Управление фбр, офис по Г. Нью-йорк

Июня 2002 года

 

Припарковаться в Нью-Йорке в любой день и час – большая проблема, но на Федерал-Плаза эта проблема стояла особенно остро. Только полный идиот мог додуматься поместить рядом столько присутственных учреждений как федерального, так и местного значения. Причем там, где места для парковки и так не хватало. В конечном итоге они припарковались в шести кварталах от нужного им офиса, да и то с нарушением правил – прямо под знаком. Мак-Дугал достал специальную карточку «ФБР», еще старую, потому что в антитеррористической оперативной группе изготовлением таковых пока не озаботились, сунул под стекло так, чтобы было видно. Если этого не сделать, возвращаясь, обязательно найдешь под дворником ветрового стекла квитанцию о штрафе. Впрочем, ее и так можно найти, потому что город Нью-Йорк находился в довольно конфликтных отношениях с федеральным центром, и это несмотря на то, что мэр был республиканцем. Связано это было с какими-то сложными межбюджетными отношениями, а выливалось в то, что копы федеральных учреждений платили штрафы, оставляя машины припаркованными в неправильном месте, в том числе и по служебной надобности. Оставалось надеяться только на корпоративную солидарность копов – что «не заметят» свою машину.

Оставив машину, Мантино и Мак-Дугал влились в плотный поток толпы, текущей к Федерал-Плаза…

Лейтенант полиции слишком долго проработал в полиции и слишком мало в антитеррористической группе, чтобы думать о себе как об агенте. Рикардо Мантино хоть и прожил в Нью-Йорке мало времени, ему этот город всё больше и больше нравился. Удивительно, но в нем концентрировалась какая-то энергия, ее было настолько много, что она буквально била ключом. Эта энергия не была ни доброй, ни злой – она давала каждому то, что он хочет, и каждый мог превращать ее в добрые или злые дела. Это было видно по всему: по автомобильному движению, резкому и нервному, с постоянным использованием клаксона, по пешеходному движению – привычный к вашингтонской неторопливости Мантино не сразу подстраивался под темп движения толпы. В Вашингтоне передвижение с такой скоростью считалось бы почти бегом. Это касалось и общения с людьми – ньюйоркцы были приветливо нетерпеливыми… да-да, точно так. В общем, «если я пробьюсь здесь – я пробьюсь в любом другом месте». [285]

В здании полевого офиса ФБР на Федерал-Плаза их встретила тишина: здание было на удивление чистеньким, хорошо обставленным и отремонтированным. Немалую роль тут сыграл Джулиани, бывший прокурор, в течение двух сроков бывший мэром Нью-Йорка и за это время почти полностью преобразивший город. Именно благодаря Джулиани в городе, который длительное время был оплотом демократов, вот уже третий срок мэрское кресло оставалось за республиканцами.

Агент ФБР, который должен был ввести их в курс дела, ждал их на первом этаже.

– Привет, Кайл… – Мак-Дугал протянул руку. – Рик Мантино, мой новый напарник.

Кайл протянул руку и ему.

– Где раньше работали? – прищурился он.

– Заметно? Управление полиции федерального округа Колумбия.

– Почти коллеги, значит. Кайл Бреннан, специальный агент, отдел по борьбе с терроризмом. Пойдемте.

Комната, в которую он их привел на 23-м этаже, видимо, использовалась для допросов. Простой стол, несколько стульев, хорошее освещение, голые, оклеенные пластиковыми обоями стены…

На столе – распахнутый настежь чемодан из дешевых, разложенные рядком вещи – ничего особенного. Чуть в стороне – аккуратная пачка ассигнаций.

– Где его взяли? – Мак-Дугал протянул руку, и агент вложил в нее паспорт в темно-зеленой обложке. – В Ла-Гуардии?

– В Ки ИЭй. [286] Рейс из Бейрута, «Люфтганза», со стыковкой в Берлине.

– Откуда узнали про Бейрут?

– Билет сквозной.

– Понятно…

Мак-Дугал передал паспорт Мантино, тот взял, мельком просмотрел.

– Это что – на русском?

– Да. Паспорт подданного персидского монарха. Перса, короче. Мы здесь зачем?

Бреннан пожал плечами.

– По сути, нам не за что его задерживать. Если он вам нужен, забирайте. Если нет, мы его просто выпустим.

– Как его взяли? За что?

– Случайно. Парень, который проводил досмотр, из новеньких. Сам понимаешь, хочется отличиться. Он зацепился за две вещи. Первая – пачка денег в чемодане…

– Сколько?

– Четыре тысячи сто с мелочью.

– И что с того? [287]

– Он подумал, что вряд ли человек будет возить деньги в чемодане, ведь давно известно, что с ручной кладью в аэропортах проблемы, она часто пропадает. Второе – его привлекли сами купюры, те, что по сто баксов.

