Измененное сознание – двойная сила?

 

Логика выбора Софи Лорен проста и понятна: в Карло Понти она увидела перспективу получить все то, чего ей недоставало. Как‑то она сама обозначила границы своего интереса к возлюбленному: «Мне необходим был отец, муж и наставник. Карло стал для меня таким человеком. Он учит меня жизни так, что я этого не замечаю. И делает это естественно, все происходит как бы само собой, как при рождении ребенка». Любопытно, что первое место Софи отводит «отцу», и только потом «мужу»; она носила в сердце острую, отдающуюся с каждым шагом боль отвергнутого ребенка, девочки, которой отец пренебрег. Она нуждалась в отце для обретения полноты собственного образа, который без отца был лишен идентичности. И уже исходя из психической и духовной потребности она строила свою особую стратегию жизни. Поступательная и последовательная игра позволила ей благодаря целеустремленности и трудолюбию заставить мужчину не только наслаждаться ее телом, но и заглянув в ее душу, изумиться богатствам, о которых он даже не подозревал.

В чем суть внимания известного продюсера к юной красавице, необразованной, не умеющей толком разговаривать, с трудом понимающей суть актерского ремесла, не знающей тонкостей делового мира? Конечно, в первую очередь он видел в ней материал для производства большого количества денежных знаков, и во вторую – возможность с головой окунуться в свежесть юности во время нового амурного приключения. Все его поступки сигнализируют именно об этом: в своих собственных глазах он был сначала профессионалом, лепящим из вязкой бесформенной глины кинозвезд, потом – мужчиной, эдаким хозяином жизни, которому все дозволено, и только вслед за этим – мужем и семьянином. Этот человек заботился о репутации ровно настолько, насколько его реноме позволяло производить на свет увлекательные и пустоватые картины, приковывающие внимание обывателя, а ему сулящие пополнение кошелька. В этом основная причина того, что Карло Понти взялся за образование и подготовку Софи Лорен как актрисы. Он вынудил девушку избавиться от неаполитанского акцента, изменил имя, походку, звучание голоса, отточил весь ее стиль подачи себя. При отработке походки она должна была ходить по коридору между двумя рядами столов с открытыми дверцами и покачиванием то одного, то другого бедра закрывать их. Он заставил Софи учить языки, без которых сложно было бы протиснуться в узкие двери Голливуда. Карло Понти ввел ее в богатый и колоритный мир книг, открыв гениев слова Бальзака и Стендаля, заставив почувствовать горечь Томаса Манна и насмешливость Бернарда Шоу, познать величественного Толстого, ироничного Чехова и кающегося Достоевского. Наконец, приобщил к миру шоу‑бизнеса, введя девушку в свой деловой круг и позаботившись о том, чтобы она не пасовала перед акулами кинопроизводства. Благо, последнее было не слишком сложно: большинство киногигантов в жизни были маленькими, поверхностными человечками с очень скудным образом мышления и преимущественно материальными запросами. Во всем этом трудно отыскать признаки влюбленности, скорее Карло Понти походил на известного героя Бернарда Шоу, превращающего глуповатую девочку в светскую даму, с той лишь разницей, что, работая с Софи, расчетливый продюсер уже видел долларовый дождь. И вот тут‑то деловитость Карло споткнулась: необыкновенная старательность, чувствительность, терпение и работоспособность девушки обескуражили, ошеломили продюсера и предопределили начало глубоких изменений в его восприятии своей подопечной. Для этого потребовалось три или четыре года, а Рубиконом Карло Понти стал невероятно дорогой подарок Софи к ее двадцатилетию. Получив из рук продюсера кольцо с бриллиантом, девушка впервые осознала, что с этого момента она значит для него больше, чем просто любовница и актриса.

