Взаимное влияние и семейный контекст борьбы 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Взаимное влияние и семейный контекст борьбы



 

Андрей Сахаров без колебаний выбрал родительскую брачную модель. Простую, естественную во всем, без вычурности. Такая модель отвечала времени и месту, не терпевшим излишней выразительности и уж тем более выразительности любви. Семья была важна, но естественна, и отношение к ней было как к чему‑то необходимому для жизни, но обыденному и заурядному, как к месту обитания. Во многом эта модель стала следствием родовой и социальной традиции, переданного отцом отношения к семье, с одной стороны, и восприятия, сформированного в социуме, – с другой. В год смерти Андрей Сахаров написал небольшие воспоминания об отце, в которых изобразил его крайне занятым человеком. Отметил, как, взрослея в коммуналке двадцатых‑тридцатых годов, запомнил отца всегда работающим за письменным столом, вблизи полок и шкафов с книгами. Но ключевая, усвоенная им отцовская фраза все‑таки касалась семьи, самых родных людей: «Никогда не считай потерянным зря день, когда ты сделал что‑либо для семьи, для близких». Ею он руководствовался всегда, его отношение к близким женщинам в любых условиях оставалось проникновенно нежным и ровным.

Со своей первой женой, покладистой и спокойной Клавдией Вихиревой, Андрей Сахаров познакомился в лаборатории оборонного предприятия в Ульяновске, куда после окончания с отличием физического факультета МГУ был направлен на работу инженером. Молодые люди были неказисты, непритязательны и, пожалуй, слишком серьезны для романтической лирики. Да и время к этому не располагало: лидерам требовалось, чтобы людские кости и кровь, обнажившиеся при заливке фундамента социализма, побыстрее скрылись под этажами реальных достижений. Бесконечно целеустремленный Сахаров отменно уловил тенденцию, он был как‑то нечеловечески сосредоточен; подстегивали затихающий грохот уходящей войны и повсеместная разруха, желание по‑мужски компенсировать интеллектом свое физическое несовершенство, неучастие в боевых действиях. Если поначалу главным стимулом саморазвития и проявления в науке было создание защитной оболочки, то после появления первых результатов его уже захватил азарт достижений, снедала жажда доказать свою значимость, причем все это развивалось на фоне флегматичности и склонности к продолжительным размышлениям. Показательно, что уже через три года молодой специалист приступил к написанию диссертации, а после ее защиты оказался включенным в очень немногочисленную группу ученых по разработке термоядерного оружия. Но этот молодой первопроходец, мечтавший стать жрецом большой науки, испытывал и иные, сугубо земные влечения. Потому‑то он и обратил внимание на необразованную, застенчивую и ласковую, как его собственная мать, девушку. Не менее показательно, что в любви он ей признался письменно (привык так излагать мысли), сразу предложив создать семью.

Первая жена Сахарова в своей земной простоте и слепом следовании неумолимому циклу жизненных обстоятельств была удобной и уютной для организации брачного союза. И в этой же заурядности заключалась ее привлекательность, потому что на самом деле такая женщина и была необходима ему, витающему в облаках и опускающемуся до уровня земного лишь тогда, когда жена ненавязчиво потянет за веревочку. С нею можно было весело вскапывать картошку, дружно растить детей, она абсолютно не мешала размышлениям о глобальном. Напротив, заботливо ограждала его, непрактичного и неприспособленного к обитанию в непонятном мире с его скоротечными и меняющимися эмблемами. Прожив с женой вместе более четверти века, он бесконечно привязался к ее неподражаемым добродетелям, прирос к семейному очагу, по отношению к которому по традиции отца и деда испытывал глубочайшее чувство ответственности. Но даже трое детей – результат этого библейского брака – вскоре подтвердили реальное отсутствие духовной связи; все погибло, обрушилось со смертью жены. Ничего не было передано детям, унаследовавшим материнское земное и отдалившимся от чудаковатого отца с его вечным сосредоточенным взглядом ввысь, поверх людей.

Духовного в этом браке не просматривалось; он держался на внутренней ответственности и советском идеологическом долге обоих партнеров, безмерном уважении и бесцветном совместном быте. Трудно сказать, была ли в нем страсть, ибо страстью он, кажется, вообще не был озабочен, а ей как женщине не пристало выказывать свою чувственность слишком откровенно. Такой нескладный век был, социалистический. Тем не менее, Андрей любил Клавдию с ее неиссякаемым человеческим теплом и энергией, отдаваемой семье. Но она не была и не могла быть его «половинкой»; в основе их союза лежала вековая традиция. Эта тихая и спокойная женщина, не ведающая о существовании на свете иного пути, нежели тот, который предлагал прикованному к земле некогда прекрасному полу узкий коридор социализма, так же безропотно, как сотни тысяч, даже миллионы других, скончалась, сраженная безжалостной опухолью – болезнью хаотичного века, роковой отметиной зашедшей в тупик цивилизации.