– Можно?

– Да… Отпечатки снимать бессмысленно.

Тем не менее Мак-Дугал обернул руку платком, достал из перетянутой резинкой пачки две купюры достоинством 100 долларов каждая, протянул одну из них Мантино. Лейтенант посмотрел купюру на свет, погладил пальцем – водяные знаки и металлическая лента есть, бумага тоже плотная, такая, как обычно используется на печати ассигнаций, рельефный шрифт есть. Вроде как настоящая…

– На экспертизу не отдавали?

– Нет. По-моему настоящая.

– Так в чем же дело?

– Дело в пачке. Четыре сто. Из них тридцать шесть – новенькие купюры по сто баксов каждая. Откуда в Персии купюры по сто баксов?

– Господи, наменял в Берлине при пересадке.

– И все новые?

На самом деле сложившаяся ситуация как нельзя лучше иллюстрировала влияние человеческого фактора, того самого, из-за которого срываются сложнейшие операции. Купюры и в самом деле были фальшивыми. Их напечатали в специальном подразделении САВАК, которое занималось подделкой денежных знаков других государств (за исключением русского рубля, которого у персидского монарха было и так более чем достаточно) по личному указанию шахиншаха Хосейни. Дело было вот в чем: по вассальному договору Российская империя расплачивалась за нефть, газ, другие полезные ископаемые Персии русскими рублями, которые не конвертировались. Это было сделано с тем расчетом, что персидский шахиншах был вынужден тратить эти рубли в России же, покупая автомобили, железнодорожный подвижной состав, самолеты, станки, заказывая прокладку дорог и строительство энергоблоков атомных электростанций. Тем самым давалась работа всем русским людям, загрузка промышленности заказами. Кроме того, русская разведка получала возможность за счет этого контролировать финансовые потоки шахиншаха и понимать, что и где закупается. В то же время шахиншаха эта ситуация кардинально не устраивала, ему нужны были неподконтрольные денежные потоки и в больших количествах. Ему нужна была валюта западных стран. Вот он и наладил ее производство. Станки для печатания денег были закуплены в России, якобы для печатания персидского тумана – национальной валюты. Но печатали они не только туман, и об этом мало кто знал.

А тут получилось и вовсе донельзя просто. Группа «печатников двора шахиншаха» наладила канал похищения отпечатанной валюты – небольшой, но стабильно работающий. В дело были замешаны сотрудники САВАК. У одного из тех, кто работал в подпольном печатном дворе и имел доступ к фальшивым деньгам, был брат. И брат этот имел отношение к сверхсекретным программам подготовки и отправки агентуры.

Вот и получилось. Агентуру готовили профессионалы, учившиеся у русских. Они дали рекомендации насчет денег – пачка из подержанных купюр разного достоинства, обязательно суммой где-то тысячи четыре долларов, не больше. Ни в коем случае не фальшивки, какими бы совершенными они ни были, только настоящая валюта. Однако братьев обуяла жадность, к тому же один из них заверил другого, что фальшивки имеют настолько высокое качество, что их вряд ли отличит даже экспертиза. Вот они и подменили большую часть выданных «на оперативные нужды» долларов САСШ на фальшивки и отдали их переправляемому в Штаты агенту. А настоящие взяли себе.

 

– Он что-то говорит?

– Нет.

– Требует адвоката?

– Нет. Просто сказал, что не понимает по-английски.

Мак-Дугал раздраженно вздохнул – дело мутное, перспективы не видно никакой. Нью-йоркская полиция просто свалила на них свое дерьмо…

– Ладно, пошли…

 

Неизвестный сидел в комнате для допросов, побольше той, откуда они пришли. Невысокий, чернявый, с неопрятной короткой бородкой, какой-то забитый на вид. Его допрашивали двое, неизвестный молчал, уставившись в стол.

– Долго так?

– Почти час.

«Феды» в допросной, работающие по принципу «хороший коп – плохой коп», начали терять терпение. Плохой коп вскочил и начал ходить по кабинету, чтобы успокоить нервы.

– Почему без переводчика? – спросил Мантино.

– Ему не нужен переводчик, – отозвался Мак-Дугал, стоящий у большого панорамного окна с односторонней видимостью, – он все отлично понимает.

– Вот как?

– Да. Я по его глазам вижу – он реагирует.

В комнате, где находились они втроем, открылась дверь, заглянул еще один джимэн.

– Кайл. На минуточку.

Полицейский вышел.

– Что будем делать? – спросил Мантино.

– Черт его знает. Задержать его мы не можем, ты это понимаешь не хуже меня. Но что-то тут нечисто. Надо отдать купюры на экспертизу.

