресенье 14 апреля ситуация выглядела уже значительно серьезнее. В девять часов утра пришла радиограмма с судна «Карония», принадлежавшего компании «Кунард»:

 

«Капитану „Титаника“. Суда, идущие на запад, сообщают о наличии 12 апреля больших и малых айсбергов и ледяных полей в районе 42° северной широты и 49° и 51° западной долготы. С приветом, Баар».

 

Когда пришло это предостережение, «Титаник» находился в точке с координатами 43°35’ северной широты и 43°50’ западной долготы. В 11.40 дня он получил радиограмму от голландского судна «Нордам», которое предупреждало его о «массе льда» почти в том же районе, откуда пришло сообщение «Каронии». Но нет никаких свидетельств, что эта информация была передана из рубки радиотелеграфистов на мостик.

Ходовые вахты на мостике в воскресенье были распределены таким образом: с 10 часов утра до 2 часов дня вахту нес первый помощник капитана Мэрдок, до 6 часов вечера – старший помощник Уайлд, до 10 часов вечера – второй помощник Лайтоллер, а затем вновь Мэрдок. Младшие офицеры заступали на вахту в следующем порядке: с 12 часов до 4 часов дня – третий помощник Питман и пятый помощник Лоу, с 4 до б часов вечера (первая «собачья» вахта) – четвертый помощник Боксхолл и шестой помощник Муди. Затем с 6 до 8 часов вечера (вторая «собачья» вахта) – Питман и Лоу и с 8 часов до полуночи – Боксхолл и Муди.

В половине первого дня на мостик пришел Лайтоллер, чтобы сменить Мэрдока и дать ему возможность пообедать. Через четверть часа появился капитан Смит и показал Лайтоллеру радиограмму, полученную утром от «Каронии». Лайтоллер прочел ее, запомнил координаты указанного района и вернул капитану. Тот с минуту осматривал залитую солнцем, гладкую, как стекло, поверхность океана, простиравшуюся по ходу судна, а затем через штурманскую рубку направился в ресторан I класса к своему столу, покрытому белоснежной скатертью. Когда в час пополудни на мостик вернулся Мэрдок, Лайтоллер доложил ему о предостережении, полученном от «Каронии». Как он заявлял позднее, у него создалось впечатление, что Мэрдок слышит об этом впервые, хотя «Титаник» получил это сообщение четыре часа назад. Одновременно Лайтоллер проинформировал Мэрдока, что курс и скорость судна прежние, а затем тоже отправился обедать. Тахометр на мостике показывал 75 оборотов судовых винтов в минуту, а патентованный лаг, которым с кормы измерялась скорость, показывал, что «Титаник» каждые два часа преодолевает 45 морских миль. Даже если допустить некоторую округленность данных, это означало, что он идет со скоростью чуть меньше 22 узлов. Самое большое судно в мире водоизмещением 52 310 тонн шло курсом 242° в направлении Большой Ньюфаундлендской банки и точки поворота, которой оно должно было достичь во второй половине дня. Оттуда «Титаник» должен был лечь на курс 265° и идти к Нью-Йорку. К северу от намеченного пути на расстоянии, составлявшем в ту минуту около 200 миль, простирались ледяные поля и дрейфовали айсберги, о которых сообщала радиограмма «Каронии».

В 13 часов 42 минуты радиостанция «Титаника» приняла еще одно сообщение, на сей раз от судна «Балтик», которое до строительства «Олимпика» и «Титаника» входило в четверку самых больших пассажирских судов компании «Уайт стар лайн».

 

«Капитану Смиту, „Титаник“. По выходе имеем слабые переменные ветры и ясную погоду. Греческий пароход „Атенаи“ сообщает, что миновал айсберги и обширные ледяные поля в районе с координатами 41°51’ северной широты и 49° западной долготы. Минувшей ночью имели связь с немецким танкером „Дойчланд“, который идет из Штеттина в Филадельфию. Он лежит в дрейфе из-за нехватки угля в координатах 40°42’ северной широты и 55°11’ западной долготы. Просит сообщить о нем в Нью-Йорк и другим судам. Желаем Вам и „Титанику“ больших успехов.

Капитан».