Действительно, мало кому из тех девушек, что начинали карьеру подобно Софи, удалось перейти на новый уровень, означающий прежде всего глубокие изменения самой личности. Классика жанра – Мэрилин Монро, для которой трансформация сознания оказалась слишком тяжелым делом, и осознание этого в значительной степени ускорило ее уход из жизни. Что касается Софи, то мнения о ней профессиональных критиков менялись с быстротой падающей в водопаде воды. Если в первые годы, по словам одного репортера, она «на протяжении всего фильма занимается только тем, что принимает эффектные позы и старается показать себя то с одной, то с другой стороны», то уже к двадцати восьми годам Софи Лорен стала обладательницей Оскара и «добилась в своей кинематографической карьере практически всего, на что у других кинозвезд уходит полжизни». Хотя этим успехам она во многом обязана Карло Понти, ее личный вклад, ее страсть к улучшению качеств актрисы поражала всех и, наверное, более всего самого Понти, который, будучи профессионалом, не мог не оценить волшебства превращения симпатичной девочки с посредственными данными в актрису, пленяющую артистизмом и вечной, устрашающей многих мужчин загадкой раскрывающейся в игре женщины. Она научилась играть так, словно проживала жизнь, и ее томный взор, прекрасная фигура, чувственный рот каждый раз становились немым подтверждением бессмертия истинной женственности.

Устойчивое душевное равновесие Софи Лорен явилось производной от двух, пожалуй ключевых, характеристик любой замужней женщины: самодостаточности и мудрости. Зёрна самодостаточности – родной сестры уверенности женщины в себе – появились в Софи в ту пору, когда на фоне бурного полового созревания она под воздействием матери бросилась покорять кинематографический Рим. Мелкие успехи вперемежку с разочарованиями ее мать очень ловко использовала для создания веры в себя – при любых обстоятельствах, при любом раскладе фортуны. Ромильда Виллани сама пробивала себе путь к благосостоянию и сумела вбить в голову маленькой Софи, что она тоже способна это делать. Когда же природная привлекательность девушки, помноженная на отчаянную работоспособность и растущее профессиональное мастерство, вывела ее на съемочный Олимп, ее уверенность в себе как самостоятельной и развивающейся личности резко возросла. «Я свободная женщина, которая живет с любимым человеком. Я могу жить очень хорошо и без него. Могу оставить его в любой момент по своему желанию, но не хочу этого. Чем дольше мы вместе, тем больше я его люблю» – подобные откровения характерны для исключительно вольных и уверенных в себе натур, и привлекательность Софи Лорен для собственного мужа после таких слов возрастала, подобно тому, как росли акции успешно функционирующей компании.

Мудрость актрисы или, лучше, ее женская интуиция проявлялась в сознательном развитии в себе духовного начала. Предпосылками этого процесса, несомненно, являлась пресловутая боязнь катастрофы личной жизни, особенно когда она видела, как вокруг рушатся браки и распадаются семьи. Но она никогда не позволяла себе быть легкомысленной и увлекающейся, как многие женщины из кинематографической среды. Софи взирала на их внезапные проблемы, как на подрывы на минах, хорошо зная причину детонации. Сама же она возвела брак в ранг святыни и главной ценности своей жизни, потому что пропустила через себя мучительное беспокойство матери, прожившей жизнь безнадежной одиночки; она хорошо усвоила, что увлечения и амурные истории ведут в преисподнюю отчужденности и пустоты. Потому поиски эмоций на стороне являлись для нее абсолютным табу. Она всегда помнила о своей несчастной матери, поплатившейся за ошибку молодости отсутствием семьи, к которой она так настойчиво стремилась. Поэтому в зрелом возрасте Софи имела все основания утверждать: «Меня вообще нелегко увлечь. Когда поклонники понимают это, они быстро оставляют меня в покое». Тем не менее эта мудрость имела и иное измерение – умение дозированно флиртовать в те моменты жизни, когда это было совершенно необходимо для сохранения брака. Так было в самом начале становления их союза, когда актриса, став любовницей продюсера, никак не могла вынудить своего избранника жениться на ней. Кажется, что она совершенно сознательно разжигала в своих поклонниках страсть, чтобы доказать Карло Понти свою популярность как женщины и свою верность как его спутницы. Поскольку, что бы там ни писала бульварная пресса, Софи Лорен старалась держать на высоте свое доброе имя – залог будущей победы над человеком, которого она видела своим идеальным мужем. Ни Гэри Грант, ни Петер Селерз, ни Марчелло Мастроянни, ни еще кто‑нибудь из золотой россыпи актеров, с которыми ей пришлось встречаться на съемочной площадке, никогда не затмевал образа Карло Понти. Разумеется, он оценил это достоинство в женщине, которая, несмотря на сложные отношения с итальянским законодательством и травлю со стороны Ватикана, сумела стать женой именно того человека, на которого сделала ставку. Это была самая главная актерская роль в ее жизни.