– Они настоящие.

– Мало ли…

В кабинете снова появился полицейский Бреннан.

– Вы не поверите?

– Адвокат?

– Хуже. Борух Михельсон.

– О черт…

По тому, как помрачнел Мак-Дугал, Мантино понял – происходит что-то экстраординарное.

– Что происходит?

– Борух Михельсон! – с раздражением ответил Мак-Дугал. – Жирная русская скотина. Худший из уголовных адвокатов Нью-Йорка, худший для нас. Кто нанял этого кровопийцу?

– Идите да сами у него спросите.

– Нашел дураков…

Они вышли из кабинета, снова поднялись на 23-й, где они уже были. Мак-Дугал достал из кармана пакет, снова очень осторожно носовым платком достал одну из стодолларовых купюр и положил в пакетик для доказательств. Затем достал из своего бумажника такую же стодолларовую купюру и положил на место изъятой.

– Все, теперь пошли.

Коротенький, толстый, почти лысый Михельсон в ожидании клиента раздраженно курил в комнате для посетителей. Пальцы его были увешаны изрядным количеством золотых перстней, остатки волос на монументальном черепе обильно умащены бриолином, дорогущий костюм с лондонской Сэвилл-Роу обсыпан пеплом.

– Рад вас видеть, господин Михельсон… – спокойно произнес Мак-Дугал, входя в комнату.

Михельсон повернулся от окна.

– Зато я не могу сказать того же самого про себя. Вас выгнали из ФБР, Мак-Дугал?

– У вас неправильная информация. Я просто перешел на другую работу.

– Дело ваше. Где мой клиент?

– Кто именно, сэр?

– Рафья Латиф. Вы незаконно задержали его в аэропорту сегодня.

– Он ваш клиент, Михельсон? Вы можете показать нам соглашение об оказании юридической помощи? – вступил в разговор Бреннан.

– Черт, если я говорю, что он мой клиент, значит, он мой клиент! Ведите его сюда немедленно или пожалеете, что на свет родились! Будете всю оставшуюся жизнь штрафы на улицах за неправильную парковку выписывать!

– Сэр, мы не знаем, ваш ли он клиент.

– Вы обязаны предоставить ему адвоката! Это право предусмотрено Конституцией! Вам что, надо, чтобы я позвонил судье Ковачу и попросил его пнуть, как следует, ваши жирные задницы, чтобы вы зашевелились?

Кто бы говорил про жирные задницы. Черт…

– Хорошо, сэр, – ушел от конфликта Мак-Дугал, – ждите.

Втроем они вышли из комнаты.

– Сукин сын… – выругался Бреннан.

– Мы его забираем, – сказал Мак-Дугал.

– В смысле?

– Выпускайте его. Мы за ним проследим. Если купюра фальшивая, появится повод для ареста.

– Ой ли? [288]

– Он же деньги привез сюда, чтобы тратить, так? Как только он потратит первую же купюру и мы это зафиксируем, появится повод для ареста. Сбыт фальшивых ассигнаций. Либо сами раскрутим, либо отдадим Секретной службе, пусть крутят они.

– Хорошо.

– И попробуйте задержать Михельсона. Попросите его оформить бумаги лично. А мы подхватим Латифа. Сообщи, когда он будет выходить, хорошо?

– Вызовем подмогу?

– Сами справимся. Вон, смотри!

 

У тротуара был небрежно припаркован роскошный «Даймлер», под лобовым стеклом уже красовалась квитанция на штраф.

– Машина Михельсона.

Мак-Дугал воровато оглянулся, потом, проходя мимо, смачно харкнул на лобовое стекло…

– Внимание, он выходит!

Мак-Дугал поднес сотовый телефон к уху.

– Спасибо…

Решили работать вдвоем – Мантино следит пешком, Мак-Дугал на машине, потому что он лучше знает улицы Нью-Йорка. В принципе, ни одного из них объект не видел и не знал, так что могло прокатить.

Связываться между собой решили по рациям, благо у них у обоих были гарнитуры для связи «hands-free», такие же, как на сотовых. Если объект будет уходить на метро, где рация не берет, есть сотовые…

Латифа они едва не пропустили, он был невысоким и неприметным, не выделялся в толпе, наоборот, толпа маскировала его. Выйдя из небоскреба на Федерал-Плаза, он огляделся, потом довольно быстро пошел по Уорт-стрит по направлению к знаменитому Бродвею. Мантино, оставивший из-за жары пиджак в машине, последовал за ним.