 

Капитан Смит подтвердил получение радиограммы, оставил ее у себя и, увидев после обеда на прогулочной палубе I класса генерального директора Дж. Брюса Исмея, молча ему ее передал. Исмея это не удивило. Капитан часто ставил его в известность о полученной информации. Он бегло взглянул на радиограмму, положил ее в карман и достал вновь уже поздно вечером, чтобы показать супруге владельца сталелитейных заводов Артура Райерсона и супруге Дж. Б. Тэйера. Затем он вновь положил бумагу в карман и забыл о ней. По-видимому, Исмей знакомил двух дам с содержанием радиограммы с единственной целью – показать именитым пассажирам исключительность своего положения на судне. Исмей вообще держался на «Титанике» несколько особо: он выступал то в роли одного из привилегированных путешественников, то в роли суперкапитана. В качестве примера можно привести его указания относительно плавания, которые он сам отдал в Куинстауне старшему механику, минуя капитана.

Итак, вместо того чтобы лежать на столе в штурманской рубке, радиограмма оставалась у Брюса Исмея до 19 часов 15 минут. Капитан вспомнил о ней лишь перед ужином, когда увидел Исмея в курительном салоне.

– Кстати, сэр, у вас та телеграмма, которую я передал вам днем? – спросил он.

– Да, – ответил Исмей и с минуту рылся в карманах, прежде чем нашел ее. А Смит тем временем объяснил:

– Я хочу передать ее в штурманскую рубку.

В конце концов радиограмма, из которой следовало, что «Титаник» продолжает приближаться прямо к упомянутому району с дрейфующими льдами, появилась в штурманской рубке. Судно еще не скоро окажется в опасном районе, однако отношение капитана Смита к такому важному предостережению, мягко говоря, было непонятным.

Вскоре после приема радиограммы от «Балтика», примерно в 13 часов 45 минут, радист Филлипс поймал сообщение, посланное немецким судном «Америка» Гидрографическому управлению в Вашингтоне. Это было частное сообщение, которое Гидрографическое управление должно было получить через радиостанцию на мысе Рейс. В нем говорилось:

 

«14 апреля „Америка“ встретилась с двумя большими айсбергами в точке с координатами 41°27’ северной широты и 50°08’ западной долготы».

 

Не будучи уверенным, что передатчик «Америки» обладает достаточной мощностью для того, чтобы быть услышанным станциями на побережье, Филлипс для большей надежности отправил эту депешу на континент, используя свою мощную аппаратуру, и подписал: «„Титаник“, британское судно». Эта инициатива Филлипса спустя несколько дней стала для американской печати и общественности красноречивым доказательством того, что «Титаник» был проинформирован об опасности встречи со льдами. Поскольку речь шла о сообщении, содержавшем важные для судоходства сведения, оно в обязательном порядке должно было быть передано на мостик. Но этого не произошло. Младший радист Брайд, переживший гибель «Титаника», не смог найти объяснение этому факту. Филлипс, очевидно, отложил радиограмму и забыл о ней.

В два часа дня старший помощник капитана Уайлд принял на мостике ходовую вахту от первого помощника Мэрдока. В четыре часа Боксхолл и Муди сменили Питмана и Лоу. Вскоре Боксхолл отправился в штурманскую рубку, где на столе лежала открытая книга приказов капитана. Он знал, что скоро, около пяти часов, «Титаник» достигнет точки поворота, от которой должен будет взять курс на полуостров Санди-Хук у входа в нью-йоркский порт. Поэтому он очень удивился, когда увидел в книге приказ изменить курс в 17.50. Вернувшись на мостик, он сказал об этом Уайлду, и оба офицера пришли к выводу, что, продолжая идти в юго-западном направлении почти до шести часов, капитан хочет тем самым обойти появившийся лед.

В 17.50 Боксхолл напомнил Уайлду о приказе изменить курс. Старший помощник скомандовал рулевому, тот переложил руль влево, следя за картушкой компаса, и, как только судно легло на курс 289°, поставил руль прямо.

В 18.00 офицеры на мостике сменились вновь. Уайлда сменил второй помощник Лайтоллер, из младших офицеров заступили Лоу и Питман, место у руля занял второй рулевой Роберт Хитченс. Ему было приказано держать прежний курс 289°. В ходе расследования катастрофы Хитченсу в Лондоне задали вопрос, отклонялось ли судно от этого курса перед столкновением с айсбергом. Он ответил:

–□Насколько я знаю, нет. Но в любом случае не больше чем на одно деление вправо или влево.