Выходила ли она когда‑нибудь на самом деле за рамки романтических увлечений мужчинами? Возможно; ведь недаром подобные сплетни сопровождали актрису и в возрасте пятидесяти лет. Многие, писавшие о Софи, полагают, что она, скорее всего, преступала черту верности. Тем не менее ее образ каким‑то непостижимым образом остался незапятнанным. Может быть, в силу уникальной сдержанности Софи и порядочности ее партнеров – на фоне различных откровений в других областях жизни (среди прочего тут невозможно не отметить и сдержанности самого Карло Понти – и по отношению к самим слухам, и по отношению к их трактовке). Но еще вероятнее, перспектива семейного краха всегда оставалась самой страшной фобией в жизненном сценарии Софии Лорен, что никогда не позволяло ей расслабиться и отдаться страсти, которую она, вне сомнения, не раз испытывала к тому или иному фавориту кинематографа.

Но, естественно, игра не закончилась с замужеством: привыкший к свободе и раскованности в жизни, стареющий Понти, как утверждают слишком многие из его окружения, имел амурные грешки. Хотчнер, неординарный и талантливый автор, которого Понти избрал для написания биографии Софи Лорен (очередной коммерческий проект прозорливого дельца), недвусмысленно заявил в одном из своих интервью, что Софи Лорен была хорошо осведомлена о внебрачных связях своего мужа и, тем не менее, мирилась с этим, идя на компромиссы.

«У них разные спальни, но между ними сохранилась взаимная близость. Они уважают друг друга и обо всем друг с другом разговаривают». По всей видимости, второе замечание биографа имеет более важное значение. Для Карло Понти в какой‑то момент стало ясно, что его жена, из которой он последовательно и планомерно вылепил символ современного кино, на деле проявляет гораздо большую терпимость и мудрость, чем это можно было бы ожидать от незадачливой женщины, которая выросла в бедном квартале Неаполя и не могла похвастать достойным уровнем воспитания и образования. Безусловно, он ценил свою жену по той простой причине, что ее морально‑нравственные постулаты, как и крайне последовательное, всегда благоговейное отношение к семье, выгодно выделяло ее среди женщин его круга. Время превратило ее в достойного и весьма проницательного соратника, близкого человека, с которым можно было делиться любыми соображениями, и разве могла какая‑нибудь юная красотка затмить редкую прелесть его жены не на миг, а навсегда. Можно констатировать, что Софи Лорен не испортили ни драгоценности, ни слава. И в начале ее жизни, и на склоне лет наиболее важной ценностью для нее оставались семья, дети, их сохранение и развитие. Это, пожалуй, то, что глобально отличает Софи Лорен от многих других баловней экрана, сгубивших свою жизнь или изуродовавших свои жизненные сценарии под давлением мнимой вседозволенности и беспринципности. Душа Софи Лорен сформировалась в то тяжелое время, когда та была долговязой и полной внутренних сомнений девочкой, когда долгими вечерами слушала многочисленные истории из жизни своей матери и размышляла над тем, как стать в этой жизни кем‑то. И именно она спасла от краха Карло Понти, умного и предприимчивого профессионала, мужчину, поддающегося легкомысленным порывам, выносящим, как внезапный ветер, на край смертельно опасного обрыва. Она всякий раз страховала его, жертвуя своими личными интересами ради его душевного благополучия, а еще позже, когда наконец появились дети, заботясь о них, стараясь глядеть на несколько шагов вперед.