Подозреваемый – Мантино не знал, в чем его можно подозревать, но привычно называл его подозреваемым, – спешил непонятно куда. И этим выдавал себя. Если бы он подстроился под движение толпы, рано или поздно Мантино бы его потерял. Для слежки в густонаселенном городском районе нужна бригада – семь человек и три машины, но никак не двое. И если бы подозреваемый был местный, «стряхнуть хвост» для него тоже не составило бы проблемы, потому что Мантино был новеньким и не знал город. Но он спешил, он выделялся, и Мантино довольно уверенно вел его.

Вышли на Бродвей – он бы с удовольствием прогулялся по нему в более спокойной обстановке, но было не до этого. Латиф еще прибавил ход, он почти бежал…

– Он уходит!

– Вижу. Не торопись.

Прибавил и Мантино – Латиф бежал, не видя его, но в плотном людском потоке бежать было затруднительно, и тем самым он только выдавал себя.

– Он бежит к Сити-Холл!

Метро!

– Понял, координируй.

И тут Латиф пропал. Просто исчез из колышущегося людского моря. Мантино прибавил ходу, думая, что тот рванул бегом ко входу на станцию.

– Я его потерял!

И вдруг истошный визг резанул осколком стекла по и так напряженным нервам…

– Полиция! Полиция, пропустите!

Расталкивая локтями взбудораженную толпу, Мантино пробился к тому месту, где уже закручивался людской водоворот. Какая-то женщина – видна была лишь ее обтянутая брюками объемная задница – вопила, как пожарная сирена.

– Полиция! Отойдите, полиция!

Рафья Латиф лежал на грязном асфальте тротуара на животе – маленький, скорчившийся, сломанный. Руку он держал прижатой к животу, и из-под него уже растекалась насыщенно-багрового цвета лужица.

Мантино рывком перевернул умирающего на спину, склонился над ним, глядя в побелевшие от боли глаза. Машинально прижал два пальца к нужному месту на шее, уловил слабую, прерывистую пульсацию.

– Кто? Скажи мне, кто?

Умирающий что-то сказал – что именно, Мантино потом не вспомнит, – на непонятном гортанном языке, потом по его телу прошла судорога, другая…

Всё…

– Сэр… – снизу, со станции поднялись полицейские.

– Оперативная группа! – Мак-Дугал с ходу бросился на полицейских. – Это наше дело. Обеспечьте охрану места преступления!

– Сэр, вообще-то он был на станции метро, – сказал один из полицейских.

– Он не вошел в нее, это федеральное дело! [289]

Мантино поднял голову, огляделся по сторонам. Чемоданчика, с которым Рафья Латиф прилетел из Берлина, не было.

– Мак, чемодан! Надо перекрыть станцию. Убийца забрал чемодан!

Копы из Метрополитан полис посмотрели на него со смешанным выражением сострадания и раздражения. Еще один федеральный придурок… сколько их развелось, а вот простую работу копов делать никто не хочет.

– Сэр, как вы это себе представляете? – скептически спросил старший из копов. – У меня тут пара тысяч человек в минуту проходит, а в час «пик» и того больше…

 

 

12

Баграм

Июня 2002 года

Дневниковые записи

 

Кажется, я начинаю всё ненавидеть…

Врач, осмотрев меня, сказал, что несколько дней надо оставаться на базе. Оставаться на базе – это значит лежать, читать Чосера при свете лампочки в бетонном склепе, все украшение которого – это кровати, шкафчики да несколько постеров с голыми телками, приклеенных для оживления обстановки. Черт, мы, как крысы, прячемся в норах от обстрелов. Когда падает мина, всё чуть заметно вздрагивает, и ты тоже вздрагиваешь. Кстати, обстрелов тут не так много, как рассказывают. Местные – не дураки, они знают, что мы засечем огневую позицию радиолокатором и через минуту-две они получат ответный гостинец калибра шесть дюймов с воздушным подрывом. Поэтому они делают один-два выстрела из миномета и меняют позиции. Минометы здесь самодельные, сооруженные из куска трубы, их хватает на один-два раза. Мы их заливаем бетоном и выкладываем из них дорожки.

Вчера не сдержался, дал по морде одному парню, который посмел высказаться о нашей семье. Этот парень родом из Индии и не имеет никаких представлений о правильном, достойном джентльмена воспитании. Сейчас немного стыдно оттого, что я ударил, не предупредив, и от неожиданности он не смог ответить. Но если бы майор не встал между нами, не знаю, что было бы. Мне вынесли устное порицание и назначили три наряда по кухне после того, как поправлюсь.

Мы всё-таки вылезаем из своих нор. Когда заканчиваются полеты, мы вылезаем из этих проклятых нор и устраиваем прямо на поле игру в футбол. Или соккер, как называют ее заокеанские кузены. Я не знаю, зачем мы это делаем, может, для того, чтобы доказать всем, что мы еще живы? Но что можно доказать горам, плюющимся в нас смертью?