Лорд Мерси, председательствовавший на заседании британской следственной комиссии, заметил, что такой курс вел «Титаник» прямо в район скопления льдов, и это несмотря на то, что он был предупрежден об опасности.

В «вороньем гнезде» на фок-мачте в 18.00 Джуэлл и Саймонc сменили Хогга и Эванса. Пятый помощник Лоу, заступив на вахту, зашел в штурманскую рубку и увидел на столе записку, в которой карандашом было написано слово «лед», а под ним указаны координаты. Он быстро произвел в уме приблизительные расчеты и, установив, что «Титаник» достигнет обозначенного района лишь после того, как его вахта окончится, потерял интерес к этому сообщению.

В семь часов на мостик пришел первый помощник Мэрдок, чтобы дать возможность Лайтоллеру пойти на ужин. Примерно через четверть часа матрос Сэмьюэл Хемминг, следивший на «Титанике» за ходовыми огнями, сообщил Мэрдоку, что все огни зажжены. Хемминг уже уходил с мостика, когда Мэрдок окликнул его и приказал закрыть люк вентиляционной шахты в носовой части судна, через который из трюма проникал свет. Он не хотел, чтобы даже такая мелочь мешала наблюдению за морской поверхностью с мостика или из «вороньего гнезда». Мэрдок объяснил Хеммингу:

– Поскольку близко лед, перед мостиком все должно быть затемнено.

Хемминг закрыл люк.

В 19 часов 30 минут «Титаник» принял новую радиограмму. Британский пароход «Калифорниан», следовавший, как и «Титаник», в западном направлении, сообщал находившемуся неподалеку от него пароходу «Антиллиан»: «Капитану „Антиллиана“. 18.30 судового времени, координаты 42°03’ северной широты, 49°09’ западной долготы. Три больших айсберга в пяти милях южнее нас. С приветом. Лорд». Младший радист Брайд отнес сообщение на мостик, но затем в ходе расследования не мог вспомнить, кому из офицеров он его передал. В это время «Титаник» находился в 45 милях от ледяных полей. Его час приближался.

Тогда же, то есть около половины восьмого вечера, второй помощник капитана Лайтоллер принялся с помощью секстанта определять по звездам координаты судна. Пятый помощник Лоу работал с хронометром. Небо в это время было усыпано множеством сверкающих звезд, и работа двух офицеров быстро продвигалась вперед. В восемь часов места младших офицеров Питмана и Лоу заняли Боксхолл и Муди. Одновременно такая же смена вахты произошла в «вороньем гнезде», а Роберт Хитченс отошел от штурвала. Лайтоллер оставался на мостике, поскольку его вахта должна была закончиться в десять вечера. Он приказал шестому помощнику капитана Муди на основе последнего определения местоположения судна и поступивших сообщений о появлении льда рассчитать, когда «Титаник» достигнет района, где был замечен лед.

Муди ушел в штурманскую рубку, произвел необходимые расчеты и, вернувшись, доложил, что это произойдет около 23.00. Лайтоллер на основании информации, полученной от «Каронии», с которой его бегло ознакомил после полудня капитан Смит и в которой сообщалось о наличии ледяных полей в районе между 49° и 51° западной долготы, сам рассчитал, что «Титаник» может оказаться в опасной зоне уже в 21.30. Он не сказал об этом Муди, полагая, что шестой помощник произвел расчеты на основе какой-то другой, неизвестной ему информации. Таким образом, возникла странная ситуация, которую позднее Лайтоллер никак не мог объяснить, и в ходе лондонского расследования лорд Мерси обоснованно выразил свое удивление: почему Лайтоллер, придя к выводу, что «Титаник» войдет в зону скопления льдов еще до окончания его вахты, не сообщил об этом Муди, а если он полагал, что Муди делал расчеты на основе другой информации о появлении льда, то почему он не спросил его, что это была за информация, кто и когда ее передал. В своих показаниях Лайтоллер обходил эти неясности, утверждая, что не очень опасался плавания среди льдов, поскольку был уверен, что даже слегка выступающий из воды айсберг будет отчетливо виден и его можно будет обнаружить на расстоянии полутора или двух миль. Такому опытному офицеру, каким, бесспорно, являлся Лайтоллер, нелегко было согласиться с тем, что он действовал непоследовательно, не предпринял необходимых мер или проявил халатность. Объяснение его пассивной реакции на обнаруженное противоречие между расчетами Муди и его собственными, видимо, следует искать в уже упоминавшемся отношении к риску офицеров, регулярно плававших в Северной Атлантике на быстроходных пассажирских судах: риск, конечно, надо принимать во внимание, но при достаточном опыте и решительности можно справиться с любой ситуацией, как это не раз бывало в прошлом.