Что с того, что Карло Понти всю жизнь оставался неисправимым ловеласом? Хорошенько взвесив все «за» и «против», Софи Лорен сочла правильным игнорировать негативные моменты, вытеснять их из семейных отношений. Хотя, не исключено, порой ей приходилось испытывать жгучую душевную боль. Она умела видеть в муже в первую очередь человека, прощая животные полигамные порывы. «Может быть, в жизни существуют вещи более важные, чем страсть, любовь и тому подобное. Со временем вы начинаете ценить все качества человека, с которым вместе живете», – заметила она однажды не без налета печали. Но ее природный оптимизм не позволял грустить долго, непрестанная борьба с тривиальной скверной на поверку оказывалась борьбой ЗА счастье, а не ПРОТИВ надвигающихся бед.

Впрочем, в завершающем акте жизни Карло Понти действительно заметно изменился, возможно под воздействием Софи Лорен. Он четче и яснее осознал, что вечные ценности сильнее преходящих, и, конечно, был благодарен своей терпеливой и мудрой спутнице за то, что она прошла с ним рука об руку по жизни. А ведь, по большому счету, в подведении итогов совместной жизни и он и она возвратили сознание к замечательной и справедливой формуле: мужчине и женщине будет хорошо вместе до тех пор, пока они смогут с искренней радостью общаться друг с другом. Это общение само по себе энергетически сильнее и больше захватывает, чем сексуальные увлечения и инфантильная привязанность к материальным ценностям – немым свидетельствам недоразвитости духовности.

Великолепно изучивший повадки этой пары, Уоррен Харрис оставил в своей книге меткое и емкое замечание: «Если даже между супругами и была какая‑то дисгармония, казалось, что она под их полным контролем». Разум явно доминировал у них над сферой эмоций, и последние, если и случались, являлись скорее продуманной игрой, нежели всплеском слабости. Неистощимый оптимизм у обоих подкреплялся прагматизмом, реальная вера в Бога – устойчивым отсутствием желания делить с кем‑либо эмоциональные переживания, а искусственный колпак, которым они ловко накрыли семейное пространство, играл не только защитную, но и камуфлирующую роль. Они регулировали даже свои появления в свете, и это также помогало сосредотачиваться на интересах семьи.

Самое совершенное качество женщины – умение принести себя в жертву так скрытно, чтобы об этом не догадался никто. И в себе она признавала эту добродетель: «Брак похож на нить. Она должна быть ровной и без слабых мест. Я думаю, что в первую очередь за это отвечает женщина. Именно она может спасти брак от разрыва. Вот почему женщины такие мудрые и заботятся о своих детях. Если им приходится делать выбор, они выбирают семью, хотя, возможно, при этом они должны жертвовать всем остальным». Похоже, к этим емким словам нечего добавить. Разве только то, что Софи Лорен всегда оставалась самодостаточной личностью. Будучи в начале жизненного пути приземленным человеком с весьма посредственным интеллектуальным развитием, прозаичными желаниями и темным шлейфом вынесенных из детства комплексов, она сумела не только отыскать свое место в жизни, но и закрепиться в ней, излучая приглушенный, но уверенный свет благодарности и умиротворения – дар, очень редко просыпающийся в людях.