Мне пока нельзя играть, я просто наблюдаю. Хотели еще сыграть в крикет, но пока у нас нет ничего для этого. Мяч и тот едва раздобыли.

А сегодня утром привезли Джима. Черт, я его едва узнал. Он всегда был бесшабашным и бесстрашным, помню, как мы лезли через забор в школе для девочек. Этот чертов забор, его поставили специально для таких, как мы. Высотой десять футов, и еще у этого проклятого забора наверху пики, словно у копий, очень острые. Джим тогда посмотрел на нас и сказал: ну что, слабо? А потом полез первым. И пропорол руку. Черт, его рука была пробита насквозь этой пикой, но он не закричал, он высвободил руку и спустился вниз. Потом мы его кое-как перевязали и пошли обратно, ведь до корпуса было четыре с лишним мили. Утром он вышел на построение, и если бы мистер Блумингдейл не обратил внимания на следы крови на форме, ничего бы не открылось. А когда Джимми спросили, с кем он это все затеял, он сказал: я был один, сэр! Вот так вот.

Я был один.

А теперь эти твари убили его. Господи, как я их ненавижу! Я знаю, что враг есть враг, но как их можно наказать за то, что они убили Джима? Они боятся нас, они боятся открытых столкновений с нами, они знают, что мы сильнее, и тогда они бьют в спину, бьют из-за угла. Они обстреливают нас из минометов, чтобы напомнить нам: вот мы! Мы здесь! Мы никуда не уйдем, мы будем наносить удар за ударом, пока не добьемся своего! Они подкладывают мины и фугасы на дороги – подлая, злая война войн трусов и убийц. На таком фугасе и погиб Джим – майор сказал, что он проявил неосторожность, и я кинулся на него с кулаками за это. Чертова осторожность!

Я знаю, что это делают русские. Проклятье, зачем они это делают? Неужели они не могут сразиться с нами в открытом бою? Почему бы не выйти – нам против них. Кто бы ни погиб в этих боях, он погибнет достойно, как солдат, видя своего врага и имея возможность ответить! Они кричат на весь мир о своей храбрости, но на самом деле они подлые трусы, вот что!

Как я их ненавижу!

 

13

 

Бруклин, Нью-Йорк

Июня 2002 года

 

Весь остаток прошлого дня у них заняло оформление дела Рафьи Латифа. Сначала прибыли CST, Crime scene technicians, специалисты по сбору доказательств. [290] Честно пытались что-то найти, для этого едва не остановили движение на станции, но у них ничего не получилось. Пока хотя бы минимально перекрыли движение – по месту преступления прошло не меньше сотни человек, затоптав все, что только можно. Потом прибыли коронеры (OCME, Office of Chief Medical Examiner, офис главного медэксперта, так они назывались), немного полаялись – но труп забрала всё-таки CSI, поскольку в перспективе это дело виделось федеральным. Потом прибывший на место лейтенант полиции Нью-Йорка быстро вразумил подчиненных и заявил, что если федеральная структура имеет желание расследовать это дело, то он, лейтенант Реймс, ничего не имеет против этого. Надо – берите, расследуйте. Тем более – никаких перспектив, типичный CCF. [291] Копы эти дела называли витиевато: «Может быть, когда-нибудь мы и узнаем, кто это сделал». Ни один из опрошенных свидетелей не смог ни дать описание убийцы, ни заметить даже сам момент убийства. Надежды возлагались на камеры – дабы защитить имущество метрополитена от актов вандализма, везде понаставили камер. Но здесь их ждало самое большое разочарование. Камера была разбита, причем разбита она была буквально перед самым происшествием, повреждение камеры даже не успели зарегистрировать. Камеру сняли и отправили на экспертизу, труп Латифа увезла служба коронера на вскрытие. Внутри здания станции камера работала, но она могла дать только несколько тысяч возможных подозреваемых – и то, если убийца шел из метро или, наоборот, скрылся в метро. Поток людей был предельно плотный, центр города. Тем не менее пленку изъяли и отправили на экспертизу. Суть этой экспертизы заключалась в том, что особо мощный компьютер должен был построить фотороботы всех тех, кто прошел через вестибюль станции от плюс пяти до минус пяти минут до трагедии (взяли такое время, потому что убийце нужно было время сориентироваться) и попытаться опознать в одном из этих лиц известного террориста или подозреваемого в терроризме. Работа была аховая и, скорее всего, должна была закончиться ничем.

На утренней оперативке они не смогли сказать ничего толкового по этому делу и в результате получили нагоняй. Дело повесили на них – сами вляпались, сами и расследуйте.

Мак-Дугал просидел всю утреннюю оперативку мрачный, как туча, но ничего не сказал. Потом, сделав несколько звонков, начал собираться.