В течение всего вечера температура быстро падала. Около 21.00 оставался всего один градус до минусовой отметки. Лайтоллер подозвал Роберта Хитченса, который передал штурвал другому рулевому, но еще два часа должен был нести вахту на мостике, и послал его за судовым плотником.

– Передайте ему от меня привет и скажите, что температура опускается все ниже и ниже. Ему надо последить за водой на случай, если она начнет замерзать.

Хитченс ушел, и вскоре на мостике появился плотник, сообщивший, что он уже позаботился о запасе пресной воды в судовых цистернах. Тогда же Лайтоллер передал приказ в машинное отделение: в связи с падением температуры принять необходимые меры для обеспечения работы лебедок. Потом Лайтоллер поручил Хитченсу разыскать палубного механика и попросить его включить отопление в коридоре возле кают офицеров, в рулевой и в штурманской рубках. В ходе расследования катастрофы лорд Мерси задавал Лайтоллеру вопросы, связанные с внезапным похолоданием.

 

Мерси. Вы не думаете, что это о чем-то говорит?

Лайтоллер. Вовсе нет. В Атлантике может похолодать в любое время года – и летом и зимой. Правда, зимой это не так чувствуется, поскольку воздух более холодный.

Мерси. Возможно, это и так, но разве температура не падает из-за приближения к большому скоплению льда?

Лайтоллер. По-моему, никогда.

Мерси. Но я надеюсь, температура не повышается?

Лайтоллер. Хотя это и может показаться странным, но вполне возможно, что температура поднимется, если лед попадет в более теплую воду или если дует южный ветер.

Мерси. Падение температуры за два часа на шесть градусов, разве это не указывало на возможное присутствие льда?

Лайтоллер. Конечно, нет.

 

 

Около девяти часов на мостик поднялся капитан Смит и почти полчаса обсуждал с Лайтоллером состояние погоды и возможную встречу со льдами. Капитан заметил, что стало холодно.

–□Очень холодно, сэр, – ответил Лайтоллер, – всего один градус выше нуля. Я уже сказал плотнику и передал в машинное отделение, что очень холодно, а ночью, вероятно, будет еще холоднее.

–□Ни малейшего ветерка, – продолжал капитан.

–□Да, море совершенно спокойно. Жаль, если не будет ветра, когда мы пойдем через район, занятый льдами, – ответил Лайтоллер.

Сетования капитана и второго помощника на безветрие были вполне обоснованны. Когда грозит опасность встречи с дрейфующими айсбергами, ветер играет очень важную роль. Он вызывает на воде рябь, и с наветренной стороны айсберга появляется полоса белой светящейся пены, которая видна тем четче, чем сильнее ветер. Вахтенные на судах, пересекавших опасные районы Северной Атлантики, старались увидеть именно этот белеющий прибой, который даже на большом расстоянии свидетельствовал о присутствии айсбергов. По этим же признакам могли быть вовремя обнаружены и так называемые «черные» айсберги, которые на самом деле имели темно-синий цвет. Плавая в воде, айсберги постепенно подтаивали, переворачивались, и тогда над водной поверхностью выступала их ранее погруженная часть. «Черные» айсберги были особенно опасны, поскольку на темной поверхности воды они почти не различались.

В ходе расследования Лайтоллер объяснял, что вахтенные впередсмотрящие и офицеры на мостиках судов, шедших через Северную Атлантику, полагались, с одной стороны, на упомянутую светящуюся полосу у основания айсберга, а с другой – на еще одно явление, хорошо известное опытным морякам: под действием ветровой и водной эрозии на выступающих поверхностях дрейфующих айсбергов образуются кристаллы, отражающие свет. Это отражение тоже видно на значительном расстоянии, и, как заметил Лайтоллер, его можно увидеть даже раньше, чем сам айсберг покажется на горизонте. Ночью 14 апреля 1912 года «Титаник» оказался в ситуации, когда из-за безветрия и маслянисто-гладкой водной поверхности заметить появление светящейся полосы по краю айсберга было почти невозможно. С другой стороны, несмотря на отсутствие луны, звезды сияли очень ярко и было исключительно светло, поэтому можно было ожидать, что свет, отраженный от кристаллов льда, вовремя привлечет к себе внимание и даст знать об угрожающей опасности. По этим соображениям как капитан Смит, так и второй помощник Лайтоллер не считали положение настолько опасным, чтобы предпринимать особые меры, в том числе и снижение скорости. Доказательство тому – продолжение их разговора. У капитана, пришедшего на мостик из ярко освещенного салона, глаза некоторое время привыкали к темноте. Затем он посмотрел на небо и горизонт и с удовлетворением сказал:

– Очень светло.