Нельзя отрицать, что брак Софи Лорен и Карло Понти, как и всякий долгий союз, подвергался испытаниям на прочность. Но проблемы появлялись всякий раз тогда, когда кто‑нибудь из двоих впускал в скрытый интимный мир семьи чуждую энергетику. Среди известных случаев – опрометчивое приглашение пожить в их доме известного актера Ричарда Бартона (даже, вернее, в их пространстве на вилле, ибо актер жил в отдельном домике). Несмотря на то, что слишком поверхностный Бартон был в то время озабочен развивающимися отношениями с еще более легковесной, порхающей по жизни беззаботной бабочкой Элизабет Тейлор, тотчас возникли ненужные кривотолки о его отношениях с Софи Лорен. Тут самое время ввернуть язвительное словцо об образе жизни актеров. Невинно играя с Бартоном в покер или проводя время у бассейна, Софи не могла себя не компрометировать (многое фиксировали ненасытные папарацци, добавляя домысленные комментарии) – в жизни без цели, затягивающей многих в неминуемый капкан деградации, также кроется подготовленный судьбой детонатор для зарвавшихся любителей сладкой жизни. Но в жизни Софи взрыва не произошло, как в жизни более беспечных Бартона и Тейлор. Наверное, потому что, даже позволяя забавлять себя глупостями, не слишком задумываясь о смысле своего существования, она все же слишком сильно была сфокусирована на семье. Это не давало ей преступить черту в периоды эмоциональной опустошенности, которые испытывает всякая женщина, знающая о нестойкости партнера. Но в моменты истины в ее отношениях с Карло Понти появлялась спасительная вера в силу семьи, перерастающая в болезненную зацикленность. И эта акцентуация жены порой возвращала и самого Понти в постоянно ускользающее пространство гармонии, словно какой‑то смутный зов, зовущий заблудшее домашнее животное к знакомому уюту.

Так, к слову, случилось и во время жизни на их вилле Бартона, ибо сам Понти был в то время увлечен некой молодой артисткой Дал ил ой ди Лаццаро, для которой прокладывал дорогу в кино. Отношения своей жены к Бартону позволили ему в очередной раз пристально заглянуть в свою собственную душу. И он снова выбрал семью (тем более что юная артистка, кажется, была слишком глупа и слишком ленива, чтобы серьезно расти и соперничать в кино с Софи Лорен). Сама же Софи позже оценивала ситуацию с необычной прозорливостью. В ее лаконичных словах «Надо быть осторожным, когда кому‑то помогаешь», без сомнения, содержится признание, что проникновение чужака в семейный мир способно расколоть его идиллию, заменив спокойствие и равновесие на сложное балансирование. Она еще раз убедилась: семья – это пространство для двоих и их потомства, и это пространство должно быть закрыто для всего остального мира.

Им суждено было оставаться вместе ровно полвека, пока тихо подкравшаяся смерть не прервала замедлившегося шествия престарелой пары. И даже внушительный отрезок из девяносто четырех лет, отведенный яркому мэтру киноискусства, стал немым свидетельством его поражающей воображение сосредоточенности. Невероятный фейерверк из многих десятков фильмов продюссера с собственной женой стал самым честным индикатором их вовлеченности в жизнь друг друга. Но если его сосредоточенность была всегда направлена во внешнее пространство, чтобы изумить весь мир, то ее – на расширение зоны семейного счастья и благополучия. Она настолько в этом преуспела, что публика уже не могла отличить, где фразы, произнесенные для того, чтобы гипнотически воздействовать на саму себя, а где – уже выстраданные любовью заклинания. Ее непрерывное самовнушение любви сыграло, может быть, решающую роль в их браке, сначала шатком и довольно неустойчивом, а с годами все более крепком. Когда ссохшийся от времени Карло Понти смертельно заболел, его знаменитая жена безапелляционно заявила: «Я люблю его так же, как и в тот момент, когда увидела впервые. И буду любить до самой смерти». Она с самого начала отношений и до самого последнего мгновения решила лучше всех других известных актрис сыграть эту непростую роль – роль жены.

Газеты не раз повторяли якобы сказанные ею слова: «Мне всегда нравились, ну, скажем так, уроды, но с душой, умом и характером. И терпеть не могу тех, кто вечно колдует со своим лицом, занимаясь всякими там подтяжками и так далее, в Голливуде их пруд пруди, с крашеными шевелюрами. А ведь мужчина в возрасте – это как старое выдержанное вино, такой «напиток» с годами становится лучше, да и секса в нем больше, ведь он, секс, так выстоялся». В этом вся Софи Лорен во всей своей непосредственности и счастье, так что сразу хочется простить ей детское лукавство – ведь счастье, и особенно семейное, это большая игра. И в том числе словами. Их главное таинство заключается в том, что вербальная сила охватывает все пространство действия, переходя в энергетическую волну неожиданной мощи, и тогда счастье пленяет того, кто так настойчиво его ищет…