– Поедешь со мной… – бросил он, ничего больше не разъясняя.

Путь их лежал в знаменитую CSI, [292] куда отвезли разбитую камеру, потом надо было зайти в морг – там сейчас лежал на вскрытии (должны были уже вскрыть) их труп. Потом, как туманно объяснил Мак-Дугал, надо было встретиться с одним человечком…

 

В CSI – ею пользовались и сотрудники АТОГ по межведомственному циркуляру, обычно их задания ставили в самый конец очереди, но Мак-Дугал имел там какие-то связи и знакомства, и его запрос исполнили быстро, – они поднялись на нужный им этаж, зашли в канцелярию. Оттуда их послали в баллистику.

– Иеремия… – громко сказал Мак-Дугал, без приглашения толкая дверь, – чем порадуешь меня на сей раз?

Иеремией звали здоровенного, под два метра негра, который накинул халат на плечи, потому что нормально надеть его был не в состоянии. Лаборатория была большая, в закрытых шкафах, часть из которых с окнами-витринами, оружие было в количестве, достаточном для того, чтобы вооружить пехотный батальон. На большом столе для исследований царил беспорядок, много бумаг, стоял компьютер и два монитора – один подключенный к электронному микроскопу.

– А тебе-то чего понадобилось? – сказал негр с певучим южным акцентом, не вставая со стула и не оборачиваясь.

– Дело по разбитой над станцией метро видеокамере – мое. Сказали – тебе отдали.

– Твое? АТОГ гоняется за хулиганами?

– Там человека убили. Что скажешь?

– Скажу, что это всё мне очень нравится. О-о-чень нравится.

Негр развернулся к ним, и Мантино увидел, что левой ноги у него нет, а вместо нее протез. Биомеханический, но всё-таки заметно.

– Служба в Мексике здоровья не добавляет, мистер… – насмешливо произнес негр (и что, интересно, тут смешного?).

– Рик Мантино. Мой напарник.

– Давно?

– Со вчерашнего дня. Так что там насчет камеры?

– Камера, – негр сделал эффектную паузу, – камера, господа, разбита, и разбита она выстрелом.

– Выстрелом?! – переспросил МакДугал.

– Вот именно. Выстрелом. Причем из очень необычного оружия.

Негр порылся в столе, достал пакетик, протянул им.

– Когда-нибудь встречались с таким?

Пуля была необычной формы и необычного, очень малого калибра.

– Нет.

– А я встречался. Но только один раз. В девяносто девятом году какая-то русская фирма представила в Лас-Вегасе [293] совершенно новое оружие. Промежуточное между огнестрельным и пневматическим. Идея довольно проста – в любой пистолет мы заряжаем патроны и стреляем. В патронах есть порох, за счет его энергии при взрыве происходит выстрел. Но русские поступили умнее – они сделали патрон, в который вместо пороха закачивается сжатый воздух. Сам патрон получается очень дорогим, но, в отличие от патрона к огнестрельному оружию, этот выдерживает сотню выстрелов, и его можно накачать обычным насосом с переходником. В итоге сам выстрел получается дешевле. Они представили несколько видов патронов, причем, что самое удивительное, некоторые из этих патронов по конфигурации точно соответствовали распространенным винтовочным калибрам. Таким образом, Джо Сикс-Пак мог купить у них такой патрон к «ремингтону» плюс насос и стрелять, к примеру, уток. Или мелких вредителей.

– И выстрел получается совершенно бесшумным.

– Именно! Ты не услышишь его, даже если стоишь рядом! А при дульной энергии в двадцать пять джоулей, как на мощной пневматике, – с таким оружием можно даже охотиться. Тогда же пошли разговоры, что русские разрабатывают еще более мощное оружие на этом принципе и лицензии на него продавать никому не хотят. Наши местные засуетились и подвели это оружие под общий бан. [294]

– Ты уверен в этом?

– Абсолютно. Эта пуля очень своеобразной формы, я вчера полдня просидел в Интернете, пытаясь понять, с чем имею дело.

Агенты АТОГ переглянулись.

– Ты можешь сказать, откуда и как был произведен выстрел?

– Снизу вверх, с расстояния около тридцати метров.

– Мощность?

– От пятидесяти до семидесяти джоулей. Пуля из очень прочного материала, с острым носиком – попала прямо в объектив, разбила его вдребезги.

– То есть это боевое оружие?

Негр покачал головой.

– Не совсем. Мощности всё-таки маловато. Хотя в опытных руках можно убить и из него.

Мак-Дугал странно фыркнул, это могло означать всё, что угодно.

– Когда будет письменное заключение?

– К вечеру пришлю.

– Если можно – сначала в электронном виде, на мой адрес.