Духовное же возрождение, новый этап роста личности он пережил только с новой спутницей, Еленой Боннэр, с которой познакомился уже в зрелом возрасте. Когда они связали свои судьбы воедино, ему было сорок девять, ей – сорок семь. «Их представили друг другу в Калуге, на очередном правозащитном процессе. Энергичная деловая женщина и застенчивый засекреченный академик. Она была пять лет как разведена. Он – два года как вдовец» – так описала положение вещей Ольга Кучкина. Впрочем, если точнее, то на момент встречи со дня смерти Клавдии минуло полтора года, а на момент регистрации нового брака – почти два с половиной.

Их взгляды на брак были схожи: та же ответственность, тот же долг. Но если Сахаров по характеру был мягок и покладист, в семейном плавании склонен к лавированию между рифами, то Боннэр была максималисткой, не терпела полутонов и недомолвок. Это являлось следствием все той же, вынесенной из ущемленного детства, ожесточенности.

В то время, когда Андрей Сахаров с группой ученых подошел к созданию нового оружия, его будущая «половинка» окончила мединститут и начала работать врачом. Она и тут сумела отличиться, ярко выделяясь из круга сотрудников нестандартными решениями, явно мужским складом ума и каким‑то прожигающим, кумулятивным характером. Несколько лет Елена Боннэр даже пребывала в рядах коммунистов. Но очень скоро вышла из партии добровольно, объявив «пребывание в ее рядах несовместимым со своими убеждениями».

В ее личной жизни, как и в социальной, присутствовало упорное стремление к безраздельности и безальтернативное™, даже упрямству, в основе которого, наверное, лежал сбой внутренней программы, вынужденно развитая склонность к подмене ролей. Она выжила благодаря мужской роли на этой сцене в первом акте жизни и поэтому испытывала тайное стремление к ее продолжению. Жизнь была неумолима, приучала к потерям, учила двигаться без сомнения, как локомотив по рельсам. Сцепив зубы, как всегда, она пережила потерю первой любви: Сева Багрицкий, сын известного поэта, погиб в ходе той войны, охватившей все гигантским ураганом. Потом, через пять лет после войны, был второй избранник – Иван Семенов, от которого она родила дочь и сына. Привыкшая к активности и риску, она не успокаивалась: успела побывать в Ираке (выполняя миссию от Минздрава СССР), поработала преподавателем в медучилище в Москве. Шквальный характер и принципиальность стали причиной развода с мужем, в котором она не ощущала необходимого огня, движения вперед, личностного развития. Время зрелости подталкивало ее к более точному выражению убеждений, ей все время не хватало динамики, было тесно в существующем пространстве. Отсюда жажда к литературной работе: Елена начала сотрудничать сразу с несколькими изданиями: журналами «Нева» и «Юность», газетами «Медицинский работник» и «Литературная газета», со Всесоюзным радио. Показательна чуткость ее памяти, свидетельствующая и о тонких эмоциональных переживаниях: с этим связано ее участие в сборнике «Актеры, погибшие на фронтах Отечественной войны» и в издании книги Всеволода Багрицкого «Дневники, письма, стихи».

И вот знаменательная встреча с Андреем Сахаровым. За сдержанной интеллигентностью ученого она наконец почуяла гигантский масштаб личности, крупный дух, готовый на сильное самовыражение. Елена была покорена рельефностью и космическим масштабом его мышления; с такой силой можно было идти рядом рука об руку и совершенно не бояться мести кровавых вассалов правящей верхушки, которые когда‑то так безжалостно истребили ее семью. С такой известной и авторитетной фигурой, как Сахаров, и «люди в штатском», и их предводители уже не казались такими могущественными. Самому же Сахарову, всегда такому медлительно последовательному, лишенному горячности и сумасбродства авантюриста, импонировали ее одержимость и фанатичная страсть к публичному выражению идеи. Он был колосс науки, но одновременно человек, побаивающийся реальности; в ней же он почувствовал колоссальную энергию, отвагу воина и… соскучившуюся по нежности женщину. Достаточно смелый для открытой критики власти, он вместе с тем был слишком мягким и женственно интеллигентным, слишком долго обитал в тени; он даже обидчику своему однажды дал пощечину вместо хорошего тычка в челюсть. В очерках о совместной жизни Андрея Сахарова и Елены Боннэр слишком мало говорится об интимной стороне их совместной жизни; и все же нечто недосказанное, некоторые обрывки фраз позволяют предполагать, что, поставив во главу угла отношений духовную надстройку, они сумели найти друг друга и в том манящем полумраке желаний, который обволакивает истинно любящих мужчину и женщину. Возможно, это познание было недолгим в силу возраста и не слишком крепкого здоровья, но то, что их любовь оказалась многослойным «пирогом», не вызывает сомнения.