– Да, – ответил Лайтоллер, – в любом случае какой-то свет отразится от айсбергов.

– Конечно, – согласился капитан, – мы заметим их, даже если они будут обращены к нам своей синей стороной.

У Лайтоллера тоже не было в этом сомнений. Капитан покинул мостик со словами:

– Если все же возникнет какая-либо проблема, сразу дайте мне знать.

И через штурманскую рубку, где он нанес на карту местоположение судна по расчетам четвертого помощника Боксхолла, сделанным два часа тому назад, капитан направился в свою каюту.

После его ухода Лайтоллер приказал шестому помощнику Муди позвонить вахтенным в «вороньем гнезде» и сказать, чтобы они до рассвета очень внимательно следили за льдом, особенно за небольшими льдинами и айсбергами. Муди подошел к телефону, соединявшему мостик с вахтенным постом, и передал приказание второго помощника. Но поскольку при этом он ничего не сказал о «небольших айсбергах», Лайтоллер, слышавший этот разговор, заставил его еще раз позвонить в «воронье гнездо» и точно передать приказ. Из этой детали видно, насколько добросовестно Лайтоллер выполнял свои обязанности. Ведь именно небольшие льдины чаще всего превращались в опасный и трудноразличимый темно-синий лед. Предупредив «воронье гнездо», Лайтоллер перешел в ту часть мостика, откуда открывался полный обзор впереди по курсу судна. Время от времени он смотрел в бинокль и до конца своей вахты вел наблюдение за водной поверхностью – не появится ли предостерегающий блеск отраженного света. В отличие от впередсмотрящих на мачте Лаитоллер располагал биноклем.

Это обстоятельство, разумеется, не осталось незамеченным в ходе расследования, проводимого лордом Мерси. Он спросил:

– Как подсказывает ваш опыт, можно ли обнаружить лед с помощью бинокля?

– Нет, – ответил Лаитоллер. – Я никогда не пытался увидеть лед с помощью бинокля. Сначала я всегда замечал айсберг невооруженным глазом и только потом рассматривал его в бинокль.

Здесь следует напомнить, что перед отплытием впередсмотрящие дважды докладывали именно Лайтоллеру о том, что в «вороньем гнезде» нет биноклей, однако это упущение так и не было исправлено. Кроме того, когда Лайтоллер давал показания перед комиссией лорда Мерси, он все еще являлся сотрудником судоходной компании «Уайт стар лайн», которая, не обеспечив вахтенные посты биноклями и вообще допустив на судне подобный недосмотр, предстала в очень неприглядном свете. Итак, если опыт Лайтоллера с использованием бинокля действительно был таким, как он его представил, приведенные факты (с одной стороны, определенная степень личной ответственности, а с другой – лояльность к работодателю) вызывают вполне оправданные сомнения в объективности ответа Лайтоллера.

В «вороньем гнезде» с восьми до десяти часов вечера несли вахту Джордж Саймонс и Арчи Джуэлл. Если на мостике было холодно, то здесь, высоко над палубами, на совершенно открытом месте, холод буквально пронизывал до костей. И хотя оба, не отрываясь, смотрели на водную гладь и ни на мгновение не теряли бдительности, вполне естественно, что они с нетерпением ждали четырех ударов судового колокола, который должен был возвестить о конце их вахты. Более опытный Саймонс, служивший на североатлантических линиях уже несколько лет, сосредоточенно всматривался в западную сторону горизонта, где низко над водой стлался легкий туман, и, когда Джуэлл пожаловался на холод, заметил, что холодный воздух – это признак близости льда. Молодой Джуэлл с удивлением спросил, что это значит. Саймонс вкратце объяснил, что обычно лед можно почувствовать еще до того, как судно окажется среди ледяных полей.

Как раз в этот момент, вскоре после ухода