– Да нет проблем, мэн, – на ниггерском сленге ответил Иеремия…

Получилось, что посещение экспертов не только не сняло их вопросов, но и поставило новые…

– Выходит, это были русские? – спросил Мантино.

Напарник пожал плечами.

– Черт его знает. Мы вообще не в курсе многого, что происходит у русских. Они не делятся с нами никакой информацией, у нас нет ни соглашения об обмене информацией, ни соглашения о выдаче преступников. По их законам, их подданный вообще не может быть выдан с их территории другим странам, что бы он ни совершил. Иногда они не выдают и наших граждан – для этого достаточно письменного заявления о том, что он желает, чтобы его дело рассмотрел суд Российской империи. И всё. Сколько я ни вел расследований, ни в одном из них не были изобличены русские в лице их каких-то государственных и полугосударственных структур. Не забывай, что после бана на русское оружие оно стало гораздо чаще встречаться в контрабандных поставках. Возможно, ввезли и это, тем более что у русских купить оружие даже проще, чем у нас. В общем, не стоит пока делать далеко идущие выводы.

 

Моргов Мантино навидался за свою жизнь – копам вообще приходится видеть не самые лучшие стороны жизни. Он до сих пор помнил, как на практике первый раз пришел в морг, и там как назло оказались жертвы с крупной аварии на кольцевой. Потом он несколько дней ходил пешком, и первую ночь после сего «приятного» зрелища не спал вообще. Поэтому местный морг его не удивил и не впечатлил – обычный кафель на стенах, обычные секционные холодильники с выдвижными полками, обычные столы для вскрытий, обычный циничный и немного насмешливый (иначе крыша съедет) персонал…

Рахья Латиф на столе для вскрытия казался еще более маленьким, еще более жалким, чем при жизни. Он лежал, распятый, на холодном металле, и лейтенант впервые поймал себя на мысли о том, что думает о нем. Это было одно из множества криминальных дел, которые он вел в жизни, он давно приучил себя не думать слишком много об этом, но сейчас он не мог не думать. Жизнь этого человека, так быстро и трагически оборванная кем-то, таила в себе кучу вопросов. Кем был этот человек? Что заставило его приехать в Штаты? Что он собирался здесь делать? Что он вообще мог сделать в этой жизни? Неужели он террорист?

Странно, но лейтенант представлял террористов совсем другими. Все североамериканцы представляли террористов немного другими. В их понимании это были нечесаные и дурно пахнущие громилы с автоматами, что-то орущие на незнакомом языке. Северная Америка не знала настоящего терроризма лет сорок, терроризм – это было что-то далекое, о чем рассказывает телевизор, перемежая картинки разорванных человеческих тел рекламой нового средства для чистки ковров. Терроризм – это Африка, это Восточные территории, это континентальная Япония. Всё, что угодно, только не САСШ. И даже тяжелейшая криминогенная ситуация, складывавшаяся с 80-х в ряде государств Центральной и Латинской Америки, приводила к росту чисто криминальных, но никак не террористических проявлений.

«9/10» стало холодным душем для всех. Несколько групп людей, молодых, родившихся и выросших совсем рядом с ними, североамериканцами, купили билеты и сели в самолеты. В самолетах они захватили пилотские кабины, развернули самолеты и направили их на здания, полные людей. Они не пытались каким-либо образом объяснить свой поступок, они не выдвигали никаких требований, они не собирались торговаться. Садясь в самолеты, они знали о том, что скоро умрут, и совершенно не стремились избежать этого. Они знали, что падение самолетов на здания вызовет гибель тысяч людей, и они пошли на это. Всё это настолько шокировало Америку, что обычные американские обыватели дали добро на «PATRIOT Act», на серьезное ограничение своих прав и свобод, на которое бы они никогда не согласились раньше – только бы вновь не повторился ужас «9/10».

А вот такой мог бы…

Маленький, непримечательный человечек. Не кажущийся опасным. Он и еще несколько. Несколько билетов, заказанных по Интернету. Рейс из аэропорта Нью-Йорка, Вашингтона, Лос-Анджелеса – господи, да для таких везде есть цели. Ножи для резки картона, связка ключей, при необходимости превращающаяся в кастет. Да просто голые руки…

– Привет, Марси…

Массивная дама в запачканном, несвежем халате вошла в секционную.

– Привет. Сто лет тебя не видела. Ты ушел из ФБР?

– Да… В АТОГ.

– АТОГ? Еще одна команда победителей, которую не судят?

– Нечто в этом роде. Познакомься – Рик Мантино, мой напарник. В прошлом – коп из столичного округа.

Марси подмигнула.

– Симпатичный.

– Да брось. Ты ведь замужняя дама.