Их психоэмоциональное соответствие друг другу было слишком очевидным, чтобы его игнорировать. Оба, хотя и общались с окружающими по‑разному, были глубоко социальными существами. Даже со своей неизменной склонностью к одиночеству Сахаров томился ожиданием подобной встречи. Его опала уже началась, хотя еще без яростной травли и широкого размаха; его хлесткие для режима «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» уже шагали по миру, смущая самые заскорузлые и забитые партийным мусором головы. Советские лидеры уже узрели в щуплом академике сильного и уверенного противника и начали формировать облик врага народа. Насколько усилили его привлекательность три звезды Героя социалистического труда, присвоение Сталинской и Ленинской премий, слава легендарного академика, открыто бросившего вызов режиму? Разумеется, тут сложно провести четкую границу в восприятии образа академика Еленой Боннэр. Но кажется неоспоримым, что все эти «аргументы прошлого» позволили ей спрогнозировать общее будущее, совместную канву борьбы и тот уровень, на который они при объединении смогут рассчитывать. В их биографиях до встречи не было ничего, что одним из двоих воспринималось бы как нечто несущественное, и в этом также один из секретов успеха этого зрелого союза.

Опять же стоит подчеркнуть чувство ответственности, которым были пронизаны их отношения. Он, в силу мощи интеллекта, ощутил на себе вспышку озарения и уже оказался не в состоянии не высказаться, не испить чашу внутреннего долга, зова совести. Она получила возможность доказать, что режим необоснованно уничтожал людей, в том числе ее родных! Сам Андрей Сахаров так описывает трансформацию собственного сознания и участие в борьбе его жены: «Я не родился для общественной деятельности… Судьба моя оказалась необычной: она поставила меня в условия, когда я почувствовал свою большую ответственность перед обществом, – это участие в работе над ядерным оружием, в создании термоядерного оружия. Затем я почувствовал себя ответственным за более широкий круг общественных проблем, в частности гуманитарных. Большую роль в гуманизации моей общественной деятельности сыграла моя жена – человек очень конкретный. Ее влияние способствовало тому, что я стал больше думать о конкретных человеческих судьбах. Ну а когда я вступил на этот путь, наверное, уже главным стимулом было стремление оставаться верным самому себе, своему положению, которое возникало в результате чисто внешних обстоятельств».

Так была сформирована миссия отверженных, в которой – и это вполне очевидно – идеологом выступал Андрей Сахаров, а ответственным за практические формы борьбы была Елена Боннэр. Он засматривался ввысь, вырабатывая стратегию, она вплетала в нее цепь необходимых тактических шагов. Как когда‑то на фронте, она постоянно оставалась на линии огня, готовая и оказать мужу любую помощь, и, подобно телохранителю, закрыть его собой. А камнепад не заставил себя долго ждать; их союз подвергся тяжелейшим испытаниям и выстоял, как то маленькое гибкое деревце на ураганном ветру, которое низко пригибается к земле, но не ломается благодаря своей гибкости.

Именно в духовной миссии была заложена сила их связи, мощь незримая, неподкупная и неодолимая. Миссия была превыше всего, важнее родителей и детей, она связывала навечно, как единственная форма достижения личностного развития, как неумолимая петля для двоих, которую добровольно накидывают на шею лишь преданные идее люди. Верность миссии и идее стали основой преданности друг другу, желания идти до конца в выбранном направлении. В силу целого ряда факторов и комплексов, вынесенных из детства, это направление идеально подходило обоим. А отличалась их общая миссия от множества других тем, что была угрожающе опасна, сулила не радость успокоения, а разделенные страх и горе, а может быть, даже смерть. Но чем круче склон, по которому они карабкались, тем внимательнее страховали они друг друга, тем крепче становилась их связь, яростнее борьба, цепче хватка. Миссия, кроме прочего, предусматривала постоянное общение, выработку планов борьбы, коррекцию действий и, в конце концов, оттачивание самой идеи. Пожалуй, выработка такой усложненной формулы – идеи – неожиданно выдвинутой Андреем Сахаровым теории конвергенции – явилось плодом совместных усилий, общего сосредоточения. А можно ли представить себе большее счастье для мужчины и женщины, чем абсолютная поглощенность друг другом?! В сформированной ими миссии содержится еще один секрет счастья – самодостаточность личностей супругов. Каждый являлся одновременно и ведущим и ведомым, но смена ролей происходила гармонично и подчинялось общему благу. Каждый из двоих представлял собой энергетический вихрь, движитель, претендовал на то, чтобы называться символом их борьбы, но, по сути, они были также необходимы друг другу, как генератор, порождающий необычный, новый вид энергии, и шестереночный механизм, который преобразует ее в понятную мощь, выводя во внешнее пространство. Он, конечно, являлся генератором, она же выполняла еще более сложную функцию преобразователя.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-26; просмотров: 178; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.233.221.42 (0.009 с.)