– Ага. В шестой раз. Думаю, не последний.

– Не думай о себе плохо. Что скажешь о нашем клиенте?..

Клиента вскрыли не полностью – исследовали лишь рану и содержимое желудка. Полный комплект анализов сделан не был – только на наркотики. Везде сейчас экономили деньги, слишком много их уходило на войну.

– Что скажу о вашем клиенте… Ничего особенного. Удар ножом в живот, резкий и сильный. Тот, кто это сделал, знал, куда бить. Задета печень. Умер очень быстро.

– Опиши преступника.

– Выше его, и намного. На фут, может, даже больше. Правша. Сильный.

– Он делал это раньше?

– Да, безусловно. Удар сильный и хорошо поставленный.

– Опиши нож.

– Что-то длинное, узкое, обоюдоострое. Похоже на нож, который мы используем, чтобы колоть лед – типа «крысиный хвост», но длиннее. Нож острый и отлично заточенный.

– Кончик не откололся?

– Нет. В ране ничего нет. На вашем месте, ребята, если бы мне пришлось брать этого парня, я бы не подходила к нему близко.

Копы переглянулись – всё это было очень и очень серьезно. И Мак, и Мантино в прошлом брали преступников, причем один на один. Если ты знаешь, что от него ждать, ты наставляешь на него пистолет и выкрикиваешь команды. Если он не ложится, пытается сблизиться, ты в него стреляешь, места для героев тут нет, убийца, он и есть убийца. Если же ты не воспринимаешь преступника как опасного, ты можешь немного промедлить и в итоге оказаться в гробу. Дешевом, за государственный счет…

– Спасибо, Марси. А что ты скажешь про клиента? Желудок исследовала?

– Да, хотя и не должна была. Босс разорется, нам опять пытаются урезать бюджет.

– По вашему зданию не скажешь. И что ты там нашла?

– Ничего особенного. Кофе, хлеб, минеральная вода, и всё.

– И всё? – удивился Мантино, а Мак-Дугал наоборот посерьезнел.

– Интересно. Что еще?

– Можешь считать это моей догадкой, но, по-моему, кто-то обучал этого парня хорошо стрелять. Вся подушечка указательного пальца, словно каменная, старая мозоль.

– А плечо смотрела?

– Смотрела. Свежего синяка нет, но что-то есть.

Мак обнял даму, оказавшуюся рядом, та шутливо отбрыкнулась.

– И что бы я без тебя делал, Марси…

– Уж и не знаю… Возможно, не забывал бы купить цветы своей благоверной…

– Вот что верно, то верно. Пришли заключение в электронном виде на мой адрес…

– Эй, мальчики… – крикнула им в спину медицинский эксперт, доктор Марсия Уиттакер, – этого парня кто-нибудь заберет?

– Подержи его для нас, хорошо?

– Не больше десяти дней и только ради тебя! Мест нет!

– О’кей! Потом мы его заберем в лабораторию ФБР.

Уже в коридоре Мак-Дугал мрачно бросил:

– Верней, заберем прямо сейчас. Дело серьезнее, чем я думал.

– Парень сидел на жесткой диете. Ты об этом?

– Эта жесткая диета называется нафаиль. Дополнительный пост в исламе. В числе прочего пост держат те, кто собрался стать шахидом. То есть совершить террористический акт. Смертники встречаются всё чаще и чаще, в то время как еще пять лет назад о них не было слышно. Вдобавок он не знал, халяльная ли пища в самолете и в аэропортах, и потому ел минимум, только чтобы поддержать себя. Этот парень задумал что-то недоброе…

– По виду он не был способен на что-то недоброе. Может, попробуем выяснить, кто нанял этого жирного борова – адвоката?

– И не пробуй. Не отмоешься. Этот парень вхож в слишком многие кабинеты, и путь туда он устилает зелеными банкнотами. Лучше съездим и поговорим кое с кем.

 

В Нью-Йорке мусульман немного, и поэтому мечетей тоже мало. Больше было «исламских центров» – обычных помещений, которые снимали на пятницу и там вели беседы об исламе, об Аллахе, о Коране. В последнее время ФБР обратило внимание на то, что всё больше и больше новообращенных в ислам появляется в тюрьмах среди чернокожих. В 70-е–80-е чернокожие охотно становились анархистами и троцкистами, были даже подпольные террористические организации: «Черные пантеры» и «Власть черных». Но исламистов среди черных не было – вообще в Североамериканских Соединенных Штатах ислам не был популярен, первенство делили между собой протестантизм и католичество, причем в католичество переходило все больше и больше людей. А вот теперь исламисты появились, и что с ними делать, власти не знали. Но процесс этот, если взглянуть на то, что творилось в британской Индии, их не радовал.